12 мая – 31 июня 37 года

Весь следующий день мы тоже посвятили заготовке припасов. На всякий случай, пока не началась буря, я один раз слетала в джунгли и набрала там малопортящихся продуктов. А потом мы сидели в пещере, слушали раскаты гроз, чей горизонт проходил ниже нашей нынешней позиции, и тихий гул периодических землетрясений, всегда сопровождающих восход жёлтой луны. Как и в джунглях, здесь скрытая от солнечных лучей основная порода была высокого качества и отличалась упругостью — поэтому пещера оставалась безопасным местом. Неудивительно, что местные животные предпочитают каменные укрытия.

— Я останусь тут, — сказала Рысь, выглянув из пещеры на клубящиеся внизу грозовые тучи. — Как погода выровняется, вы пойдёте дальше, а меня заберёте на обратном пути.

— Может, всё-таки лучше осторожно, в промежутки между непогодой, вернуть тебя в Орден? — поинтересовалась я.

— Нет, — спокойно, но твёрдо отказалась дочь. — Я тут поживу, займусь исследованием местной природы. Мы ещё очень мало знаем о горах. Сейчас здесь я принесу больше пользы, чем дома. И по-прежнему буду на связи. Не волнуйся, я не разучилась оценивать свои силы.

Рысь уверенно встретила мой взгляд, и мне ничего не оставалось, как согласиться с её решением. Хотя ни для кого из нас не являлась тайной главная причина того, из-за чего дочь решила не продолжать поиски: она до сих пор не смогла полностью оправиться от той атаки эльфов-охотников. Здоровье не позволяло Рыси жить в прежнем темпе, а задерживать нашу группу не хотелось — отсюда и предложение остаться.

— Если между нашими видами возникнет конфликт, то у эльфов уже есть оружие против йети, — заметила я в затишье между громом, тоже любуясь на тучи. Сейчас, при взгляде на буйство стихии не снизу, а сверху, возникало ощущение нереальности: вокруг светит солнце, но буквально в паре сотен метров под нами бушует непогода. Всё время меняющие форму чёрные тучи, по которым почти постоянно пробегают молнии, то закручивающиеся в вихри, то ненадолго образующие мрачные провалы-просветы. А выше только ветер, солнце и раскаты грома. Удивительная картина.

— Насколько я поняла, эльфы не склонны первыми вступать в конфликт, — Рысь присела и опёрлась спиной о надёжный органический камень.

— Если их не спровоцировать, — кивнула я. — Зато, если начнём мы, они могут продолжить до победного конца.

— Значит, не надо начинать, — резко заметила дочь. — Мам, иногда ты прямо фаталистом заделываешься. Надзор и контроль — разве не для этого нужны сатанисты? Да и волгорцы не спят, а воспитание молодежи в правильном русле — очень важный фактор.

— Есть не только мы. Не только свободные и колыбельские.

— Пантера, а ты изучала другие культуры? — заинтересовался Маркус.

— Нет, этим Игорь занимается, — сказала я и задумалась.

Действительно, почему сразу считаю, что в других местах цивилизация будет развиваться по образу и подобию Земной? Пусть даже начальная память у людей та же, но условия-то совсем другие. Вон, мы тоже копии людей с Земли, а разве свободные являются калькой?

— Тем не менее, это ещё одна капля на чашу весов негативного отношения йети к эльфам, — подвела черту под размышления. — Нашим видам будет сложно в общении.

— Это верно, — согласилась дочь. — Тем важнее работа посвящённых. И всех прочих правящих структур.

Через пару дней, перед отходом, я снова внимательно осмотрела Рысь. Её состояние сейчас однозначно лучше, чем сразу после атаки, но до нормального ещё очень далеко.

— Буду адекватно оценивать и распределять силы, — пообещала йети. — Лучше сделать меньше, чем сорваться и не сделать ничего.

А потом мы расстались с дочерью и отправились дальше в горы.

Сейчас перед нами не стояло цели добраться до Поднебесного — до заката желтой луны его обитатели, как обычно, впали в спячку, а вокруг, предположительно, произошёл выброс из их озера чего-то не слишком полезного. Но исследовать местность это не должно помешать. Во-первых, наверняка такие выбросы происходят не везде, а во-вторых, если вдруг возникнет какой-то дискомфорт, надо просто вовремя принять меры. От всего же уберечься невозможно.

Здесь, выше уровня основной массы облаков, луна оказывала не такое глобальное влияние. В основном, только ветер значительно усилился и часто менял направление, стал более порывистым. Иногда погода портилась и приходилось пережидать шквалы, несколько раз мы видели смерчи. Однако, хотя передвижение и затруднилось, но оставалось вполне возможным.

