Возвращаясь к «Пяти котам», Гуров созвонился с Константином Бородкиным по кличке Амбар – своим давним информатором. Для криминальной столичной «общественности» тот был надежным содержателем притона, где можно было и в «крапленые» картишки перекинуться, и «забить косячок». К его «хате» сходились и информационные потоки, благодаря которым Гурову нередко удавалось получить весьма ценную информацию по тем или иным преступлениям. Впрочем, случалось и так, что информация оказывалась заурядным, говоря языком гостей притона, фуфлом. Но, справедливости ради, стоило бы отметить, что попаданий «в тему» бывало гораздо больше, нежели мимо.

Набрав номер Амбара, Лев услышал уже знакомое:

– Але! Ктой-то там?

Судя по голосу, Бородкин пребывал в отменном настроении. Как видно, сегодня у него погостили денежные «бояре», энная часть наличности которых теми или иными путями осела в кармане гостеприимного барыги. Чтобы выяснить, есть ли у Амбара в данный момент клиенты и можно ли с ним открыто вести «деловой базар», Гуров задал кодовый вопрос:

– А Петра Антиповича можно позвать к телефону?

Если бы информатор уведомил, что он ошибся номером, то тогда, понятное дело, ни о каком разговоре не могло бы быть и речи. Но Амбар охотно объявил:

– Я за него!

Это означало, что в данный момент у него гостей нет и они могут говорить «открытым текстом». Поздоровавшись, Лев изложил суть очередного задания по сбору и получению информации:

– Сегодня перед вечером какие-то грабители, которые маскировались под бомжей, ограбили одного американца – отняли у него ценную историческую вещь, что-то наподобие египетского папируса, который француз-домушник стащил у профессора Дорынова на улице Звонцовой.

– А они что, на пару работают, этот америкос с французом? – уточнил Амбар.

– Вроде того… Только этот француз непонятно от чего умер в гостинице «Московский уют», где и проживал. А америкос – он состоял у француза в любовниках, эту штуковину прихватил и дал деру. Он спешил на самолет, чтобы смыться за границу, но в дороге такси попало в ДТП. Американец перепугался и побежал прятаться у своего знакомого, который живет в «Пяти котах»…

– Во дают! – своей обычной скороговоркой ошарашенно перебил его Бородкин. – Значит, тот француз и америкос, они оба – педрилы? И вот теперь америкос надумал схорониться тоже у педрилы?

– Ну, в общем-то, так получается, – подтвердил Гуров. – Но суть не в этом. Надо во что бы то ни стало выяснить: кто мог знать про ту египетскую диковину, кто именно мог послать своих людей следом за американцем и организовать на него нападение?

– Чтой-то больно мудреная нынче задачка… – выслушав Льва, завздыхал Амбар.

– В пивбаре «Акация» два литра пива и пару кило хорошей рыбы – аванс. Пароль бармену – «привет от академика». Запомнил? Будет надежная информация – два номинала по пиву и рыбе.

– О-о-о! Ну, так это совсем другое дело! Добро, Левваныч, будет… Гм-гм! Так, я грю, что будет с этого дела толку – пшик. А мне нарываться на проблемы с ментами вовсе без дела. Покедова!

В телефоне раздались короткие гудки. Гуров сразу же понял суть последних слов информатора – скорее всего, к нему без предупреждения заявился кто-то из клиентов, и Амбару пришлось на ходу придумывать «отмазку», чтобы избежать ненужных вопросов о том, кто звонил и по какому поводу. Теперь нужно было ждать результатов поиска нужной информации в криминальной среде.

Рабочее утро Гурова началось со звонка Бородкина. Лев уже приступил к завтраку, как внезапно его сотовый разразился мелодией: «По тундре, по железной доро-о-ге!..» Хрипловатым с недосыпу голосом Амбар сообщил, что нашел «одного человечика», который вроде бы располагает информацией о случившемся в районе «Пяти котов».

– К вечеру, Левваныч, чегой-то прояснится – век воли не видать! – заверил Бородкин. – Ентот Галах – «погоняло» у его такое – про это дело «египетское» сам начал базар за картишками. Знает он и про кражу у профессора. Вроде того, слышал от одного тут «спеца» по форточкам, что какой-то из «забугорных» фраеров сначала подъехал к евонной бабе, хоть сам – педрила педрилой, а потом под видом сантехника к ним в квартиру приперся, профессора чем-то вырубил и какую-то хреновину увел из сейфа.

