Глава 4

Попрощавшись с Тамарой, я поехала домой. Переговоры и разъезды заняли довольно много времени, и когда я парковалась во дворе своего дома, было уже около девяти вечера.

Поднявшись в квартиру, я заварила кофе и стала размышлять о том, как мне лучше построить дальнейшую стратегию.

После второй встречи с Тамарой для меня стало еще более очевидным, что люди, с которыми я беседовала в фирме, не были откровенны со мной. Если Тамара заметила настороженность мужа, урывками слушая его телефонные разговоры, то офисные сотрудники и водитель тем более должны были заметить это. Ведь они гораздо чаще могли слышать разговоры босса. Причем не только телефонные.

Тем не менее все как один утверждают, что ничего «из ряда вон выходящего» в поведении Хикметова не замечали. Разве что легкое, вполне объяснимое раздражение, связанное с оформлением документов.

Здесь была явная неувязка.

Конечно, можно было предположить, что врет жена. Что она «заказала» мужа и теперь сознательно нагнетает обстановку, рассказывая небылицы о том, что он чего-то боялся, и пытаясь направить меня по ложному следу.

Но интуиция подсказывала, что Тамара говорит искренне. Новость, которую я ей сообщила сегодня, была для нее действительно новостью, и волнение было совсем не наигранным. Наверняка ей ничего не стоило устроить истерику и разыграть убитую горем, но вместо этого она, наоборот, всеми силами пыталась сдержать эмоции и не выказывать слабости перед посторонним. Такое поведение очень расположило меня к ней, и, соглашаясь продолжить расследование, я действовала столько же по желанию клиента, сколько и по собственному.

Лукавили, скорее всего, приближенные Хикметова, и ближайшей моей задачей было установить причину этого лукавства. Возможно, здесь имел место заговор подчиненных против начальника, а возможно, и сами они опасались чего-то и предпочитали держать язык за зубами. Мне предстояло это выяснить, и, вполне возможно, получив ответ на этот вопрос, я смогу вплотную приблизиться к разгадке.

Чтобы облегчить себе задачу, я хотела было попросить Тамару позвонить в фирму и дополнительно мотивировать сотрудников мне помогать. Но, поразмыслив, передумала.

В «Доминанте» сейчас не знают о смерти босса. Или, по крайней мере, не знают, что другие об этом знают. Даже если предположить «теорию заговора» и то, что подчиненные, сами организовавшие это «исчезновение», изначально в курсе случившегося, им наверняка еще не известно, что Хикметова нашли. А знание того, что еще никому не известно, – это само по себе такой карт-бланш, что не уступит, пожалуй, и рекомендации Тамары Давидовны.

«Нежданно-негаданно явиться в гости и, пока они будут выражать мне свое неподдельное изумление, взять да и выложить на стол главный козырь, – думала я. – И посмотреть на реакцию. Думаю, тут многое всплывет на поверхность».

Мысль была недурна, но ее практическое осуществление было связано с некоторыми затруднениями. Во-первых, учитывая наличие непроходимых кордонов, прикрывающих подступы к главным действующим лицам, совсем уж нежданно-негаданно явиться мне точно не удастся. А во-вторых, как бы ни был ленив Беляев, но и он наверняка будет повторно допрашивать сотрудников. Точнее, в связи с изменившейся ситуацией он будет просто обязан это сделать. И здесь мне необходимо его опередить.

Впрочем, принимая во внимание нежное отношение ко мне уважаемого товарища следователя, думаю, сориентировать его в правильном направлении будет несложно. Удалось же мне сегодня напроситься в морг. Сумею и установить правильную очередность посещения фирмы «Доминанта».

Создав себе положительный настрой и определившись с ближайшими планами, я приняла душ и отправилась спать.

На следующее утро без четверти десять я уже подъезжала к зданию, в котором находился городской морг. Конечно, я не собиралась демонстрировать чудеса дисциплинированности и, явившись раньше срока, прилежно поджидать, когда же соизволит прибыть Николай свет-Беляев. Наоборот, я именно потому и явилась пораньше, чтобы «правильно опоздать».

Мне нужно было знать, во сколько придет сам следователь, чтобы заставить его ждать ровно столько, сколько нужно для дела. Мое появление не должно было быть слишком быстрым, чтобы у товарища не возникло ощущения легкой победы, но и томить его до изнеможения я тоже не собиралась. Он должен был прождать ровно столько, чтобы понять, что для достижения цели нужно приложить усилия.

Оставив машину в неприметном месте, я стала наблюдать за подходными и подъездными путями к моргу.

Уже совсем скоро выяснилось, что моя предусмотрительность оказалась как нельзя более кстати. Простояв в своем укрытии не больше минуты, я увидела, как неподалеку от входа паркуется черная «Приора», за рулем которой сидит Беляев.

«Без десяти, – отметила я время. – Недурно. Значит, меня и правда очень хотят видеть. Что ж, тем лучше. Причем во всех отношениях. Во-первых, не придется слишком долго ждать, изображая опоздание, а во-вторых, чем сильнее стремление со стороны товарища Беляева, тем проще будет мне его стремления правильно сориентировать».