Горы подарили нам много впечатлений и открытий. Маркус часто делился новыми наблюдениями над гравитационными аномалиями — здесь их оказалось намного больше, чем в джунглях. Кроме того, в этой местности чаще встречались животные, пользующиеся антигравитацией. Причём пользующиеся явно — скрытое или незначительное применение я могла бы легко упустить.

— Заметь, тут больше аномалий и по моей части, и по твоей, — указал мне физик за ужином. — Отсюда напрашивается вывод...

— ...что именно где-то здесь, в горах, может находиться или образовываться тот фактор, из-за которого возникают все эти странности, — кивнула я.

Вера пару раз подкинула козлиную конфету и посмотрела на просветы в облаках далеко внизу.

— По моей части тут тоже много странного. Согласна — скорее всего именно в этих горах находятся основные запасы... непонятно чего. Ведь, если подумать — в океан это «что-то» вполне могло вымыть реками. И до джунглей относительно недалеко. А в других местах, там, где таких гор нет, народ, по словам Игоря, подобные аномалии не встречает или видит редко. Для нашей же местности это норма — что, как бы, намекает, — геолог резко встряхнула лакомство и отправила его в рот. Помолчала, смакуя конфету, а потом задвинула её за щёку и заявила: — Это наверняка какой-то особый минерал!

— Не обязательно, — возразила я. — Может, аномалии возникают из-за необычных живых существ: растений, животных или грибов... Да хоть тех же камнегрызов или того, чем они питаются.

— А может — вообще что-то третье, — усмехнулся Маркус.

Мы обиженно посмотрели на физика, а Вера ещё и возмущённо причмокнула лакомством.

— Или вы обе правы. Красавицы, не надо ссориться, — попросил тот. — Посмотрите: вокруг слишком много странного как в живой, так и в неживой природе. Наверняка все аномалии связаны между собой.

— Ты прав, — неохотно признала геолог. — Но всё равно было бы хорошо, если бы это оказался минерал...

— ...который активно используют животные, — нашла компромисс я.

— Ладно, согласна на минерал органического происхождения, — в свою очередь сделала шаг навстречу Вера.

Мы посмеялись и устроились отдыхать. Хорошо всё-таки, когда рутина не тянет. Прекрасное ощущение... прав был Игорь, когда вносил предложение о годовом отпуске. По крайней мере, отдых шикарный получается.

Чем дальше мы уходили в горы, тем сильнее перед нами вставала проблема с добычей пропитания. Теперь для этого требовалось гораздо больше времени — соответственно, мы меньше могли потратить на исследования и наблюдения. Так что уже через несколько дней я начала активно пользоваться флигравом: делать вылазки на окраину джунглей и набирать там самой доступной, но питательной пищи. Летала одна, чтобы больше принести за рейс — в результате добычи, с учётом местных добавок, хватало на двое-трое суток.

По пути постоянно обращала внимание не только на безопасность, но ещё и на крупных крылатых обитателей гор. Выяснилось, что некоторые виды летают до джунглей — то есть мест с повышенным уровнем бионы — и их здоровье от этого не страдает. Почти через месяц наблюдений и нескольких опытов, я пришла к выводу, что лучшим кандидатом на одомашнивание является животное, похожее одновременно на птеродактиля и на дракона: шестиконечное, но передние лапы развиты слабо, как у некоторых динозавров, покрытое не пером, а густой короткой шерстью. Летун был не так велик, как некоторые другие виды, всего с одного-двух йети-мужчин размером, но явно пользовался антигравитацией и отличался сообразительностью. И первое, и второе очень важно: антигравитация позволяет переносить намного большие грузы, а ум обещает, в том числе, возможность дрессировки. Летуны — животные всеядные, относительно миролюбивые и общительные. По крайней мере, ко мне они агрессии не проявили, даже позволяли прикасаться. Впрочем, на однажды рискнувшего приблизиться Маркуса тоже не напали.

Было только одно опасение: не может ли оказаться, что летуны тоже являются «высшей силой», попросту — разумными существами? Связалась с Игорем, переслала ему записи и попросила выяснить этот вопрос. Лучше подстраховаться, чем совершить ошибку.

— Попытаюсь, но обещать ничего не стану, — предупредил лидер. — У орангутангов ещё шамана найти надо — остальные почти точно не в курсе, а со стрелоцветами я вообще ещё долго на такие темы общаться не смогу... не согласны они по-орангутангски.

С трудом сдержав смех, заверила, что этого довольно, и попрощалась. Бедолага Игорь перехитрил сам себя: когда-то он аргументировал необходимость прямого контакта тем, что при двойном переводе может сильно исказиться смысл. Стрелоцветы учли его слова... даже слишком. Настолько, что теперь требуют, чтобы все понятия и термины уяснялись непосредственно с ними, а не через другие языки. Бедолага математик! На самом деле, бедняга: предлог перерос в глобальную проблему.

