Глава 7
Особенность конструкции забора вновь сослужила мне добрую службу, и уже через секунду я очутилась в знакомой «щели» между кирпичной и железобетонной стеной.
Проверив целостность и сохранность установленных мною объектов и убедившись, что все на месте и никем не потревожено, я приступила ко второй части задуманной операции.
Пригибаясь и прячась за всевозможными техническими постройками неизвестного мне назначения и в то же время поминутно выглядывая из-за них, чтобы снова не попасть в какое-нибудь «интересное положение», я пустилась в обратный путь.
Он прошел без эксцессов, что, впрочем, было не особенно удивительно. Стрелки на часах подходили к трем ночи, и в это позднее время ожидать «случайных прохожих» было уже как-то странно.
Спокойно и без приключений добравшись до вертолетной площадки, я без труда отыскала старенький «Ми-8», притулившийся с самого края, и, скрытая от посторонних глаз массивным корпусом вертолета, принялась за свое черное дело.
Размышляя о том, какие именно повреждения лучше всего поспособствуют моим мстительным целям, я рассматривала несколько вариантов. Такая сложная конструкция, как вертолет, имеет несколько жизненно важных узлов, испортив которые, можно смело гарантировать, что выйдет из строя вся система. Перебрав их один за одним, я остановилась на гидравлике.
Повредив, например, гидронасос и подающие трубопроводы основной и вспомогательной систем питания гидроусилителей, можно смело давать гарантию, что вертолет просто не взлетит. А с другой стороны, перечисленные агрегаты расположены не на виду, а в разных укромных местах. Другими словами, сразу, «на глазок» поломку обнаружить не удастся, и тот, кто ничего о ней не знает, взлететь все-таки попытается.
Ковыряясь в железках и с трудом пробираясь к необходимым мне «контрольным точкам», я с неподдельным злорадством предвкушала цирк, который смогут посмотреть все желающие, лишь только Свиридов вновь захочет прокатиться на своем «воздушном такси». Мне приходилось видеть неуклюжие кульбиты, которые выделывает при попытках взлететь вертолет с поврежденной гидросистемой. И зная, что именно увидят завтра служащие военной части, я заранее радовалась за них. Не каждый день удается посмотреть подобную комедию, устроенную самой жизнью.
Кроме чувства глубокого удовлетворения, которое доставляло мне злорадство, оно было неплохим подспорьем в работе. Из инструментов у меня имелись лишь укрепленные на щиколотках ножи, а столь важный узел, как гидросистема, действительно был «упакован» вполне надежно именно с тем, чтобы его не мог повредить любой желающий, будь то злобный диверсант или просто прохожий. Поэтому дело мое продвигалось не слишком бойко, и, орудуя лишь ножами, я была рада любому подспорью, даже если в этом качестве выступала такая не слишком благородная эмоция, как злорадство.
«Радует по крайней мере то, что на вертолеты пока еще не ставят автосигнализацию, — невесело усмехалась я, вспоминая, насколько проще все обошлось в случае с «Мерседесом». — Если бы пришлось решать еще и эту проблему, я бы, наверное, просто отказалась от этого плана ввиду его запредельной сложности и невыполнимости».
В половине пятого утра, содрав в кровь руки, переломав ногти и безнадежно испортив два отличных немецких клинка, я могла констатировать, что миссия моя выполнена. Торжественно перерезав подающие трубки — самое легкое из всего, что мне сегодня пришлось сделать, я мысленно вручила себе орден «За победу» и, не мешкая, двинулась в обратный путь.
Уже светало, и мне совсем не хотелось, чтобы, сумев столь успешно избежать опасностей и подводных камней на протяжении всей этой насыщенной ночи, я попалась кому-нибудь на глаза в финале. «Засветиться», когда уже сделана вся работа, — это было бы самое обидное. Я точно не заслужила от судьбы такой жестокой насмешки.
Наверное, провидение, руководящее моей судьбой, услышало мой «внутренний голос». Так или иначе, с аэродрома я смылась вполне благополучно, никем не обнаруженная и не схваченная за руку.
Открытое пространство между летным полем и лесопосадкой, вдоль которой проходила дорога к нему, я преодолела приблизительно с такой же скоростью, с которой спринтер преодолевает стометровку. Усталость после ночных трудов, конечно, сказывалась, но инстинкт самосохранения был сильнее. Об усталости я позволила себе вспомнить, лишь оказавшись под защитой густых крон деревьев.
Однако, и попав в безопасное место, я не стала особенно расслабляться. Помня, что Нина Петровна встает очень рано, я спешила попасть в квартиру до ее пробуждения. Конечно, можно было бы списать мое отсутствие на утреннюю пробежку, но объяснить изодранные руки я бы, наверное, затруднилась.
К счастью, делать этого не пришлось. В десять минут шестого, когда я, так же как и ночью, бесшумно и осторожно открыла замок и вошла в квартиру, там царила такая же абсолютная тишина, которую оставила я несколько часов назад.
Еще через десять минут я услышала из спальни Нины Петровны звуки, свидетельствующие о том, что она пробудилась, но к этому времени я уже успела привести себя в порядок и смыть кровь.
— Доброе утро! — бодро приветствовала я хозяйку, выходя из ванной.
— Доброе, — улыбнувшись, ответила Нина Петровна. — Ой, а что это у тебя с руками, Женечка? Смотри-ка, все исцарапаны.
— Ничего страшного, — все так же жизнерадостно говорила я. — Решила устроить себе бег с препятствиями и вот… видите, не рассчитала немного. Кустики и деревца оказались немножко упрямыми. И немножко колючими.
