Книга: Чертов дом в Останкино
Назад: 11. Свадьба в деревенском храме
Дальше: 13. У врат обители

12. Тайная комната

Москва. 1794 г.
Крылов наконец расправился с яблочным пирогом и, отдуваясь, откинулся на спинку скрипнувшего стула. Агата Карловна сидела над чашкой чая, все такая же тихая и задумчивая.
– Что с вами? – спросил Крылов.
– Так, ничего… – ответила Агата нехотя. – Мне немного дурно.
– Вы больны?
Агата криво усмехнулась:
– Если вы знаете, то не надо спрашивать. А если не знаете, то вам не следует и знать.
Крылов понял, что у Агаты Карловны, вероятно, начались женские дни. «Что же, – подумал он. – Это даже кстати».
– А я вот приободрился. И хочу нанести пару визитов московским знакомым.
– Кому? – спросила Агата.
– Зачем вам? Моя личная жизнь вас не касается.
– О, – удивилась Агата. – Речь идет о даме?
Иван Андреевич кивнул.
– И кто же эта счастливица?
Крылов тяжело вздохнул:
– Это племянница брата моего отца. Только и всего. Конечно, мы с ней седьмая вода на киселе, но, при отсутствии других родственников, стараемся поддерживать отношения. Я попрошу Афанасия, чтобы он подождал меня у ворот – заодно и постережет, чтобы я не убежал.
Агата слабо улыбнулась, потом извинилась и ушла к себе – вероятно, недомогание сильно ее измучило. Крылов же, выпив полбутылки вина, послал Гришку к кучеру, велев запрягать, прошел к себе в номер и, убедившись, что камердинер успел срисовать план, спрятал блокнот в карман. Одевшись, он вышел во двор и, усевшись на скамью в бричке, велел отвезти его на Мясницкую, к дому Кусовниковых, а когда Афанасий заявил, что не знает, где это, Иван Андреевич в сердцах плюнул и обещал показать дорогу. А если и он заблудится, то, как известно, язык до Киева доведет.
До Мясницкой улицы добрались быстро, москвичи ввиду позднего времени уже сидели по своим домам и каморкам, готовились ко сну. По сравнению со Сретенкой Мясницкая была вдвое уже, большие дома тут теснились ближе к центру, а в сторону Садового стояли сплошь деревянные двухэтажные строения, потемневшие от непогоды. В окнах едва теплились огоньки свечей, а кое-где и лучин. И отовсюду из труб в небо поднимались дымы печей – жители протапливали пожарче на ночь, потели, чуть не угорали, – а все равно тепло под утро почти уходило, несмотря даже на двойные рамы и тщательно законопаченные щели. Иван Андреевич, кутаясь в пальто, надвинув поглубже свою шляпу, с тоской думал, что вот и он сейчас мог бы надеть теплые подштанники, плотный халат да колпак и залезть под толстое ватное одеяло с грелкой в ногах. Камердинер Григорий хоть и был шпионом, но заботился о Крылове от души.
– Здесь, что ли? – указал кнутом Афанасий на большое строение в конце улицы.
– Да, здесь. Останови у парадного.
Через минуту Крылов вылез из брички, приказал Афанасию ждать его и прошел в двери. Оказавшись в длинном темном коридоре, Иван Андреевич зажег спичку и, прищурившись, посмотрел вперед. Все точно, как ему и говорили. Он дошел до самого конца коридора, где начиналась лестница наверх. Тут под лестницей была небольшая дверь. Иван Андреевич дернул ручку на себя – не заперто. Полусогнувшись, кряхтя, он втиснулся в каморку. Там было совершенно темно и пахло кислым. Крылов неуклюже зажег еще одну спичку. Грязная лежанка с наброшенной черной овчиной, от которой и шел кислый запах.
– Черт понес меня сюда, – пробормотал Иван Андреевич, поднимая спичку повыше, чуть не задевая скошенный потолок. – Где же оно? А! Вот!
В стене у самого угла было вделано старое латунное кольцо. Иван Андреевич взялся за него, бросил погасшую спичку на пол и потянул в сторону – стенка отъехала с тихим рокотом, открыв черный прямоугольный проход. Крылов сделал шаг вперед и закрыл за собой фальшивую стенку. Здесь он зажег третью спичку и медленно пошел вперед, оглядывая стены и потолок тайного хода – чтобы не наткнуться случайно на какой-нибудь острый выступ или не попасть лицом в паутину.
Ход закончился узкой деревянной лестницей. Пришлось потратить еще несколько спичек и, главное, собственных сил, чтобы вскарабкаться на уровень третьего этажа. Тут Крылова ждало последнее препятствие – запертая дверь. Он остановился, чтобы отдышаться, понимая, что люди за этой дверью уже услышали его шаги по лестнице. Вероятно, у них были и другие способы узнать о незваном госте – скрытые механизмы в лестнице или стенах. И сейчас один или двое стояли по ту сторону – с заряженными пистолетами или обнаженными кинжалами. Крылов поморщился – а вдруг условный стук, которым он собирался открыть эту дверь, уже не действителен в качестве ключа? И что тогда? Выстрел через дверь? Или просто настороженное молчание? Но молчание ли? Если уж люди с той стороны решат, что незнакомец слишком близко подобрался к их тайне… Место тут секретное, удар в грудь – и никто никогда не узнает, куда же сгинул тучный литератор!
Крылов нерешительно поднял руку и прислушался. Тишина. С гулко бьющимся сердцем он стукнул три раза, потом два быстрых, а потом еще два с промежутком.
Ничего. Крылов подождал, а потом повторил условный стук. И снова – ничего! Похоже, план не сработал. Иван Андреевич снял шляпу, вытер вспотевший лоб и привалился к стене, горько раздумывая, что теперь делать. По всему выходило, что надо возвращаться обратно к Афанасию, ехать к себе в номер и выдумывать что-то новое. Но тут за дверью скрипнули половые доски, раздался тихий стук отпираемого засова, и дверь отворилась.
На пороге стоял коренастый мужчина в коричневом кафтане и с редкими прилизанными волосами на лысеющем черепе. Он молча посмотрел на Ивана Андреевича, а потом посторонился, пропуская его в комнату, тускло освещенную камином.
Крылов вошел и огляделся. Комната была почти пустой – не считая двух кресел, стола с початой бутылкой и корками хлеба да шкафа с книгами. Окна были плотно зашторены. Впрочем, в дальней стене виднелась еще одна дверь.
С кресла поднялся второй мужчина – длинный, мосластый, с рыжей коротко стриженной бородой. Одет он был во все черное.
– Ну, – сказал он весело, – кто тут к нам залетел на вечерочек?
Позади Крылова щелкнул засов.

