4. Никто не трахается с Иисусом
(Иерусалимская еврейская больница)
Не мертв, кого навек объяла тьма,
В пучине лет умрет и Смерть сама.
Говард Филипп Лавкрафт (пер. Светланы Лихачевой)
* * *
От чего мы, как правило, умираем? Британский медицинский журнал The Lancet опубликовал в 2014 году итоги работы, профинансированной Фондом Билла Гейтса: 800 исследователей изучили 240 причин смертей, случившихся в 188 странах мира. Четверка «победителей» никого не удивила: во-первых, наше сердце (от сердечных болезней в 2013 году умерло 8 миллионов человек); во-вторых, сосуды мозга (Accidents Vasculaires Cérébraux — инсульты: 6 миллионов смертей); в-третьих, задыхающиеся легкие (3 миллиона); и, наконец, болезнь Альцгеймера (1 миллион 600 тысяч). Дорожные аварии стоят на седьмом месте (1 миллион 300 тысяч) вместе со СПИДом.
Я написал израильскому профессору, специалисту по омоложению клеток, чей e-mail получил от своего психоаналитика.
Доктор Буганим, ваш адрес дала мне доктор Анкидю в Париже, надеюсь, вы согласитесь принять меня, чтобы отодвинуть мою смерть. Я вполне платежеспособен, но хотелось бы знать, сколько стоит вечная жизнь. Будьте так любезны, вышлите мне смету бессмертия. All the best.
Когда вы отправляете подобный мейл одному из светил биотехнологии в части гибридизации и генной инженерии, он либо сразу отправляет его в спам, либо связывается с вами: общаясь с психами, отдыхаешь от работы и расслабляешься. Доктор Йозеф Буганим ответил через четверть часа. Он был встревожен, интересовался, с чего вдруг миссис Анкидю заговорила о нем со мной, и просил, чтобы ответственный секретарь Иерусалимского еврейского университета прислал ему подтверждающее письмо. Я почувствовал себя героем шпионского романа. Исследовательская работа биолога носит сегодня параноидальный характер: поиск вечной жизни стал соревнованием между китайцами, швейцарцами, американцами и израильтянами (французы тащатся на буксире: слишком мало денег, запредельно строгие этические ограничения). В этой научной войне мошенничают, обманывают, вбрасывают дутые сенсации типа редактирования генома белком NgAgo — «открытие» коллектива из китайского университета Хэбэй под руководством Чунью Хана, которому пришлось отозвать статью под давлением научного сообщества. Люди опасно рискуют и следят друг за другом. Генетика — марафон пострашнее гонки за «Оскаром». В 2016 году доктор Йозеф Буганим получил премию журнала Science: он — один из самых выдающихся исследователей в области создания IPS-клеток (индуцированных плюрипотентных стволовых клеток). Я послал письмо менеджеру по связям с общественностью лаборатории Буганима.
«Объясните, пожалуйста, доктору, что я не болен. Я прошу не излечить меня, а продлить мою жизнь. Мы готовим большой документальный фильм о бессмертии, и я хочу выяснить, могут ли инъекции стволовых клеток остановить старение. Моя дочь будет присутствовать на встрече — ее клетки намного свежее моих. Спасибо, что предложили даты на выбор, в ближайшее время нас устроит любой день».
Небольшой урок на тему стволовых клеток. Не волнуйтесь, я не стану переписывать статью из Википедии — понять ее невозможно. В 1953 году американский биолог Лерой Стивенс, проводивший в штате Мэн опыты по выяснению пагубного влияния сигаретного дыма на мышей, обратил внимание, на огромную мошонку одной особи. Стивенс умертвил мышь, вскрыл ее и обнаружил опухоль яичек. Курить и правда вредно, но биолог констатировал странную особенность: наряду со спонтанно возникшими клетками нервной системы Стивенс обнаружил внутри опухоли еще и клетки кожи, волосы, фрагменты зубов и костной ткани. Что за черт?! Он «обкурил» других мышей и вскрыл несколько опухолей, похожих на эмбрионы. «Чужой» в миниатюре. Стивенс решил пересадить клетки опухоли более молодым мышам — хотел посмотреть, что получится (ему повезло — Всемирной декларации прав мышей все еще не существовало). Выяснилось, что опухоли адаптируются к новой среде и развиваются, как дефектные эмбрионы, покрытые шерстью и зубастые. В те времена в Бар-Харборе, штат Мэн, умели шутить. Лерой Стивенс открыл стволовые клетки. Для простоты понимания: мы, люди, многоклеточные особи — большие мыши, состоящие из 75 тысяч миллиардов клеток. Уже на эмбриональной стадии наши клетки делятся бесконечное число раз, они способны трансформироваться во все, что угодно: кости, печень, сердце, глаза, кожу, зубы, красивые локоны, вагину. (Прошу прощения за уловку, она должна привлечь внимание моих читателей.) Предположим, кто-нибудь научится контролировать стволовые клетки. Он сможет либо спасти нам жизнь (например, воссоздав дефектный орган), либо превратит всех в гигантские вязкие опухоли. Внимание: с этого момента игра осложняется. Эмбриональные стволовые клетки размножаются, соответственно, в зародыше, но мы же не станем убивать тысячи и тысячи эмбрионов, чтобы украсть (или употребить?) их клетки, какой бы логичной ни казалась идея (в борьбе со старением есть нечто вампирское), это было бы аморально, а во Франции прямо запрещено законом 2004 года о биоэтике. Вопрос о клонировании человека встал на повестку дня десять лет назад, но в 2006-м два японских ученых нашли иное решение. Кадзутоси Такахаси и Синья Яманака из Киотского университета сумели превратить обычные соматические клетки мышиной кожи (фибробласты) в индуцированные плюрипотентные стволовые клетки — iPSC (induced pluripotent stem cells). Для превращения взрослых клеток в стволовые, способные адаптироваться в любом месте и самостоятельно обновляться, японцы использовали всего четыре репрограммирующих фактора: Oct3/4, Sox2, Klf4 и c-Myc.
За это научное достижение Синья Яманака получил Нобелевскую премию по медицине 2012 года. Вот почему уже пять лет тысячи биологов пытают миллионы мышей по всему свету в надежде отыскать «философский камень». Все ясно? Конец лекции. Теперь я жду Нобелевскую премию за популяризацию.
* * *
Мы летели в Тель-Авив бизнес-классом. Салон был заполнен деловыми людьми, все читали хит молодого ученого-гастроэнтеролога Джулии Эндерс «Очаровательный кишечник», многие были в кипах. Меня окружали смертные, не боящиеся конца. Евреи соприкасаются со смертью на каждом углу, они привыкли к таким встречам. Можно подумать, им от нее не холодно и не жарко. В отличие от Роми я не считаю слова смертный и гениальный синонимами. Ненавижу, когда она проигрывает в видеоигре и произносит дебильную фразу:
— Я умру прям сейчас!