— Постой-ка, я тебе мазь дам. У меня есть отличная как раз для царапин. Мигом все заживет.
— Не стоит беспокоиться, на мне и так заживает, как на соба…
Не слушая, Нина Петровна уже отправилась к себе в комнату за мазью, и я не договорила фразу.
Через десять минут руками, чуть ли не до локтей измазанными «целительным средством», я осторожно брала горячие, с пылу, с жару сырники и отправляла их в рот, запивая сладким чаем.
— Сегодня, кажется, все у нас «отдыхают», — блаженствуя, говорила я. — У Константина Ивановича законный выходной после ночной смены, Игорь все еще на больничном. А что с Валей?
— У нее тоже выходной, — подтвердила Нина Петровна. — Так что семья, можно сказать, в сборе.
— Надо же, как удачно все сложилось, — думая о своем, заметила я. — А нельзя ли придумать какое-нибудь «общесемейное дело», чтобы вся семья могла заняться им и хотя бы в течение нескольких часов не выходить из квартиры?
— Какое же дело? — многозначительно взглянув на меня, спросила Нина Петровна.
— Вам лучше знать. Было бы очень хорошо, а главное, безопасно, если бы сегодняшний день все провели в теплом семейной кругу, никуда не выходя. Или хотя бы часть дня.
— Что же такое можно придумать? — вновь пытливо глядя на меня и, кажется, догадываясь, к чему я клоню, говорила Нина Петровна. — Конечно, мы с Валей можем заняться консервированием, сейчас самый сезон овощей. Но мужчины… не знаю, чем их… Хотя что же это я! Мы ведь в ванной давно собирались навести порядок. Видела, наверное, какой у нас там страх? Все стены обваливаются, штукатурка и та не держится. Игорь обещал заняться, да все никак руки не доходят, то работа, то вот случай этот ужасный — вообще в больницу пришлось лечь. А у нас уж все куплено, все приготовлено. Там поштукатурить надо и…
— Вот, вот, вот, — с энтузиазмом поддержала я. — Вот и прекрасно. Когда молодые наши от сна восстанут, так им и объявите. Скажите, что сегодня — как раз тот день, когда у всех до всего доходят руки. И поштукатурить, и побелить, все успеют. День длинный. А я пока за Константином Ивановичем схожу. Думаю, он тоже с большим удовольствием примет участие в семейном мероприятии.
Невзирая на робкие попытки своей собеседницы пролепетать что-то насчет «неудобно», я допила чай и бодрым шагом отправилась в гости к Зорину-старшему.
Бессонная ночь сказывалась, и к моей бодрости так и норовила примешаться непрошеная вялость, но крепкий чай и сытный завтрак прибавили сил, и в целом я чувствовала себя вполне комфортно.
«Если бы еще удалось пару часиков вздремнуть, вообще была бы как новенькая», — думала я, входя в подъезд знакомой трехэтажки.
Старый техник, как я и ожидала, воспринял предложение о семейном субботнике с большим энтузиазмом. Похоже, несмотря на все неудачи, преследовавшие нас на приснопамятном пикнике, главная его цель была достигнута. Нина Петровна, несомненно, произвела на Константина Ивановича положительное впечатление, и замыслы Вали насчет того, что свадеб может оказаться две, а не одна, были отнюдь не беспочвенны.
— Отчего же, я готов, — с явным удовольствием ответил он, когда я поинтересовалась, может ли семейство рассчитывать на еще одни крепкие мужские руки. — Почему же не помочь, если надо? Что ж, Игорь, забинтованный весь, будет работать, а я буду в сторонке стоять? Так не годится!
Объединив отцов и детей в одной квартире, я наслаждалась созданной с моей помощью идиллией. Мужчины трудились в ванной, измазав шпаклевкой все, что только можно, дамы колдовали на кухне.
Снабженные подробными инструкциями Нины Петровны, мы с Валей съездили на рынок и закупили там, кажется, целую тонну самых разнообразных овощей. И теперь на каждой конфорке газовой плиты стояло по небольшому тазику, откуда неслись волшебные ароматы, уверенно теснившие запахи строительных смесей и клея ПВА, которые иногда долетали из ванной.
Поняв, что дело на мази, я решила, что вот теперь-то, наконец, могу немного расслабиться. В самое пиковое время, когда Свиридов, согласно задуманному мною плану, будет рвать и метать, клиенты, все до единого, будут находиться в полной безопасности — это главное, что требовалось доказать. Остальное было неважно и вполне могло подождать пару часов, пока я высплюсь и восстановлю силы.
— Вы не возражаете, если я вас ненадолго оставлю? — очаровательно улыбнувшись, поинтересовалась я у Вали и Нины Петровны, увлеченно споривших по поводу какой-то приправы.
— А? Что? — рассеянно обернулась ко мне Валентина.
— Что-то разморило, хочу прилечь на полчасика. Не соскучитесь без меня?
— О, да, конечно! Как хочешь, Женя, квартира в полном твоем распоряжении. Если напала сонливость, и правда лучше ненадолго прилечь. Со мной тоже иногда такое бывает. Кажется, всю ночь спишь, все нормально, а потом утром встаешь…
Интересную историю Валя досказала Нине Петровне. Я же, скромно удалившись в спальню, плотно прикрыла дверь и, довольная делами рук своих, отошла ко сну.
Увы! Пробуждение мое оказалось совсем не таким безоблачным, как я ожидала. Разбуженная часа через полтора громкими возмущенными репликами, я поняла, что созданная мною гармония нарушена, и суровая правда жизни вновь вступила в свои права.
