6 – 11 мая 37 года

Вскоре Вера с Маркусом и единственным сопровождающим эльфом из нулевого поколения, покинули селение. Я же ещё несколько дней продолжала исследование физиологии эльфов. А они с явным интересом расспрашивали о наших особенностях. В результате знания с обеих сторон обогатились и никто не остался в обиде.

Судя по всему, кожная чувствительность эльфов не шла ни в какое сравнение с нашей, и даже ущербные, по меркам людей и йети, полукровки показывали куда лучшие результаты. Эльфы чувствовали боль, холод, тепло, но не ощущали острый камень, колючку или сидящее насекомое до того, как их коснутся. Кроме того, они с большим трудом и только с помощью глаз могли отличить надёжные лианы, деревья и травы от несущих в себе угрозу, вообще не чувствовали камнегрызов и, с завязанными глазами, становились практически беспомощными.

Ещё подтвердилось, что у эльфов полностью отсутствует ночное зрение. Не просто слабее и чёрно-белое, как у людей, а вообще нет. Для меня такая особенность казалась дикой и непрактичной. На мгновение даже появилась мысль, что эльфы — не аборигены нашей планеты, а пришельцы, но я быстро откинула её как несостоятельную. Будь они пришельцами — у них с йети и людьми не появлялось бы детей. Да, пусть полукровки (по крайней мере, человеческие) бесплодны, но они есть и живут. Кроме того, если ночное зрение и кожная чувствительность у эльфов отсутствуют, то какое-то специфическое взаимодействие с тем видом энергии всё-таки существует. Нет, они тоже аборигены... просто развивались совсем в других условиях, чем мой вид.

Удивительно. Эльфы могут воздействовать, темнеть, атаковать странным способом, но совершенно не способны увидеть, что делают, или непосредственно это почувствовать. Даже свои состояния они определяют по косвенным признакам — а именно, поведению животных и некоторых растений. Чаще всего для тренировок используют колониальных пещерных тараканов. Эльф садится рядом с их гнездом и пытается войти в какое-то состояние. Если все насекомые прячутся вглубь гнезда — значит получилось стать отчуждённым (так называли особо тёмное состояние), если ведут спокойную жизнь, хотя и обходят сидящего — то удалось замаскироваться. Кстати, успешность заряда метательных орудий тоже определяли исключительно по результату. На мой взгляд, очень неудобно.

Местные, в свою очередь, дивились нашим особенностям. Им казалось необычным, что нас не обходят насекомые, а многие, особенно уверенные в себе, животные не считают угрозой и подпускают буквально на расстояние руки. В нашем присутствии и даже при сборе не реагировали цветы неженки, тогда как приближение эльфа в незамаскированном виде и прикосновение их в любом непременно приводило к тому, что бутоны закрывались. А когда к цветам подходила я (и дочь — она проверила реакцию на другой стороне долины), неженка ещё и начинала сильнее пахнуть.

— Вот кого эльфами-то надо было называть, — с лёгким оттенком горечи констатировал Иван, один из нуль-эльфов. — У вас и уши заостренные, и глаза... странные, и природа вас любит.

— Угу, я вообще супер-эльф, — усмехнулась я, демонстративно почесав мохнатый бок и взяв фрукт нижней рукой.

Иван смутился.

— Если так судить, то вообще никто не подходит.

— Да ладно тебе, — фыркнула я. — Если грубо говорить, то мой вид надо было бы обзывать обезьянами какими-то... мужчин гориллами, например, а женщин — гиббонами. Людей — человеко-лягушками, у детей это особенно заметно. Хотя в принципе людям ещё «люди» подходят, — задумалась я.

— У них уши заостренные, — указал собеседник.

— Зато они к полноте склонные и бородато-волосатые, так что на эльфов не тянут, — упрямо продолжила гнуть свою линию. — А вы на людей не тянете, потому что безбородые, лишней растительности на теле почти нет, а ещё «магией» обладаете. Так что не надо. Тебе что, обидно эльфом быть?

— Нет, — улыбнулся мужчина, вытянул ноги и повернулся, подставляя солнечным лучам другой бок. — Как хотите, так и называйте, на самом деле это не важно. Но я каждый раз поражаюсь, когда наблюдаю, как ты и Маркус с Верой двигаетесь. Вообще не глядя под ноги, и даже когда по скале лезете, иногда не смотрите, куда руку протягиваете.

