8 сентября 36 года – 2 апреля 37 года

Уже не впервые перед нами встаёт вопрос: а что, собственно, отличает разумное существо от животного? Почему керели ответили «да», когда я спросила, ровно ли три разумных вида на этой планете? Где следует провести грань?

Инструмент? Крысы сооружают сложные ловушки, не только пользуются, но и изготавливают нужные им вещи, передают эти знания потомкам и ревниво хранят от других представителей своего вида. Орангутанги пусть не так искусны, но тоже создают, пользуются и оберегают инструменты. Да и некоторые другие животные не отстают.

Огонь? Его применяют очень многие, а несколько видов (в том числе, и орангутанги) даже вполне осознанно разводят.

Речь? Опять орангутанги, ещё многие обезьяны, крокодилы, птицы и другие животные. Даже если сейчас нам кажется, что кто-то не умеет разговаривать, то кто сказал, что это действительно так, а не что мы просто не заметили, не пропустили факты мимо сознания?

Так называемые животные отлично планируют, могут взаимодействовать друг с другом, а то и с другими видами, прогнозировать ситуацию. Но тогда... чем они хуже и почему недостойны звания разумного? Или керели просто ошиблись? Если подумать, те, кто жил до нас, знали не всё и вполне могли что-то упустить. Особенно вспоминая, что они умудрились просмотреть даже собственную гибель.

Как бы то ни было, жизнь преподнесла нам очередной сюрприз. Волгорцы сообщили, что вернулись пропавшие люди: сатанист и кошка. Они исчезли около двух недель назад, что, хотя и расстроило, но не вызвало удивления: окружающая природа жестока, и народ нередко пропадает без вести. Даже йети, а что уж говорить о людях. Тем более, что в день исчезновения пара следователей должна была посетить селение драконов на острове... а ещё примерно в то же время разыгрался сильный шторм. Пусть даже эти специалисты умели дышать под водой, но от всего не убережёшься.

Люди долго отсутствовали, не имели возможности обновлять прививки и принимать необходимые меры, поэтому неудивительно, что вернулись больными. Но следователи потребовали неадекватно усиленного карантина, почти изоляции и связи со своими лидерами. А после разговора те, в свою очередь, вызвали совет и попросили Игоря к нему присоединиться. Ведь одно дело, когда кто-то просто попадает в сложную ситуацию, а совсем другое — когда со свободными происходят загадочные события.

Оба следователя заново (теперь уже нам) рассказали, что с ними случилось. Они действительно двигались во Дворец (центральное поселение драконов), причём учли капризы погоды, и по расчётам, времени до шторма оставалось достаточно. Но в какой-то момент потеряли сознание — причём ни сатанист, ни кошка не смогли вспомнить ничего подозрительного. А очнулись уже без лодки, в какой-то частично затопленной пещере. Судя по солёности воды и тому, что удалось разглядеть в щели, — на одном из мелких морских островов. Все инструменты и вещи пропали, подводный выход был закрыт мягким, но плотным материалом (судя по характерным признакам — чем-то вроде паутины), через который не удалось пробраться. А рядом с людьми лежала пища — вполне съедобные дары моря. Через отверстия в высокой части пещеры удалось разглядеть водные просторы, даже кусок соседнего острова — но не выбраться.

Дважды в день пленники не то теряли сознание, не то засыпали — по крайней мере, какое-то время выпадало из их памяти. Часто после этого они находили на своих телах аккуратные надрезы — как будто кто-то брал кровь, и всегда — новую порцию пищи. А вот все отходы, а также результаты попыток вооружиться или сделать что-то, что помогло бы выбраться — исчезало. Даже, казалось бы, хорошо спрятанное и создаваемое втихаря. Кроме того, от любого, самого незначительного, повреждения «двери» после невольного сна тоже не оставалось следа.

Следователям не удалось ни войти в контакт, ни увидеть своих захватчиков. А ещё, как ни пытались, люди ни разу не сумели почувствовать что-то неладное до потери сознания. Она приходила быстро — мгновенная слабость и темнота. Ни подозрительного запаха, ни света, ни шороха.

