Вернувшись к себе (Стас прямым курсом помчался в «Московский уют»), Гуров снова включил компьютер и, войдя в почту, открыл присланные файлы. Первый материал был о Луизе Чубаткиной. Согласно данным, взятым из различных информационных баз, в частности МВД, ФСИН и некоторых других, эта особа лет десять назад должна была отправиться за решетку за непреднамеренное убийство. Как оказалось, в ту пору она подрабатывала «ночной бабочкой» и в ходе ссоры со своей «коллегой» из-за денежного клиента оттолкнула кинувшуюся на нее конкурентку. Та упала и, ударившись головой об угол бордюра, умерла на месте.

И отбывать бы Чубаткиной срок, если бы не вмешательство Лекаря. Он приказал одному из своих «шестерок» взять вину на себя, и Луиза с той поры стала его вечной должницей. А Ангирдо, увлекшись своей новой наложницей и разглядев в ней некоторые вокальные дарования, сумел протолкнуть ее в местный шоу-бизнес ресторанной певичкой. Публика приняла Луизу вполне благосклонно, и вскоре Чубаткина (на афишах значившаяся как Луиза Хрустальная) стала звездой эстрады самых престижных ресторанов. Даже будучи покинутой Лекарем, даже сойдясь с профессором Дорыновым, она продолжает поддерживать с Ангирдо вполне приятельские отношения.

«То есть он вполне мог располагать информацией о ценном историческом артефакте…» – мысленно рассудил Гуров, открывая следующий файл. Это была справка столичного ГИБДД о сотруднике данной службы, который на аварийной стоянке осматривал машину таксиста Бескумова. Как оказалось, по данным информационных служб дорожной полиции, никто из ее сотрудников в район Мостков для осмотра таксомотора, пострадавшего в результате ДТП на Сосновской, не выезжал.

«И что все это значит? – озадачился Лев, вновь и вновь перечитывая эту информацию. – Или дежурный нам соврал, или за картой памяти видеорегистратора приезжал кто-то из гаишников в неофициальном порядке. А может быть, это были ряженые, переодетые в гаишников? Непонятен и заказчик похищения – то ли это папаша Куплейцев решил на всякий случай подстраховаться, чтобы не пострадал его сынок, то ли преследователи Фэртона опасаются, что видеозапись поможет нам прочесть номер их машины…»

Он тут же позвонил Крячко:

– Если время будет, надо бы еще раз доехать до Мостков и хорошенько расспросить дежурного по поводу гаишника, осматривавшего машину Бескумова. Кто-то тут сильно врет. Но это – как получится. Главное – записи камер наблюдения на Сосновской. Ты уже в гостинице?

– Да, я уже здесь. Только что переговорил с портье. Он мне подсказал, что среди здешних путан есть одна, которую «снимал» Фэртон. Видимо, он, как и Дебирэ, тоже из этих самых «би». Ее, так сказать, панельный «логин» – Румынка, поскольку клиентам врет, будто приехала из Румынии, хотя на самом деле из Киева. О! Кажись, это она появилась. Все, иду на сближение…

Набрав затем номер Луизы и услышав ее чуть жеманное «Але-о-о-о?» – Лев представился и сообщил, что хотел бы с ней встретиться, чтобы задать несколько вопросов. Уже совсем другим голосом – недовольным, и даже отчасти раздраженным – Чубаткина спросила, в чем заключается такая необходимость.

– Я хотел бы уточнить некоторые нюансы вопросов, связанных с похищением папируса… – ответил Гуров, стараясь придать голосу безмятежность.

– Простите, но я сегодня очень занята. Ну, честное слово – крайне занята! Поэтому могла бы ответить вам прямо сейчас по телефону. И то, если это не займет слишком много времени… Как на это смотрите? – Теперь в голосе Луизы сквозило нешуточное беспокойство.

– Ну, хорошо… – неохотно согласился Лев, подозревая, что у его собеседницы уже назрели «чемоданные» настроения. – Меня интересует, знал ли о папирусе некто Бараби Ангирдо?

В телефоне на несколько мгновений установилось растерянное молчание, после чего Луиза с изрядной долей уверенности произнесла:

– Нет! Бараби об этом не знал. Да его такие вещи и не интересуют. У него совсем другой круг интересов.