– Да, все верно. Так и было, – согласился Лев. – Но для меня самое главное – узнать, кто за этим стоит?

Немного похмыкав, Амбар предположил, что «самый важняцкий антерес» к раритету, похищенному у Дорынова, может питать некий криминальный авторитет, по кличке Бирюк. До Бородкина уже несколько раз доходили слушки о том, что Бирюк отошел от своего основного «бизнеса» – рэкета – и «засветился» как перекупщик похищенных музейных ценностей.

Одобрив оперативность информатора, Гуров, тем не менее, настоял на том, чтобы окончательный вариант информации был без оговорок, типа: «предположительно», «возможно», «не исключено», поскольку времени на поиски пропажи у оперов было крайне мало. Уже то, что раритет минувшим днем не был вывезен за границу Фэртоном, можно было рассматривать как настоящее чудо. Но ведь и на чудеса, наверное, есть свой лимит! Нет никаких гарантий, что некто, завладевший раритетом, не сегодня, так завтра улучит момент, чтобы махнуть с ним за бугор. А потому работать нужно было как можно оперативнее, без промахов и осечек.

Конечно, подобная «операция», даже если бы ее попытался провернуть самый ушлый и пройдошливый ловкач, «в легкую» пройти смогла бы едва ли. О возможной попытке контрабанды исторического достояния были предупреждены и таможня, и охрана вокзалов и аэропортов, и многие другие структуры. Но, понятное дело, даже самые жесткие меры контроля не могли дать стопроцентной гарантии, что ценный артефакт в ближайшие дни не окажется лотом подпольного лондонского аукциона, где европейские барыги продают награбленное и украденное в других странах.

Да, разумеется, профессором Дорыновым папирус был приобретен тоже не самым законным образом. Но этот артефакт в любом случае был доступен для исследования учеными, и не только одной лишь России. Он не был присвоен и при определенных обстоятельствах мог быть даже возвращен законному владельцу. Вот только найти бы поскорее этот раритет!..

Минувшим вечером, уже по пути домой, Гурову пришел звонок от Орлова. Несмотря на поздний час (время приближалось к одиннадцати), тот затребовал информацию об итогах сегодняшних поисков. Выслушав Льва, Петр некоторое время молчал, как видно, осмысливая сложившуюся ситуацию, затем весьма неоптимистично вздохнул:

– Я сегодня созванивался с одним крупным историком. Он очень удивился происходящему, несколько раз переспросил: что, и в самом деле зарубежный и наш криминал начал охоту за этим папирусом? Когда я подтвердил, что – да, криминал начал такую охоту, и даже уже заполучил этот артефакт, академик очень расстроился. Он выразил пожелание лично ознакомиться с папирусом и изучить его. Сказал, что завтра же созвонится с профессором Дорыновым – вдруг у него есть фотокопия папируса? Вот такая «информация к размышлению»: когда Дорынов доказывал подлинность папируса, его никто не стал слушать. А как только возбудилась заграница и задергался криминал – все, «прозрели», ешкин кот! Лева, твоя интуиция-то что говорит? Удастся найти этот папирус?

Немного подумав, Гуров подтвердил, что у него есть ощущение успеха, но побегать придется еще немало. Говоря о планах на завтра, он сообщил, что собирается еще раз «прошерстить» гостиницу «Московский уют» и окологостиничную публику, намерен еще раз встретиться с Луизой Чубаткиной. Скорее всего, что-то очень важное она так и не договорила – судя по тому, как развертываются события, ее роль, надо полагать, куда значительнее, чем она старается это представить. Кроме того, он решил разыскать Джереми Локса – вдруг тот тоже «в теме» и располагает информацией, кто именно мог совершить нападение на Фэртона.

Сразу же после разговора с Орловым Лев созвонился с информотделом и поручил дежурному пробить по всем базам данных Чубаткину Луизу Матвеевну. Кроме того, он счел необходимым сделать запрос коллегам в Краснодар по поводу этой женщины. Прежде всего, его интересовали ее контакты, ее возможные конфликты с законом.