 

Петербург. 1844 г.
– По правде говоря, у меня с самого начала не было никакой уверенности в том, что мой трюк удастся, – сказал Иван Андреевич. – Человек, к которому я ехал, был знаком мне шапочно. Возможно, я просто убедил себя, что он мне поможет. Но этого могло и не случиться – потому что и сам он находился в положении очень шатком. Мало того, он скрывался. Его адрес я узнал случайно, полгода назад в Петербурге, из разговора с одним приятелем, который предложил мне вступить в масонскую ложу. Это было не лучшее время для вольных каменщиков. Николай Иванович Новиков уже два года как сидел в Шлиссельбургской крепости, хотя следствие и не нашло у него при обыске ничего предосудительного. Из всех московских масонов арестовали его одного, но этого хватило, чтобы все местные мартинисты страшно испугались и прекратили свои открытые собрания. Конечно, втайне они продолжали собираться, но теперь уже в потаенных местах. Одно из таких мест и открыл мне питерский знакомец, сказав, что там можно найти сподвижника Новикова, Семена Ивановича Гамалеи со товарищи. Мой знакомец даже передал условный стук, при котором мне откроется дверь.
– Зачем? – спросил доктор Галер.
Крылов пожал плечами:
– Он был изрядно пьян. Думаю, просто хотел покрасоваться причастностью к тайне. Тогда я не придал его словам особого значения. Масоны казались мне изрядно скучными людьми – их фанатичное отношение к христианству, к чистоте нравов, их презрение к богатству, с которым они легко раздавали свое имущество нуждающимся во времена голода в 84-м, – все это казалось мне сумасшествием. Для такого небогатого человека, каким был я в те дни, подобное казалось прихотью, игрой. Но было и нечто, что объединяло меня с масонами Новикова, – мы все плыли по одному литературному течению, издавали сатирические журналы, обличали пороки общества и нравы аристократии. Только они потому, что так диктовали им убеждения, а я просто в силу своего природного сарказма. Это различие и не позволило мне сделать роковой шаг, вступить в одну из бесчисленных лож, что позднее оказалось просто опасным. В то время ты не мог предугадать, как отзовется даже твое самое обычное слово. Помнишь, я рассказывал про поручика Мировича, который пытался организовать побег Иоанна Антоновича? На допросе, будучи спрошен – кто его надоумил, он ответил – граф Кирилл Разумовский, тот самый, последний гетман Малороссии. А граф и сам был среди следственной комиссии. Оказалось, когда-то Мирович видел Разумовского и приступил к нему с вопросом: как добиться успеха у Фортуны? И граф, ничуть не думая, дал ему совет самому ухватить капризную девицу за подол. Якобы это и сподвигло поручика на замысел освобождения узника, чтобы тот впоследствии возвысил своего спасителя. Прямо по совету гетмана. Казалось бы – случайность, пустота. Но Разумовский после того злосчастного допроса спешно оставил место руководителя Академии и уехал за границу, пока не улягутся толки. Вот как боялись! Не слова даже, а слуха! Намека! А ведь гетман был обласкан императрицей, имел от нее подарки, имения, дома, тысячи душ, сопровождал Матушку в поездках – но и он испугался. Что говорить о простых московских масонах, особенно когда Новикова посадили именно в ту камеру, в которой томился и был застрелен караулом Иоанн Антонович? Они восприняли это как серьезную угрозу, как некий знак, который подала им Матушка. Этот испуг я и решил использовать. Я собирался встретиться с Гамалеей и именем императрицы потребовать у него помощи, обещая, что за это императрица закроет глаза на его прошлое.
– Это был чистый обман, – укоризненно сказал доктор Галер.
– Конечно! – крикнул Крылов. – Но отчаянные времена требуют отчаянных действий. Кроме того, я полагал, что, исполнив волю Матушки, я сумею выпросить прощения для всех, кто мне помогал.
– И масоны помогли?
Крылов горько усмехнулся.