– А он был знаком с Анри Дебирэ?

Издав какое-то непонятное междометие, Чубаткина сухо выдохнула:

– Насколько мне известно, нет. Во всяком случае, мне так кажется.

– А вам знаком такой человек – Джордж Фэртон?

– Впервые слышу это имя… – даже не сказала, а процедила Луиза, и Гуров сразу же почувствовал: а вот в этом-то она соврала!

Напомнив Луизе, что она еще может понадобиться, и поэтому было бы нежелательным, если она вдруг надумает покинуть пределы столицы, Лев попрощался. Еще раз открыв почту, он обнаружил сразу несколько присланных файлов. Это были материалы, подготовленные информотделом.

Первый касался криминального авторитета Бирюка, он же – Волков Андрей Степанович, семидесятого года рождения, ранее трижды судимый за кражи, грабеж и мошенничество в крупных размерах, а также вымогательство. После третьей отсидки за рэкет Волков со своей криминальной деятельностью формально «завязал» и занялся легальным бизнесом, открыв небольшой магазин рыболовных принадлежностей. Однако имелись вполне обоснованные подозрения, что торговля – это не более чем маскировка другой, реальной деятельности, гораздо более прибыльной, хотя и выходящей за рамки закона.

Имелась справка и по Бараби Файзуллаевичу Ангирдо, шестьдесят пятого года рождения, образование – незаконченное высшее (три года мединститута, исключен за торговлю наркотиками в стенах вуза – отсюда и кличка). Лекарь в заключении был дважды. Первый раз сел еще студентом в восьмидесятые за наркотики, второй – в девяностые за рэкет и бандитизм. Организовав банду из самых отпетых отморозков, он терроризировал несколько районов на Кубани, облагая данью фермеров, предпринимателей, рынки, торговые сети. Его банда считалась одной из самых жестоких.

Пытки, похищения, убийства для тех мест были обыденностью. А Лекарю, имевшему на «прикорме» немалое число «защитников» закона, это все сходило с рук. И лишь когда он, зарвавшись, вырезал семью, доводившуюся родней заму областного прокурора, либеральная фемида наконец-то обратила на него свое внимание. Банда была задержана и посажена. Хотя, с учетом того, что ею творилось, большинство ее членов заслуживали «вышки» (в ту пору бандитов-беспредельщиков еще расстреливали).

Выйдя на свободу уже в начале двухтысячных, Лекарь переформатировал свою криминальную деятельность. Демонстративные убийства остались в прошлом. Теперь многие из тех, кто ему был неугоден, погибали в результате «несчастного случая», как это случилось с журналистом Кираяном. Лекарь взялся «курировать» региональный шоу-бизнес (под его «патронажем» по всему краю и соседним областям начали гастролировать двойники известных исполнителей и ансамблей), прибрал к рукам транспортные перевозки и местные предприятия пищепрома. А в последние годы переключился на спекуляции землей. Самыми разными способами пуская фермеров по миру, он отбирал их земли, а потом перепродавал крупным агрохолдингам. В городах его людьми скупались земельные участки под жилищное строительство, а потом перепродавались по заоблачным ценам. И, как и прежде, он был неуязвим и неприкасаем.

На зажигалке отпечатки пальцев были найдены, но несколько смазанные, поэтому заключение об их принадлежности давалось в предположительном ключе: «Обнаруженные отпечатки могут принадлежать Ярушкину Василию Антоновичу, 1988 года рождения, уроженцу города Клин, отбывавшему наказание по ст. 158, ч. 4. Проживает: Московская обл., пос. Опорово, ул. Ленинская, 16, кв. 21».

Прочитав эту справку, Гуров задумался. Скорее всего, рассудил он, эксперты со своей работой справились вполне успешно, и их осторожную оговорку «могут принадлежать» следует рассматривать как вполне утвердительное: «принадлежат». И если исходить из этого, то получается так, что раритет и в самом деле в данный момент находится в руках крупного криминала. Следовательно, нужно срочно найти этого Ярушкина. Взглянув на экран монитора, Лев увидел еще несколько только что пришедших новых писем.

