ГЛАВА 14
{ДЖЕЙСОН}
Никаких фотографий, никакого телефона, никакого интернета. Меня выключили из сети.
Длинные коридоры, запертые двери, за каждой из них – узники. Люди, слетевшие с катушек. Люди, чьи родственники взглянули на них и сказали: «Нет уж, увольте».
Меня отправляют на групповую терапию, где я талдычу, что «никогда не пытался покончить с собой», а остальные смотрят на меня и думают: «Ну да, конечно». Поерзав на стуле, я пытаюсь придать себе вид человека, который не предпринимал попыток самоубийства (что соответствует истине), но сам понимаю, что все равно выгляжу как-то не так.
А чему тут удивляться?
Аза Аза Аза
Я сломался.
Даже доктор так считает. По ее словам, у меня случился психотический срыв, но, клянусь, никакого срыва у меня не было! Впрочем, быть может, так говорит каждый, у кого мозги сползли набекрень. Нет-нет, все нормально, правда. Вот только у тебя ботинки на руки надеты.
В нашем организме командует парадом именно мозг, а значит, сбои в работе этого важного органа повлекут за собой неполадки по всему телу.
– Я никогда не пытался покончить с собой, – говорит один паренек, а затем объясняет, что проглотил три пары ножниц не для того, чтобы расстаться с жизнью, а для того, чтобы изгнать духов мертвых, вселившихся в его тело.
Гляжу я на этого малого, и мне становится его жалко. С ним определенно случилось что-то ужасное, и вот теперь он здесь – пытается заключить сделку с судьбой. По-моему, я совсем на него не похож.
Но…
Как.
Знать.
Меня заперли в одном отделении с кучкой шизиков, и теперь мы все дружно сходим с ума.
Эта больница не так уж сильно отличается от того места, куда упекли Азу. Она там, а я тут, и в нашей жизни уже нет ничего нормального. Как и во всем мире, наверное.
– Слышал, ты веришь в пришельцев, – говорит парень из соседней палаты.
У меня хватает глупости ответить:
– Нет, только в одного пришельца.
– Слышал, ты пытался взорвать собственную школу, – говорит другой парень, и поскольку этот вопрос мне задают уже в миллионный раз, я отвечаю:
– Пусть будет так.
– Слышал, ты считаешь себя шпионом.
На что я отвечаю:
– Такого я никогда не говорил. И вообще, все это выдумки.
А затем принимаю таблетки, запиваю их водой и продолжаю дышать, несмотря на то, что каждый вдох дается мне с большим трудом. Возможно, она никогда больше не захочет со мной разговаривать. И будет совершенно права.
Все предметы имеют странный желтоватый ореол. Я даже не поинтересовался, какими таблетками меня тут пичкают, хотя, откровенно говоря, мне насрать.
Кто я такой, чтобы говорить, где реальность, а где вымысел? Быть может, психоз – это нормальная реакция на то, что происходит с нашим миром. На глобальное потепление, голод, эпидемии, засуху, цунами, трещины в земной коре. Эти поистине библейские катастрофы уносят миллионы жизней.
Поистине магонские…
Я слежу за погодой с таким усердием, будто мне за это платят. На групповой терапии добросовестно повторяю: «Я знаю, что не являюсь источником всех проблем, которые возникли или когда-либо возникнут во вселенной».
(На самом деле, может, и являюсь.)
«Я знаю, что должен простить себя за то, что моя подруга умерла».
(Нет, не должен: это я во всем виноват – и в том, что год назад она умерла, и в том, что теперь ее бросили в тюрьму.)
– Джейсон, ты веришь, что в облаках живут люди? – спрашивает ведущая.
– Нет, – отвечаю я.
– Что там летают корабли? – спрашивает она.
– Нет, – отвечаю я.
– Ты веришь, что твоя подруга жива? Ты веришь в неземные формы жизни?
– Нет, да, нет, ДА, – отвечаю я. – ДА! ДА, ВЕРЮ. ОТВАЛИТЕ УЖЕ ОТ МЕНЯ!
Если бы не знал, что мой рассудок уже помутился, обязательно подумал бы, что это происходит сейчас. А возможно, он с каждым днем становится все мутнее и мутнее.
Односпальная кровать. О Магонии ни слуху ни духу. Никаких вестей от ШВАБР. Они, небось, рады-радешеньки, что меня сюда запихнули. Заключили. Пользы от меня уже никакой, так что хотя бы не буду путаться у них под ногами, а если начну разбалтывать их секреты, мне никто не поверит. И пока я здесь тухну, они проворачивают свои делишки.
Азы Рэй Бойл нет. Азы Рэй Куэл нет. Бесс Марчон нет.
А без них нет и Джейсона Кервина. Вот о чем я размышляю, находясь тут, на земле. Без Магонии мир стал слишком маленьким, и хотя я всю жизнь пытался выучить его наизусть и должен бы радоваться, что теперь запоминать придется в два раза меньше, оглядываясь вокруг, я знаю, что корабли были настоящими и, возможно, мне уже никогда не доведется их увидеть.
Так вот каково это – выпасть из жизни.
Я обвожу взглядом юных шизиков, рассевшихся по кругу. Быть может, они, как и я, нашли здесь убежище от внешнего мира. Убежище для искалеченных и отчаявшихся, для тех, кого накачали лекарствами, для тех, кто смотрелся в зеркало, не узнавая собственного лица, для тех, кто разбил машину, когда несся по ночному шоссе, для тех, кому стало до того грустно, что начало казаться, будто небо разразилось слезами.
Пусть наши сердца надтреснуты, но разве это не закономерное следствие жизни на земле? Мир погряз в дерьмище, в нем мало что поддается нашему контролю. Кругом хаос, ужасы и страдания, так можно ли винить тех, кто решил забиться в норку или спрятаться в пещере? Все равно люди умеют лишь мучить друг друга. Даже я при всей своей любви к Азе доставил ей одну только боль.
В каком-то смысле мне здесь самое место. Меня необходимо было изолировать от дорогих мне людей, ведь я только и умею, что доставлять им страдания. Мамам. Азе. Даже Илай. А может быть, все куда хуже, и по моей вине их схватили, похитили, выдернули из жизни. Убили.
Хочется исчезнуть.
Меня захлестывает чувство вины, чувство стыда, ощущение собственной негодности.
Внезапно приходит понимание: так вот как Аза жила пятнадцать лет, вот через что ей пришлось пройти… Теперь я сам стал пациентом. Между прочим, в переводе с латинского это слово означает «страдающий», и теперь я прекрасно понимаю почему. Возможно, скоро меня, как и Азу когда-то, объявят инвалидом, то есть «недействительным». Никто меня не слушает, никто мне не верит.
Аза жила такой жизнью целых пятнадцать лет. Теперь я понимаю, почему она разозлилась, когда я попытался что-то за нее решать.
Все это время я любил ее совершенно неправильно.
Вызываю медбрата.
– Что сделать, чтобы отсюда выбраться? – шепчу я, едва шевеля губами. Он смотрит на меня как на семнадцатилетнего пациента психиатрического отделения, который не умеет взламывать компьютерные системы и не способен запомнить все факты обо всем на свете.
– Нужно набраться терпения, – говорит он.
Откинувшись на подушку, я наблюдаю за снегопадом. Принимаю таблетки. Запиваю их водой. Глазею на дверные замки. Смотрю на серое небо.
Там кипит жизнь.
В голову приходят мысли, которые никогда прежде меня не посещали. Темные мысли об укромных уголках в этой больнице, где твое тело еще долго не смогут найти.
Я и так наполовину мертв. Без Азы Рэй Джейсона Кервина не существует.