Когда он уже заканчивал завтрак, на кухню заглянула Мария – его спутница жизни и звезда московского, как это называл Лев, «театралитета». Имя Марии Строевой годами не сходило с афиш, и многие на ее месте давно бы уже страдали «звезданутостью» в самой острой форме этого недуга. Но Строевой повезло – от природы она имела стойкий иммунитет к осложнениям душевного здоровья, вызываемым избытком общеизвестного вируса Gloria mundi (мирская слава). Да и подлинно интеллигентное воспитание, дарованное родителями, надежно уберегало ее от подобных «хвороб». Королева московской сцены дома была просто женщиной.

Окинув взглядом мужа, Мария обеспокоенно поинтересовалась:

– Лева, ты уже позавтракал? И чего это ты там такого полезного поел? Чего-нибудь всухомятку? Разбудил бы меня – я бы тебе чего-нибудь нормального сварила. Ты не думаешь, что такими завтраками на скорую руку губишь свое здоровье?

– Счастье мое, все под контролем! – пожав плечами, сдержанно парировал Гуров. – У меня железный организм, привыкший к спартанскому типу питания. И если я, чего доброго, перейду на сибаритский тип, то заболеть имею шансы куда более существенные. Кстати! А почему ты не задумаешься о том, что недосыпание – прямая дорога к еще более серьезным рискам для здоровья, чем те, что создает неправильное питание?

Энергично кивнув, Строева стряхнула с плеча мужа едва приметную пушинку.

– Лева, я и с этим согласна. Спать надо столько, сколько положено!

– Да я не про себя насчет сна говорил, а про тебя! – Гуров тоже смахнул с плеча жены невидимую пушинку. – Именно ты частенько недосыпаешь. Хотя для женщин недосыпание губительнее, чем для мужчин. Ну, и как я мог покуситься на твое здоровье, разбудив раньше времени?

– Левка, ты – демагог! – не тая укоризненного сарказма, объявила Мария. – Чтобы с тобой спорить, надо сначала наесться до отвала перца-чили. Что там у тебя на работе? – теперь уже с оттенком сочувствия спросила она.

– Ищем исторический раритет, который, по мнению профессора Дорынова, может быть приравнен к библейскому копью Лонгина и Граалю…

Он вкратце рассказал о ситуации, сложившейся в связи с похищением древнего папируса. Выслушав его, Строева сокрушенно вздохнула:

– Слушай, Лева, а вот то, что «авторы» похищения придерживаются извращенных интимных отношений, – это случайность или как-то продиктовано их ориентацией?

– Думаю, это всего лишь совпадение, не более того. Просто на Западе сегодня извращенцев – пруд пруди. Кстати! Некоторые ученые, в частности, американец Грегори Кохран, убеждены в том, что гомосексуализм – это вирусная болезнь, которая может передаваться даже через рукопожатие.

– Ты серьезно? – Мария недоверчиво улыбнулась. – Нет, в том, что у всех этих извращенцев с головой не все в порядке – я не сомневаюсь. Но – вирус… Даже не знаю, что и думать. Я, конечно, не медик, но не очень уверена, что этот американский ученый прав. Допустим, идет эпидемия гриппа – все чихают и кашляют, потому что вирус гриппа размножается в легких. Так? Вирус кори вызывает какую-то свою реакцию организма. Но человек – просто болеет. А тут… У какой-то части населения Земли нормальные, естественные инстинкты отчего-то вдруг начинают меняться на какие-то вывихнутые. Но это, что называется, «крыша поехала», при чем тут инфекция? А, кстати, откуда ты это узнал… Ну, про этот «гомовирус»?

Изобразив мину напряженного размышления, Лев пояснил:

– Да-а… Не так давно искал материалы по расследованию, которое мы тогда вели, и случайно наткнулся на статью… И в ней, между прочим, дается пояснение, – отчего все это так, а не эдак. Там приводилась аналогия с вирусом бешенства. Он размножается в мозгу зараженного и меняет его поведение. Например, больная собака начинает вести себя очень агрессивно и кидается кусать всех подряд. А почему? А потому, что из больного животного вирус выделяется в основном через слюнные железы…

– Ой, давай сменим тему! – зябко передернула плечами Мария. – Что-то мне как-то даже стало нехорошо от таких подробностей. Все! Теперь цветы принимать больше ни от кого не буду! – категорично объявила она. – А то мне их несут охапками, и каждый руку чмокнуть норовит, а иные и в щечку… А вдруг это кто-то из, как оно называется, ЛГБТ?! Не дай бог заразиться и оказаться в числе «однополых». Ужас! Жуть! Бр-р-р-р!..