В конце заключения люди заболели — что естественно, ведь у них не было доступа к жизненно необходимым препаратам. Примерно через сутки после того, как появились явные признаки нездоровья, в очередной раз заснув, следователи пришли в себя совсем в другом месте. На невысоком уступе над водой, на одинокой скале, соседствующей с Лукоморьем.

— Думаете, это стрелоцветы? — почти без сомнения поинтересовалась я.

Для подобного предположения у нас были серьёзные основания. Слишком уж хорошо совпало время похищения.

— Возможно, — кивнул Игорь. — Ничто не противоречит.

— Но тогда эти... существа действуют очень осознанно, — заметил Вадим. — Они сумели сначала протащить людей под водой в пещеру, а потом — обратно. Без травм или того, чтобы в лёгкие попала жидкость.

— Они показали, что могут ответить симметрично, — потянул Илья. — Мы захватили их представителя, они — наших.

— Причём они уважают свои обычаи и в плен взяли не ребёнка, а взрослых, — радостно добавил математик.

— Нечем тут восторгаться, — мрачно сказал Вадим. — Думаю, это всё-таки не угроза, но прямое предупреждение. Демонстрация того, что с ними шутить нельзя.

Сатанист помолчал, а потом подробно пояснил, почему пришёл к таким выводам.

— Их ни разу не заметили специалисты — значит, кто бы ни был захватчиком, он умеет действовать быстро, чётко и осторожно. А ещё — нам наглядно показали, что у них есть средства, которые позволят легко обезвредить людей и сделать их беспомощными — а там и убить несложно. Стрелоцветы или кто-то другой — но захватчики многое могут. Другой вопрос — что нам теперь делать с этим знанием? Естественно, кроме отказа от идеи «приручения» моллюсков?

— Разве этого недостаточно? — насторожилась я. — Ведь если подумать, то нам выказали не только угрозу, но и мирные намерения — иначе бы просто не отпустили пленников.

— Так-то оно так, — согласился Вадим. — Но кто сказал, что нет чего-то ещё из того, что они не потерпят?..

— ...Причём того, о чём орангутанги могут даже не знать, — продолжил Игорь.

Посовещавшись, мы пришли к выводу, что пускать дело на самотёк нельзя. Надо хотя бы попытаться узнать, что ещё запрещено.

В связи с этим Игорь несколько раз ходил в лес, пытался поговорить с обезьянами. Каждый раз математика встречали неприветливо, беседовали неохотно, быстро прогоняли, но всё-таки не нападали. Жаль, что выяснить ничего нового не удалось.

А потом в Ордене появился незнакомый орангутанг. Уверенно прошёл к костру и уселся у огня. Причём без приветствия и передачи хоть какого-то символического дара — то есть нарушая все обычаи своего народа. Я переглянулась с молодым посвящённым, и он убежал звать Игоря.

— Я — съел глаза, я — съел огонь, я — съел семью, — спокойно заявил орангутанг. — Я хочу дать бурю семье вкусных рогатых оленей и их семьям огня.

Облизав порезанный от неожиданности палец, я задумалась. Вроде слова понятны, но что пришелец реально хочет сказать? Увы, моё знание языка мохнатых соседей не настолько хорошее. Орангутанг отделяет себя от других и сообщает о каких-то проблемах со своей честью или порядочностью. Хочет либо выказать угрозу, либо поговорить на глобально серьёзную тему, либо предупредить свободных об опасности. Но что значит «съел огонь» и «съел семью»? Голову сломать можно!

— Семья вкусных рогатых оленей даёт огонь... — я замялась, раздумывая, как следует обозначить пришельца. Вообще-то, если сказать «тебе» — это могут посчитать оскорблением. С другой стороны, орангутанг сам обозначил себя как нечто отдельное от семьи...