Придя к такому позитивному заключению, я еще немного понаблюдала за томившимся в ожидании Беляевым и направилась к машине.

Выехав из укрытия так, чтобы меня не заметил следователь, я проехала несколько метров по трассе и, лихо завернув, затормозила возле морга ровно пять минут одиннадцатого.

Надо было видеть, как вылетел из машины Беляев!

Сияя от счастья, он устремился ко мне, лишь только я успела чуть приоткрыть водительскую дверь.

– О, Татьяна! А вы сами за рулем! Надо же! А я было собирался после нашей скорбной экскурсии отвезти вас.

– Куда?

– Ну… куда скажете. А вы, оказывается, сами… Да, эмансипация неумолимо идет вперед. Женщины во всех сферах теснят мужчин. Даже в расследовании уголовных преступлений, как выяснилось.

– Мы стараемся, – улыбнулась я. – Ну что, идем на «экскурсию»?

– Да, конечно. Я вчера позвонил экспертам. По вашей просьбе. Просил их по возможности ускорить процесс с экспертизой. Обещали постараться.

– Так у нас будет и заключение? – с той же очаровательной улыбкой спросила я, хотя упоминание о «моей просьбе» очень смахивало на одолжение и совсем не понравилось мне.

– Гарантировать не могу, но вполне возможно, – с видом Волшебника Изумрудного Города проговорил Беляев.

«Чертов придурок, если бы не я, ты бы еще неделю об этом заключении не вспомнил», – с раздражением думала я.

Парень явно был не в моем вкусе и с каждой новой встречей нравился мне все меньше.

Однако эмоции эмоциями, а дело нужно было продолжать. В сопровождении скользящих по мне плотоядных взоров я вошла в унылое здание. Специфический запах красноречивее всяких табличек на стене говорил о том, где мы оказались.

Обязательный турникет удалось преодолеть без особых проблем. Беляев просто показал свои документы и, слегка кивнув в мою сторону, небрежно бросил:

– Это со мной.

По длинному коридору мы направлялись к холодильнику, когда открылась одна из дверей и из нее вышел молодой парень.

– О! Эдик! – воскликнул Беляев. – Очень кстати. Мы как раз идем на осмотр. Познакомьтесь, Татьяна, это тот самый эксперт, который обещал нам в сжатые сроки подготовить заключение.

– Эдуард, – слегка склонив голову, солидно представился эксперт.

– Очень приятно, Татьяна, – улыбнулась я.

– Так что, готов у тебя анализ? – явно не желая, чтобы этот разговор получил дальнейшее развитие, встрял Беляев.

– В целом да, – спокойно ответил Эдик. – Причина смерти понятна, осталось только оформить бумаги. К вечеру, думаю, смогу сдать официальное заключение.

– Ну причина смерти – она и без того была понятна, – пренебрежительно проговорил Беляев. – Ребята из опергруппы говорили мне, что там живого места нет.

– Да, отделали его хорошо, но, когда закапывали, он был еще жив. Причина смерти – удушье.

После этого сообщения в разговоре образовалась пауза, ибо не только Беляев, но и я на мгновение потеряла дар речи.

«Закопали живым? – в изумлении думала я. – Вот это номер! Нет, дело тут явно не в уходе от налогов. Тут, несомненно, что-то личное. Избить, закопать, да еще закопать недобитым, чтобы подольше мучился, чтобы пойти на такое, нужно ненавидеть лично. С кем же Хикметов так жестко что-то не поделил?»

Вопрос оставался открытым.

В полном молчании мы прошли в холодильник, и Эдик открыл одну из секций, предоставив для осмотра труп.

Упитанное волосатое тело, представшее нашим взорам, действительно было сплошь покрыто синяками и ссадинами. Но по характерным пятнам на лице и шее даже я, не являясь судмедэкспертом, могла бы сделать предположение, что смерть наступила не от ударов.

– Сломаны ребра, переносица, – будничным тоном перечислял Эдик. – Множественные гематомы на лице и теле. Смерть наступила от асфиксии.

– Н-да-а, – обескураженно тянул Беляев. – Поработали с парнем конкретно. А может быть, они, когда закапывали, просто не знали, что он еще жив?

– Все может быть, – философски заметил Эдик. – Но по ранениям несовместимого с жизнью ничего нет. В принципе, можно было догадаться.

– А что-то еще достойное внимания в этом случае имеется? – на правах «практикантки» скромно поинтересовалась я. – Какие-то особенности, что-то необычное?

– А то, что его похоронили живым, это обычно? – саркастически усмехнулся Эдик.

– Нет. Но я, собственно, спрашивала о деталях, а не о случае в целом. Понятно, что эпизод из ряда вон выходящий, но ведь для расследования гораздо важнее, кто это сделал, а не как. Нам нужно найти преступника, труп – это ваша епархия. Поэтому я и спрашиваю, не было ли обнаружено при осмотре чего-нибудь такого, что могло бы дать некую наводку. Какие-то характерные детали, специфический «почерк»?