— Да какое он право имеет! — сердито кричал Игорь. — У тебя законный выходной.
— Действительно, Константин Петрович, это уже ни в какие ворота не лезет, — вторила ему Валя. — Настоящий произвол. А вы вот возьмите, да и не ходите никуда! Что он вам сделает? Вы не обязаны все его капризы выполнять.
— Что сделает… Снова пакость какую-нибудь устроит, вот это и сделает, — смущенно и растерянно отвечал на эти гневные реплики Зорин-старший. — Известно уж, какой он деятель.
Первой мне пришла в голову мысль, что Свиридов покатался на вертолете и каким-то образом смог довести до сведения Зорина свое возмущение.
«Но как? — думала я. — Сам лично ему позвонил? Или передал через секретаршу? И почему именно ему? Из чего он сделал вывод, что гидросистему повредил именно Зорин-старший? Почему не Игорь, например? Или Свиридов просто твердо знает, что, «зацепив» старого техника, он автоматически выведет из равновесия всю семью?»
Эти вопросы требовали немедленного разъяснения, и я направилась в кухню, где сейчас происходил столь эмоциональный обмен мнениями.
— Женя! — заметив меня первой, воскликнула Валя. — Он снова издевается над нами! Творит просто все, что хочет. Как будто мы не люди, не военные на службе у государства, а его личные рабы, крепостные какие-то. Захотел — позвал, захотел — выгнал. О том, что существует распорядок рабочего времени, он, похоже, и знать не хочет.
— А что случилось? — спросила я, глядя в глаза девушки, столь решительно причислившей себя к «военным на службе у государства».
— Да все то же! — расстроенно отвечала она. — У Константина Ивановича сегодня законный выходной, а Свиридов вызывает его для разбирательств.
— Для каких разбирательств? — настороженно спросила я, а в воображении сразу возникла картина завалившегося на бок вертолета, безуспешно пытающегося взлететь.
— Да все по дозаправке этой, — вступил в разговор Игорь. — До завтра, видно, никак нельзя подождать.
— По дозаправке? — Картина в воображении стерлась. — Но ведь с ней вроде бы уже определились. Помнится, Константин Иванович говорил, что ему и «штрафные» уже назначили.
— Вот так да, — сокрушенно проговорил Зорин-старший. — назначить-то назначили, а, видно, не разобрались еще. На дополнительную беседу вызывают.
— На дополнительную беседу?
Ситуация действительно была странной. Свиридову, уже успевшему обвинить старого техника в неудачно прошедших учениях и даже добившемуся наказания для него, казалось бы, оставалось лишь почивать на лаврах да потирать руки, радуясь, что вновь удалось ущемить в чем-то ненавистное семейство. А он, вместо этого, вызывает человека, уже обвиненного и наказанного, на какую-то «дополнительную беседу». Что бы это могло значить?
«Может, это только предлог? — слушая возмущенный обмен мнениями, думала я. — Свиридов уже опробовал «подправленный» мною вертолет в действии, но, не имея фактов, указывающих на то, кто это сделал, хочет «выбить признание» у Зорина, используя психологическое давление? Хм! А пожалуй, я сделала очень хорошо, оставив свою вылазку в тайне. В тайне ото всех».
Старый техник не производил впечатления слабака, но если бы он наверняка знал о том, что диверсия в отношении вертолета — моих рук дело, он мог выдать себя невольно, даже не желая этого. А теперь изумление, которое наверняка появится на его лице после некоторых «конкретных вопросов», будет совершенно неподдельным, и как знать, возможно, даже сам Свиридов усомнится, что сюрприз пришел к нему именно с этой стороны.
«А между тем в том, что это именно диверсия, а не некая досадная «случайность», у него наверняка нет ни малейших сомнений, — злорадно думала я. — Ведь там невооруженным глазом видно, что трубки перерезаны ножом, да и гидронасос не сам собой так поразительно изменился. Нет, в том, что это диверсия, наш друг уверен на все сто процентов. И на все девяносто девять он уверен в том, кто именно эту диверсию ему устроил. Знает точно. Знает, а доказать ничего не может. Браво, Женя! Один — ноль в нашу пользу. Пускай теперь на своей шкуре попробует, каково это — подвергаться обструкции, знать, кто устраивает тебе пакости, и не иметь возможности доказать это и прижать обидчика к ногтю».
Тем временем, пока я занималась самовосхвалением и сама себе пела мысленные дифирамбы, опекаемое мною семейство, кажется, достигло консенсуса.
— Что ж, если так, значит, нужно ехать, — тяжко вздохнув, подвел Зорин-старший итог дискуссии, основная часть которой от моего внимания ускользнула. — Разговаривать-то с ним все равно придется. Не сегодня, так завтра. Завтра-то на работу все равно выходить! А если сейчас не поеду, он еще больше озвереет, вообще неизвестно тогда будет, чего от него ожидать. Видимо, нужно ехать.
— Да, Константин Иванович, я тоже считаю, что лучше сразу все выяснить, — вступив в дискуссию, поддержала я старшее поколение. — Все равно, пока не узнаем, в чем там дело, не сможем успокоиться. Ведь правда? Будем только понапрасну голову ломать, теряясь в догадках. Я считаю, надо ехать. Что бы он там ни придумал, лучше точно об этом знать, чем сидеть угадывать. Служебная машина за вами, наверное, специально не приедет, но это не беда, я подвезу вас на своей. Доставлю прямо в часть, а заодно и подежурю там, неподалеку, пока вы будете разговаривать. как говорится, на случай экстренного случая.