Мне остается одно — отвечать с гордостью:
— Чур я первый!
Роми зевала, прикрывая рот ладошкой, пока я рассказывал о фантастических научных открытиях, ради которых мы направляемся в этот город. Дочь молчала, но ее выдавали вздрагивающие ноздри. Я никогда не был в Иерусалиме, не увлекаюсь «святыми местами» и не совершал, следуя моде, пешего паломничества к могиле апостола Иакова в Сантьяго-де-Компостела. Роми смотрела на компьютере «Голодные игры», еще одну историю о выживании. Китнисс Эвердин, героиня Дженнифер Лоуренс, перманентно борется за жизнь в цирковых и совершенно садистских играх. Меня в возрасте Роми подобное кино напугало бы до полусмерти, а она преспокойно уснула. Молодежь очерствела с тех пор, как супержестокий принцип «каждый-за-свою-шкуру» стал единственным увлекательным сюжетом.
Я послал сообщение Леоноре, которая осталась в Париже с нашей малышкой.
«Возлюбленная моей жизни!
Я изображаю скептика, но в Землю обетованную попасть не так-то просто. Мы летим над Средиземным морем, и вдруг в иллюминаторе прямая белая, сверкающая линия. Это Израиль, страна, ставшая утопией три с половиной тысячелетия назад. Наши соседи, пара старичков, взялись за руки, когда шасси самолета коснулись земли. Я позавидовал — мне так тебя не хватало… Знаю, ты считаешь мой поиск бессмертия бессмысленным. Твоя правда, но… он уже увенчался успехом, причем до встречи с собратом твоего босса. Каждый километр, отдаляющий меня от вас с Лу, равен бесконечности. Позвоню, как только наполнюсь стволовыми клетками. Укуси от меня Лу за пальчик. Письмо не слишком длинное — не хочу расхныкаться перед Роми. Больше всего на свете люблю обнимать тебя.
Твой законный любовник с нержавеющими чувствами.
P. S. Нет, без дураков, объятия с тобой — мой персональный рай».
Наверное нужно было купить кипу. Я надевал однажды этот головной убор на свадьбу продюсера, и маленькая шапочка очень мне шла, придавала недостающую глубину. Внушительный нос и светлые глаза делают меня очень похожим на потомка Аскеназа — легендарного правнука библейского Ноя. Моя крайняя плоть более чем католична, но я фигурирую в «списке евреев — владельцев медиа», опубликованном на одном из крайне правых сайтов фасосферы. Мне это льстит, и я не опровергаю. Пусть мое имя хоть где-нибудь упоминается!
Приземление разбудило Роми. Мы вышли из аэропорта, взяли такси и решили отправиться прямо в геномную лабораторию клеточных биотехнологий Иерусалимского еврейского университета. Дорога из аэропорта Бен-Гурион заняла около часа, ехали мы между двумя рядами колючей проволоки. Я не верю ни в Бога, ни в Яхве, ни в Аллаха, поэтому смотрел в окно и пытался думать об этой стране, как о «любой другой». Но она таковой не была. Множество полицейских окружали мужчин в черном с пейсами. Израиль — это округ Марэ, только больше, и небо над ним шире. Даже свет там метафизичен. Я вдруг понял, что на иврите знаю одно-единственное слово — шалом и не могу сказать ни да, ни спасибо! Хорошо, что Роми была в Сети и научила меня произносить Ken и Toda. Водитель гнал как безумный, вдавливая педаль в пол. Кондиционер работал на полную мощность, я боялся, как бы Роми не простыла.
— Пристегнись и накинь мой шарф.
Отцовство часто обязывает к повелительному наклонению. По тротуарам дефилировали темноволосые красавицы, высокие и стройные, с шелковистыми волосами, зелеными глазами, белыми зубками и победительными сиськами, но я заставлял себя не отвлекаться от моей научной миссии. Как называются ямки под коленями, такие нежные и золотистые? Если кто-нибудь знает ответ, напишите, пожалуйста. Не могу же я просить дочь искать ответ в Google!
— Видишь этих израильтянок, Роми? Они притворяются злючками, чтобы казаться прекрасными. Никогда так не делай, поняла?
Израильская молодежь стремилась выглядеть по-калифорнийски, носить футболки и вьетнамки: все евреи напоминают Иисуса в шортах. Здесь, как и в Париже, Риме, Лондоне и Нью-Йорке, евреев трудно отличить от хипстеров. Кто кого скопировал? Был ли хипстер евреем, замаскированным под поклонника моды? Был ли еврей хипстером с особой духовной составляющей? Мне казалось, что готовится война, и израильтяне выбрали один лагерь с богемными буржуа. У Роми разболелся живот как раз в тот момент, когда таксист высадил нас у входа в больничный кафетерий.
Я почувствовал облегчение — меня никто не узнавал: «лицо» ушло в отпуск. Жизнь прекрасна. Жить инкогнито по осознанному выбору — счастье, тем более если никогда так не существовал. Особенно если знаешь, что любой звонящий слышит снобский ответ робота: «Почтовый ящик голосовой почты переполнен». Вежливый эквивалент фразы: «Я популярнее тебя, и ты мне осточертел…» Официально заявив об отставке, я не дождался ни одного звонка от сотен звезд, которых приглашал на передачу. Их неблагодарность была вполне предсказуема, но я все равно расстроился: двадцать лет на телевидении, а друзей-знаменитостей — ноль. Я был всего лишь посредником между артистами и их публикой. Может, потому, что я и есть посредственность?
Мы выпили кока-колы и дружно отрыгнули. Через открытое окно Роми получила солнечный удар в кончик носа и ее вырвало французским тостом. Но мы, к счастью, уже приехали.
Медицинский центр «Хадасса» в предместье Иерусалима Эйн-Керем оказался современным городом размером с большую гору: тридцать зданий, в том числе медицинский факультет Еврейского университета (чьей клинической базой в 1961 году и стал «Хадасса»), торговый центр, синагога, рестораны. Я никогда не видел медцентра больше. Не такой современный, как «космический корабль» больницы имени Жоржа Помпиду в Париже, но почтения внушает больше, как любая зона под строгим наблюдением и охраной. Гигантский улей защищают вооруженные солдаты, рамка металлоискателя вдвое шире аэропортовской, а тех, кому не назначена встреча с Великим Врачом, вообще выпроваживают к «границе» медицинского городка.