Файл, пришедший следом за справкой о Ярушкине, был дополнением к уже прочитанному. Из его текста явствовало, что Василий Ярушкин (кличка Шустрый) до заключения входил в группировку некоего Карпа (он же – Карпов Роман Александрович, вор-домушник со стажем). После задержания шайки Карпова (сам главарь погиб в результате ДТП во время погони, когда на угнанной машине удирал от полицейской опергруппы), она распалась, и, выйдя на свободу, Ярушкин примкнул к Андрею Волкову, он же – Бирюк. Формально Шустрый работает продавцом-консультантом в магазине «Веселый поплавок» на Вязьминской.

Охваченный предчувствием удачи, Гуров решил немедленно наведаться в «Веселый поплавок» под видом обычного покупателя, чтобы на месте изучить обстановку и, если все будет складываться удачно, «взять за жабры» и Шустрого, и Бирюка. Он поднялся из-за стола, но в этот момент запиликал его телефон, по мелодии которого он сразу же догадался, что ему звонит Александр Вольнов.

– Лева, привет! Как у вас там? Что нового? – бодро поинтересовался тот.

Лев вкратце рассказал о событиях минувшего вечера и только что полученной информации. Теперь в голосе Вольнова появились нотки беспокойства:

– Ты собираешься взять Шустрого и Бирюка? Понимаешь, тут такое дело…

– Саш, говори намеками – я пойму. Готовится нечто, о чем даже по телефону говорить не стоило бы? – мгновенно сообразил Гуров.

– Именно! – приглушив голос, подтвердил Вольнов. – До завтра потерпеть можешь?

– Без проблем… Только уговор: потом я буду располагать всей полнотой информации. Хорошо? – спросил Гуров, сделав упор на «всей».

– О чем речь? Понятное дело, предоставлю! – являя само великодушие, пообещал Александр. – Кстати, Лева! На конец этой недели у меня намечаются выходные. Если и у вас со Стасом будет «окно», может, втроем махнем на рыбалку?

– Ну, если за оставшиеся дни с поиском раритета управимся, то поедем – и к гадалке не ходи.

– Это было бы здорово! Я уже и не помню, сколько там не был. А съездить хочется… Вот, подсадили вы меня, черти, на этот «наркотик»! Теперь, если хотя бы раз в месяц с удочкой не посижу – все, начинается настоящая «ломка»! – смеясь, добавил Вольнов.

Договорившись созвониться, приятели попрощались. Гуров тут же набрал номер Орлова и, сообщив ему последние данные, полученные от криминалистов и информационщиков, попросил его срочно уведомить транспортников по поводу Волкова, чтобы тот не смог улизнуть за границу. После этого продолжил знакомство с почтой. Одно из сообщений касалось карты памяти, найденной в номере Фэртона. Как оказалось, хакерам информотдела с ходу ее открыть не удалось, поэтому информационщики уведомляли, что, может быть, только к вечеру им удастся взломать пароль.

Последнее письмо было справкой по телефонным номерам. Из пяти номеров, которые Гуров нашел в сотовом Фэртона, один принадлежал неустановленному абоненту, проживающему в Нидерландах. Два идентифицировать не удалось вообще – по их поводу робот уведомил, что «такой номер не существует». Один российский номер также оказался «несуществующим», а еще один принадлежал гражданке России Шутятиной Варваре Фоминичне, пенсионерке, проживающей в Подмосковье. И если контакты с Нидерландами были обоюдными – с установленного номера два звонка Фэртону поступили из Амстердама, звонил туда и он сам, то с российской абоненткой дело обстояло совсем иначе. Она звонила Фэртону дважды, а тот ей не звонил ни разу. Не поленившись проверить контакты телефона Варвары Фоминичны (по амстердамскому номеру выяснить ничего не удалось), информационщики установили, что минувшим вечером она несколько раз перезванивалась с девяностолетним Титко Артемием Федотовичем из отдаленной деревни Ельчанки. Были и другие входящие и исходящие с этого номера.

Припомнив время поступления входящих и отправки исходящих, Лев уверенно сделал вывод, что подмосковная «бабуля» – вернее, тот, кто пользовался сим-картой, оформленной на ее имя, – выходила на связь уже после того, как машина Николая Бескумова попала в ДТП. То есть получалось так, что в тот момент, когда Фэртон пустырями удирал к «Пяти котам», ему кто-то позвонил и около двух минут с ним разговаривал. Еще один звонок с этого же телефона пришел минут через пятнадцать. Фэртон в это время все еще бежал к дому своего приятеля. Второй разговор длился минуты три.