 

Москва. 1794 г.
Иван Андреевич повернулся – коренастый мужчина перекрыл собой дверь.
– Не бойтесь меня, господа, – быстро сказал Крылов. – Я не собираюсь причинять вам вреда или раскрывать ваши тайны. Это место мне открыл посвященный, такой же сторонник вольных каменщиков, как и вы. Я пришел, потому что…
Тут он вдруг остановился. Обитатели тайного убежища вовсе не выглядели напуганными или даже встревоженными. Ивану Андреевичу даже показалось, что высокий, одетый во все черное, слушает его с иронией.
– …Потому что мне нужна ваша помощь в…
Он снова обернулся на коренастого. Отрепетированная заранее речь вдруг совершенно выветрилась из головы.
– А где Семён Иванович? Где Гамалея? – растерянно спросил Крылов, снимая шляпу.
– А! – напористо произнес высокий. – Гамалея! Ну, конечно! – Через плечо Крылова он весело подмигнул коренастому: – Гамалея! Слышь, Васька?
Тот ничего не ответил. Засунув руки в широкие карманы кафтана, он привалился спиной к двери, окончательно отрезая Ивану Андреевичу ход назад.
Крылов отступил на шаг, чтобы оба субъекта оказались в поле его зрения. Все шло совершенно не так, как он себе представлял. И даже хуже – встретившие ему типчики были больше похожи на разбойников, чем на мартинистов.
– Если его тут нет, я пойду, – сказал Крылов. – Возможно, я ошибся. И не советую меня удерживать.

 

Петербург. 1844 г.
Доктор Галер мельком взглянул на Ивана Андреевича, но тому и мгновения было достаточно, чтобы уловить скептицизм в глазах доктора.
– Что? – сердито каркнул Крылов. – Думаешь, я бы с ними не справился? Это я сейчас – неповоротливая туша, бурдюк с помоями. А в молодости ходил с парнями «стенка на стенку». И помнил еще все крюки и подхваты. У меня уже тогда был солидный вес – если б ударил тебя в лоб, считай, голову снес бы напрочь. Мужчины того сорта, как те, с которыми я разговаривал, хорошо чувствуют силу и опасность. Поэтому они сменили тон на более вежливый, пригласили меня в кресло и даже предложили выпить.