– Почерк? – слегка задумался Эдик. – Нет, кажется, специфического ничего не было. Правда вот… Переносица у него сломана довольно своеобразно. Перегородку почти сплющило, но все-таки можно предположить, что удар был нанесен справа.

– То есть бил левша?

– Вполне возможно. Ребра тоже сломаны с обеих сторон. Хотя здесь могли бить и ногами, в этом случае понятно, что удары могут попасть куда угодно. Если его повалили на землю и мутузили со всех сторон…

– Да уж, тут прицеливались вряд ли, – согласилась я.

– Так значит, левша? – деловито включился в разговор Беляев.

– Возможно, – вновь не стал конкретизировать Эдик.

– Ну а кроме этого есть какие-то особенности, характерные детали? – с глубокомысленным видом повторял мои слова следователь, не придумавший ничего лучшего, чем за чужой счет проявить свою «компетентность».

– Больше ничего, – со скучающим видом ответил Эдик, в третий раз выслушивавший один и тот же вопрос.

– Ладно, хорошо. Значит, когда оформишь заключение, сразу пришлешь мне, – распорядился Беляев и, повернувшись в мою сторону, совсем другим тоном добавил: – Идемте, Татьяна.

Очередную саркастическую усмешку на лице Эдика и едва слышное: «Слушаюсь», сказанное вслед Беляеву, заметила только я.

Оказавшись на улице, следователь дал волю чувствам.

– Ну и дельце! – отдуваясь, будто пробежал стометровку, говорил он. – А как невинно все начиналось! Муж ушел на работу и третий день не появляется. Классический «левак». А в результате – зверское убийство. Это ж надо – живым мужика закопали!

Не акцентируя то, что «леваком» это «дельце» представлялось лишь в его собственном больном воображении, я постаралась направить разговор в более продуктивное русло.

– Примета довольно характерная, – многозначительно заметила я. – В таком стиле обычно разбираются между собой криминальные группировки. Хикметов начинал в те времена, когда «эхо девяностых» было еще хорошо слышно. Может быть, причина всего произошедшего в том, что он не поделил что-то со старыми друзьями?

– Хм, – с умным видом наморщил лоб Беляев. – А что, вполне возможно.

– Вот именно. Ведь нам не известно, что стояло у истоков его бизнеса. Может быть, кто-то из тогдашних «авторитетов» ссудил ему некую сумму на раскрутку, а сейчас захотел получить причитающееся.

– А Хикметов не захотел отдавать?

– Да. Ведь такое вполне могло случиться.

– Могло, не спорю.

– Осталось только выяснить, случилось ли это в действительности. А у вас как раз имеются для этого все возможности. Тут мне с вами конкурировать даже не приходится. Сразу обставите. Ведь у меня, в отличие от вас, нет официальных полномочий. А перед вами, можно сказать, все двери открыты. Можете затребовать любую информацию, навести любые справки. Выяснить, как начинал Хикметов, для вас пара пустяков.

– Ну, Татьяна, это вы преувеличиваете, – зардевшись от этих дифирамбов, проговорил Беляев. – Я простой следователь…

– Не скромничайте. Во всем, что касается официальной части расследования, мне до вас далеко. Остается лишь надеяться, что, когда все выяснится, вы не откажетесь поделиться со мной хотя бы частью полученной информации.

– Да что вы! Да я… Я с превеликим удовольствием. Сразу же, как только удастся что-то выяснить, я вам обязательно… Кстати, что это мы все на «вы» да на «вы»? Уже, можно сказать, старые друзья, а общаемся будто на официальном собрании. Не пора ли нам выпить на брудершафт?

– Прямо здесь, под кустиком?

– Зачем же? Можно сходить в ресторан, например. Или…

– Давайте сначала закончим наше расследование, а потом уж будем праздновать, – остановила я чересчур бойкого где не надо следователя. – Отмечать в ресторанах будем, когда поймаем преступников.

– Но хотя бы на «ты» мы можем перейти? – с некоторой даже обидой проговорил Беляев. – Что же, так и будем «выкать»?

Меня не особенно привлекала перспектива подобного «сближения», но я понимала, что в данном случае полумеры не пройдут. Если уж взялась изображать из себя «прелестницу», нужно идти до конца. Поэтому пришлось согласиться.

Получив возможность общаться со мной более фамильярно, Беляев расцвел и, кажется, совершенно забыл, по поводу чего мы, собственно, собрались здесь. Однако, я поспешила вернуть разговор в деловое русло.

– Думаю, нам обоим нужно поторопиться, – убрав с лица легкомысленную улыбку, сказала я. – О том, что тело Хикметова нашли, наверняка скоро все узнают, и тогда преступники могут предпринять какие-то контрмеры. Они могут лечь на дно, уехать или просто сочинить себе какое-то дополнительное прикрытие, за которым их уже невозможно будет вычислить. Нужно ковать железо, пока горячо.

– Это точно, – солидно подтвердил Беляев, как будто всю жизнь именно так и делал.

– Рада, что мы понимаем друг друга. Так значит, ты сейчас займешься выяснением предыстории компании Хикметова?