— Кожей чуем.

— Хорошо чуете, — серьёзно подтвердил Иван. — Ошибок не видел.

— Они бывают, если что-то не в порядке, потерять форму или местность незнакомая, — признала я. — А если состояние нормально и атрофии нет, действительно очень удобно. Там же, где мы живём — и вовсе необходимо, без этого смертельно опасно передвигаться.

Нуль снова кивнул и мы вернулись к обсуждению физиологии.

Раны на эльфах заживали ещё медленней, чем на людях, и даже хуже, чем у кабанов (этот вид отличался очень слабым уровнем регенерации). Ради интереса я пересчитала время и поняла, что в принципе регенерация эльфов сравнима и даже несколько лучше, чем у землян... но по сравнению с людьми или йети очень слабая. Шрамы от сколько-то глубоких ран остаются на всю жизнь даже в хороших условиях — тогда как у людей исчезают за год-два даже самые глубокие. У эльфов могут отрасти новые зубы, но при потере конечности и даже пальца тело уже не восстанавливается. Причем аналогичная картина раньше наблюдалась и у нуль-эльфов. Многие из них жили калеками... до тех пор, пока не прошла перестройка организмов. Так что Иван радовался новым особенностям организма не меньше нашего — сейчас он полностью здоров, а ещё несколько лет назад был слепым на один глаз.

В очередной раз просмотрев записи по характеристике эльфов, я сочувственно покачала головой. В нашей местности они бы не выжили. Во-первых, из-за отсутствия необходимого органа чувств, во-вторых из-за... почти физической неполноценности. Даже жалко эльфов: по сравнению с людьми или йети они реально обделены. И, если посмотреть честно, их спасает то, что животные обходят стороной. Даже камнегрызы избегают приближаться к жилой пещере.

Ещё выяснилось, что у эльфов есть удивительная способность впадать в анабиоз. Такое состояние возникает, если мало пищи, при некоторых болезнях или травмах, при нехватке кислорода, кроме того, эльфы легко входят в анабиоз усилием воли. Причём в последнем случае они ещё и могут осознанно выбрать срок. Арина рассказала, что один из местных «проспал» около года, причём без вреда для здоровья. Так что не исключено, что год — отнюдь не предел.

Физическая сила у эльфов оказалась в среднем несколько ниже, чем у здорового человека из свободных, причём с возрастом (и, соответственно, более активным образом жизни) не повышалась. Но Арина случайно проговорилась, что в экстренных ситуациях возможности могут резко возрасти, хотя и ненадолго. А уж когда женщина призналась, что того же можно достичь усилием воли, я начала уговаривать продемонстрировать и позволить протестировать эту особенность.

— На это много сил идёт, — единогласно отказывались эльфы.

Упускать возможность исследовать необычный феномен не хотелось, и, подумав, я предложила компромисс: они поучаствуют в исследовании, а мы взамен наберем дров, какой-нибудь хорошо хранящейся пищи или иным образом компенсируем затраты.

— Не согласна, — уже не так решительно, после краткого раздумья, сказала Арина.

— А если не один к одному, а мы соберём больше, чем вы сил потратите? — не сдавалась я.

— А тебе не лень из-за такой ерунды лишние силы тратить?

— Судя по поведению — не лень, — усмехнулся сидящий рядом Иван. — Вон сколько энергии впустую идёт, когда круги наворачивает.

— Ну так что?

— Мы подумаем, посовещаемся, — пообещала Арина.

Затягивать эльфы не стали, и я некоторое время слушала их разговор. Нынешний вариант негатива уже не вызвал, поэтому народ в основном обсуждал величину платы, которую можно считать справедливой. В конечном итоге сошлись на варианте, когда для каждого адекватная цена вычисляется по специальной формуле: с учётом предполагаемых затрат сил, готовности что-то делать и так далее. На мой взгляд, куда проще было бы принять некое среднее, тем более, что некоторые параметры очень сложно оценить адекватно (например, ту же лень). По крайней мере, если такую формулу предложить людям — у части субъективные параметры резко изменились бы так, чтобы увеличить оплату.