«Стоп! – Гурова неожиданно осенило. – Американцу с места ДТП удалось смыться незаметно для преследователей. Они сообщили об этом своему хозяину. Вроде того, клиент исчез, его следы затерялись в пространстве и времени. И тогда тот сам созвонился с Фэртоном. Не исключено, звонивший потребовал отдать ему раритет. Он прекрасно понимал, что американец на это ни за что не согласится. Но его подручные, надо думать, воспользовавшись специальным навигатором, сумели засечь местоположение Фэртона. А когда ему пришел второй звонок, преследователи сразу же поняли, в каком именно направлении он бежит и где его нужно встречать…»

Разговоры американца с Амстердамом состоялись чуть позже. Сначала оттуда пришел звонок Фэртону, разговор длился не более минуты. Полчаса спустя американец позвонил туда сам и говорил минуты три. Еще через полчаса пришел звонок из Амстердама, этот разговор длился минут пять.

«…И что могут означать эти переговоры? – осмысливая направление, периодичность и длительность звонков, размышлял Гуров. – Судя по тому, что Фэртон, уже даже будучи ограбленным, туда звонить не стал, в Астердаме находятся не самые значимые для него люди или организации. Так как они ему позвонили первыми, следовательно, заинтересованы в нем гораздо больше, чем он в них. О чем мог быть разговор? Возможно, его спросили, с ним ли «товар»? А он ответил, что «товар» у него отняли. Там был шок, смятение, обсуждение возникшей проблемы с широким кругом заинтересованных лиц. Но потом Фэртон позвонил им. Что он мог сказать? Ну, понятное дело, не какие-то формальные слова утешения, типа, утрите сопли, ребята, все будет о’кей… А что потом они могли сказать ему? О чем разговаривать около пяти минут? Разговор слишком долгий, чтобы говорить общие слова, например, обсуждая погоду. Да-а, заморочка…»

Заложив руки за спину, Гуров заходил по кабинету, осмысливая немалый объем только что полученной им информации. С самых разных сторон рассматривая те или иные факты, делая какие-то выводы, строя умозаключения, он напряженно пытался найти ответ на всевозможные вопросы. Например, как бы узнать, кто главный заказчик похищения раритета? Где бы взять информацию о том, кто в данный момент им реально завладел? Каким образом его планируют вывезти за рубеж? А в том, что его будут вывозить именно туда, Лев нисколько не сомневался. И еще много-много других вопросов…

«Так, давай-ка еще раз пройдемся по всей этой цепочке событий…» – остановившись перед окном, подумал он, глядя на плывущие в небе облака.

Итак, примерно, пару лет назад профессор Дорынов купил у среднеазиатского гастарбайтера древний папирус и секрета из этого делать не стал. Он выступил с сообщением перед историками, и где-то в СМИ об этом даже была дана информация. Но тогда раритет никого не заинтересовал.

Далее, в прошлом году Луиза Чубаткина, отдыхая в Сочи, случайно познакомилась с французом Дебирэ. Или не случайно? Она ведь теперь и сама в этом сильно сомневается. И вот, жалуясь французу на мужа-«жадинутранжира», Луиза рассказала про папирус. Стоп! А случайно ли Дебирэ завел разговор о том, что мог бы на ней жениться и она могла бы получать богатые подарки, наподобие норковой шубы? Что, если этот разговор – хитрая психологическая уловка, чтобы выяснить местонахождение раритета? Что, если он знал о нем заранее и ему нужны были лишь уточнения о том, где хранится папирус?

Что там еще? Случайным ли было то, что Луиза застала Анри в раздевалке с какой-то нимфеткой? Что, если он специально затеял эти обнимашки, чтобы развязаться с Луизой?.. Для чего такие сложности? Возможно, французу Чубаткина очень быстро приелась (если она вообще хоть на миг была ему по душе!), но его хозяева были против их полного и безвозвратного разрыва. И тогда он специально организовал этот пикантный скандальчик. Они поссорились и временно расстались, не «сжигая мосты»…

Его размышления прервал телефонный звонок. Это был Станислав.