– Да… наверное. – По выражению лица следователя без труда можно было понять, что с гораздо большим удовольствием он сейчас занялся бы совсем другим.

– Отлично! Только не забывай – чем дольше сотрудники фирмы не узнают о том, что труп их босса найден, тем проще будет тебе собрать информацию. Не зная, в чем подоплека, никто не будет мешать и ставить препоны. Подумают, что ты просто собираешь статистику в связи с загадочным исчезновением бизнесмена.

– Да я и не собирался никому сообщать, – ответил Беляев. – Я даже жене еще не звонил. Точнее, вдове.

– Вот и хорошо, – поддержала его я, решив не сообщать, что вдова, собственно уже в курсе. – И не нужно никому звонить. Сначала попытаемся все выяснить. А уж сообщить… сообщить такое известие никогда не поздно.

– Даже, наверное, чем позже, тем лучше.

– Вот именно.

– А сама ты чем собираешься заниматься? – с робкой надеждой поинтересовался Беляев. – Может – со мной? Продолжишь свою деятельность в качестве практикантки?

– Не получится, – без малейшего разочарования ответила я. – У меня тоже есть определенные планы. И как раз в связи с этим делом. Думаю, расследование пойдет гораздо эффективнее, если каждый из нас будет трудиться на своем фронте. Ты узнаешь что-то одно, я что-то другое. А когда мы объединим наши знания, вполне возможно, разгадка сама собой выплывет на поверхность.

– Думаешь? – как-то не очень бодро спросил Беляев.

– Уверена!

– Ладно. На своем фронте так на своем. Куда тебя подвезти?

– Забыл? Я же на машине.

– Ах да! Совсем из головы вылетело. Жаль. Эмансипация все-таки имеет свои минусы. Мало того, что первое свидание девушке приходится назначать в морге, так еще и уезжать с него приходится порознь. То ли дело в прежние времена. Тогда дамы без сопровождения и из дома-то не выходили.

– Да, и ездили исключительно на извозчиках. Но это было давно. И неправда. Времена изменились, и теперь дамы не только сами не нуждаются в сопровождении, но иногда и сами сопровождают мужчин. Слышал про женщин-бодигардов? Ладно, мне пора. Успехов. С нетерпением буду ждать новостей.

Скороговоркой произнеся эти несколько заключительных фраз, я поспешила к машине. С одной стороны, я и правда торопилась, а с другой – была уверена, что стоит мне еще немного задержаться – и я наговорю уважаемому следователю такого, что после этого наше сотрудничество станет невозможным в принципе.

«Свидание он, видите ли, назначил, – в крайней степени раздражения думала я. – Какое еще тебе свидание? Придурок. Вместо того чтобы проснуться и заняться делом, ходит, как в летаргии, и только и делает, что глазами косит по сторонам. Неудивительно, что ему всюду „левак“ мерещится».

Нет, следователь Беляев был точно не в моем вкусе. Поэтому, чтобы не зацикливаться на испорченном настроении, я постаралась как можно скорее забыть об этом «свидании в морге» и переключиться на расследование.

С этим как раз все было в полном порядке. Фактически я выполнила запланированное и добилась намеченных результатов.

Мне удалось осмотреть труп и даже получить некую весьма полезную дополнительную информацию. А кроме того, я сумела правильно сориентировать Беляева, что позволяло мне убить сразу двух зайцев. Во-первых, мотивированный «тайной следствия», он не припрется раньше времени в «Доминанту», чтобы сообщить трагическую новость о гибели босса. Следовательно, я буду иметь возможность воспользоваться своим информационным преимуществом и использовать в игре этот важный козырь. А во-вторых, несмотря на гипертрофированную лень и сонную неповоротливость следователя, он все равно что-нибудь да накопает из предыстории бизнеса Хикметова, и, вполне возможно, эта дополнительная информация тоже окажется для меня весьма полезной.

В общем, положительных результатов было больше, чем отрицательных, и, подъезжая к офису «Доминанты», я чувствовала готовность свернуть горы.

Добры молодцы, дежурившие в вестибюле, уже знали меня в лицо, так что для того, чтобы попасть внутрь здания, мне достаточно было лишь очаровательно улыбнуться и сказать, что я нечаянно забыла задать еще пару вопросов.

Начать я решила с Леры. В ходе предыдущего посещения офиса у меня сложилось ощущение, что девушка лучше всех осведомлена о делах босса. И в то же время именно беседа с ней оказалась самой непродуктивной. Я испытывала большое желание устранить это досадное несоответствие и сейчас твердо намеревалась сделать это.

– Здравствуйте! – светло улыбаясь, проговорила я, войдя в приемную.

– Добрый день.

Удивление на лице Леры можно было истолковать безошибочно. «Какого черта тебе здесь снова нужно?» – так и говорил ее приветливый взгляд.

– Вадим Владленович так и не появился? – делая вид, что совершенно не замечаю этого неприкрытого отторжения, спросила я.

– Нет. Мы надеялись, что вы найдете его, – довольно язвительно произнесла Лера. – Так радовались, что за дело наконец-то взялся настоящий профессионал, думали, что…

– А я нашла, – прервала я этот поток сарказма.