Однако на местных она работала удивительно адекватно и компенсация оказалась даже ниже, чем я ожидала. Хотя некоторые (в основном молодежь) однозначно отказывались от сотрудничества, причем со странными аргументами.

— Сейчас цена будет слишком высока, — говорили они. — Когда желание работать станет выше, сообщим.

Но и без них получившаяся выборка уже достаточна, хотя и не так велика, как хотелось бы. Вместе с Рысью мы за пару дней собрали орехов и других даров природы, чтобы с избытком окупить целую серию опытов. Результаты поражали. Хотя всплеск физических возможностей действительно оказался кратковременным, в среднем на пять-десять минут, зато его сила очень велика. Настолько, что эльфы, вне зависимости от пола, во это время почти или вообще достигают уровня йети, причем мужчин йети. Да, потом участникам эксперимента требуется долгий отдых, но, в некоторых ситуациях, например, в битве, такого всплеска уже хватит.

— Эльфы очень сильно отличаются от остальных, — поделилась я с дочерью. — Но, судя по всему, их начальная стратегия существования больше схожа с нашей, чем с человеческой.

Да, все признаки свидетельствовали о том, что эльфы, как и йети, несмотря на недостатки, весьма живучи (в естественных для себя условиях), обладают большим потенциалом и поэтому природа ограничивает их численность другим образом — как и у нас, за счёт размножения. И только у людей такого предохранителя нет — стоит им справиться с давлением внешних обстоятельств, как они смогут заполонить весь мир. В связи с этим напрашивается актуальный вопрос: кто же чаще выходил «победителем»? Эльфы? Или всё-таки люди? Ведь если подумать, то у вторых тоже огромный потенциал, пусть не каждой отдельной личности, но общества в целом. Зато первым не вредит или меньше вредит техника, к тому же у них шикарные интеллектуальные задатки. Впрочем, йети тоже не позади планеты всей — мы очень живучие, активные и с великолепными органами чувств.

Ещё загадка — я не заметила у местных практически никакого начального имущества, за исключением, разумеется, колец-определителей. Только одну пару сильно поношенных ботинок, маникюрные ножницы и маленькие кусачки. Не раздумывая долго, обратилась к нуль.

— Кстати! — высказав вопрос, вспомнила ещё кое о чем. — Вы как, с самого начала в одиночестве были, или всё-таки видели хоть кого-то из людей или йети?

Иван слегка вздохнул и бросил на меня укоризненный взгляд.

— Твой первый вопрос напрямую связан со вторым, — сообщил он.

От неприятного предчувствия шерсть на загривке встала дыбом. Если вопросы связаны... если были вещи и были люди или йети, а потом ни того, ни другого не стало — то вывод напрашивается сам собой.

— Ты не хочешь вспоминать или можно узнать подробности?

— Можно, — кивнул нуль.

Иван рассказал, что их поместили не одних — здесь, как и в месте моей высадки, присутствовали все три вида. Кстати, высокотехнологичное оборудование местным не выдавали — то есть действовало то же ограничение, что и у цитадельских. Да и в целом на имущество пожадничали, гораздо сильнее, чем нас или цитадельских, ограничив в количестве — всего одиннадцать видов предметов, да ещё и по одной штуке каждого. Вот и ещё одно доказательство, что керели не так уж своим подыгрывали.

Единственная пара йети не то ушла, не то пропала уже на второй день. Люди жили гораздо дольше, вместе с эльфами обустраивая лагерь.

— Они постоянно возмущались тем, что мы мало делаем, — пожаловался Иван. — А сами всё время распылялись, тратя впустую силы, которых и так немного.

По словам нуль, часть людей тоже быстро ушла в поисках лучшего места. Оставшиеся (люди и эльфы) договорились считать начальные вещи общими, хранящимися в одном месте и которыми каждый может пользоваться по мере надобности. В начале такая система работала хорошо, все оставались довольны, но где-то через месяц возникла большая проблема.

Люди объединились в одну группу и покинули лагерь, прихватив с собой почти всё начальное имущество. Естественно, несмотря на всю лень, эльфы не захотели терпеть такое откровенное грабительство: никто бы не возражал, забери уходящие только свои вещи, стерпели бы, даже пропади немного больше — но не настолько. Поэтому как только Иван с друзьями поняли, что произошло, сразу кинулись в погоню.