Доктор Йозеф Буганим — молодой гениальный ученый из Медицинского НИИ Израиль — Канада медицинского факультета Иерусалимского Еврейского университета. Бритоголовый израильтянин оказался похож на Джейсона Стэтхэма… С красивыми руками, длинными и нервными. Эти руки пианиста играют на четырех нотах ДНК: А (аденин), Т (тимин), Г (гуанин) и Ц (цитозин) — эти буквы-нуклеиды составляют алфавит генетического кода. В изящные пальцы так и просится сигарета, но Йозеф не курит. Говоря высоким стилем, тому, чья работа — продление жизни, неуместно предаваться пороку табакокурения! Его лаборатория оборудована в стиле спокойный хай-тек: супернавороченные микроскопы, 3D-снимки разноцветных клеток, очкарики-биологи с пипетками… Доктор провел нас в свой кабинет, и я размечтался о постчеловечестве в том самом месте Земли, где зародились монотеистические религии.
— Здравствуйте, профессор, спасибо, что согласились встретиться. Перейду прямо к делу. Скажите, трансплантация стволовых клеток уже излечивает болезни?
— Да, мы надеемся победить Альцгеймера, Паркинсона, диабет и лейкемию. Мы создали плацентарные IPS-клетки для регенерации дефектного органа у некоторых беременных.
— А если вы подсадите стволовые клетки мне, я смогу дожить до пятисот лет?
— Вы не больны, а я рисковал бы вместе со стволовыми клетками подсадить вам рак. Вся проблема в том, что IPS-клетки нестабильны, а иногда и аберрантны. Мышь не переносит подобной манипуляции, так что вам опухоль гарантирована.
— Когда мы начнем жить до трехсот лет?
— Но вы, кажется, нацелились на пятьсот?
— Я готов пересмотреть свои аппетиты и снизить планку до двухсот пятидесяти или даже до двухсот лет.
У Роми вся жизнь была впереди, и это научное свидание совершенно ее не интересовало. Идея дожить до двухсот лет кажется десятилетней девочке такой же нудной, как просмотр 52-минутного фильма о замках Луары под Королевский марш восемнадцатого века Жан-Батиста Люлли. Доктор Буганим обращался скорее к ней, чем ко мне, и потому изъяснялся терминами, понятными подростку. Он был профессионалом презентаций и речей на всяческих собраниях, совещаниях, форумах и конференциях, где ему приходилось выбивать у государства и выпрашивать у богатеев финансирование, хотя для биотехнолога это и было чистой воды вредоносным хронофагом. Ученые вынуждены продавать свои открытия, чтобы оплачивать пробирки. Доктор согласился на встречу, потому что в отделе по связям с общественностью университетской клиники поверили, что я — Великий Репортер с французского телевидения. Буганим надеялся подобрать крохи моей известности — ради спасения человечества. Такую стратегию кандидат в президенты от социалистов Сеголен Руаяль назвала беспроигрышной в 2007 году, прямо перед тем, как вчистую продула гонку Николя Саркози.
— Мадемуазель Роми, — продолжил он, — позвольте объяснить, как вы пришли в этот мир. Сначала фертильная сперма дает яйцо, которое называется зигота. Клетка начинает делиться на 2, 4, 8, 16 частей. Когда число клеток доходит до 64, мы получаем очень юный эмбрион — бластоцисту, похожую на полый шар или пузырек со скоплением у одного из полюсов внутренней клеточной массы. Ученые вырастили эти клетки и выяснили, что они регенерируют и остаются бесконечно идентичными.
Роми была покорена. Я «перезапустил» ее, как когда-то мой учитель Ив Мурузи поступал со мной.
— Один ваш знаменитый собрат объяснил мне, что некоторые клетки бессмертны.
— Да, эмбриональные стволовые клетки бессмертны.
Я забыл упомянуть, что мы беседовали на английском. Роми с трудом улавливала смысл, а меня смешил израильский акцент собеседника: он говорил точь-в-точь как Адам Сэндлер в лучшей комедии о Земле обетованной «Не шутите с Зоханом». Чтобы не заржать в подобной ситуации, нельзя зацикливаться на смешных оборотах речи, и я пытался думать о том, что за двадцатилетнюю карьеру на телевидении не «допрашивал» ни одного лауреата еженедельника Science. Будет проще, если я переведу последующий диалог.
— Cтволовые эмбриональные клетки действительно бессмертны, — спокойно повторил Буганим.
— Они как хамелеоны? — спросила Роми, потрясающая в роли спарринг-интервьюера.
— Да. Они могут стать всем, что тебе понадобится. Ну… Почти всем. Отсюда их название — плюрипотентные.
Йозеф рисовал на пейперборде круглые клетки, напомнившие мне Шадоков (еще одна стариковская ассоциация!).
— Расскажите мне о тех японцах, которые выяснили, что стволовые клетки можно создавать. Что такое система IPS?
— Уточняю: не только стволовые, но и эмбриональные стволовые клетки. Те, что способны самообновляться, образуя новые стволовые клетки, делиться и превращаться в клетки различных органов и тканей. У каждого взрослого человека есть стволовые клетки. Во всех наших органах, в том числе у Роми. Но эти клетки способны регенерировать один определенный орган. Японцы спросили себя, нельзя ли взять взрослые клетки и перепрограммировать их в эмбриональные стволовые, то есть плюрипотентные. Это позволяло решить две проблемы:
1) этический вопрос — не слишком хорошо разрушать человеческие эмбрионы, пусть даже я не уверен, что бластоциста, этот микроскопический шарик, может считаться самостоятельной жизнью;
2) иммунное отторжение — если я ввожу тебе эмбриональные клетки другого индивида, происходит отторжение, но этого не случается, если они взяты из твоего собственного тела, например, с помощью дермальной биопсии.
Профессор изобразил почесывание под мышкой. Роми встревожилась и повернулась ко мне:
— Доктор ведь не будет делать нам уколы?
— Успокойся, дорогая, никто ничего тебе не сделает.
— Даже если бы и пришлось, это не больно, — подтвердил профессор.
— Значит, японские ученые взяли клетки взрослого человека и… омолодили их? — спросил я.
— Именно так. Я беру клетки твоей кожи, ввожу несколько генов, мы ждем две-три недели и вдруг получаем эмбриональные сымитированные клетки, отсюда «I» в IPS. Индуцированные.
— Сумасшедший дом!