К счастью, в это время пришёл Игорь, и я с облегчением передала ему эстафету. Всё-таки лингвистика, особенно такая — не моё. Хотя и считаюсь третьим по уровню специалистом из нуль по языку орангутангов, но между первым, вторым и третьим местом большой разрыв. И неизвестно, смогу ли я когда-нибудь достигнуть умений Игоря. Тем более, что сил практически не прилагаю — много других важных и интересных дел, а уровень владения и так достаточен для обычной жизни.

Некоторое время я краем уха прислушивалась к разговору. Но когда увлёкшиеся собеседники погрузились в дебри абстракций (или, со стороны, — бреда) и дошли до «мать матери — сын» и «огонь всех семей пьёт воду», махнула рукой и ушла по своим делам. А вот Игорь говорил с радостью и воодушевлением, хотя всё равно часто жаловался на «боль и страх головы» — сиречь, непонимание сказанного.

Странный орангутанг пробыл у нас до вечера и практически всё время, кроме коротких перерывов на еду, продолжал беседу с математиком. Тот тоже не отвлекался, лишь скупо сообщив нам, что разговор хотя и важный, но срочных мер не требует. Впрочем, после ухода незваного гостя Игорь тоже отказался рассказывать, сославшись на усталость. Но, вместо отдыха, сел переслушивать отдельные отрывки состоявшейся беседы, предусмотрительно записанной им на телефон.

Только к следующему полудню лидер посвящённых созвал совет.

— К нам приходил... — Игорь ненадолго замялся, — ...шаман, жрец, колдун или кто-то в этом роде. То есть, с одной стороны, орангутанг, к которому семьи прислушиваются, тот, кто знает недоступное простым смертным, а с другой — изгой, вечный одиночка, которого никогда не примут в семью и не позволят завести детей.

Математик признал, что разговор и для него оказался очень сложным, хотя и продуктивным. Орангутанг пришёл по желанию «высших сил» — то есть, предположительно, стрелоцветов. Кстати, судя по тому, что удалось выяснить Игорю, «высшая сила» не одна — их несколько и, судя по контексту, мы прогневали лишь одну из равных. Но, увы, кто ещё силен и, соответственно, может представлять опасность, орангутанг не рассказал. Даже со стрелоцветами подтверждения получить так и не удалось.

— Но кое-что всё-таки узнал, — добавил наш лидер. — Есть водные, есть лесные, есть летающие и подземные — то есть нельзя исключать ни одну из жизненных форм.

Как сказал орангутанг-одиночка, разгневанная «высшая сила» готова простить ошибку, но вряд ли потерпит, если случится рецидив. Кстати, обезьяна именно с этой целью и пришла — сообщить, что нам дают второй шанс.

— Я пытался убедить орангутанга, что нам нужен прямой контакт с высшей силой, что без этого наши «глупые семьи» могут совершить ещё много ошибок. Вроде бы удалось, по крайней мере, он обещал передать просьбу.

— То есть непосредственной угрозы нет, можно возвращаться к обычной жизни? — уточнил волгорец.

— Да, — кивнул математик.

— Но ситуация всё равно сложная, — заметил Вадим. — Впрочем, война в любом случае не в наших интересах. Меня больше интересует другое. Мы тут уже больше тридцати лет... и до сих пор не замечали никаких признаков цивилизации. Ну, кроме как у орангутангов.

— Смотря по каким критериям судить, — вздохнула я. — По некоторым, наоборот, уже сотни цивилизаций насчитать можно. Но я поняла вопрос. Действительно, странно — следы высоких технологий сложно было бы скрыть. Особенно — если этот народ живёт и процветает. Если же выживает — то откуда у стрелоцветов такие возможности? В смысле — как они сумели провернуть захват, удержание и всё остальное с такой точностью, аккуратностью, и ни разу не выдав своего присутствия?

— Ну извините, на такие вопросы ответить не могу, — неожиданно обиделся Игорь. — Хотите — сами с ними говорите и пытайтесь понять.

— Мы знаем, что ты делаешь, что можешь, — поспешно заверила я. — Это я просто так, мысли вслух высказывала.