По-видимому, моя спокойная и аргументированная речь убедила остальных домочадцев, что смело выйти навстречу новому вызову судьбы — действительно самое лучшее решение в данной ситуации. Даже Валя, больше всех возмущавшаяся «произволом» Свиридова, кажется, в итоге прониклась. При первых словах обратившая ко мне изумленный взор, теперь она смотрела серьезно, сосредоточенно сдвинув бровки и, кажется, усиленно размышляя о чем-то.
— Что ж, Константин Иванович, — наконец произнесла она, как бы выражая общее мнение. — Если Женя говорит, значит, надо ехать. Она плохого не посоветует. Тем более, если во время вашего разговора со Свиридовым она будет поблизости. Что ж… значит, надо.
— Вот и отлично, — бодро резюмировала я. — Сейчас схожу за машиной, заедем к вам, чтобы вы могли переодеться, и — вперед, навстречу новым битвам.
— Идет, — улыбнувшись моим бодрым речам, согласился Зорин.
Сделав все, как запланировали, через полчаса мы с Константином Ивановичем подъезжали к пятиэтажному зданию, в котором располагалась администрация части. В этот раз прибытие наше было вполне «легальным», и не было нужды прятаться по закоулкам. Свернув с основной трассы, я смело и открыто остановила машину перед главным входом.
— Ни пуха ни пера, — улыбнувшись, пожелала я Зорину. — Помните, что я здесь, на страже, с нетерпением жду новостей. В случае чего…
— В случае чего буду кричать «караул», — улыбнулся он в ответ.
— Точно!
Старый техник ушел продолжать «разбор полетов» с разгневанным начальником, а я осталась в машине, рассеянно скользя взглядом по окрестностям и сосредоточенно размышляя о сложившейся ситуации.
Мне не терпелось узнать, пытался ли Свиридов сегодня покататься на своем «воздушном такси». Но вместе с тем я понимала, что смогу узнать это не раньше, чем вернется Зорин, поэтому приходилось сдерживать порывы.
«Если он обнаружил «сюрприз», то наверняка догадался, кто его приготовил, — думала я. — А значит, причина этого неожиданного вызова «на ковер» — вовсе не «дополнительное внушение» по поводу неудачной дозаправки, а попытка получить доказательства для нового обвинения. Он будет давить на Зорина, чтобы заставить его «проговориться» и, используя неосторожно сказанное слово, свалить на него вину за испорченный вертолет. Вина эта, конечно, серьезная, только вот нюанс — Зорин-то об этой порче — ни сном, ни духом. Сложновато будет ему «проговориться».
Эта мысль вызвала у меня злорадную ухмылку. Кажется, с тех пор как я взяла молодую пару (да и пожилую тоже) под свою опеку, фортуна отвернулась от злобного начальника. Ни одна из его выходок не осталась без ответа, а история с вертолетом явно перетянула чашу весов в нашу пользу. Бей врага его же оружием — вот девиз, который мне блестяще удалось воплотить на практике.
Размышления об успехе, с которым я неизменно отражаю нападения врага, привели меня к мыслям о причинах этих нападений.
Что так привлекло внимание высокого начальника к рядовой медсестре? Ведь по своему положению он без труда мог «получить любую», и то, что рассказывали мне Валя и Зорин, только лишний раз подтверждало эту гипотезу. На что она сдалась ему, эта никем не знаемая Валя? Неужели ее отказ до такой степени задел самолюбие Свиридова, что он до сих пор не может «простить»?
Или этот прожженный скептик вдруг обнаружил, что воистину влюблен? Но тогда вся его агрессия должна была обратиться на Игоря, а он упорно «достает» всю семью. Да не просто достает, а похоже, именно собрался «сжить со свету», по образному выражению Вали. Неужели причина всему этому — лишь задетое самолюбие?
Несоответствие причин и следствий в этой ситуации было явным и наводило на мысль о том, что мне известно не все.
«Что, собственно, я знаю об этом Свиридове? — снова думала я. — Назначен на руководящий пост по протекции, в работе своей некомпетентен, имеет дурной характер и «мохнатую лапу» в Москве. Но все это — внешние обстоятельства, практически ничего не говорящие о конкретной личности. Чем еще «замечателен» этот человек, кроме своего дурного характера? Чем он живет, что для него важно, что второстепенно, с кем он общается и как проходит его день — ничего этого я не знаю, а ведь ответы на подобные вопросы, пожалуй, смогли бы яснее обозначить и истинные причины его столь неотступного интереса к Вале».
Размышляя о том, где можно было бы получить подобные эксклюзивные сведения, я вдруг вспомнила о Толике. Ведь именно он, Анатолий Чупрун, которого Зорин называл «связующим» звеном между «верхами» и «низами», совсем недавно поведал нам столь ценную информацию о Митяе. Если он так близок «к солнцу», как говорит Зорин, возможно, он сможет рассказать что-то интересное и о самом Свиридове.
Придя к такой мысли, я решила при первом же удобном случае переговорить с Зориным и узнать у него, нельзя ли мне будет устроить небольшое приватное «свидание» с «близким к солнцу» Толиком.
Как бы в ответ на мои размышления, в этот момент открылась входная дверь, и из нее появился Зорин-старший. Предполагая увидеть мрачное, огорченное лицо, на котором отражаются все последствия нелицеприятного разговора с начальством, я с удивлением обнаружила, что глаза старого техника искрятся удовольствием и он едва сдерживает улыбку.
«Что-то новенькое», — машинально отметила я.
— …дела-а… Ну и дела! — подходя к машине, говорил Зорин, видимо, вслух комментируя какие-то свои размышления. — Женя! Ты не представляешь, какие у нас тут дела творятся! Мне сейчас ребята такую историю рассказали… Просто триллер. Триллер и анекдот. В одном флаконе, как говорится.