Несколько раз мы замечали странный запах. В таких случаях сразу делали остановку, я отправлялась на разведку (не вглубь, а по периметру), после чего мы обходили опасную территорию. К счастью, почувствовать опасность получалось заранее, и даже изменяющий направление ветер, хотя иногда и вызывал ощущение нехватки воздуха, но серьёзных проблем не вызывал. Отсюда вывод: то озеро, у которого расположено Поднебесное, не является уникальным. Более того, чем выше мы поднимались, тем чаще встречались подобные преграды. Но всё равно только ими не получалось объяснить массовый сон жителей вершин: вряд ли всех эльфов высадили именно в таких, опасных местах.

Если не выбросы из водоёмов, то что тогда? Сама жёлтая луна? Списавшись с Игорем и созвонившись с Рысью пришла к однозначному выводу: если гигантская луна и вызывает сонливость, то как-то опосредованно. По крайней мере, эльфы, живущие в пустынях, продолжали вести обычную жизнь всё время, тогда как практически все горные жители с восходом погружались в спячку. В том числе, и наши недавние знакомые.

— Но и тут на самом деле не абсолютное правило, — добавил математик, когда поделилась с ним загадкой. — Не знаю, все ли, но некоторые жители гор точно могут перебороть сонливость. То есть, если кто-то по какой-то причине решил не впадать в спячку — он останется бодрствовать.

Удивительно. Если подумать, то у эльфов действительно очень многое завязано именно на сознании. Даже часть физиологии. Впрочем, обратная зависимость тоже есть.

Кстати, все сохранившие здоровье и не превратившиеся в троллей эльфы, о которых удалось узнать математику, жили либо в горах, причём на достаточно больших высотах, либо в пустынях. Во всех остальных местах если эльфов и высаживали, то несчастные всё равно рано или поздно превращались в троллей.

— Я смог проследить историю нескольких селений, — добавил Игорь, а потом скинул мне краткую выписку из своей работы.

Может показаться, что математик часто занимается абстрактными, лишними в нынешней обстановке, вопросами. Но это не так. Даже если сейчас такие сведения не пригодятся, то позже они могут спасти наш мир. Кроме того, именно благодаря некоторым, казалось бы, ненужным, исследованиям, Игорь уже трижды смог предупредить о серьёзных опасностях.

Присланные материалы заставили задуматься. Если для людей и йети большая часть сложной техники без особой защиты вредна, то эльфам, судя по всему, наоборот, может быть даже полезна. Хотя бы в некоторых местообитаниях. По крайней мере, в тех, описанных Игорем и не сразу выродившихся селениях, керели как раз снабдили эльфов техникой. Одну высадку провели на островах, другую — в степи, третью в лесистой местности. Но симптомы троллизма появились не сразу, а растянуто во времени. Причём в самой «высокотехнологичной» группе позже, чем в остальных. И до гибели селений, до превращения эльфов в троллей проходило иногда несколько месяцев.

Вот и ещё один ответ. Цитадельским не давали опасную для меня технику — и эльфы у них заболели сразу. А там, где высадили нас, её брать позволяли. Но нашлись инициативные йети, которые быстро уничтожили всё, что смогли найти. Быстро, но не мгновенно. Этим легко обосновать разницу, задержку начала эпидемии троллизма на несколько суток. Как всё просто объясняется! И ведь главное — кое-какие улики у нас имелись, но мы не связали их в единую систему. Впрочем, пусть улики были, но их не хватало даже для рабочей гипотезы.

Кроме исследования поверхности гор, мы иногда совершали переходы по пещерам. Сейчас, с развитой кожной чувствительностью, подземелья стали вполне доступны и достаточно безопасны. Горы же буквально испещрены пустотами — в результате некоторые препятствия удобнее пройти насквозь, а не обойти.

При путешествии по пещерам основную проблему создавали не камнегрызы, а сложность ориентации. Особенно сильно сбивали с толку встречающиеся гравитационные аномалии. Они бывали не только прямо противодействующими реальному притяжению, но и направленными вбок. Однажды мы забрели в коридор, в котором прошлись и по стенам, и по потолку. Причём заметили совершенно случайно, разделились... и, отойдя на пару десятков метров, долго дивились друг на друга: каждому казалось, что другой стоит на стене. После таких мест чувство направления сбивалось окончательно. Предусмотренный в компьютере виртуальный компас, конечно, работал... но иногда создавалось впечатление, что тоже чуть ли не случайным образом. Порой стрелка указывала в одну сторону, а чуть дальше — уже в другую, иногда беспомощно крутилась, не принимая какое-то определённое положение, а порой даже сидя на одном месте удавалось заметить её движение. То есть, руководствоваться компасом тоже нельзя.