— Вы правы, это очень странно! Никто не думал, что подобное возможно! Да что там — и думать не думали, что для подобной операции достаточно четырех генов! В нашем теле их 20 000, а для путешествия во времени от взрослых к плюрипотентным эмбриональным достаточно четырех. Честь открытия принадлежит также британцу — Джону Гердону, он первым перепрограммировал клетки и разделил Нобелевскую премию по медицине за 2012 год с Синьей Яманакой. Именно он разработал методику клонирования овечки Долли: взял зиготу лягушки и извлек взрослые клетки кожи, ввел их в яйцеклетку и получил эмбрион. Берешь ядро взрослой (зрелой) клетки, помещаешь в зиготу, и вот тебе клон. Яйцеклетка начала делиться на две, четыре, восемь, и так до бластоцисты. По этой системе можно клонировать все.
— И меня? Меня можно клонировать? — воскликнула Роми.
Я был в восторге — всего за час моя дочь начала отлично понимать английский в израильском исполнении!
— Не как в «Звездных войнах». Скажем так: можно сделать новую, генетически идентичную Роми. Я беру клетку твоей кожи, беру твою ДНК и помещаю ее в энуклеированную яйцеклетку женщины, даю ей несколько дней, чтобы подросла, потом ввожу матери-носительнице: девять месяцев спустя ты клонирована. Мы получим ребенка, точную твою копию.
Лицо у Роми стало испуганное, и я решил вмешаться — никто не смеет травмировать мою дочь!
— Никто тебя не клонирует, дорогая, мне хватает хлопот с одной Роми. Вот ведь как странно получается, доктор, пятнадцать лет назад мир был одержим идеей клонирования человека, а сегодня об этом почти не говорят. Вышло из моды?
— Мода ни при чем. Клонирование человека запрещено по этическим соображениям. Но я уверен: кто-нибудь где-нибудь — скорее всего, в Китае — близок к решению задачи.
— Неужели?!
— Повторяю, я уверен. Они уже клонировали свиней, собак, лошадей… В 2013-м американский биолог профессор Шухрат Миталипов создал в Портленде первый в США генно-модифицированный эмбриональный клон человека.
— Это прошло совершенно незамеченным!
— Открытие Яманаки сделало этот путь устаревшим… на время.
— Вы у себя в лаборатории работаете с клонированными или с перепрограммированными мышами?
— С теми и другими. В 2009 году родилась мышка, полностью состоящая из перепрограммированных клеток. Она была жива, функциональна и способна к воспроизводству. В 2011-м мы сделали гортань, в 2012-м воссоздали щитовидную железу. 18 месяцев назад с помощью IPS-клетки мы воссоздали печень мыши. Завораживающий опыт! Проблемы с IPS-клетками в том, что только 30 процентов способны сотворить «целую» мышь. Бóльшая часть дает отсталые эмбрионы или эмбрионы, которые погибнут во время беременности. Вывод: качество IPS-клеток оставляет желать лучшего. Если же взять настоящие эмбриональные клетки бластоцисты, почти все при клонировании генерируют мышь целиком.
— Не понимаю. Я говорю о продолжении жизни, а вы поете хвалу клонированию?
— Нет. Я пытаюсь объяснить, что мы пока не нащупали наилучших условий для регенерации наших клеток. Концепция есть — нет надежного способа. Цель и клонирования, и перепрограммирования — вернуться к отправной точке. Это называют reset.
— Я хочу пройти эту процедуру, доктор! Пришло время перезагрузки! Моя новая версия — «Я 2.0»!
На этом месте профессор Буганим окончательно причислил меня к сообществу дураков. Роми играла на телефоне в Brick Breaker, что меня несколько успокоило: разрушить стену из красных кирпичей, противно блямкавших на экране, ей было важнее, чем узнать что-нибудь еще о перезапуске наших существований.
— Если я правильно понимаю, профессор, ни клонирование, ни перепрограммирование человека не принесут нам бессмертия?
— Нет. Клон будет вашей точной копией, но в него потребуется вдохнуть жизнь: девять месяцев беременности, роды, воспитание, кормежка — все с нуля. Клон никогда не станет вами. Кстати, мы больше не используем этот термин, слишком уж много скандалов с ним связано. Предпочитаем говорить «перенос ядра соматической (взрослой) клетки» — значение то же… Овечка Долли родилась в 2004 году, теперь мы занимаемся другими вещами, пытаемся вырастить как можно больше омоложенных клеток хорошего качества в надежде, что их удастся реимплантировать здоровыми.
— Получается, если вы пересадите мне IPS-клетки, я заработаю опухоль? Нет уж, спасибо!
— (Смеется.) Предположим, у вас болезнь Паркинсона, вы весь трясетесь, я ввожу вам генетически модифицированные нейроны, и они ослабляют симптоматику. Вы будете рады-радешеньки, даже если через десять лет там или сям вырастет опухоль. Мы открыли четыре гена (Sall4, Nanog, Esrr6 и Lin28), способные создавать IPS-клетки лучшего качества. Сейчас они проходят испытания на мышах, и пока все идет хорошо.
— За это вы и получили премию журнала Science.
— Совершенно верно. Мы испытывали не те факторы, с которыми работает Яманака.
— Почему процесс занимает три недели, если яйцеклетка созревает за три дня?
— Перепрограммирование — процесс более долгий, чем программирование! Кроме того, в этот период возможны мутации ДНК, хромосомные аберрации, так что операция требует строгого контроля.
— Достижение бессмертия — процесс долгий и трудный.
— Я не ищу бессмертия. Я беру клетку из дермы пациента с болезнями Паркинсона или Альцгеймера и перепрограммирую ее в нейронную IPS-клетку, чтобы изучить нейроны, пораженные этими недугами. Изучая генетически омоложенные нейроны, я, возможно, научусь лечить эти тяжелые и — увы — широко распространенные заболевания. Я надеюсь отыскать новые молекулы, которые станут «лекарствами». У меня есть еще одна мечта — регенеративная медицина. Можно попробовать починить нейрон и реимплантировать его в мозг больного.
— Ага, добрались до сути дела. Это имеет что-то общее с CRISPR/Cas9? То есть мы говорим о новой технологии редактирования геномов высших организмов, которая дает возможность исправлять неправильные последовательности генов и таким образом лечить наследственные заболевания человека.
Боюсь, на этом месте я окончательно запутал и запугал мужественных читателей. Резюмируем в нескольких словах состояние, в котором пребывает современная генетика: в 2012-м (великий год, когда Яманака получил Нобелевскую премию) два биолога, Дженнифер Дудна (Калифорния) и Эмманюэль Шарпантье (Франция) предложили способ перепрограммирования системы CRISPR/Cas таким образом, чтобы она разрезала ДНК направленно, в участках, специально выбранных исследователем. В основе системы — особые участки бактериальной ДНК, короткие палиндромные кластерные повторы CRISPR (Clustered Regularly Interspaced Short Palindromic Repeats — Повторение Коротких Палиндромов с Регулярными Сгруппированными Интервалами). Не просите меня объяснить вам как — нам понадобилось бы десять лет учебы, чтобы хоть что-то понять! Ученые использовали CRISPR для направленного редактирования геномов в ДНК. Cas9 — белок, используемый во время операции. Эта новая методика значительно упростила генетическую модификацию человека.