— В самом деле? И что же за история?
— История такая, что из-за нее не жалко и на работу лишний раз съездить. Пускай даже в свой личный выходной.
— Так что же произошло? Не томите.
— Что произошло? Хм! Как бы это тебе поточнее сказать? Думаю, самое правильное слово — возмездие. Да! Именно. Случилось возмездие. Наконец-то этот подлец получил по заслугам.
После этого Зорин поведал мне о том, что сегодня утром, когда «царь и бог» Свиридов решил отправиться куда-то, видимо, по очень срочным делам, на своем «воздушном такси», служащие и технический состав имели возможность наблюдать чрезвычайно занимательное зрелище.
Пропеллер вертолета, запущенного от внешней силовой установки, работал вовсю и машина уже начала взлетать, когда по непонятным причинам вдруг потеряла «ориентацию» в пространстве и начала заваливаться на бок.
— Он его вроде вверх, а тот раз — и вниз падает, — сияя от счастья, рассказывал Зорин. — Раз да еще раз. Другой да третий. Попрыгал там, возле своего места, как лягушка, да и плюнул. Догадался, видать, что нелетная сегодня погода.
Здесь техник не выдержал и от души рассмеялся.
— А я-то думаю, чего это он вокруг да около ходит, — вдоволь нахохотавшись, продолжал он. — И так ко мне подбирается, и этак.
— Кто «он»? — сразу насторожившись, спросила я.
— Свиридов, кто же еще. Начальство наше дорогое. Когда в кабинет-то меня к себе вызвал, начал вроде бы по делу. Про дозаправку да про вину мою непростительную, все в таком духе. А потом, слово за слово, на какие-то обиняки перешел, так что я и понимать перестал, чего он от меня добивается. И мстительный-то я, и злопамятный. И всякую гадость учинить готов, лишь бы ему, нещечку нашему дорогому, неприятность сделать.
— Хотите сказать, что Свиридов после своего неудачного взлета решил, что это вы ему вертолет поломали?
— Похоже на то. Несет эту околесицу, а у самого глаза — как буравчики какие-то. Так и сверлит ими, так и впивается. Будто в душе у меня что-то прочитать хочет. А чего у меня там читать? Я в тот момент и понятия не имел, о чем речь идет. Попытал он меня, поорал не по делу, да и отпустил. А что с меня взять? За дозаправку вычли уже, а про вертолет я и знать не знал. Потом уж, как вышел из кабинета, Толик мне по дороге попался. Толик Чупрун. Я тебе, помнится, говорил о нем.
— «Связующее звено»? — догадливо спросила я, сразу вспомнив, что хотела договориться об «аудиенции».
— Да, он. Слыхал, говорит, Константин Иваныч, какой перформанс нам сегодня начальство устроило? Перформанс… Слова-то какие теперь! И не поймешь, что значат.
— Но он, наверное, вам объяснил?
— Объяснил, — усмехнулся Зорин. — И он объяснил, да и ребята потом еще подошли знакомые. Рассказали. И о том, как взлететь он хотел, и о том, как не получилось. Сначала, говорят, все на пилота своего кидался, ты, говорит, летать не умеешь, руки не оттуда растут. Леня Захаров у нас обычно летает с ним. Тоже вот еще бедолага. Как вертолет этот у Свиридова — личное такси, так Леня — личный «шофер». Тоже затиранил совсем парнишку. Чуть что не так — в первую голову на нем зло срывает. И неважно, виноват или нет.
— В этот раз тоже так было?
— Само собой. Наорал на него, желчь свою выплеснул, потом только за техниками послал, разбираться, что там такое с машиной случилось.
— И что же выяснили техники? — с интересом спросила я.
— А вот это вот и есть самое интересное, — хитро прищурился Зорин. — Оказывается, был поврежден гидронасос, да не то чтобы поломка какая, а настоящий, можно сказать, теракт там обнаружили.
— То есть?
— А то и есть. Все там раскурочено было, как будто кто-то бензопилой прошелся. На совесть постарались, ребята говорят — хана теперь агрегату. Так мало того, они еще и подающие трубки перерезали. То есть система, считай, не запитана, жидкость из гидробака не поступает. Конечно, как тут летать. Тут только на приколе сидеть да ворон считать.
— Да, действительно. Это просто явный теракт, — согласилась я.
— Вот и я о том же, — поддержал Зорин. — Сто процентов — специально кто-то все это сделал. Только вот кто?..
С последними словами он обратил ко мне лицо и очень пристально посмотрел в глаза. Но глаза мои отражали лишь пионерскую честность и душевную чистоту.
— Да, очень интересно, — простодушно согласилась я. — Значит, поэтому вы вышли оттуда таким довольным? Я-то думала, вернется человек мрачный, расстроенный, а вы просто как будто на празднике каком-то побывали.
— А что, праздник и есть, — улыбнулся Зорин. — В кои-то веки кошке мышкины слезки отлились. Только вот очень уж интересно, кто это все так умело подстроил, — снова пристально взглянул он на меня. — Ни у кого и версий никаких нет.
— Никаких ни у кого? — так же пристально глянула я.
— Никаких. И ни у кого.
— Что ж, значит, не судьба, — философски резюмировала я. — По крайней мере и вас они не могут ни в чем обвинить, а это главное.
— Да… наверное.
Так и не ответив на молчаливый вопрос своего собеседника, я завела машину и выехала на трассу.