 

Москва. 1794 г.
Каким образом коренастый одним только шагом оказался за его спиной, Крылов так и не понял. Свет вдруг померк, а в следующий момент Иван Андреевич уже сидел в кресле с гудящей головой. Он попытался поднять руки, но обнаружил, что они связаны. Высокий мужчина сидел в соседнем кресле и лезвием тонкого ножа счищал с обшлага невидимое пятнышко. Коренастого в комнате уже не было.
Тут бы Ивану Андреевичу смертельно испугаться, но испуга не было – слишком сильно вдруг разболелась голова. Высокий глянул на него краем глаза, понял, что пленник очнулся, но не переменил своего занятия.
– Дырку протрешь, – сказал Крылов. – Что за дурость такая! Зачем по голове бить, а?
– Положено, – спокойно ответил высокий.
– Развяжи, – приказал Крылов. – Не сбегу. Не с руки мне бегать.
– Не положено, – прозвучало в ответ.
Крылов поморщился и переменил позу – правая нога сильно затекла. Кресло заскрипело под его весом.
– Лучше делай, как я говорю, – сердито крикнул он. – Сейчас мой кучер придет, уж познакомишься с ним. Он таких, как ты, одной левой на Луну посылает.
Высокий пожал плечами и презрительно выпятил нижнюю губу.
«Да, – подумал Иван Андреевич. – Как же тут Афанасий меня отыщет, если я сам сделал все, чтобы он меня не нашел»? Но не рассказывать же это пленителю?
– Шишка небось у меня теперь будет с кулак, – пробурчал Крылов. – Вот ведь дурни. Сразу кулаками махать. И что теперь?
– Ждем, – коротко ответил высокий.
– Кого?
– Кого надо.
Крылов снова поерзал в кресле.
– Отлить бы. Долго ждать? А то ведь не сдержусь.
Высокий встал, прошел в соседнюю комнату – Иван Андреевич успел увидеть край богато застеленной кровати, вынес оттуда ведро.
– На.
– Что, со связанными руками?
Человек в черном вздохнул и развязал литератору руки. Но тут же отступил на шаг и вытащил из-под полы короткую дубинку.
– Так и будешь смотреть? – осведомился Иван Андреевич, расстегивая по бокам штаны.
– Положено, – ухмыльнулся его сторож.
Иван Андреевич уже заканчивал, когда на лестнице за дверью послышался скрип ступеней.
– Давай быстрей, – приказал высокий. Он буквально выхватил ведро и задвинул его ногой под кресло Крылова.
Тут дверь отворилась, и в комнату вошли двое – уже знакомый крепыш в коричневом кафтане, сверху которого он набросил крестьянский длиннополый армяк. Второй же оказался толстым мужчиной в шубе, под которой оказался парчовый узорчатый фрак, застегнутый на все пуговицы. Шею и грудь прикрывал большой бант серого шелка. Лицо человека было некрасивое, квадратное, с толстым красным носом пьяницы. Но самое гнетущее впечатление производили глаза – серые, маленькие и слезящиеся. Он буквально впился ими в лицо Крылова. Потом моргнул пару раз как птица и сиплым низким голосом произнес:
– Все-таки пересеклись наши дорожки.
Одним жестом старик согнал высокого с кресла и сел сам.
– Кучера твоего насилу отправили восвояси. Рыскал тут…
Крылов не отвечал, закинув ногу за ногу. Теперь очень хотелось курить. Он уже начал догадываться, кто перед ним.
– А ты, значит, искал тут масонов? – просипел неприятный старик. – Да они давно тю-тю. Вот, оставили нам в наследство свою камору. Хорошее местечко, неприметное, как раз по мне.
Он усмехнулся, достал из кармана табакерку и предложил ее Крылову.
– Нет, – отказался Иван Андреевич. – Курить хочу.
– Ну, это потом, – пробормотал старик, заправил в ноздрю внушительную щепотку табаку, подождав, чихнул и вытер нос несвежим платком. – Сейчас у меня к тебе есть вопросы. Честно скажу, приметил я тебя с твоими людьми, почитай, как вы через заставу въехали. Знатная компания, что тут сказать. Сразу понял – не к добру.
– Не ожидал встретиться с вами здесь, – несколько растерянно произнес Крылов. – Вы же, Николай Петрович, теперь в столице губернаторствуете.
– Да уж, – кивнул толстый старик. – Но тянет, знаете ли, в Первопрестольную иногда. Столько здесь прожито, столько дел сделано. Каждую собаку знаю. Где она гадит в закоулках – знаю. Каждую птичку на веточке – кто как поет – знаю. А вот что вы сюда приехали – не знаю. И это плохо. Не к добру.
Крылов вспомнил уголок кровати в соседней комнате – видать, бывшего полицмейстера и генерал-губернатора Москвы Николая Петровича Архарова тянули в Москву не только воспоминания. И бывшую тайную квартиру мартинистов он переделал под место встречи с какой-нибудь зазнобой. А то и не одной.
– Так при чем тут я? – спросил он у старика. – Вы ведь с частным визитом приехали?
Архаров нахмурился, почувствовав легкий намек в словах Ивана Андреевича.
– Я так долго служу, – сказал он, вперяя острый взгляд в лицо пленного литератора, – что личное у меня легко сплетается с государственным. Два дня назад дела у меня были частные, а вот теперь…
– А знаете ли вы, сударь, – перебил его Крылов, – что я действую по личному указанию матушки-императрицы. И связав меня, вы препятствуете ее воле.
– Знаю, – кивнул Архаров. – Все уже знают, что Матушка послала вас в Москву с каким-то заданием. Но не знают с каким.
– И вы хотите узнать, что она мне приказала? – с насмешкой спросил Иван Андреевич.
– Вовсе нет, – тут же ответил Архаров. – Эта тайна меня не касается. Пусть ею интересуются другие.
– Так что же вам от меня надо? – воскликнул Крылов.
– Все просто. Павел Михайлович Козлов, нынешний московский губернатор, слег в лихорадке. Но зная, что я сейчас пасусь в его вотчине, попросил меня по старой памяти провести следствие по трем весьма странным смертям. И все они связаны с вашей компанией, Иван Андреевич.
Крылов побледнел.
– Что вы имеете в виду?
Николай Петрович откинулся в кресле и скрестил руки на животе, крутя большими пальцами. Он долго молчал, неотрывно глядя в лицо Крылова, а потом начал:
– Первое убийство Гаврилы Корнеева возле Сухаревской башни. Он был удушен и брошен в переулке.
Крылов тут же вспомнил бывшего мортуса, разбогатевшего на деньгах, присылаемых ежегодно из казны.
– Второе убийство – дворянки Екатерины Яковлевны Эльгиной.
– Эльгиной? – невольно вскричал Крылов. – Она убита?
Архаров кивнул.
– И третье произошло сегодня, два часа назад, – продолжил он.
– Кто? – Голос у Ивана Андреевича неожиданно сел.
– Некто Григорий Ослепков, служивший у вас камердинером. Он был найден зарезанным в гостевых комнатах трактира, где вы остановились.