Йозеф Буганим пришел в восторг оттого, что я так прилично знаком с успехами науки, хотя все свои сведения я почерпнул из карточек, подготовленных перед поездкой моей ассистенткой. Но израильтянин заговорил со мной, как с коллегой по цеху на конференции сектора здравоохранения, которая ежегодно проходит в Сан-Франциско при поддержке банка JP Morgan.
— Представим мутировавшую ДНК пациента с болезнью Паркинсона, — воодушевленно продолжил он, — теоретически, мы можем лечить его введением новой ДНК. Cas9, направленный РНК-гидом, рассекает ДНК, и мы ее исправляем. Сегодня этим пользуются ежедневно.
— Вас не пугает перспектива создания ГМЧ (генетически модифицированного человека)? Американцы, китайцы и англичане наложили временный запрет на генетические манипуляции с человеческим материалом.
— (Улыбается.) В Китае, в госпитале Университета города Чэнду западной провинции Сычуань онкологи под руководством доктора Лу Ю получили одобрение Этического врачебного совета на модификацию ДНК Т-лимфоцитов пациентов с метастазирующим раком легких, не отвечающих ни на один из видов химиотерапии. Китайские ученые планируют удалить генетическую последовательность, кодирующую синтез мембранного белка PD-1, который «защищает» рак, позволяя опухоли инактировать лимфоциты. Генетически модифицированные Т-лимфоциты перестанут подчиняться команде гена PD-1 НЕ атаковать опухоль.
— Испытания проводятся сейчас?
— Да. Они начали химические тесты. По идее, это может получиться, но в то же время, поскольку клетки перестанут получать сигнал «не нападайте на меня», есть риск, что генетически модифицированные клетки атакуют и здоровые… Отсюда риск аутоиммунных заболеваний.
— Почему вы не ведете подобной работы в Иерусалиме?
— Нам понадобились бы годы, чтобы получить разрешение. В Соединенных Штатах иммунотерапевтические опыты на больных лейкемией (протокол Rocket) были прерваны после смерти пяти пациентов. Случаются трагедии, появляются все новые шарлатаны. В одной семье репатриантов из России сын страдал нейродегенеративным заболеванием. Они поехали в Казахстан и потратили состояние на лечение стволовыми клетками. Вернулись, и мальчика срочно госпитализировали в больницу Шиба: у него обнаружили две опухоли мозга, и он вскоре умер.
— Значит, мораторий соблюдают только на Западе?
— Да. Если вам предлагают чудо-терапию в Индии, России, Мексике или Китае, будьте настороже: там никто ничего не контролирует.
— Я нашел в Интернете адрес клиники в Швейцарии, подсаживающей пациентам стволовые клетки, взятые у зародыша овцы!
— Надеюсь, они вводят плацебо, иначе кто-нибудь может погибнуть. В Китае через пятьдесят лет люди станут «заказывать» голубоглазого мальчика-блондина и его «сделают».
— Со времен принятия закона о единственном ребенке в семье им не хватает женщин: теперь они смогут «строгать» себе Барби на заказ!
— Или клонировать агрессивных животных и создавать суперсолдат. Или кровожадных неконтролируемых чудовищ.
— Мы близки к исполнению заветной мечты нацистов — созданию высшей расы.
— Вы правы. Мы здесь работаем над созданием стволовых плюрипотентных клеток. Первыми сделали плацентарные IPS-клетки, а еще уникальные тотипотентные клетки, способные генерировать все на свете: эта новость еще не предана гласности. Стволовые эмбриональные клетки, введенные в бластомер, дали новые клетки, способные превращаться в плаценту. Они вырастают раньше, чем при работе по методу доктора Яманаки. Мы на несколько ступенек приблизились к фазе творения, но не намерены клонировать людей или создавать сверхчеловека, просто хотим лечить больных, хотя это потребует времени.
Доктор Буганим посмотрел на часы. Я вдруг вспомнил, что мы не на записи моего шоу, а в кабинете одного из самых известных биохимиков мира. Пора освободить спасителя человечества от своего присутствия, пусть продолжит исследования. Провожая нас до лифта, профессор решил подбодрить меня, но странным способом.
— Возможно, лет через двести-триста мы научимся замедлять старение, но я думаю, что Земля погибнет раньше. В следующем веке — учитывая, как мы обращаемся с окружающей средой, — проблема решится сама собой: планета исчезнет, а с нею и человечество, так что не морочьте себе голову идеей бессмертия. А теперь извините, мне пора «уничтожать» моих мышек.
— Ну да, ну да, еврейский юмор.
Роми, к счастью, ничего не слышала, была увлечена новой партией в Angry Birds.
* * *
Атеизм — тоже религия. Единственная оригинальная черта заключается в том, что ее ад и рай находятся в одном и том же месте: здесь и теперь. Никакого «после» нет, даже в Небесном Иерусалиме. Отказ израильского ученого дать делу поиска моего бессмертия законный ход не обескуражил меня. Может, я подхватил географическую тягу к сверхъестественному. Кто не бывал в Иерусалиме, не поймет, почему много тысячелетий люди жаждали завоевать его и отдавали за это жизни. Таксист привез нас в центр города, к стене из розовых камней, скрытой за вереницей автобусов.
— Мы навестим трех богов?
Роми настаивала на посещении Старого города: как все дети, она жаждала магии. Мне хотелось насладиться хумусом и вкусной шаурмой на свежей пите, с бараньим фаршем и резаной петрушкой. Ну что же, сказал я себе, идем смотреть Город царя Давида. Четыре тысячи лет метафизической чуши и крестовых походов — вот что притягивает сюда трансцендентальный туризм. Иерусалим — самый НЕсветский город планеты. Настоящий гипермаркет всего религиозного на любой вкус. Зайдя за крепостную стену дворца Сулеймана Великолепного, мы ступили на брусчатку, отполированную сандалиями восторженных толп, и сразу заблудились в лабиринте трех монотеистических вероучений. Я заметил свободный столик в палестинской харчевне.
— У кока-колы странный вкус, — сказала Роми.
— Может, она кошерная?