– Лева, я на сервере уличных камер видеонаблюдения. Нашли мне тот кусок видео, где за тачкой таксиста тащится соглядатай. Это «Тойота» черного цвета с нечитаемым номером. Оказывается, сейчас у всяких нарушителей и уголовников в ходу специальные голографические пленки, которые производят китайцы. Их наклеивают на номера, и из-за них на камере вместо букв и цифр вырисовываются какие-то блики, хотя на невооруженный глаз – все, как и обычно. Был я на аварийной парковке в Мостках. Того дежурного нет, да он там уже и не работает – еще вчера вечером спешно уволился и тут же смылся домой, на Украину. Видно, почуял, что жареным запахло… Ну что, больше никуда ехать не надо? Хорошо, тогда я гоню в «контору», есть кое-что интересное. Ща приеду – расскажу!

«Так, на чем я остановился? – продолжил свои размышления Гуров. – Ах да! Дебирэ сознательно спровоцировал конфликт с Луизой, и они расстались на целый год…

Отсюда не может не возникнуть вопрос: а что же такое там, «за бугром», произошло, если Дебирэ год спустя примчался мириться с Чубаткиной, по сути, открыто предложив ей похитить раритет и вдвоем с ним бежать во Францию? Вполне возможно, какая-то криминальная фирма, наподобие Международной гильдии независимых историков или Ассоциации исторического поиска, первоначально приняв информацию о папирусе за ничего не значащий пустоцвет, вдруг откуда-то получила подтверждение, что раритет и в самом деле представляет собой нечто реально значимое, стоящее огромных денег, а в плане научном вообще не имеющее цены. И тогда заказчик задергался, засуетился…

Стоп! А если заказчик не один? Если их несколько? Почему бы нет? И происходящее здесь – следствие их никому не видимой конкуренции… Очень даже может быть, что где-то «за кулисами» вовсю громыхает невидимая и неслышимая здесь, в России, война.

Надо попросить Вольнова раздобыть информацию обо всех этих шарашках, и тогда хотя бы станет ясно, откуда ветер дует…»

Размышления его вновь были прерваны, на этот раз появлением Станислава. Войдя в кабинет, тот, чуть ли не с порога, с любопытством спросил:

– Ну что, с Луизой встречался?

Лев пояснил, что с Чубаткиной он смог только созвониться – от встречи та отказалась категорически, поэтому пришлось удовольствоваться одним лишь телефонным разговором. Да и то разговор едва ли можно было бы назвать откровенным.

– Она что, выпендриваться начала, капризу из себя строить? – пренебрежительно фыркнул Стас. – Видимо, ей есть что скрывать… Ну, хорошо! Раз так – давай, поставим вопрос о ее задержании. Думаю, для нее это станет хорошим стимулятором поделиться своими маленькими криминальными секретами.

– А на основании чего? – иронично взглянул на напарника Гуров. – Что мы на нее имеем? Устное признание в том, что она содействовала похищению раритета. И все. Еще момент. По поводу похищения папируса у нас есть заявление его владельца? У нас есть заключение о том, какова его стоимость в денежном выражении – вдруг он и гроша ломаного не стоит? Есть заключение о том, что этот папирус представляет собой реальную историческую ценность? Поэтому, обрати внимание, я с нее не стал брать даже подписки о невыезде. А в чем мы ее можем обвинить? В том, что она подсказала забугорному авантюристу и жулику, как украсть раритет, купленный ее сожителем неизвестно у кого, да еще и, по сути, незаконно? Тут на каждом шагу такие правовые «вилы», что мы, вообще-то, само это расследование ведем «на птичьих правах».

Огорошенный услышанным, Станислав произнес громкое «Пф-ф-ф-ф!..» и почесал затылок. Окинув Льва уважительным взглядом, он резюмировал с легким оттенком зависти:

– Вот что значит иметь умную голову! Блин! Если честно, то я обо всех этих юридических тонкостях и нюансах как-то даже и не задумывался. Хотя, конечно, – да! – ты абсолютно прав. Если смотреть на наше расследование с точки зрения этой самой «буквы закона», то мы в данный момент в темной комнате ищем черную кошку, к тому же, не имея на это никаких полномочий. Е-п-р-с-т! Если память мне не изменяет, то в нашей практике это первый такой случай.