 

Петербург. 1844 г.
– Его слова оглушили меня, – медленно сказал Иван Андреевич. – Хотя Гришка прослужил у меня всего ничего, совмещая камердинерство с шпионским ремеслом, он казался человеком совершенно не опасным. Маленьким, смешным и при этом неглупым. Я даже начал привыкать к его обезьяньей рожице и очкам. Сообщив о смерти Гришки, Архаров замолчал, продолжая смотреть прямо в мое лицо. Впрочем, не надо было обладать никаким опытом сыщика, чтобы прочесть на нем полное смятение. Я подозревал, что Афанасий расправился с бывшим «мортусом». Но меня это не волновало – в конце концов, Гаврила был бандитом и все свое счастье построил на воровстве денег, предназначавшихся Эльгиным. Но кому потребовалось убивать старуху Эльгину? При этом только что потерявшую брата? Все это рождало во мне вполне понятный вопрос: насколько опасной оказывается тайна, которую я стремился разгадать, раз за нее так спокойно убивали всех причастных?

 

Москва. 1794 г.
– Это Крюгер, – выдавил из себя побледневший Крылов.
– Кто? – живо переспросил Архаров.
– Эльгину и Гришку убил Крюгер. Бывший драгун, шпион… не важно кого, присланный следить за мной. Он все время навязывался мне в провожатые, а я отказывал. Вероятно, Крюгер решил действовать, считая, что я уже вплотную подобрался к Чертовому…
Крылов осекся.
– К чему?
– К чертовому финалу моего задания, – поправился Иван Андреевич.
– Значит, Крюгер, – кивнул Архаров. – И Гаврилу Корнеева – тоже он?
– Может, и он…
– А может, и не он, – возразил Николай Петрович. – Корнеев был задушен. Эльгина и ваш камердинер – тоже.
– Мало ли…
Крылов невольно оглянулся вокруг – бежать было невозможно, но необходимо. Он даже вспотел – кровь бросилась ему в голову, а мысли помчали как обезумевшие лошади, не разбирая дороги.
– Что это вы, Иван Андреевич, взялись выгораживать своего кучера? – спросил Архаров насмешливо. – Это человек в узких кругах известный. В очень узких, но…
– А вы у него и спросите! – крикнул Крылов.
– Спросим, – кивнул Архаров. – И у него, и у вас. И у Агаты Карловны вашей – тоже птичка высокого полета. Да только и у нас силки на таких пташек есть. Она и не знает – вот удивится! Думает, если Матушка ей благоволит, так тут и всё? А сами вы, Иван Андреевич, много знаете про Агату? Что она за девица?
– Н-нет, не могу вот так сказать…
– Очень интересная! Давайте договоримся – вы мне все рассказываете, что знаете, а я вам – про Агату?
Вдруг в голове у Крылова как будто зажгли люстру в сто свеч. Он спокойно откинулся на спинку кресла и, глядя прямо в глаза Архарову, произнес:
– С чего бы мне это вам все рассказывать? Повторяю, я выполняю прямое указание Матушки. А вы хватаете меня, бьете, удерживаете связанным. И допрашиваете. Но разве вы мне можете предъявить хоть какое обвинение, Николай Петрович? На фу-фу берете? Не буду я с вами разговаривать – хоть убейте. Да убить не сможете – если я пропаду, Матушка дознание устроит. А вдруг на вас выйдет дело? Вдруг раскроется?
Архаров побагровел.
– Ты мне не грози. Не грози. Не такие напротив сидели – и ничего.

 

Санкт-Петербург. 1844 г.