Все проходы находились под крышами. Я никогда не представлял себе Иерусалим таким забитым сводчатыми лабиринтами, старыми каменными стенами без окон, узкими проходами, извилистыми и кишащими людьми, как станция «Шатле-Ле-Аль» в час пик, только более пыльными. Я поддался на уговоры Роми и купил-таки ей майку с надписью SUPER JEW на груди, оговорив, что во Франции она ее носить не будет (слишком рискованно). Мы вышли из ресторана и, сообразив, что находимся рядом со Стеной Плача, решили начать с нее. Нас дважды завернули, потому что: 1) мне следовало быть в кипе, 2) Роми — существо женского пола. Мы встали спиной к стене, чтобы сделать селфи, потом я нашел одноразовую картонную шапочку, но она все время слетала, так что приходилось наклоняться и подбирать ее с песка. Думаю, не одному верующему хотелось в этот момент распять меня… Я попросил Роми ждать меня за загородкой, справа от мужской «порции» стены, а сам начал лихорадочно обдумывать просьбу.
У подножия Масличной горы и свет казался матово-белым, как священные камни и могильные плиты на кладбище. На ступенях лестницы, спускающейся к эспланаде, у меня закружилась голова. А может, я внезапно стал иудеем и голова тут ни при чем? Я двинулся к Стене медленным шагом, наслаждаясь моментом, в ожидании чуда, и засунул в щель прошение, написанное на сложенном вчетверо клочке бумажной скатерти (увы, на французском языке).
Дорогой Яхве, если Вы существуете, пожалуйста, подарите вечную жизнь Роми, Леоноре, Лу, моей матери, моему отцу и моему брату. А еще мне. Со всей нашей благодарностью: тода, шалом и мазаль товВам.
Я чувствовал себя смешным простофилей вроде тех, что вешают замки на мосту Искусств в Париже. Роми впечатлила торжественность «посетителей» Стены, и она старалась держаться как можно незаметнее, чтобы никому не помешать. А меня подавляла древность этих мест. Казалось, что тысячелетние камни заслуживают большего уважения, чем всхлипы нескольких старых раввинов в кожаных сандалиях. Удивило меня то обстоятельство, что мечеть Аль-Акса частично стоит на Стене Плача. В Иерусалиме иудаизм «несет» ислам. Ни мусульман, ни иудеев это не радует, но геологически и урбанистически они неотделимы друг от друга.
Что до христиан… Невозможно отыскать дорогу ко Гробу Господню: церковь, где похоронен Христос, на карте обозначена хуже, чем Стена и мечеть, что очень бы не понравилось моим родителям. Мы долго плутали по идущим вверх улочкам и темным проходам Священного города. Крестный путь стал коммерческим центром для всех операторов, торгующих Богом в лоукосте. Прилавки с сумками «под Луи Вюиттон», разноцветные конфеты, открытки и палестинские куфии давали робкую надежду на замирение через торговлю безделушками. Руки Фатимы из накладного золота, фарфоровые тарелки со звездой Давида и Пресвятые Девы made in China — одни флуоресцирующие, другие мигающие. Иерусалим — базар и святилище: идешь мимо скотобойни, ухитряешься заблудиться между часовнями, синагогами, торговками мятой, кастаньетами, лакрицей; слушаешь левым ухом заунывные арабские речитативы, правым — иудейские песнопения, обоими — православные псалмы. В тот день война трех религий не производила иной потравы, кроме какофонии, царившей в муравейнике единых богов. Не стоит впечатляться торжественностью мест: три религии могут «сожительствовать» в квартале, который мы обошли за полчаса. Роми благодаря GPS в конце концов нашла храм Гроба Господня, к которому не вел ни один указатель. Нельзя класть все яйца в одну корзину. Роми помолилась у Стены, потом у пустой могилы Христа: я объяснил ей значение слова «экуменизм».
— Ты сама видела, кошки в Иерусалиме шастают из одного квартала в другой, туда, где есть остатки кебабов.
— Иисуса правда здесь распяли?
— Поблизости.
Я шел по булыжнику, то и дело подворачивая ноги. Роми громко читала вслух десять заповедей с экрана смартфона: «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим… Почитай отца твоего и мать твою (моя любимая заповедь!)… Не убий. Не прелюбодействуй. Не кради».
— Они говорят, что скрижали Завета закопаны где-то у нас под ногами. А Индиана Джонс думал, что в Египте. Что такое адюльтер, папа?
— Вовсе нет: в конце фильма потерянный ковчег привозят в Вашингтон.
— Ладно, но что такое адюльтер?
— А Индиана Джонс ужасно разочарован.
— Конечно, но что такое адюльтер?
— Адюльтер — это когда мужчина спит с женщиной, но не со своей женой. Или когда женщина спит с мужчиной, но не со своим мужем.
— Но это же нехорошо! Почему они так поступают?
— Не знаю, наверное, потому, что хотят перемен.
— Бог прав: это плохо.
— А представь, что тебе самой пришлось бы выбирать между Carambar и Dragibus… Зачем выбирать, если можно иметь и то и другое?
— Ты адюльтерил маме?
Роми остановилась, чтобы выслушать мой ответ.
— Ну что ты! Нет. Никогда.
— Тебе повезло, что Заповеди не запрещают врать.
Да уж, клятва отца-анархиста слабовата против Декалога. Когда я думаю теперь о том своем обмане, понимаю, что именно тогда произнес свое последнее, неправедное слово. Я, видимо, был единственным, защищавшим в Священном городе Иерусалиме обветшалое понятие сексуальной свободы. А потом вмиг превратился в постчеловека и окончательно отрекся от греха.
Мы с Роми раз десять возвращались в одни и те же проулки, пропахшие прогорклым жиром. Иисуса Христа распяли рядом с шумным перекрестком, между двумя магазинчиками, торгующими контрафактными DVD. Мы выстояли длинную очередь и вошли в Храм Гроба Господня, где горели свечи и пахло ладаном. Справа от входа, лежа на полу, рыдала старая дама.
— Почему она плачет? — спросила меня дочь.
— Тсссс! — Я перешел на шепот, заметив сурово нахмурившегося греческого священника. — На эту розовую плиту положили тело снятого с креста Иисуса. Она плачет, потому что дорого заплатила за тур по Голгофе и час добиралась сюда в душном автобусе. Да еще и селфи с Сыном Божиим не сделаешь… Как назло.
— Я вот чего не понимаю, папа: Бог говорит «Не убивай», а сам дал убить Сына! Как же так?
— Это очень сложный вопрос, милая. Мессия принес себя в жертву людям. Нам… Хотел показать, что смерть не имеет значения.
— Но я думала, мы приехали, чтобы уничтожить смерть.