Все, что мне нужно было узнать, я узнала. Пущенная стрела достигла цели, рыбка заглотала наживку, и рассказ Зорина был самым красноречивым подтверждением тому, что Свиридов сейчас рвет и мечет. То есть находится именно в том состоянии, в какое я планировала его привести. Наверняка до того момента, когда он позовет Митяя в курилку, чтобы обсудить планы мести, осталось совсем немного времени. А возможно, они уже сейчас беседуют там.
«Значит, я не ошиблась, Свиридов вызвал Зорина именно затем, чтобы «прощупать его на предмет причастности к «теракту», — думала я, въезжая на территорию летного городка. — А это говорит только об одном — мой небольшой сюрприз задел его за живое, и теперь он лихорадочно ищет способы и объект отмщения. Впрочем, насчет объекта, думаю, двух мнений у него не возникнет. Вопрос лишь в способах. Пожалуй, в ближайшие дни нам всем необходимо будет соблюдать режим повышенной боевой готовности».
Прибыв домой, Зорин-старший порадовал своих близких бодрым видом и хорошим настроением, не преминув рассказать и о его причине.
Изложив вкратце историю с вертолетом, он сказал, что это происшествие так развеселило его, что даже пропала вся досада от внезапного вызова и неприятного разговора с начальством.
— Сама судьба за нас! — патетически восклицала Валя. — Похоже, нашелся смельчак, не побоявшийся и ему сделать пакость, так же, как он делает другим. Ты думаешь, Женя, он только нас достает? — обратилась она ко мне. — Ничего подобного! Он всем уже надоел хуже горькой редьки, даже не сомневайся. Так что это даже не удивительно. Поделом ему! Будет знать, как над людьми издеваться!
— Да, ситуация интересная, — улыбался Игорь. — Ведь все знают, что этот вертолет использовал в основном Свиридов. Если делу дадут официальный ход, как бы не пришлось уважаемому Николаю Юрьевичу убытки возмещать.
— А что? Запросто! — вторил ему Зорин-старший.
Треволнения, в самом разгаре прервавшие семейную идиллию, окончательно улеглись, все улыбались, обсуждали последнюю новость и наперебой строили предположения о том, как происшествие с вертолетом отразится на судьбе и благосостоянии Свиридова.
Похоже, ни у кого и в мыслях не было, что последние события могут отразиться на судьбе присутствующих и что Свиридов, даже не имея доказательств, наверняка не сомневается в причастности Зориных к этой диверсии. Об этом никто не беспокоился, и меня в глубине души этот факт даже радовал. К чему бесполезные переживания? Ведь реального положения вещей они изменить не могут.
А положение было таково, что история с немотивированными «приставаниями» начальника к подчиненным сейчас как никогда была близка к развязке.
Бурные дебаты завершились чаем с пирожками, которыми угостила нас Нина Петровна. Насытившись и немного передохнув, мужчины продолжили ремонтные работы в ванной и так увлеклись, что закончили их только поздно вечером. На этот раз никто не прерывал трудовой процесс.
В одиннадцатом часу ночи, тепло со всеми распрощавшись, Зорин-старший отправился домой. Разумеется, в моем сопровождении.
— Так кто же все-таки это сделал? — уже дойдя до подъезда, вновь задал он «ключевой» вопрос, обратив на меня пытливый взор.
— Что именно? — собрав воедино все отпущенное мне природой простодушие, поинтересовалась я.
Старый техник слегка усмехнулся и отвел глаза.
— Да нет, ничего. Это я так. О своем задумался.
— Бывает. Значит, завтра встречаемся в половине восьмого?
— Разумеется. Как обычно. На том же месте и в тот же час.
Попрощавшись с Зориным, я вернулась в трехкомнатную квартиру, где блистала белоснежной шпаклевкой отремонтированная ванная комната.
Уверенная, что на жучках уже записана интересующая меня информация, я предвидела, что и сегодняшней ночью мне не придется слишком сладко спать. Но на сей раз цели, которых я намеревалась достигнуть, не были столь масштабны, и задача была гораздо проще.
Требовалось всего лишь снять поставленные жучки, и, поскольку времени этот процесс требовал совсем немного, я намеревалась выспаться не после, а перед тем, как приступать к нему.
«Часика в три поеду, — решила я. — Это самое глухое время, даже часовые на посту втихаря «кемарят». Риск быть обнаруженной кем-то в это время минимальный. Значит, тогда и нужно ехать».
Пожелав всем спокойной ночи, я отправилась в свою комнату и, поставив будильник на половину третьего, легла в кровать. Любопытство и предчувствие, что скоро я узнаю важные новости, будоражили и долго не давали заснуть, так что и в эту ночь я спала не более полутора часов.
«Что-то там записали мои жучки?» — было последней мыслью перед тем, как я погрузилась в объятия Морфея.
Переливчатые трели вмонтированного в телефон будильника вывели меня из забытья, по ощущениям, сразу же после того, как я уснула.
Бесшумно и быстро одевшись, я уже привычными движениями отомкнула замок так, что он не издал не единого звука, и вышла на улицу.
На сей раз мой путь до авиабазы не был столь замысловатым. Прогулки по темным аллеям и пешие марш-броски остались в прошлом. Сегодня мне требовалось лишь «зайти и выйти» — быстро проникнуть в курилку, снять аппаратуру и так же быстро исчезнуть. А для этого вовсе не требовалось проделывать такой длинный и сложный путь. Вспомнив, как удачно и ловко прыгала я прошлой ночью через бетонный забор, я намеревалась решить проблему гораздо проще.