– В ином месте и в иное время я, может, и испугался бы, – сказал Крылов. – Но не теперь. Тогда как будто сам черт в меня вселился. Нет, подумал я, врешь! Не ты меня согнешь, а я тебя, мил человек. И сказал всесильному Архарову:
– Вы, Николай Петрович, чем ругаться, лучше помогите мне. Вам от этого двойная польза будет.
Николай Петрович так и осекся:
– Что?
– Если я свое задание выполню, то обязательно передам Матушке, что сделал это только благодаря вам. Мне и вправду нужна помощь. Я ведь сюда за ней и явился – к мартинистам. Но раз уж вы тут заместо мартинистов живете, то обращаюсь к вам. Кроме того, сдается, что попутно можно и убийства раскрыть.
– Как это? – заинтересовался Архаров.
Я ступил на скользкую дорожку. Всей правды раскрывать было нельзя. Несмотря на то что Архаров заявил, мол, он не интересуется моим заданием, старик явно хотел сунуть свой нос в дела, которые его не касаются. Общая беда всех, кто при власти.
– Сдается мне, – начал я осторожно, – убийца действительно среди тех, с кем я имел дело в последнее время. Хоть вы и считаете нас одной компанией, смею заверить – это не так. Меня тяготит их общество.
– Так-так, – подался вперед Николай Пет-рович.
Я помолчал, обдумывая, как продолжить.
– Видите ли… Моя цель – некий заброшенный дом, в котором могли сохраниться важные для государыни бумаги. Я и сам не знаю, чем они ей так дороги. Так вот, члены «моей компании» – это шпионы, приставленные разными придворными, которые очень хотели бы заполучить эти бумаги. И, похоже, ради этих бумаг они готовы убивать. Не исключено, что и моя жизнь в опасности.
– Так…
– Поскольку ваши люди прогнали Афанасия, думаю, он сразу поехал к Агате Карловне, чтобы посовещаться – как поступить. И думаю…
– Они приедут сюда, чтобы понаблюдать за домом, – перебил меня Архаров. Он повернулся к мужику в коричневом кафтане. – Беги вниз и проследи вокруг – не стоит ли кто там, понял? Если увидишь – мигом сюда.
Коренастый кивнул и бросился вниз по лестнице.
Паузой я воспользовался, чтобы лихорадочно обдумать мои дальнейшие слова:
– Полагаю, когда я добуду те документы, они попытаются у меня их отнять. Возможно, убийца проявит себя в этот момент.
– Возможно.
– Тем он себя и выдаст! – закончил я с несчастным видом жертвы.

 

Москва. 1794 г.
Архаров сначала молча смотрел на Ивана Андреевича, а потом вдруг улыбнулся.
– Ну ты и дурак, – сказал он. – Думаешь, я поверю во всю эту чушь?
– А что? – растерянно спросил Крылов.
– Болтун! – хохотнул Николай Петрович. – Какой огород нагородил, лишь бы ускользнуть отсюда, да еще и с моей помощью. Впрочем…
Он почесал подбородок:
– Впрочем, во всей твоей болтовне есть один толк. Я действительно готов тебя выпустить. Но только под охраной моих людей. Их у меня мало, не то что раньше было. Вполне допускаю, что Афонька сейчас вернулся и следит за домом. Вот и поедешь ты, куда тебе надо. Пусть они едут за тобой. А в конце мы всю шайку вместе и сцапаем, чтобы не гоняться за каждым по отдельности по всей Москве. А там уж будем разбираться – если ты к убийствам не причастен, поедешь к государыне. А если виновен… Я сам к ней поеду и все расскажу.
Крылов медленно кивнул.
Тут вернулся коренастый и кивком подтвердил: Афанасий вернулся к дому.
– Там баба с ним, – сказал он.