– Да? – сдержанно рассмеялся Лев. – Первый ли? А как же наше, совместное с Вольновым, по сути, пиратское нападение на иностранное судно в Финском заливе? Не помнишь? А что скажешь о соблюдении нами международного права во время круиза по Атлантике? Не забыл, что мы с тобой там вытворяли? А что было в Англии, когда сопровождали бывшего разведчика на конференцию ветеранов спецслужб? Да, мы боролись с криминалом. Но некоторые наши действия и близко не соответствовали хоть нашей, хоть не нашей «букве закона». Вот таков, друже, парадокс: иногда, чтобы защитить закон, его же приходится нарушать, о чем я говорил уже не раз.

– Впечатляет… – изобразив на лице многозначительно восхищенную гримасу, произнес Стас. – Ну, ладно, хрен с ней, с этой Луизой! Ну, а у меня дела такие…

…Прибыв в «Московский уют», Крячко первым делом пообщался с портье Евгением, и тот рассказал ему про путану по прозвищу Румынка, настоящее имя которой было Раиса Вещанова. Как раз в тот момент, когда Стас говорил с Гуровым, она вошла в гостиницу. Как сразу же определил Крячко, женщина она была из тех, что и «на скаку, и в избу», если бы жила в деревне. Эдакая «леди Макбет Мценского уезда» весьма привлекательных кондиций, лет около тридцати пяти.

Изображая из себя обычного клиента, Стас начал было процесс «съема» проститутки, но Румынка оказалась особой весьма проницательной. Лишь взглянув на клиента, она тут же поинтересовалась:

– Мент, что ли?

Поняв, что «темнить» с ней бесполезно, Крячко поспешил «рассекретиться», переводя разговор в шуточное русло:

– Допустим! Но мы, вообще-то, тоже люди, нам тоже надо расслабиться… – доверительно отметил он. – Почем час обслуживания?

Саркастично хохотнув, Румынка укоризненно покачала головой:

– Я так поняла, ты из уголовного розыска? Верно? Как догадалась? Участковые и пэпээсники нас о тарифах не спрашивают. Они просто куда-нибудь ведут и там «оприходуют». К тому же вчера тут был покойник, да еще иностранец… Теперь угро, я думаю, частенько тут будет шастать. Чего хотел-то?

Предложив Румынке присесть в углу холла, где изобиловала всякая зелень наподобие пальм в кадках, Стас поинтересовался, знала ли она усопшего француза и его любовника-американца. При упоминании Дебирэ и Фэртона, та иронично усмехнулась:

– Тебя как зовут-то? Станислав? Ну, значит, Стасик. Меня – Рая. Так вот, Стасик, я их знала, обоих, более чем близко. Ты, я надеюсь, не излишне впечатлительный? Ну и хорошо. Так вот, они меня раза два «снимали», чтобы устраивать «тройку».

– Это как? – недоуменно уточнил Крячко.

– Вот темнота-то! – снисходительно рассмеялась Румынка. – Ну, понятное дело, не в оглобли запрягались. Это когда трое в постели, правда, без собаки, как у Джерома К. Джерома. Со мной раза два «тройки» устраивали, и оба – с «удавочкой». Честно говоря, соглашалась на это только за повышенный гонорар. А в третий раз и вовсе отказалась – да ну их! Знаешь, Стасик, ментов я недолюбливаю, но уважаю как мужиков. Менты – реально мужики, в отличие от этих европедиков. Кстати, Жорка… Ну, Джордж Фэртон, возил меня еще к одному извращенцу. Он мне сразу все объяснил заранее: этот тип – не садомазо, а что-то наподобие трансвестита-наоборот.

– Как это? – озадачился Крячко.

– Он хотел женщину, но обязательно одетую в мужской костюм. Вот такой у него прибабах. Мы с Жоркой к нему раза четыре ездили. Тот хмырь сразу на меня запал, требовал от Жорки, чтобы он только меня ему привозил. Ну, о том обалдуе что сказать? Хоть он и с дурью, но все равно с ним не так противно было, как в этой их «тройке».

– А кто он, этот тип? Как его зовут? – заинтересовался Стас.

– Он вроде бы художник, а зовут его…. Джереми… Джереми… Вот фамилию запамятовала, – неуверенно проговорила Раиса.