– Не окажешься… – рассмеялся Лев. – У тебя железный иммунитет, так что тебе никакой гомовирус не страшен…

На работу Гуров прибыл в половине восьмого утра. Войдя в кабинет, в котором по причине выходных он не был уже дня два (впрочем, вчерашний день выходным был лишь отчасти), он первым делом включил свой компьютер и проверил почту. Ничего существенного в ней не оказалось. Разве что некая Международная школа сыщиков предлагала ему сотрудничество в плане подготовки лекционных материалов, основанных на реальных делах, которые ему довелось расследовать. Взамен предлагался весьма приличный гонорар. Ответив авторам письма, что он подумает над их предложением, Лев просмотрел оставшиеся письма и, набрав в поисковой системе задание: «г. Сочи, Чубаткина Луиза Матвеевна», получил энное число ответов, подавляющее большинство которых– «мимо темы». Если был какой-то материал о Чубаткиной, то не Луизе, а, например, Зинаиде или Феодоре. Если нечто занимательное о некой Луизе, то никак не Чубаткиной, а Петровой или Сидоровой. Однако перелистав несколько страниц, он нашел-таки именно то, что искал.

В интернет-версии газеты «Линия прибоя» пятилетней давности оказался материал, озаглавленный «Фальшивая нота». В нем повествовалось об исполнительном директоре концертной студии «Весенние ласточки» Луизе Чубаткиной, которая возглавила ее всего год назад. Но, как особо отметил автор материала, корреспондент «Линии прибоя» Александр Кираян, даже за столь короткий промежуток времени эта «деятельница искусств» успела превратить прежде ведущее концертное объединение в некую мутную шарашку. Оно очень резко сдало позиции и по качеству своей работы, и по финансовой прозрачности для налоговой службы. Когда вместо прежнего директора Тамары Большаковой пришла Чубаткина, студию залихорадило не на шутку. Из нее стали уходить лучшие исполнители, почти распался кордебалет, обеднел состав оркестра. А про финансовые нарушения и злоупотребления не говорил только ленивый и глухой. Из-за нехватки кадров сорвалось несколько уже оплаченных концертов. В суды посыпались иски с требованием неустойки за невыполнение контракта.

Однако, несмотря на все эти злоупотребления, Луиза Чубаткина почему-то ухитрялась выйти сухой из воды и продолжала свой халтурно-концертный бизнес. Автору материала удалось выяснить, что с некоторых пор «Весенних ласточек» стала «курировать» крупная ОПГ, возглавляемая неким Бараби Ангирдо по кличке Лекарь. Как оказалось, Чубаткина не случайно сменила Тамару Большакову – та была вынуждена уйти под давлением и угрозами расправы со стороны Лекаря. Добившись устранения руководителя студии, главарь ОПГ на ее место посадил свою любовницу. Он же помогал ей уйти и от ответственности, имея своих людей в полиции, суде и прокуратуре.

Луиза, став у руля «Весенних ласточек», сразу же урезала зарплату сотрудникам студии, многократно взвинтив свою собственную. Более того, она начала оказывать на солисток и девушек из кордебалета давление, пытаясь склонить их к интимным услугам членам ОПГ. Разумеется, это моментально стало причиной кадрового кризиса. Наспех набранные взамен ушедших девицы, готовые спать хоть с чертом, лишь бы получать за это бабло, кроме постельных «талантов» ни вокальными, ни хореографическими похвастать не могли. Былая слава «Весенних ласточек» быстро потускнела и померкла.

Финалом этой истории стал судебный иск, который возбудила налоговая инспекция, обвинившая Чубаткину в грубых финансовых нарушениях. К той поре Лекарь, внезапно остывший к своей пассии (нашел другую, помоложе), оставил ее без своего покровительства, и перед Луизой Чубаткиной замаячила весьма реальная перспектива сменить директорский офис на должность рядовой зэчки какой-нибудь ИТК. Но к той поре уже сама Луиза поднаторевшая в различных махинациях, сумела переложить вину на своего бухгалтера, так что под суд пошла та, а Чубаткина немедленно уволилась и, найдя себе небедного москвича из академической среды, уехала с ним в Москву.

«Ай да Луиза! Ай да прохиндейка!» – мысленно констатировал Гуров, дочитав статью.