 

Санкт-Петербург. 1844 г.
Доктор Галер попросил перерыва – кисть руки почти занемела. Он принял от Саши большую кружку кофе со сливками, подошел к раскрытому окну и взглянул вниз – карета уже стояла на своем месте, кучер горбился на козлах, надвинув шапку на глаза – вероятно, дремал. Окна все так же были плотно зашторены.
– Что там? – спросил Иван Андреевич, почесывая дряблую белесую грудь. – Опять твоя карета?
– Да.
– Смерть меня поджидает, я гляжу, – повторил свою мысль Крылов.
– Может, просто кредитор? – ответил Галер.
– Смерть – наш главный кредитор.
– Боитесь? – спросил доктор, не оборачиваясь. – У вас есть стихи про смерть?
– Да. Про то, как крестьянин в лесу нес валежник, да так устал, что о смерти взмолился. Тут она и заявилась.
– И что?
– У Смерти свирепая осанка, – тихо сказал Крылов. – Лицо может быть любым, но по осанке ты всегда узнаешь свою Смерть. У нее спина дуэлянта, убийцы.

 

Москва. 1794 г.
Они ехали в крытой пролетке Архарова. Правил коренастый. Время от времени он оборачивался и смотрел назад. Бричка Афанасия была едва видна за дождем, но не отставала. Длинный и Крылов сидели, укрытые кожаным верхом. Иван Андреевич кутался в пальто и напряженно смотрел в сторону – но он не видел проплывавших мимо заборов, церквей и крыш. В голове металась только одна мысль – надо бежать! План был прост – доехать до обители, стравить между собой людей Архарова и Афанасия с Агатой, воспользоваться суматохой и скрыться в лесу. Правда, что потом, Крылов представлял себе смутно – план, который он перечертил с карты, показанной Жемчуговой, указывал дорогу только к обители. Остальные тропинки и дорожки он не переписал, сочтя это ненужной тратой времени. Крылов силился вспомнить, что еще было на той карте, но события последних часов, а также известие о смерти старухи и Гришки совершенно выбили из его памяти подробности разговора в старой шереметевской усадьбе. Будь что будет, решил наконец Иван Андреевич. Главное – ввязаться в драку, а там положимся на Провидение, авось оно выведет на нужную тропу.
Они проехали заставу и двинулись прочь от Москвы. Время от времени высокий толкал Крылова в бок, и тот, очнувшись, указывал нужное направление. Не доезжая до усадьбы, они свернули в лес. Крылов вытащил из кармана смятый листок с перерисованным планом и дальше руководствовался уже им.
Дорожка была совсем узкой. Лошадь с трудом тянула пролетку по грязи, оступаясь и перешагивая через кочки. Два раза Крылову и высокому приходилось вылезать и толкать пролетку, они перемазались с ног до головы и промокли.
– Долго еще? – спросил коренастый.
– Нет, скоро будем на месте.
– А может того… Дождемся здесь твоих дружков? Чего дальше-то переться?
– Хорошо, – сказал Крылов устало. – Пусть так.
Но вмешался высокий.
– Не-не-не! Хозяин сказал доставить на место! Так что давай, поехали дальше!
Крылов понял, что Архаров все-таки всерьез заинтересовался его миссией. Это плохо.
Высокий чуть не за шкирку принялся усаживать Ивана Андреевича в пролетку. Тот покорно послушал, залез и плюхнулся на сиденье. Коренастый тряхнул вожжами, и лошадь потащила экипаж дальше в темноту леса. Высокий вытащил пистолет и осмотрел его.
Скоро деревья кончились – пролетка выехала на большую поляну, окруженную высоченными соснами. Посреди поляны высилась внушительная стена с дубовыми, потемневшими от времени воротами. В воротах Крылов разглядел калитку, а рядом – почти развалившуюся будку для часового. Из-за стены виднелись две башенки с навесами от дождя – доски сгнили и свисали, словно перья мокрого драного голубя.
– Это, что ли? – коренастый указал на стену кнутом.
Крылов молча соскочил прямо в грязь. Утопая в ней почти до щиколоток, он подошел к воротам. Еще не стемнело, но небо было обложено тучами, свет постепенно угасал.
Иван Андреевич провел пальцами по старым дубовым доскам, потом шагнул к калитке в воротах и склонился над бронзовой накладкой с пятью рычажками. Ниже располагалась массивная ручка. Механизм, который, по всей видимости, служил замком, и ручка позеленели от времени, однако, когда Крылов попробовал передвинуть рычажки, они, хоть и с трудом, послушались.
– Занятно, – пробормотал Иван Андреевич. – Пять рычажков. У каждого – пять позиций по вертикали.
Он посмотрел на ворота – они основательно вросли в землю, но калитка, врезанная выше, вполне могла открыться. Если подобрать нужную комбинацию. И если механизм не заклинило.
Раздались чавкающие шаги – это подошел высокий.
– Как тут? – спросил он с интересом. – Это что?
– Не знаю пока, – соврал Иван Андреевич. – Ты лучше за Афанасием следи.
– Слежу-слежу, – буркнул его охранник. – Ты тут тоже не мешкай. Надо бы под крышу забраться, а то совсем зябко становится.
Крылов перевел самый первый рычажок вверх, а остальные расположил каждый на одно деление ниже и попробовал дернуть за ручку. Ничего не вышло.
– Конечно, – прошипел Иван Андреевич. – А что это за бугорки?
Он вынул из кармана перочинный ножик и поскреб патину, надеясь отыскать подсказку. На бронзе проступили буквы.
– «Во имя твое», – прочитал Крылов. – Имя! «Нептунъ»? Семь букв. И при чем тут буквы? Пять позиций на каждый рычажок…
– Вот они, – раздался возглас высокого.
Из леса выехала бричка. На козлах в своей мохнатой шапке сидел Афанасий. В глубине брички обернувшийся Иван Андреевич увидел фигурку Агаты. Девушка смотрела прямо на него.