— Тогда мы были ещё другими, — сделав паузу, признался Иван. — Потом, спустя годы, мы сильно изменились, и произойди такое сейчас, приняли бы иные меры. Более радикальные. А в то время просто хотели вернуть свои вещи.

Я кивнула. Всё-таки вначале и во мне больше сохранялось от прежнего человека, от землянина.

Эльфам удалось догнать воров, но в первую очередь благодаря везению — те зашли в тупик. С одной стороны — отвесная скала, с двух других — обрыв, а сзади — преследователи. Вот только вместо того, чтобы попытаться договориться или вернуть чужое имущество, люди поступили иначе. Сначала пытались отбиться камнями (причём проявляя на удивление низкую меткость), а когда эльфы смогли подобраться ближе — сбросились со скалы.

— А ведь мы обещали, что не будем мстить, если они вернут украденное, — горько вздохнул Иван. — И совершенно не понимали, почему они вдруг предпочли смерть. До этого никто не выказывал склонности в самоубийству.

Скала была очень высокой — более чем в сотню метров, внизу виднелись камни, поэтому шанса выжить у спрыгнувших практически не оставалось. Они и не выжили. Эльфы долго смотрели вниз, на изломанные человеческие фигуры. Потом попытались найти обходной путь, но потерпели неудачу. Вот так они и остались без вещей и без соседей.

— Только после вашего прихода, и особенно когда поставили опыты, мы поняли, что тогда случилось. Воры выглядели испуганными сильнее, чем следовало ожидать. Намного сильнее — были в ужасе. А мы очень устали и чувствовали себя плохо. Нам тяжело далась погоня — такая длительная нагрузка — и держались только на силе воли.

— Спасибо, что рассказал, — искренне поблагодарила я.

Не знаю, всё ли в рассказе правда, но доказательств обратного нет. Такое вполне могло случиться.

Однажды днём, перебирая эльфийские безделушки, я натолкнулась на небольшую золотую статуэтку. Мастерски созданная, она отлично передавала внешность, мелкие детали, позу и даже настроение. Одетый молодой человек сидел, скрестив ноги, и от него веяло одновременно грустью, тихой радостью и застарелой, привычной болью — не физической, а духовной. Некоторое время я смотрела, пытаясь вспомнить, кого же мне напоминает изображенный в металле мужчина, а потом полезла в компьютер. И уже через несколько минут, захватив поделку, отправилась к местным.

— Где и когда в последний раз вы видели этого мужчину?

— Вечером, двенадцать суток назад, — тут же ответил один из отдыхающих эльфов.

— Двенадцать суток?! — я непонимающе посмотрела на статуэтку, а потом вышла в сеть и убедилась, что висящий уже много лет статус «буду позже» не изменился. Что бы это значило?

— Да, — спокойно подтвердил местный. — Он часто приходит к нам по вечерам, слушает музыку, песни, иногда играет партию-другую. Хорошо играет, кстати, сильнее вас.

Снова бросила взгляд на золотую поделку.

— Что вы о нем знаете?

— Он о себе не говорит. А мы не спрашиваем — зачем, если сам не хочет? — сказала Арина. — Но он прожил либо долгую, либо насыщенную жизнь. И потерял что-то очень для него дорогое, настолько, что до сих пор не может оправиться.

— Мы даже имени его не знаем. Он приходит обычно по вечерам, из леса, молча кивает и садится сбоку. Слушает, улыбается, иногда едва сдерживает слёзы, а потом так же тихо уходит. Никогда ничего не приносит и не забирает. Играть начал лишь около года назад и редко — всего несколько раз. А вот приходит часто, в последний год не делал перерыва больше трёх дней. Даже странно, что уже столько времени не появляется, — добавил другой эльф. — Беспокоюсь, не случилось ли чего.

Благодарно кивнув, я снова переключилась на статуэтку.

— Если нравится, можешь забрать, — предложил её создатель. — В подарок.