Эта тема его заинтересовала, и он набрал в поисковой системе запрос по Александру Кираяну. Компьютер тут же выдал целую подборку статей этого журналиста, как понял Лев, автора немалого числа разоблачительных материалов. Их антигероями становились представители криминала и власти, в том числе чиновники, депутаты разных уровней, бизнесмены, представители богемы и главы деструктивных сект…

Пробегая взглядом по заголовкам, Гуров вдруг увидел последний в этом ряду, который гласил: «Гибель Кираяна – случайность или чья-то месть?» Как оказалось, вскоре после выхода «Фальшивой ноты» Кираян при весьма странных обстоятельствах попал в автокатастрофу, в результате которой погиб на месте. Прибывшие спасатели и «Скорая» лишь констатировали мгновенную смерть из-за травм, несовместимых с жизнью. По мнению автора очерка, это ДТП могло быть местью Лекаря, который подобным способом уже не единожды расправлялся с теми, кто был ему неугоден.

Чтение этого материала прервал звук чьих-то шагов, раздавшихся за дверью, и на пороге появился сияющий и довольный жизнью Станислав Крячко. Поздоровавшись, Стас с ходу заинтересовался:

– Что изучаем? Что-то очень интересное?

– Садись, почитай, – многообещающе предложил Гуров. – Думаю, тебе это будет и интересно, и полезно.

– Хм… – Крячко, настороженно взглянув на экран монитора, медленно опустился на стул. – А-а-а, вон тут чего! Про Луизу? Ну-ну…

Быстро пробежав глазами статью, он вопросительно взглянул на Льва:

– И что я должен почерпнуть из этого опуса? То, что Луиза – криминальный элемент и с ней связываться – не резон? Так я с ней и не собираюсь заводить шуры-муры. Или ты хочешь сказать, что она, все еще имея связь с Лекарем, «слила» ему информацию про папирус, и, следовательно, он может быть причастен к нападению на Фэртона?

– Именно! – Гуров вскинул палец перед самым носом Станислава. – Не оттуда ли ветер дует? Хотя! Ничуть не лишним будет, если ты еще раз убедишься в том, что во взаимоотношениях с подозреваемыми лирике места быть не может.

– Уже! Уже убедился, – сердито отмахнулся Станислав. – И хватит об этом! Что у нас на сегодня?

– Сегодня дел у нас бездна! Сейчас надо отдать информационщикам карту памяти, которую нашли в номере Фэртона, криминалистам – зажигалку…

– Кстати, о карте памяти! А сам ты ее еще не проверял? – с азартным огоньком в глазах поинтересовался Крячко.

– Скорее всего, она «запаролена» – без пароля ее не открыть. Впрочем, давай попробуем… – Лев вставил карту памяти в соответствующий порт компьютера, и на экране монитора тут же появился текст на английском – электроника требовала введения пароля. – Как я и думал. Нужно будет еще раз прошерстить гостиницу. Вдруг кому-то довелось увидеть контакты Дебирэ и Фэртона с какими-то еще людьми. А также встретиться с Луизой, задать ей ряд вопросов по Лекарю.

– Я – в гостиницу, ты – к Луизе! – перебивая его, категорично объявил Стас.

– Хорошо, хорошо! – Лев выключил компьютер и поднялся из-за стола. – Ты – в гостиницу. Заодно проверишь, вернулся ли Фэртон в свой номер. Кроме того, нужно будет взять записи камер видеонаблюдения на Сосновской, вычислить машину соглядатаев, гнавшихся за такси, и установить, кому она принадлежит.

– Ну, я пошел? – Изобразив прощальный жест рукой, Крячко направился к двери, но в этот момент запиликал служебный телефон Льва, и, остановившись на полпути, Стас недовольно проворчал: – Петруха, не иначе…

Это и в самом деле был Орлов. Поздоровавшись, он распорядился, чтобы приятели немедленно зашли к нему.

– Ща начнет пилить и прикапываться! – все так же ворчливо предположил Крячко.

– С чего бы такой пессимизм?! – поинтересовался Гуров с наигранным «оптимизмом». – А вдруг окажется, что это дело у нас забирают и передают другим, и мы с тобой снова едем на озера. А?

– Слушай, не сыпь мне соль на рану! – выходя из кабинета, протестующе помотал рукой Стас. – Если бы ты сказал, что нам подкинут что-нибудь еще дополнительно, я скорее бы в это поверил.