– В самом деле?

Пристально наблюдая за лицом Леры, я ясно видела, что удар попал в цель. Пренебрежительное и насмешливое, но все же вполне живое, эмоциональное выражение вдруг сменилось непроницаемой маской, и казалось, что передо мной теперь лицо не живого человека, а гипсовой статуи.

Так не реагирует тот, кто услышал неожиданную новость. Так реагирует только тот, кто боится, что могут раскрыть его тайну. Лера, несомненно, знала об исчезновении босса немного больше, чем хотела показать, и теперь этот факт стал абсолютно очевидным.

Требовалось лишь немного поднажать, чтобы извлечь на поверхность эти знания, и я стала ковать железо, пока горячо.

– Да, я нашла его. Хотя те, кто спланировал все это, по-видимому, были уверены, что найти его не удастся никому и никогда.

– Правда? И где же он был спрятан?

– Вы имеете в виду труп?

– Что? Как?.. Какой труп? Где? О чем… что вы такое говорите?

Смятение, в котором пребывала Лера, не поддавалось описанию. Она ерзала на стуле, каждую секунду перекладывала с места на место разные мелочи, лежащие на столе, и взгляд ее, растерянный и испуганный, ни на миг не мог задержаться на каком-либо предмете.

Блуждая глазами по комнате, будто в поисках какой-то очень важной, но утерянной вещи, Лера, видимо, пыталась сосредоточиться и сообразить, как сейчас должна себя вести, но ей это катастрофически не удавалось.

– За что вы так поступили с ним? – проникновенно спросила я.

– Что? С кем? О чем вы? Что вы такое говорите? Я… я… я ничего не знаю!

Эмоции вышли из-под контроля, и Лера разрыдалась.

Довольная произведенным эффектом, я подошла к стоящему на отдельном столике чайнику и плеснула в чашку воды.

Однако мое средство, похоже, оказалось более сильнодействующим, чем я ожидала. Леру трясло, как в лихорадке, чашка с водой, которую я протянула ей, ходуном ходила в руках, и вместо того, чтобы выпить эту воду и успокоиться, секретарша расплескала ее и еще сильнее залилась слезами.

Предположив вначале, что истерика эта наигранна, я начала склоняться к мысли, что переживания Леры неподдельны.

«Что так расстроило ее? – недоумевала я. – Смерть любимого босса? Занятно. Думаю, даже если бы это была просто смерть любимого, и то девушка не испытала бы такого горя. В чем же здесь дело? Она причастна к преступлению и поняла, что ее могут раскрыть? Тоже сомнительно. Такие, как Лера, за десять ходов вперед просчитывают любую ситуацию, а если уж попадают в ловушку, истерик не устраивают. Зацепил, как говорится, поволок, а сорвалось, не спрашивай».

Загадка не разгадывалась, и я видела, что сама Лера сейчас тоже неспособна внятно ответить на какой бы то ни было вопрос.

Оставив секретаршу рыдать в предбаннике, я отправилась к Маркелову.

Здесь тоже не были мне особенно рады.

– Еще какие-то вопросы? – явно показывая, что не имеет ни малейшего желания на них отвечать, спросил Маркелов.

– Да, остались невыясненными некоторые детали, – давая понять, что просто так не уйду, решительно произнесла я. – Имеются некоторые расхождения в показаниях, я хотела бы выяснить, с чем это связано. Супруга Вадима Владленовича утверждает, что незадолго перед исчезновением он опасался чего-то. Даже вспомнил о своем намерении оформить разрешение на оружие. Тем временем сотрудники офиса и ближайшие коллеги, как вы, ничего такого не отмечают. Вам не кажется это странным?

– Мы, как вы очень верно заметили, всего лишь сотрудники офиса, – немного подумав, ответил Маркелов. – Мы не можем знать всех тонкостей настроения босса так, как знает это его супруга. Вполне возможно, что какие-то нюансы ускользнули от нашего внимания, не вижу здесь ничего необычного.

– Тем не менее кое-что необычное здесь все-таки есть. Тамара Давидовна упоминала, что на мысль об опасениях мужа ее навели отрывки деловых переговоров, которые Вадим Владленович вел дома. В частности, она говорила, что он весьма дотошно выяснял, кто будет присутствовать на встречах, и если человек был ему незнаком, мог даже отменить визит. Вы как сотрудники офиса наверняка имели возможность гораздо чаще слышать переговоры босса, но подобных выводов не сделали. Вот это мне и кажется необычным.

– Боюсь, я не совсем понимаю, о чем вы говорите. – Маркелов почти не скрывал раздражения. – Если не ошибаюсь, в нашем предыдущем разговоре мы уже затрагивали эту тему, и тогда я сказал вам все, что думаю по этому поводу. Вадим в последнее время был раздражен, и раздражение это было вполне объяснимо. Относительно того, получал ли он от кого-то угрозы или имел ли поводы чего-то опасаться, я не имею никакой информации. Мы не дружим домами, и он не делился со мной сокровенным. У нас чисто деловые взаимоотношения.