Подавив первый порыв — согласиться — я взвесила поделку в руке. Размер-то невелик, но весьма тяжёлая. Глупо тащить лишний груз, тем более, что мы ещё не возвращаемся.

— Нет, спасибо. Я лучше тут полюбуюсь.

С этими словами я отошла в сторону и села, поставив перед собой искусную поделку.

Пещерные беспокоятся, не случилось ли что-то с тем, чьё изображение вырезали из металла. Да, случилось. И я даже догадываюсь, что конкретно — наш приход. Появись Кот сейчас, ему бы понадобилось как-то объяснять свой обман. Да хотя бы дурацкий прием с зависшим в аське статусом! Ну или, если бы промолчал, то точно пришлось бы или сбегать или выслушивать о себе наше нелестное мнение. По крайней мере, я бы не промолчала.

Естественно, сразу же передала новую информацию остальным правителям. На мой взгляд, она достаточно важна. Другие пришли к аналогичному выводу, поэтому меньше чем через час устроили виртуальное собрание.

Выходит, Кот жив. Жив и избегает нас — тех, кто знает, что он на самом деле керель. Если у него есть доступ к высоким технологиям, то он наверняка может проследить за нашим перемещением и не появится до тех пор, пока мы не уйдем. Конечно, мы и так можем напакостить, например, рассказав эльфам, кто он такой. Но зачем? Тогда, скорее всего, Кот просто перестанет посещать это селение и выберет себе какое-нибудь другое, скорее всего, расположенное подальше. Но ничего не изменится.

Однако факт остается фактом. Всё-таки он жив и мы теперь это знаем. Раз он жив — то, скорее всего, не болеет той гадостью, которая сгубила других. Получается, есть лекарство или способ предотвратить болезнь... но почему тогда им не воспользовались керели, чтобы избежать гибели цивилизации?

— «Не обязательно, — возразил Вадим. — Возможен и другой вариант».

— «Какой»?

— «Ты говоришь, его облик... по словам эльфов и скульптуре, почти не изменился?»

— «Я бы сказала, не почти, а вообще, — подтвердила я и на мгновение задумалась. — Ты хочешь сказать, что Кот — тоже из нулевого поколения? То есть пересаживали не только нас, но и кого-то из прошлых жителей цивилизации?»

— «Сомневаюсь, — заметил волгорец. — Думаю, керели очень ревниво относились к своим воспоминаниям и своей личности».

— «И чем это мешает? — поинтересовалась Щука. — Я вон тоже трепетно к своей личности отношусь, но это не значит, что отказалась бы от пересадки, если бы был выбор медленно погибать или получить новое здоровое тело».

— «Это если бы пересаживали. А тут скорее копирование идет, а не пересадка. Будь это пересадка, не гуляло бы по миру несколько изначальных копий Пантер, несколько Вадимов и многих других, — напомнил Вадим. — Но есть те, у кого начальные воспоминания аналогичны нашим. Причем, по словам Игоря, это иногда очень разные по характеру существа. Ты бы хотела, чтобы твою память скопировали в другое тело... с учетом того, что тот, новый человек, может оценить прожитую тобой жизнь совсем иначе, сделать другие выводы и использовать полученные знания не во благо?»

На некоторое время воцарилось молчание: скорее всего остальные, как и я, примеряли на себя вариант, предложенный сатанистом. Не знаю, как они, а мне в таком виде идея не понравилась. Как подумаешь — страшно становится. Мало ли какой личности могут достаться мои воспоминания... а в них достаточно информации, чтобы при желании удалось очень серьёзно навредить. Нет, волгорец прав. Нас копировали, а не пересаживали — в свете этого нет никакого желания делиться памятью.

— «Ладно, доказал, — пришла к такому же выводу Щука. — Но если Кот не скопированный керель, тогда как объяснить?..»

— «Керель! — осенило меня. — Илья узнал, что цивилизация уже не первый раз проходит некий цикл: возрождение — расцвет — гибель. Тогда получается, что Кот может быть из нулевого поколения, но не нашего, а того, что было в прошлом цикле?»

— «Тоже думаю, что такое возможно, — согласился Вадим. — И это меня очень пугает. Он чем-то слишком похож на нас.»