Послав его в кабинет Орлова первым, Гуров по пути забежал к информационщикам и, отдав им карту памяти и телефонные номера, взятые из телефона Фэртона, дополнительно поручил найти информацию о некоем Бирюке, а также о Бараби Ангирдо по кличке Лекарь. Заодно попросил передать криминалистам найденную вчера зажигалку. Пообещав сделать все как можно быстрее, Жаворонков сообщил, что по вчерашним запросам их отдел уже все подготовил и только что сбросил материалы на его компьютер.

Когда Лев вошел в кабинет генерала, тот уже вовсю дискутировал со Станиславом. Сев в кресло и вслушавшись в перепалку, Гуров понял, что речь идет о Фэртоне. Как оказалось, сегодня, ни свет ни заря, из американского посольства позвонили в Министерство внутренних дел и высказали претензии по части того, что российские полицейские якобы весьма некорректно обошлись с гражданином США Джорджем Фэртоном. По мнению американцев, это выразилось в том, что оперативные сотрудники без каких-либо санкций суда и прокуратуры ворвались в квартиру близкого друга Фэртона – Засухина Вениамина, допросили Джорджа в отсутствие его адвоката, проявляя при этом откровенную гомофобию, что недопустимо для общества, которое считает себя цивилизованным.

Слушая Петра, Гуров не выдержал и от души громко рассмеялся. Тот, недоуменно замолчав, осуждающе покачал головой и досадливо парировал:

– Вот, тебе смешно, а мне шишек перепало от моего «лучшего друга»! Неужели нельзя было как-то помягче обойтись с этим педиком американским?

– О чем ты говоришь?! «Помягче»… – кипя, как перегретый самовар, вклинился Крячко. – Уж куда мягче с этим педрилой бродвейским? Мы и так разговаривали с ним, как с какой-нибудь почетной сволочью: ни грубого слова, ни намека на угрозы, ни прикола по поводу его гомосяцкой ориентации! Наоборот, когда он вышел и протянул руки, типа, застегивайте наручники, мы ему объяснили, что арестовывать его не собираемся. Сказали открытым текстом, что на данный момент не считаем его убийцей Дебирэ. А когда с собакой пошли по следу грабителей, то и вовсе отпустили его к Засухину. Так что нечего наводить тень на плетень и гнать пургу, если единственное, что с него взяли – подписку о невыезде?!

– Он что, уже в своем посольстве? – понимающе усмехнулся Гуров.

– Да, в посольстве… – досадливо поморщился Орлов. – Поздним вечером Засухин на такси приехал в американское посольство, оттуда на посольской машине к своему дому, Фэртон прямо из двери подъезда запрыгнул в это авто, и его тут же увезли к себе.

– Говорил я Леве: смоется, зараза! Надо было его в СИЗО спровадить… – Крячко в сердцах рубанул перед собой кулаком.

– Но-но! – погрозил ему пальцем генерал. – Нам и так из-за этого гомосека геморроя – выше крыши. А если бы его еще в СИЗО упекли – вообще вой стоял бы на весь мир. Лева правильно сделал, что не стал его задерживать. Да и вообще – пусть катится в свою Филадельфию… Или откуда он там?.. Он же и в самом деле как бы не убивал этого француза.

– Как бы нет, – снова усмехнулся Лев. – Дроздов считает это скорее несчастным случаем, типа, «профессиональной травмы» на «производстве». Да, я согласен – пусть катится ко всем чертям. Папируса у него нет, поэтому он нам не нужен.

– Ну, а с папирусом что нового? – уже почти умиротворенно спросил Орлов.

Лев вкратце рассказал о планах на предстоящий день и возможных вариантах поиска пропавшего раритета. Рассказал и о том, что удалось узнать о былой жизни Луизы Чубаткиной. Упоминание о Лекаре ввергло Петра в некоторую задумчивость.

– Да, я помню, помню о том случае, когда при мутных обстоятельствах в автокатастрофе погиб сочинский журналист Кираян. Как-то я это упустил… Выходит, дело тамошние коллеги «спустили на тормозах»? Хреново! Надо поставить вопрос о задержании Ангирдо и возобновлении следствия по гибели Кираяна. То есть получается так, что Лекарь тоже может быть причастен к пропаже папируса. Да, сложный узел затягивается… Надеюсь, вам удастся его распутать.