– Может быть, Шэпли? – подсказал Крячко.

– О! Точно! – облегченно выдохнула она. – Джереми Шэпли! А ты его что, знаешь?

– Слышал… А он тебе свои картины показывал?

– Знаешь, Стасик, я только глянула на его «полотна», как сразу же стало ясно, почему слово «художник» произошло от слова «худо»: фуфло полнейшее. Нет, так-то я ему сказала: файн, файн, о’кей! Но на деле… Тьфу! Я так поняла, он помешан на задницах. Какую картину ни глянь – обязательно что-нибудь с двумя голыми «булками». И, что интересно, на его выставке полно этого нашего столичного быдляка. Ходят, ахают, причмокивают, баблосом шуршат друг перед другом. А уж морду-то дерут!..

Понимающе кивнув, Станислав поинтересовался:

– А этот Жорик с Шэпли при тебе о чем-нибудь разговаривали? Хотя… А-а-а! Они же, скорее всего, общались-то по-английски…

– Ну и что, что по-английски? – снисходительно усмехнулась Раиса. – У меня, между прочим, за плечами Иняз и пять лет работы в школе, так что понимала я их очень даже хорошо.

– А они что, рисковали откровенничать в твоем присутствии, зная, что ты их понимаешь? – недоверчиво улыбнулся Крячко.

– А им это откуда знать? Я их на этот счет не информировала. А зачем? Как я уже не раз замечала, иностранцы, «снимающие» женщину, не всегда в восторге от того, что она их понимает. Да, между прочим! У меня такое уже бывало. Нарисуется денежный клиент – все норм. Но тут он слышит, что я «спикаю» не хуже его самого, и с ходу объявляет: бай-бай! Поэтому я всегда сначала определяю: надо ли высовываться со своим знанием английского, и только уже потом решаю – говорить с ним по-английски или нет.

– Ну, и о чем же они говорили меж собой? – спросил Станислав, сгорая от любопытства.

– У них почти все разговоры были о деньгах – где, сколько и на чем срубить бабла. Этот Шэпли потешался, прямо-таки ржал над нашими придурками, которые за бешеные «бабки» покупают его мазню. Если бы они хоть на мизинец знали то, что знаю я, они бы его за яйца подвесили. Вот… Но, вообще-то, у них как-то раз была одна очень щекотливая тема, которую они обсуждали вполголоса, чуть ли не шепотом, думая, что я их не понимаю.

По словам Румынки, американцы как-то завели разговор о том, что у кого-то (насколько это она смогла понять – в Москве) есть нечто очень ценное, и было бы очень даже неплохо, если это ценное каким-то образом удалось раздобыть. При этом Фэртон с большой досадой сетовал на то, что его может опередить Дебирэ.

– Женщина от него без ума, – сказал он, – поэтому, скорее всего, она окажет ему содействие.

– Попробуй отбить ее у француза! – предложил Шэпли.

– Для этого с ней надо спать, а я – увы! – к женщинам абсолютно индифферентен, – погоремычился Фэртон. – Вот если бы сам профессор был современным человеком в плане своей ориентации… Уж тогда бы я с ним договорился!

– Да, эти русские – дикий, нецивилизованный народ, они мертвой хваткой держатся за свою консервативную патриархальность, – вздохнул Шепли. – Но ты в любом случае постарайся это раздобыть. Причем – любой ценой! Иначе нам с тобой будет плохо! Не забывай, что сроки уходят, а босс уже высказывал мне свое недовольство…

…Слушая Станислава, Гуров напряженно осмысливал эту информацию.

– Да, молодец, хорошо поработал! – однозначно оценил он. – То есть, как явствует из рассказа Раисы, Дебирэ и Фэртон, будучи любовниками, работали при этом на разных хозяев? Лихо! И еще момент: Дэбирэ или вообще не знал о том, что американца интересует раритет, или если и знал, то был не в курсе дела, на кого именно работает его «бойфренд». И, самое главное: в конечном итоге выходит так, что смерть Дебирэ не была несчастным случаем! Это может означать только то, что Фэртон задушил его преднамеренно.

– Я в этом уже просто уверен! – убежденно заявил Крячко.