— Конечно, только говори потише… Вообще-то, если подумать, ты права. «Не убий» — пустая фраза, пыль в глаза. Будь Господь всемогущ, Он просто раз и навсегда отменил бы смерть.
— Но Иисус все-таки воскрес. И если я правильно понимаю…
Я обожал, когда Роми задумывалась, таял, если она становилась серьезной, сосредоточенной, решительной, и завидовал юному возрасту, в котором человек мнит, что все понимает.
— Что, дорогая?
— Получается, ты хочешь стать как Иисус.
— Все этого хотят, детка. Каждый, кто здесь находится, мечтал бы стать Богом. И множество других людей в разных уголках планеты.
Мы обошли церковь, где было прохладно и тихо. Каждый раз, попадая в какой-нибудь храм, я чувствую, что избавился от груза. Воспоминания о катехизисе. Недолгое время, проведенное в 1972 году в детском хоре школы Боссюэ, и короткое пребывание в аббатстве вместе со всем седьмым классом навсегда запрограммировали мое подсознание. Крещенные в детстве люди часто заново открывают для себя Бога не только из-за страха смерти: их одолевает ностальгия. Под конец жизни становишься набожным, так называемая вера последней минуты состоит из страха и воспоминаний.
Справа от входа гранитная лестница вела вниз во влажную пещеру. Другая дама стояла на коленях, прислонясь лбом к скале, и бормотала молитвы на латыни.
— А эта тетка почему такая грустная? — шепотом спросила Роми.
— Она не грустная, а взволнованная.
Роми хотела все посмотреть, преклонить колени и перекреститься перед каждым алтарем. Я купил десятки свечей, которые мы зажигали со всей возможной почтительностью. Все было отлично рассчитано, их организация как-никак функционирует два десятка столетий! Маленький павильон прямо под куполом явно привлекал любопытных. Православные монахи руководили движением вокруг и внутри часовни. Сначала я решил, что это исповедальня, но место оказалось куда более священным.
— Это могила Иисуса Христа.
— Ух ты… Точно?
Моя дочь неожиданно забыла о Роберте Паттинсоне в пользу Сына Божия. Жаль, что нельзя фотографировать. Монах повел нас туда, где плавал рассеянный свет серебряных масляных ламп. Если попадаешь с дюжиной русских туристов в узкий мраморный склеп и встаешь на колени перед золоченой чашей, стоящей на стеле, стертой руками верующих, твой главный враг — клаустрофобия. Нечитаемые надписи добавляли атмосфере таинственности. На Роми снизошла благодать, как часто бывает с детьми на мессе. Я не хотел заходить. В глубине души я снова попросил вечной жизни у христианского Бога — и сделал это меньше чем через час после того, как передал послание Яхве. Да, я молился у всех яслей.
— Господи Иисусе, Спаситель, подари нам жизнь вечную на вечные времена, аминь.
Меня застали врасплох. Я думал о том, что сказал Уэльбек Давиду Пюжадасу 6 января 2015 года в новостях канала France 2. Вот слова автора «Элементарных частиц»: Все больше и больше людей не мыслят для себя жизни без Бога. Им мало потребительства и собственного успеха. Лично я, старея, чувствую, что атеизм выдержать непросто. Атеизм — мучительная позиция. Этот вес на меня и давил. Глядя на коленопреклоненную Роми у могилы Христа, я осознал, что больше не могу оставаться атеистом. Я знал (или думал, что знаю), что Бога нет, но нуждался в Нем для смягчения души. Возврат к религиозному чувству не означает, что люди обращаются к вере, как это случилось с Паскалем 23 ноября 1654 года, в «огненную ночь» и «со слезами радости». Возврат к религиозности есть кризис атеизма. Мне надоела жизнь без Его духовного руководства. В тот день, увидев, как моя дочь крестится у каждой станции Крестного пути до самой церкви Гроба Господня, решил принять Иисуса и весь его фольклор, символы, речи, даже архаичные и смешные типа «Возлюби ближнего как себя самого», набедренную повязку, терновый венец, старые плетеные сандалии, Мела Гибсона и Мартина Скорсезе. Я бы куда охотнее обнял того бородача, чем неотступную, но бессмысленную Смерть.
* * *
Уж если заключать «паскалиевские пари», стоит прикрыться по всем направлениям, как в казино Монте-Карло. Я не желал останавливаться и был готов рискнуть. Мы шли к мечети по улочкам, где на каждом шагу пили кофе, торговали фальшивыми драгоценностями и пели арабские песни. Мы вышли с базара с финиками, оливковым маслом, желтым кунжутным печеньем и подошли к мечети, но бородатый полицейский отодвинул нас от дверей Аль-Аксы — совсем как вышибала из Les Caves du Roy (но оттуда меня никогда не гнали поганой метлой):
— Вы мусульманин?
— Нет…
— Вы не можете войти сюда. В сторону, пожалуйста.
Мужик выглядел сурово, и я не стал спорить. Позже мы узнали, что некоторые дни недели «забронированы» только для мусульман. Мой экуменизм оставался недостижимым идеалом, что роднит меня с иерусалимцами.
— Ой, как жалко, папа, — огорчилась Роми и сообщила, заглядывая в смартфон: — Именно отсюда, с крыши этой мечети, однажды ночью пророк Магомет улетел на небо на своей кобыле, которую звали Бурак.
— Да уж, в этом городе происходили необыкновенные события!
Я утешил дочь пакетиком соленых фисташек, которыми торговал старый палестинец (своей несусветной важностью он напомнил мне «много о себе понимающего» сартровского официанта кафе, который трактует себя как объект, служащий для выполнения определенной функции). И вообще, весь старый город слишком уж выпендривался. Я решил поступить, как все люди: буду «играть» свою веру.
* * *
Следующим пунктом нашей программы стала торговая улица Мамилла, между Яффскими воротами Старого города и башней царя Давида. Здесь Роми ограбила мегамаркеты Zara, Mango и Topshop. Этот день был полон контрастов, балансировал между наукой и верой, а закончился поеданием пиццы в центре торговых рядов, которые патрулировали солдаты с автоматами, а в дверях каждого магазина стояла рамка металлоискателя. Время от времени военные задерживали какого-нибудь парня, молниеносно укладывали на землю, обыскивали и тащили в фургон. Ничего особенного, обычный день. Я уже сказал, как утешал меня тот факт, что мое лицо ничего никому не говорило, и все-таки… Когда несколько французов узнали меня и попросили о селфи, я аж разрумянился от удовольствия.