Отповедь была совершенно недвусмысленной и не очень-то вежливой. Но, внимательно наблюдая за мимикой Маркелова и вслушиваясь в его интонации, я понимала, что резкий тон и раздражение – это всего лишь ширма, за которой опытный делец и переговорщик пытается скрыть нечто по-настоящему важное. Вполне возможно, он обладал информацией, которая могла бы пролить свет на исчезновение его босса, но по каким-то причинам хотел эту информацию утаить.

«Почему? – пыталась угадать я. – Он причастен к этому преступлению? Может быть, дело здесь действительно в любовном треугольнике, и Маркелов и есть заказчик? Или все совсем наоборот? Первый зам отлично знает, чего или кого именно опасался его босс, и сам испытывает те же страхи? Да уж, оказаться на месте Хикметова не пожелаешь никому».

Но так или иначе, чтобы мой план сработал, необходимо было исходить из того, что Маркелов причастен. В каком-то смысле это именно так и было. Независимо от причин, заставлявших его скрывать информацию, он препятствовал установлению истины, а значит, вольно или невольно являлся пособником преступников.

– Что ж, если у вас были чисто деловые отношения, давайте поговорим о делах, – продолжила я. – Насколько мне известно, деловые контакты у Вадима Владленовича были не только в Тарасове. Периодически он решал какие-то вопросы в столице, вы не могли бы вкратце обрисовать, чего они касались?

Этот совершенно незатейливый и вполне «деловой» вопрос вызвал у Маркелова практически такую же реакцию, какую у Леры вызвало сообщение о смерти Хикметова. Лицо его потеряло всякое выражение, стало похоже на мертвое лицо гипсовой статуи.

Подумав минуты две и, кажется, несколько раз прокрутив в голове тщательно составленную фразу, он наконец произнес:

– Лично я работал только с теми активами Вадима Владленовича, которые находились в Тарасове. О его делах в других городах мне ничего не известно.

«Ага! Похоже, стрела снова попала в цель, – победоносно думала я, слушая эту формальную отговорку. – Если уважаемый господин Маркелов так продуманно и категорически открещивается от „дел в других городах“, дела эти точно нечисты. Что же за всем этим скрывается, хотела бы я знать?»

Несмотря на неприязнь, которую чем дальше, тем заметнее демонстрировал Маркелов, сама я была не склонна обвинять его во «всех тяжких». Мне почему-то казалось, что отчуждение и закрытость, которые он демонстрирует в этом разговоре, объясняются именно страхом повторить участь Хикметова, а вовсе не страхом быть разоблаченным. Именно поэтому я надеялась, что, если он узнает, какая именно участь постигла босса, это подвигнет его быть более откровенным со мной.

– Значит, неизвестно, – выдержав многозначительную паузу, медленно проговорила я. – А фамилия Берсенев вам, случайно, ни о чем не говорит?

– Абсолютно ни о чем, – сохраняя то же деревянное выражение на лице, проговорил Маркелов.

– Что ж, возможно, это даже к лучшему. Кажется, знакомство со столичными жителями может оказаться связано с большим риском. Иногда даже с риском для жизни. По крайней мере, для господина Хикметова это повернулось именно так. Но если вы не в курсе его столичных контактов, то, разумеется, нет оснований подозревать вас в причастности к этому преступлению.

– Что? К какому преступлению? О чем вы говорите? Я не понимаю…

Несмотря на высказанное непонимание, какого-то особенного изумления я в глазах Маркелова не увидела. Мои туманные намеки вызвали скорее беспокойство, чем удивление. Сказать, что слова о риске для жизни и преступлении поразили его как нечто совершенно новое и неожиданное, было нельзя. Скорее создавалось ощущение, что он и сам предполагал нечто подобное и сейчас, когда его тайные предположения высказали вслух, лишь убедился в их обоснованности.

– Не понимаете? В самом деле? – пристально глядя прямо в глаза, спрашивала я. – Ваш босс настолько опасался кого-то, что хотел оформить разрешение на оружие, он отменял важные деловые встречи, от которых, возможно, зависело будущее процветание его фирмы, только из-за того, что на этих встречах могли присутствовать подозрительные для него люди, и вы, его первый зам, ближайший сотрудник и «правая рука», вы ничего не замечали? Уезжая по делам или на отдых, именно вас он оставлял вместо себя в качестве главы фирмы, вы распоряжаетесь в его кабинете так же свободно, как в своем, и при всем при этом вы утверждаете, что вам ничего не известно о его деловых контактах?

– Я говорил только об иногородних контактах, – сухо поправил Маркелов. – Я работал только с активами, находящимися в Тарасове.

– В тот день, когда исчез Вадим Владленович, кроме встречи в муниципалитете, у него планировались еще какие-то встречи?

– Насколько я знаю, нет. Планы этого дня как раз и зависели от результатов этого разговора. Вадим больше ни с кем не договаривался. По крайней мере, заранее. А что это вы говорили о каком-то преступлении? Я не совсем понял. С Вадимом что-то случилось? Что-то… неприятное?