– Да-а-а… Очень даже занятный получается «винегрет»: француз стыбзил у профессора папирус, примчался с ним в гостиницу. Часа через четыре он должен улететь в Париж – билет был куплен заранее. Но тут к нему приходит Фэртон и предлагает заняться гомосяцкими утехами. Дебирэ охотно соглашается с ним покувыркаться. Ну и – все! Галстук затянулся чуть сильнее, и – кирдык французу!

– Стоп! А вот как Фэртон вчера мог узнать, что Дебирэ уже раздобыл папирус? – озадаченно прищурился Крячко. – Это – первое. И второе: как наши мафиозники могли узнать о том, что папирус уже прихапал Фэртон и что он собирается удариться в бега?

– А это значит, что кто-то из гостиничного персонала постоянно следил за этими двумя «голубками» и своевременно информировал своих заказчиков. Других вариантов я не вижу! – убежденно отметил Лев. – И этот «кто-то» хорошо знает английский язык.

– С чего ты взял? – насторожился Станислав. – Имеешь в виду Раису?

– А Раиса разве работает в гостинице? Она там подрабатывает… – многозначительно улыбнулся Лев. – Речь идет о персонале гостиницы. Если говорить предметнее, надо проверить Ирину. Что-то эта скромняшка-симпатяшка у меня начала вызывать некоторые подозрения. Кстати! А что это ты так встрепенулся, когда я упомянул о знании английского языка? У тебя с Раей что-то было?

– Одурел, что ли? – возмущенно замахал руками Крячко. – Нет, врать не буду, в общем и целом дама она весьма и весьма завлекательная. Да и ко мне, я так понял, интерес у нее был. Но после того, что она мне рассказала про «любовные игры» гомосеков, про их «тройку», честное слово, у меня вообще напрочь отпали любые мысли об интиме! Наоборот, отчего-то захотелось даже податься в монахи. Давай я с ней сейчас созвонюсь и уточню, знает ли Ирина английский.

Он набрал номер Румынки и, услышав отзыв, объяснил ситуацию, не забыв извиниться за беспокойство. Та, как бы и без раздражения, но с легким упреком откликнулась:

– Стасик, извини, но ты – как геморрой. Вроде и не смертельно, а спокойно жить не дашь… Чего ты там хотел спросить?

– Рая, ты хорошо знаешь горничную Ирину? Не в курсе, она владеет английским? – спросил Крячко, стараясь придать голосу оттенок скучающего безразличия.

Но Раиса сразу уловила его чрезвычайный интерес к этой теме и спросила напрямую:

– Вы что, собираетесь ее «заластать»?

– Нет, что ты! Просто хотелось бы задать несколько вопросов по Фэртону и Дебирэ. Вот и все! – поспешил заверить Стас.

– Да-а? Ну, хорошо, Стасик, скажу. Да, «спикает» она классно, не хуже меня. Но вы ее точно не кинете в «обезьянник»?

– Нет! Разговор намечается такой же, как и с тобой, – хочу узнать у нее, о чем при ней говорили эти двое, – несколько приврал Станислав. – Она же им тоже не расписывалась в том, что хорошо владеет английским?

– Ну, насчет этого я не в курсе. Но вроде бы этим она никогда не козыряла. Только где ты ее будешь искать? Она сегодня выходная.

Закончив разговор с Раисой, Крячко изобразил руками жест, как если бы хотел сказать: «Ай да Ирина! Ай да тихоня!»

– Надо срочно узнать адрес Ирины и договориться с ней о встрече. – Гуров вопросительно взглянул на приятеля: – Возьмешь это на себя? Или мне к ней съездить?

– Ну, если у тебя что-то еще запланировано, то – занимайся… Давай съезжу я, – охотно согласился тот.

– Да, есть один адресок – хочу посетить выставку этого «великого задописца» Шэпли. Ну а пока надо позвонить Вольнову, пусть по своим каналам выяснит, кто есть кто и на кого работает. Ну, в смысле, из наших иностранных «клиентов». Надо бы в этом плане «прозвонить» и наш организованный криминал. Не исключено, он был нанят кем-то с Запада для этих же целей. Например, каким-то крупным гангстерским синдикатом.

– Ну, тогда я пошел к информационщикам, чтобы пробили адрес и телефон Ирины, – поднялся Стас и, выходя из кабинета, небрежно махнул рукой.