— Кстати, ещё одна сложность, — уже спокойно продолжил математик. — Если всё-таки с нами попытаются войти в контакт... и если это стрелоцветы — то пройдёт немало времени прежде, чем мы поймём друг друга. Даже с орангутангами до сих пор сложности — а они ведь очень похожи на нас. У моллюсков же могут быть совсем иные понятия и ассоциации. Боюсь, что нормально поговорить мы сможем ещё очень нескоро.

— Время ждёт, — подумав, заметил Вадим. — Да, надо быть несколько осторожней, но если тут действительно есть или цивилизации, или настолько организованные животные, что их можно сравнить с таковыми, то создавай мы им серьёзные сложности — нас бы уже истребили.

В общем, хорошо то, что хорошо кончается. Теперь мы можем не переживать из-за случившегося и жить дальше. Тем более, что орангутанг пообещал успокоить других представителей своего народа... хотя и сомневался, что они быстро нас простят и вернутся.

Несмотря на казалось бы оптимистичный результат переговоров, Игорь ходил нерадостным.

— Вроде и понимаю, что всё сделал правильно, но последствия пугают, — признался наш лидер вечером. — Меня уже орангутанги запутали так, что иногда кажется, что их идиомы плесенью на ушах висят. Если ещё и стрелоцветы присоединятся... А главное — понимаю ведь, что если даже помощников привлечь удастся, то основную работу всё равно придётся делать самому.

— Я думала, что тебе нравится, — удивилась я.

— Нравится, — кивнул математик. — Но не когда в таких гигантских объёмах.

— А ты не спеши, — посоветовал Илья. — Вадим правильно сказал — время у нас есть. Жили тридцать лет, вероятно, ещё триста проживём. А, если что случится, может, опять орангутанга-шамана пришлют. Кстати, ты не предлагал ему остаться?

— Конечно, предлагал, но он ответил категоричным отказом, — Игорь улыбнулся. — Ладно, ты прав, нечего себя накручивать. Мы уже давно тут живём и до сих пор никаких особых проблем не нажили. Никакие стрелоцветы нам не помешают... если мы не будем им мешать.

— Да, — вспомнила я. — А что значили это твоё «мать матери — сын»?

— А у тебя уши грибами не порастут? — рассмеялся лидер.

— Уже поросли, пока я ваш разговор подслушивала и пыталась понять, — призналась я. — Но вот эта фраза очень уж бредовая... впрочем, их там много было.

— Это я пытался доказать, что передача информации через третье лицо сильно искажает смысл, — пояснил Игорь. — Кстати, расхожее выражение у орангутангов, в философских разговорах часто используется.

Позже он объяснил ещё несколько относительно часто употребляемых выражений обезьян — мало ли, вдруг когда-нибудь пригодится.

Кстати, уже через несколько дней гипотеза о похитителях окончательно подтвердилась. К нашему селению приплыл стрелоцвет, причём держался так, чтобы его точно заметили. А когда к нему в воду спустился математик, необычный гость не сбежал, хотя и не вступил в тактильный контакт.

Я наблюдала с берега за осторожными движениями человека и моллюска. Вот она какая, одна из «высших сил» нашего нового мира. Относительно небольшая, красивая, способная менять цвет, стремительная, осторожная и малозаметная. Сколько лет мы считали стрелоцветов обычными пугливыми безопасными родичами дюжиноногов? А они ни разу не показали, что могут представлять угрозу или являются чем-то необычным. Просто часть природы.

Игорь оказался прав — быстро понять моллюска не получилось. Но гость не ушёл, почти ежедневно появляясь около пристани. В это время математик оставлял другие дела и спускался в воду, чтобы в очередной раз попытаться найти общий язык. Проходили недели, месяцы, понимание сдвинулось с мёртвой точки, но далеко пока не продвинулось. По мнению Игоря, самым удивительным было то, что стрелоцветы, судя по всему, не пытались использовать приёмы, которые применяли для работы с орангутангами. Кстати, последних на помощь призвать тоже не удалось. Ради такого дела математик даже уходил далеко в джунгли, нашёл шамана — но тот отказался, аргументируя тем, что «высшие силы» против. Поэтому Игорю приходилось действовать методом проб и ошибок, пытаться найти свой путь. Порой к нашему лидеру присоединялась Света, но большую часть контактов он по-прежнему проводил сам.