Вопрос Маркелова окончательно убедил меня в правильности моих догадок. Упомянув о преступлении и создав интригу, я намеренно отвлеклась на другие темы. Мне хотелось проверить, удачно ли я забросила удочку и попался ли мой собеседник на крючок.

Если бы Маркелов в глубине души сам не был уверен, что с его боссом произошло «что-то неприятное», он не придал бы моим словам особо важного значения. Последовавший за ними жесткий монолог наверняка перенастроил бы его настолько, что он и не вспомнил бы «о каком-то преступлении». Но несмотря на мою атаку и попытку продавить его на предмет страхов Хикметова, которые, по идее, должны были полностью поглотить его внимание, он все-таки вернулся к теме, упомянутой мною мельком и вскользь.

Для меня это возвращение со всей очевидностью указывало как минимум на две вещи.

Во-первых, Маркелов и без дополнительных намеков догадывался, что с Хикметовым случилось что-то нехорошее, а во-вторых, он опасался чего-то подобного и в отношении себя.

Ну и в-третьих, оба эти факта свидетельствовали о том, что к тому самому преступлению, на которое я попыталась намекнуть, Маркелов, скорее всего, непричастен. Если бы он имел какое-то отношение к похитителям, а точнее – убийцам, он, наоборот, всеми силами старался бы замять разговор на эту тему. А вместо этого он сам, по собственной инициативе вернулся к нему, в то время как я уже совсем было переключилась на другое.

– Да, с вашим боссом случилось нечто весьма и весьма неприятное, – решив, что не стоит больше томить человека в ожидании, произнесла я. – Неприятнее, пожалуй, не придумаешь. На стройплощадке, куда Вадим Владленович отправился, как говорится, один и без оружия, его поджидали хладнокровные убийцы. И ваше упорное нежелание искренне отвечать на вопросы не только затрудняет мне процесс поиска преступников, но и наводит на мысль о том, что сами вы с ними заодно.

Несмотря на все подсознательные предчувствия, это известие поразило Маркелова как гром среди ясного неба. Застыв, словно в параличе, он невидящим взглядом уставился в пространство и, казалось, потерял все шесть чувств.

Просидев так минуты три, он, наконец, обрел дар речи.

– Как это произошло? – угрюмо, не глядя в глаза, спросил он.

– А сами вы не догадываетесь? Вам ведь известно, кто это сделал. А если известны люди, значит, должны быть известны и их методы.

– Почему вы решили, что мне это известно? Я понятия не имею, кто мог решиться на такое.

– А – почему? По какой причине кто-то мог на это решиться, вы тоже понятия не имеете?

– Послушайте! – Мои неотступные намеки на причастность Маркелова к преступлению так раздражили его, что он даже вышел из своей мрачной летаргии. – Я уже говорил вам и повторяю еще раз – у нас с Вадимом были только деловые контакты. Он вел честный и прозрачный бизнес и даже со своими прямыми конкурентами сохранял хорошие отношения. У фирмы не было нареканий со стороны государства, мы всегда вовремя платим все налоги и «по-белому» начисляем зарплату. Это все, что я знаю. Со стороны бизнеса не имеется никакой почвы для конфликтов, и, насколько мне известно, ни государство, ни кто бы то ни было из деловых партнеров не предъявлял Вадиму никаких претензий. Его личных дел я не знаю, и были ли у него конфликты со знакомыми или друзьями, мне неизвестно. Таким образом, я не вижу абсолютно никаких возможных мотивов, и мне совершенно непонятно, почему вы так настойчиво приписываете мне участие в каком-то непонятном заговоре.

– Судя по вашему описанию, фирма Вадима Хикметова – просто какой-то идеал.

Жесткая отповедь первого зама не особенно впечатлила меня, и я не собиралась сдавать позиций.

– Белая зарплата, аккуратная выплата налогов, никаких конфликтов ни с государством, ни даже с конкурентами. Просто мечта. Может быть, именно этим она и приглянулась кому-то? Может быть, главная цель устранения вашего босса заключалась в том, чтобы прибрать к рукам его бизнес? Что вы скажете о таком мотиве? Он тоже кажется вам абсолютно невозможным?

Не знаю, то ли озвученный мною мотив показался Маркелову весьма вероятным, то ли в связи с этим у него появились какие-то еще «интересные соображения», но прежде чем ответить, он снова задумался на несколько минут.

– Когда хотят отнять бизнес, не бросаются сразу убивать, – наконец произнес он. – А уж сейчас – тем более. Есть гораздо более цивилизованные методы. Кроме того, информация, она… циркулирует. Как говорится, нет ничего тайного, что не стало бы явным. Рано или поздно. Думаю, если бы кто-то покушался на бизнес Вадима, мы бы знали об этом. И я, да и в целом менеджмент компании. И уж разумеется, ее хозяин, то есть сам Вадим. А от него я ни разу не слышал даже намека на что-то подобное. Нет, не думаю, что причина в этом.

Говоря эту недлинную речь, Маркелов почти не смотрел на меня, рассуждая как бы с самим собой, и мне снова показалось, что, отвергнув очередную версию, озвученную мной, он обдумывает свою собственную, вполне обоснованную и вероятную.