Мы ещё немного поговорили, а потом пришли к выводу, что кем бы ни был Кот, сейчас для нас это не актуально. Да и в целом не так уж важно. Он не вмешивается, не мешает и не помогает. Если хочет жить так — пусть живет.

В этот же день из пещер вернулись Маркус с Верой и мы распрощались с эльфами. Оставаться дольше не имело смысла: скоро начнётся восход гигантской луны, а это опасное время. Не стоит рисковать, чтобы не оказаться в невольном заточении рядом с эльфами — неизвестно, сколько мы сможем вынести их присутствие и не навредим ли друг другу, если не будет возможности разбежаться.

Поэтому мы воссоединились с Рысью и покинули долину. Но далеко не ушли, лишь перебрались через скалу и заняли одну из пещерок на её другой стороне. А остаток дня собирали запасы пищи и хвороста — во время восхода они могут пригодится.

Только вечером, перед сном, я снова задумалась на тему Кота. Каково это на самом деле: потерять всё, во что вложил столько сил и времени? Вот например, смогу ли я пережить и остаться нормальной, если мое государство... свободные всё-таки вымрут, исчезнут с лица земли? Даже от мысли о таком варианте прошиб холодный пот — слишком многое меня связывает со свободными, в них вложена куча сил, да и эмоциональную составляющую не отменить. Не уверена, что смогла бы выдержать их потерю. Такая катастрофа запросто подкосит любого. А ведь мы только в начале пути. Как аналогичная... нет, куда большая потеря воспримется через сотни, если не тысячи лет?..

Я поднялась и подошла к выходу из маленькой пещерки на обрыве. Сев так, чтобы видеть внешний мир, посмотрела на звёзды, а потом на растущий в ущелье лес.

Вроде Кот и керель, а винить его уже не получается. Судя по всему, он пережил очень страшные события, которые если даже не сломали, то очень сильно подточили прошлого нуль. Настолько, что он до сих пор, после стольких лет, не может оправиться. И неизвестно, сможет ли хоть когда-нибудь.

Когда я встретилась с Котом, он говорил, что всех вместе: людей, йети и эльфов, осталось мало. «Уже только сотни». А ведь нуль потенциально бессмертны. Сколько лет должно было пройти, чтобы погибли почти все из начальных? Какую часть к тому времени составляло нулевое поколение? Их хоть несколько десятков-то набралось? Нет, это действительно ужасно: пройти такой путь, чтобы своими глазами увидеть закат цивилизации.

Я снова посмотрела вверх, на три светящие с неба луны. Почему-то вспомнились слова керелей из их первого послания. «Вам, существам с далёкой Земли, в наследство останется только несколько баз на необитаемых планетах, а также множество космических станций и межзвёздных кораблей.» Что, если где-то там, наверху, есть не только космические корабли, но и те технологии, которые позволяют запустить новый виток, возрождение цивилизации? Что, если нам нет необходимости самим достигать таких удивительных вершин развития? Или ещё хуже — что, если эти приборы не просто есть, а включаются автоматически... если мы не справимся с задачей?

Невольно поёжилась. Мы думали, что керелей сгубила либо война, либо эпидемия. Но ведь есть как минимум ещё один вариант. Вдруг какие-то действия запустили некую оставленную предыдущими керелями систему, которая и зачистила остатки цивилизации, не успевшие оправиться от прошлых потрясений? А потом заселила новое поколение — нас. Но тогда... тогда Кот тоже, скорее всего, копия кого-то с Земли — ведь его народ мог не успеть внести хоть какие-то изменения в приборы. Даже хуже — Кот может оказаться копией исходного Вадима, Игоря — да кого угодно.

Мелкая белая луна уже скрылась за горой, а я всё ещё смотрела вверх. Если такое предположение не плод больной фантазии, то той, что послужила моим оригиналом, давным-давно нет в живых. И вообще, неизвестно, существует ли ещё Земля и даже Солнечная система — ведь с момента снятия копии могли пройти сотни тысяч, а то и миллионы лет. Несмотря на то, что Земля давно перестала восприниматься как родина, почему-то навалилась тоска. Мы и так уже прожили долго, а если ещё до этого потеряли кучу времени... не только мы изменимся. Если земляне ещё живы, они тоже уже вряд ли соответствуют моим воспоминаниям.