А мы вернулись к обычной жизни. Отказавшись от пагубной идеи приручить стрелоцветов, занялись пернатыми вестниками. С ними тоже возникли сложности, хотя в целом приручение (точнее, воспитание из птенцов) прошло удачно. Но вот летать туда-сюда научить пока не удалось: побыв на свободе несколько дней, птицы быстро дичали. Держать же птичник в каждом селении и регулярно свозить пернатых курьеров к нам, чтобы потом отпускать домой с лекарством, — слишком большая нагрузка. И проблема — каждый новый приручённый вид требует серьёзного вклада в ветеринарию — иначе одомашненные животные начинают болеть и оказываются бесполезны. Так что пока в культуру почтовых птиц вводить не получится — предстоит ещё много дел.

Зонтичная зерновая культура принесла первый урожай рядом с Волгоградом. Ухаживали за растениями, а потом собирали зонтики дети и подростки из волгорской школы. Хотя часть зерна пожрали вредители, результаты всё равно оказались отличными. По крайней мере, люди хотели продолжать эксперимент, да и русалки выразили желание получить посадочный материал и рекомендации. Так что агроном почти летала от счастья: наконец-то у свободных начало внедряться нормальное сельское хозяйство, а не какие-то примитивные зачатки.

Ещё одной аграрной победой Вероники являлось введение в культуру одного из грибов — лжефонарика. Его оказалось относительно легко выращивать, да и мы охотно потребляли ажурные плодовые тела в разных видах: сыром, жареном, добавляли в супы и даже в тесто для лепёшек. А ещё гриб оказался отличной подкормкой для многих подопытных и тех животных, которых мы пытались одомашнить. Лжефонарик только начали выращивать в Волгограде, но агроном считала, что он обязательно завоюет популярность.

А вот с животноводством сложнее. Пока мы продолжаем развивать ветеринарию, но до сих пор домашние питомцы находятся в том же положении, что и люди — то есть нуждаются в прививках каждые несколько дней. Такие затраты времени и расходы делают животноводство нерентабельным и очень проблемным производством.

Ещё мы в очередной раз готовились к походу в горы. Уже не раз и не два жизнь срывала эти наши планы. Но мы очень надеялись, что теперь они осуществятся. И наконец-то удастся побывать среди загадочных гигантских скал и получше всё там рассмотреть.

Возможно, из-за суровой обстановки или из-за большой плотности, разнообразия и опасности окружающих живых существ в Союзе Свободных сформировалась хотя и оригинальная, но примитивная религия, основанная на антропопатизме. Антропопатическое мировоззрение зародилось в среде аристократии, а позже распространилось на весь народ. Свободные до сих пор склонны очеловечивать многих животных (в большей или меньшей степени), причём не только млекопитающих, но птиц, рыб, даже насекомых и моллюсков. Из-за веры в наличие разума и высшей рассудочной деятельности у животных в Союзе Свободных постепенно появились строгие табу, обряды и ритуалы.

Однако, даже несмотря на необычайно примитивную точку зрения, нельзя отрицать, что аристократия очень хорошо умела разбираться в инстинктивном поведении животных — отчего иногда несведущему обывателю, действительно, могло показаться, что они на самом деле понимают друг друга и договариваются. Кроме того, следует помнить, что Союз Свободных до сих пор хранит многие тайны даже от дружественных стран. Возможно, правящие силы свободных нарочно поддерживают примитивную религиозную систему своего народа, но при этом сами являются атеистами. Хотя, по обоснованному мнению большинства таров, аристократия тоже подвержена общегосударственной религии Союза Свободных.