Но теперь, после нескольких попыток пробиться через отстраненность, которой он окружил себя, как стеной, я поняла, что надеяться на то, что Маркелов свою версию озвучит, бессмысленно. По-видимому, подспудный страх оказаться на месте Хикметова был достаточно силен. Больше я не видела причин, по которым первый зам так упорно не хотел идти на контакт, не желая сделать даже полунамек на тех, кто мог заказать его босса.

«Получается, что они боялись оба? – думала я. – Поэтому Маркелов „не заметил“ обеспокоенности шефа? Если все одинаково испуганы, понятно, что сами они в состоянии друг друга не найдут ничего особенного. Жена, находившаяся вне бизнеса и не варившаяся ежедневно в этом котле, – та, конечно, могла почувствовать разницу. А Маркелов, одержимый тем же беспокойством, воспринимал состояние Хикметова как вполне естественное».

Самым интересным здесь, конечно же, было то, чего именно боялись хозяин фирмы и его первый зам. Если с делами все у них было так идеально, как рассказывает Маркелов, говорить о какой-то обеспокоенности даже немного странно. И тем не менее обеспокоенность эта явно имела место и у самого Хикметова, и у первого зама, вполне возможно, и у секретарши. Но было ясно, что никто из перечисленных сотрудников знаниями этими не поделится.

Похоже, чтобы добраться до истины, придется идти другим путем.

– Тамара Давидовна говорила, что вы – первый зам Вадима Владленовича, – переходя на этот «другой путь», сменила я тему. – А сколько у него вообще заместителей?

– Вообще два, – ответил Маркелов, кажется, немного удивленный столь резкой сменой курса. – Наша компания занимается не только строительством, но и эксплуатацией отелей. Это две довольно специфичные сферы, каждая из которых имеет свои особенности. Способы ведения дел здесь разные, и подходы, которые эффективны, например, в строительстве, не работают или работают плохо, если применять их в сфере обслуживания. Поэтому Вадим разделил эти сферы и для каждой из них назначил своего, так сказать, заведующего.

– Что ж, по-моему, вполне логично. А где кабинет этого второго зама? Здесь же, на этаже? Я бы хотела с ним тоже пообщаться. Может быть, он сможет высказаться более определенно относительно возможных причин произошедшего.

Мудрая и печальная усмешка, появившаяся на лице Маркелова, лучше всяких слов говорила, что второй зам еще менее склонен будет высказываться насчет «версий». Но решение мое было твердым. Даже если этот второй зам будет так же закрыт и неоткровенен со мной, как Маркелов и секретарша, максимум чем я рискую – это впустую потратить немного времени. А с другой стороны, беседа с новым человеком сама по себе всегда привносит нечто новое, тогда как «ресурсы» всех, с кем я разговаривала до этого, явно были уже исчерпаны.

– Так что, могу я встретиться с ним? – настойчиво повторила я.

– Наверное, да, – как-то странно ответил Маркелов. – Но дело в том, что Игорь не сидит в кабинете. Он ведь занимается гостиницами, поэтому практически постоянно находится там. В одной либо в другой. У нас три отеля в Тарасове. Вот собирались строить четвертый…

– Тогда, может быть, вы дадите мне его телефон? – поспешила я отвлечь собеседника от грустных мыслей о роковых строительных площадках. – Да и свой заодно. Вдруг возникнет что-то срочное, понадобится позвонить. А у меня даже ваших координат нет.

Маркелов согласился, но мне показалось что номер второго зама он диктовал с большей охотой, чем свой. Видимо, некая скрытность была заложена в самом характере этого человека.

– Благодарю, – очаровательно улыбнулась я, забив в память телефона оба номера. – У меня будет к вам еще одна небольшая просьба. Если в этом нет особой необходимости, не спешите, пожалуйста, сообщать всем трагическую новость. Со временем это и без того станет известно. Зачем торопиться оповещать всех о неприятностях? Вам в этом нет никакой нужды, а мне небольшая задержка может ощутимо помочь в расследовании.

– Да я и не собирался кричать об этом на каждом углу, – ответил Маркелов. – Я, собственно, и сам заинтересован в том, чтобы об этом узнали как можно позже. Даже не представляю, как это все теперь… разруливать. Уже само исчезновение Вадима внесло сумятицу и спутало планы. А теперь, когда выяснилось, что он… Даже не представляю, что теперь будет с фирмой. Кстати, а Тамара Давидовна – она в курсе?

– Да, ей все известно. Но сейчас, наверное, не самое лучшее время обсуждать с ней какие-либо вопросы. Нужно дать человеку прийти в себя.

– Да, конечно. Разумеется. Бедная, как ей, наверное, сейчас тяжело.

Оставив Маркелова в сострадательных размышлениях о вдове Хикметова, я отправилась в приемную его кабинета. Разговор с первым замом занял достаточно много времени, и, по моим предположениям, Лера уже должна была успокоиться и прийти в себя.

Мысленно просматривая перечень интересных вопросов, которые сейчас задам, я открыла дверь и вошла в предбанник.