— Вот ещё одно доказательство, — сказал Маркус, в очередной раз попросив включить компас и следя за непрекращающимися круговыми движениями стрелки.

— Доказательство чего? — поинтересовалась я. — Того, что где-то здесь залегают магнитные руды?

— Кстати, очень вероятно, — указала Вера, тоже посмотрев на виртуальный прибор.

— Это тоже, но это не так важно, — отмахнулся Маркус и кивнул, позволяя выключить компас. — Дело в другом. У нашей планеты собственного магнитный полюс отсутствует или очень слабый, либо он нестабилен... либо мигрирует. Хотя я бы больше поставил на нестабильность или отсутствие.

— Да уж, местным навигаторам компасы впрок не пойдут, — кивнула я.

А ведь когда-то, в самом начале жизни, именно благодаря ему выбралась из болота. Даже дважды... либо просто повезло, либо там были какие-то магнитные залежи. А позже прибор практически не включала: бродила по джунглям куда глаза глядят.

Если внизу пещеры были населены, то на высоте плотность их биомассы тоже снизилась — зависимость наземной и подземной живой природы оказалась схожа. Теперь коридоры стали менее слизистыми, а грибы и животных приходилось искать. Но всё равно иногда мы видели большие обитаемые подземные залы. В некоторых из них встречались флюоресцирующие грибы или насекомые, часто попадались искрящиеся от микроорганизмов протоки или даже озёра.

Кстати, выяснилось, что камнегрызы обитают отнюдь не только в камне. Представители этого вида часто встречались в стоячих или медленно текущих водоёмах. Животные держались ближе ко дну, лишь иногда, если собирались большими группами, всплывая, чтобы глотнуть воздуха. Заинтересовавшись, я постаралась по возможности понаблюдать за поведением растворяющих камень существ.

Камнегрызы оказались мирными существами. В воде они не пытались «стрелять» ферментами, но в руки не давались, стараясь ускользнуть и скрыться. Однако если я несколько минут сохраняла неподвижность, амфибии успокаивались и могли даже коснуться, проплывая мимо. Камнегрызы не кусались — да и в принципе, не могли. Как-то, разделывая добычу, Вера заметила, что амфибии интересуются и собираются на замутившую воду свежую кровь — хотя не реагируют, если она попадёт на камень. После целой серии экспериментов выяснилось, что камнегрызов интересует не собственно жидкость, а почти любая мелкая питательная взвесь: они приплывали на добавление в воду растертого или хорошо пережёванного мяса (хоть сырого, хоть готового), грибов, фруктов и даже трав — но на последние реагировали более вяло. Амфибии быстро очищали воду до прозрачного состояния, работая не хуже фильтрующих моллюсков.

А ещё выяснилось, что в некоторых стоячих и относительно более богатых питанием водоёмах выводятся из икринок детёныши камнегрызов. Судя по форме и строению мальков, эти животные развиваются без метаморфоза. По крайней мере, только вышедшие из яиц камнегрызы по строению уже напоминают взрослых особей, но появляются на свет мелкими, всего около сантиметра в длину. К тому же, не умеют сразу проникать в камень — эта способность появляется только у подросших особей, не менее пяти-, а чаще уже достигших семисантиметрового размера. До этого же амфибии ведут себя как обычные мальки или головастики с таким типом питания — собираются в стайки и плавают, фильтруя зеленоватый планктон на прогретом солнцем мелководье.

Верхний же предел роста у камнегрызов пока обнаружить не удалось. Очень крупные, более четырех метров в длину, особи почти не посещали водоёмы, зато хорошо обживали скалы. Для исследования я пользовалась как дневным, так и ночным зрением: с его помощью иногда удавалось изучить даже скрывающихся под камнем амфибий. Пока самый крупный камнегрыз оказался между двумя и тремя десятками метров длиной — точнее измерить не удалось: он двигался. Но даже такие размеры поражали воображение.

Мы продолжали двигаться в предполагаемом направлении Поднебесного. Так же спокойно, как восход, в пещере переждали закат жёлтой луны — я заранее трижды слетала за добычей. А как только стихия успокоилась, мы снова пустились в путь.

Рысь регулярно сообщала, что у неё всё в порядке. Маркус периодически связывался с Игорем, и они каким-то образом пытались уточнить наши координаты: по обоюдному мнению мужчин, мы были на верном пути. А даже если нет, горы всё равно уже подарили много новых знаний и впечатлений. Даже новых знакомых... и первый, после длительного перерыва, нормальный контакт с другим видом.