Сев в машину, я доехала до военной части той же дорогой, которой сегодня днем подвозила Зорина-старшего. Оставив «фольк» в сторонке, так, чтобы его нельзя было заметить ни от входа, ни из окон здания, если бы кому-то вдруг вздумалось тайно контролировать окрестности, я медленно и осторожно приблизилась к бетонному забору.
То место, где я выпрыгивала из курилки вчера ночью, я запомнила хорошо. Оно находилось всего лишь в нескольких шагах от административного здания, и именно это больше всего беспокоило меня, когда я на пределе нервного напряжения дожидалась ухода полуночного курильщика.
Но сейчас я не видела причин для беспокойства. Время, выбранное мною для ночной прогулки, почти стопроцентно гарантировало отсутствие случайных прохожих.
Пробравшись к условной точке, я чутко прислушалась и даже отчасти принюхалась. Но ни звуков, ни запаха сигаретного дыма не учуяла. Чтобы обеспечить себе дополнительные гарантии, я встала на нижний выступ забора и, подтянувшись на руках, осторожно заглянула в курилку.
Она была пуста.
Мигом перемахнув через ограду, я одним быстрым движением сорвала с мест оба жучка и, перепрыгнув обратно, была такова.
Пространство перед пятиэтажным зданием, как и прежде, было абсолютно пустым, и, никем не замеченная, я вернулась к машине.
Доехать до городка и вернуться под гостеприимный кров Нины Петровны было самой несложной частью сегодняшнего задания.
Так же бесшумно войдя в квартиру, как незадолго до этого выходила, я прошла в свою спальню и легла на кровать.
Мои «шпионские штучки», при всем их удобстве и универсальности, имели один весьма существенный недостаток. Чтобы просмотреть записанную ими информацию, требовалась специальная, довольно сложная и дорогостоящая аппаратура.
Загромождать подобной техникой квартиру не было никакого смысла, не говоря уже о том, что она бы просто не окупилась. Поэтому для перевода записанной информации на привычные носители я обращалась туда же, где в свое время приобрела эти мини-камеру и микроскопический диктофон и где время от времени приобретала некоторые другие полезные технические штучки.
Знакомые ребята, каждый из которых был либо компьютерным, либо техническим гением, полулегально изготавливали подобные редкости на потребу «вольным художникам» вроде меня, и, надо сказать, их продукция всегда пользовалась стабильным спросом. Именно к ним я собиралась отправиться завтра утром, как только провожу Зорина-старшего к условленному месту, откуда должен был забрать его служебный микроавтобус.
Следующее утро началось позитивно.
Поспав еще часа два, я по привычке проснулась в шесть и до завтрака успела совершить небольшую пробежку и выполнить привычные упражнения.
Нина Петровна, к моему возвращению уже колдовавшая на кухне, замешивала тесто для блинчиков, но я не стала дожидаться приготовления этих калорийных вкусностей. Наскоро перекусив бутербродами с кофе (бедная тетя Мила! Она бы ужаснулась, увидев это), я выдвинулась к дому Зорина-старшего.
Наше путешествие до условной точки прошло без приключений. Не зная, во что вылился гнев Свиридова, я немного беспокоилась, ожидая новой атаки, но ни на аллее, ни в зарослях по ее обочинам не наблюдалось никаких дополнительных движений.
— Наверное, в себя еще не пришел, — сказал Зорин, заметив, как внимательно я осматриваюсь по сторонам, и конечно же, догадавшись, почему. — После этого случая с вертолетом не очухался еще, не успел новую пакость для нас придумать. Своими делами занят.
— Может быть, — рассеянно ответила я.
В тот момент я еще не знала, что это мнимое спокойствие — лишь затишье перед бурей и что Свиридов и его присные находятся сейчас в самой активной фазе подготовки новой «пакости».
Проводив Зорина до места и убедившись, что он благополучно сел в микроавтобус и теперь находится в хорошей компании, я вернулась обратно и устроилась на водительском сиденье верного «фолька». К знакомым ребятам мне хотелось попасть как можно скорее не только оттого, что меня распирало любопытство узнать, что же там записали мои жучки. Меня подталкивал еще и фактор времени.
Если Свиридов с Митяем или еще с кем-нибудь из своих отвязных друзей уже придумали, какой должна быть «ответная реакция» на случай с вертолетом, об этом нужно было узнать как можно скорее. Иначе я рисковала опоздать с ответной реакцией.
В эти утренние часы транспортный поток был не очень плотным, поэтому доехать до нужного дома в Тарасове мне удалось довольно быстро. Дом находился недалеко от набережной и относился к старому, хотя и неплохо отреставрированному жилому фонду.
В цокольном этаже этого строения как раз и располагалась тайная «штаб-квартира», которая была целью моего путешествия.
Предварительно созвонившись, я объяснила, что мне нужно, и уже через четверть часа информация с мини-камеры и диктофона была переведена на носитель, с которого ее мог считать обыкновенный смартфон.
Словесно и материально отблагодарив своих друзей, я вернулась в машину и, не тратя даром золотого времени, тут же начала просмотр видеоматериалов.
Поначалу «кино» не было особенно интересным. В курилку то и дело заходили люди и в форме, и в спецодежде, и просто в штатском, пару раз мелькнули даже Свиридов и Митяй, но все это было не то. И тот и другой приходили в большой компании, а разговор, который я так надеялась услышать, должен был происходить в атмосфере приватной и доверительной, при полном отсутствии свидетелей.
Поглядывая на таймер, отмечавший время записи, я с грустью констатировала, что, судя по этому времени, рабочий день уже приближается к концу, а ничего похожего на тайное совещание я так и не наблюдаю.