— Мы понятия не имели, что вы из наших…
Разочаровывать этих милых людей не хотелось, я не сказал, что моя крайняя плоть на месте, и даже кивнул с многозначительно-солидарным видом, как будто пепел шести миллионов жертв стучал в мою грудь гоя-мифомана. В конце концов, католический Иисус был евреем, а холокост — величайшее преступление против всего человечества. В Израиле меня «замечала» только Роми, для других я оставался невидимкой. За два теледесятилетия мое эго забыло, что я — прозрачный индивид. Меня переполняло ликование: благодаря анонимности можно придумывать и перепридумывать себя снова и снова. На Святой земле и я стал НЕ бывшим в употреблении человеком с неопределенной судьбой. Можно было прикинуться старым педиком, обаятельным певцом или страховым агентом. Я заново открывал для себя забытую роскошь: существование в виде плюрипотентной стволовой клетки. Между двумя кусками пиццы я признался Роми в любви.
— Ты — чýдная девочка. Ребенок. Моя дочь. Поверь, я знаю, о чем говорю. У меня есть для тебя подарок: ты проживешь тысячу лет. Будешь как Волан де Морт, только очень-очень милый. И с носом. Мне больше всего на свете нравится проводить время с тобой. Ты лучше всех девочек. И женщин. Но я скучаю по Лу и Леоноре.
— Я тоже.
— Можно задать вопрос?
— Давай.
— Ты считаешь, я — плохой отец?
— Да.
— Твой самый счастливый день в жизни?
— Сегодня. А твой?
— Аналогично.
На торговой улице было полно «клонированных» иерусалимцев в черных костюмах и шляпах, белых рубашках, бородатых и с пейсами. Униформа освобождала их от необходимости заботиться о внешности. Не думаю, что ортодоксальные евреи являют собой воплощение счастья (ничего удивительного — они лишены свободы), но одно знаю точно: они нечувствительны к диктату селфи.
Официантка рассказала, что самый модный крутой ночной клуб Иерусалима называется «Правосудие». Я больше не шляюсь по таким заведениям, но адреса точек знать полезно. Рефлекс старого гуляки, ну или старпера, жаждущего вечной молодости. Я почему-то вспомнил, что дискотека рядом с Освенцимом называется «Система». Забавные символы: в Иерусалиме — правосудие, в концлагере — система. С одной стороны, Народ Книги, с другой — только пепел, много пепла. Ночные клубы транслировали нам закамуфлированные политические послания, которые, впрочем, нетрудно было расшифровать.
Роми заказала карпаччо, но есть его не смогла: повар насыпал тонну перца. Я в ее возрасте был таким же. Блюда, от которых становится дурно, начинаешь любить намного позже. Дочь доела мою пиццу, мы поймали такси, поехали назад в гостиницу «Царь Давид» и рано улеглись спать — каждый в свою узкую кровать, совсем как в детской. Я позвонил Леоноре и сообщил, что мы ничего не добились — это грустно, зато обрели веру.
— Мне так тебя не хватает, что я уверовал в Иисуса.
— Изменил мне с бородачом? Малышка все время о тебе спрашивает.
— Дай ее мне.
Продолжение разочарует моих поклонников. Ребенок и папаша не разговаривают, а щебечут, «играя» указательным пальцем на нижней губе. Получается что-то вроде бырбырбырбырбыр! Что значит: «Я тебя люблю!»
Роми спала, а я «разминался» с бутылочками из мини-бара и смотрел, как она дышит в темноте. Мой ребенок — смесь идиллического прошлого и недоступного будущего — заставил меня замереть, и я долго любовался звездным небом, а потом уснул с потрясающим ощущением, которое знакомо всем полуночникам, если они ложатся рано, после встречи с Христом в центре Вселенной.
Несколько различий между холостяком 30 лет и 50-летним отцом
Ему 30 лет, и он холост — 50-летний отец
Ложится спать в семь утра — Просыпается в семь утра
Пьет водку с Red Bull — Пьет Coca Cola Zero
Питается Doritos — Питается авокадо
Натыкается на журнальный столик — Натыкается на детскую коляску
Слушает Led Zeppelin в iPod — Слушает Кэти Перри в детской спальне
Жует мармеладных медвежат Haribos — Ворует у дочери Dragibus
Каждый вечер занимается любовью — «Самоудовлетворяется» под YouPorn, пока ребенок спит
Знает все новые рок-группы — Знает все новые телесериалы
Нюхает кокаин — Бросает курить
Соседи жалуются на шум в его квартире — Жалуется на шум в квартире соседей
Спит днем — Спит ночью
Водит спортивную машину, купе-кабриолет — Водит электромобиль (моноспейс)
Жалуется, что счастья нет — Жалуется на старость
Уезжает на праздники на Ибицу — Покупает дом в Стране Басков
Пахнет духами шлюх — Пахнет детским срыгиванием
Едва не умер от передоза MD — Чуть не умер, перепив парацетамола
Любимый фильм «Бойцовский клуб» — Любимый фильм «Будь что будет»
Любимая книга: «Женщины» Ч. Буковски — Любимая книга: «Оставаться живым» М. Уэльбека
Бредит самоубийством — Мечтает о бессмертии
Носит брендовую жакет-куртку The Kooples — Носит футболку Zadig, размер L
Читает только модные журналы — Не читает ничего, кроме медицинских изданий
Мечтает разбогатеть — Оплачивает страховки
Кадрит манекенщиц — Флиртует с аптекаршами
Носит обувь Berluti — Носит туфли на веревочной подошве
Надевает ночью презерватив — Надевает «ночной желоб» против бруксизма
Знает все модные рестораны — Знаток всех «модных» больниц в мире
Сексуально озабочен — Без помощи сиалиса — «безопасен»
Делает эпиляцию между бровями — Делает эпиляцию в ушах
Ненавидит тех, кто говорит, что раньше было лучше — Уверен, что раньше было лучше
Слушает Radio Nova — Слушает France Culture
Посещает рок-фестивали — Покупает DVD с записями рок-концертов
Хочет быть похожим на Джорджа Клуни — Похож на Жерара Депардье
Не боится смерти — Каждый год проводит в страхе
Покупает аппарат для приготовления льда — Покупает аппарат для стерилизации детских бутылочек
Каждое утро страдает от похмелья — Каждое утро принимает бета-блокаторы
Спорт: теннис, серфинг, лыжи — Спорт: тренажер Power Plate? аквабайк, эллиптический велотренажер
Сомневается в существовании Бога — Сомневается в атеизме
Ходит босыми ногами по окуркам — Ходит босиком по клубнике
Приглашают на свадьбу — Приглашают на похороны
Работает в Voici — Больше не знается с людьми, о которых пишут в Voici