Лишь в самом финале, когда число «посетителей» в курилке заметно уменьшилось и появляться они стали реже, я наконец увидела то, чего так долго ждала.
Сосредоточенно глядя в пространство, в тесную «щель» вошел Свиридов и, едва лишь он успел прикурить сигарету, следом появился Митяй.
Камера записывала только видео, и хотя при желании мои гениальные ребята легко смогли бы объединить изображение и звук, я не просила их об этом, поскольку хотела сэкономить время.
Вот и сейчас, найдя, что мне нужно, я решила не смотреть дальше. Отметив время и дождавшись, когда Митяй и Свиридов покинут курилку, я взялась за прослушивание диктофона. На видео оба они минут десять с сосредоточенным видом беззвучно шевелили губами, из чего я сделала вывод, что разговор был серьезный.
Найдя на диктофонной записи тот же отрезок времени, я сконцентрировалась и приготовилась слушать.
— Что скажешь? — раздался голос Свиридова.
— Думаешь, они? — вопросом на вопрос ответил второй голос, по всей видимости, принадлежащий Митяю.
Тогда, на пикнике, в общем гаме этого голоса не было слышно, и на слух я не могла идентифицировать, но на видеозаписи не было третьих лиц.
— А кто же еще?! — эмоционально воскликнул Свиридов.
— Слишком уж круто для этих лохов, — спокойно отметил Митяй.
— Разве что круто, а так… Кто еще это мог сделать? И главное — никаких следов. Деда этого вызывал, так он, похоже, и не догадался даже, о чем речь идет. Чист, как стекло, будто вчера родился. Я ему и так и этак пытался намекнуть — ноль эмоций. Уставился на меня, как баран на новые ворота, и хоть бы что! Это получается, пацан, что ли, сделал, Игорек этот? Сделал, а папке не сказал?
— С ними последнее время телка какая-то постоянно тусуется. Я ее на поляне видел, когда «рыбку ловить» ездили.
По тону Митяя можно было понять, что он усмехается.
— Да, мне мужики тоже говорили. Там на дороге, когда встретили их… Мои-то ушли, а тех, кого мне Черный в подмогу прислал, она, говорят, так отделала — в больницу пришлось везти.
— Прямо в больницу?
— Ну, может быть, не «прямо», но хромают сейчас оба.
Послышался смех.
— Ловко, — одобрил Митяй. — А кто это такая, вообще? Что-то борзая больно.
— Да мне наплевать, кто она такая, — с досадой проговорил Свиридов. — У меня и без нее проблем выше крыши.
— Черный давит?
— Давит — не то слово. Вчера вечером был у него, думал, отыграюсь, а вместо этого еще глубже завяз. Специально, что ли, делают… суки.
— Так чего же ты ждешь? Форсируй события, — многозначительно сказал Митяй.
— Да вот уж и сам думаю, что пора. Иначе мне край. Я уж ему пообещал, что скоро все будет, он следит тоже. Умник, блин! Знает, что там хороший кусок, специально подстраивает, чтобы я поглубже сел.
— Хочет весь его разом себе и забрать?
— Наверное. Денег кто же не хочет? Их все хотят. А Черного ты знаешь. Я ему пообещал, что сделаю, и если он увидит, что ничего нет, он и сам может что-нибудь… сделать.
— Тогда форсируй. Если других вариантов нет…
— Откуда? Разве кредит взять.
Собеседники снова засмеялись.
— Да, на Черного кредитов не напасешься, — с пониманием произнес Митяй.
— Это точно. И без того проблем выше крыши, а теперь этот вертолет еще. Надо же, как ловко сделали, гады! И свалить не на кого.
— Скажешь, что террористы. Ваххабиты исламские, — усмехнулся Митяй.
— Я-то скажу, но если в террористов не поверят и порчу повесят на меня, это опять расходы. Все знают, что я на этой старой кастрюле летаю…
Свиридов пробормотал что-то не совсем внятное и, по-видимому, не очень цензурное.
— Где мне на все денег набрать?
— Форсируй, — решительно повторил Митяй.
— Да я и рад бы, только как?
— Как? Да мало ли как. Варианты всегда есть. Вот, например… например, ездят же они на перевязки. Ежедневно и регулярно, без праздников и выходных дней. Кстати — вдвоем. Он и телка эта борзая. Вот и… думай. Одним махом всех побивахом.
— Снова ребят отправить?
— Зачем ребят? Чтобы сразу виноватых нашли? Нет, это поумнее нужно сделать. Так же, как они с этим вертолетом. Чтоб и комар носа не подточил.
— А поконкретнее? Советуй, ты же у нас главный стратег.
— Поконкретнее? — задумался Митяй. — Насчет «поконкретнее», это подумать надо. Они там тебе что сделали? Гидросистему испортили? Жидкость слили? Так вот и нам нужно что-то подобное… тоже что-нибудь испортить, да так, чтобы ни следа не осталось.
— Подумай, Митя, я в долгу не останусь, — многозначительно произнес Свиридов.
— Подумаем, подумаем. Варианты всегда есть.
После этих слов все стихло, и довольно долгое время из моего телефона, на котором я прослушивала запись, не доносилось ни звука.
Потом снова послышались голоса, но в этот раз совершенно незнакомые. Они оживленно и весело обсуждали происшествие с вертолетом.
Послушать, что думают об этом событии сотрудники базы, мне, наверное, тоже было бы полезно, но, учитывая новости, которые узнала я из непродолжительной беседы Свиридова и Митяя, прослушивание остальных записей я решила отложить на потом. Сейчас мне самой необходимо было кое о чем подумать.