 

Петербург. 1844 г.
Доктор Галер, насвистывая, поднялся к себе на второй этаж быстрыми шагами. Он хотя и устал, проведя целый день у Крылова, однако в сумке у него покоились два ситника и цыпленок. Да бутылка портера для крепкого сна. Хотя единственный теперь его пациент платил скупо, но даже этих денег хватало, чтобы начать жить как полагается. Главное – чтобы в конце работы он отдал оставшуюся часть. Открыв дверь, Галер повесил пальто и шляпу, стянул галоши, наслаждаясь теплом разогретой печки – теперь у них были и уголь, и дрова. Однако, когда Федор Никитович вошел в комнату, его беспечность как рукой сняло – Лиза полулежала на подушке, натянув одеяло почти до широко раскрытых глаз, горевших лихорадочным огнем. Сердце доктора мгновенно сжалось в комочек. Отбросив сумку, он подбежал к сестре, схватил ее за руку, вслушиваясь в слабый пульс.
– Лизонька, сестренка, что с тобой?
Она цепко схватила его за рукав.
– Скажи, ведь это твоя знакомая! – прошептала девушка.
– Кто?
– Старуха.
– Какая старуха?
– Та, что давеча приходила.
– Старуха? – поразился Галер. – Да полно тебе, может, это кто из пациентов? Я же говорил тебе – отправляй их к…
– Нет! – пролепетала Лиза. – Не из этих! Одноглазая старуха в черном. И с ней мужик, слуга ее. Пришла, стоит и смотрит…
– Да дверь же была заперта. Это просто сон, Лизонька.
– Ей открыли. Хозяйка и открыла.
Галер рассвирепел:
– Так я пойду и поговорю с ней! Что это за мода – всяким старухам двери мои открывать!
– Ой, нет. Нельзя. Нельзя, – вдруг запричитала Лиза, – Никак нельзя. Ведь это не просто старуха!
– А кто же?
– Это Смерть моя, Феденька. Пришла посмотреть, скоро ли я помру…
– Глупости! – выдохнул Галер. – Глупости это! Я тебе оставлял на столе бульон, а ты не выпила, вот и увидела галлюцинацию!
Он обернулся к столу и замер. На нем стояла большая корзина, прикрытая полотенцем.
– Что это? – спросил доктор.
– Она принесла…
Галер подошел, откинул полотенце и долго рассматривал фрукты, кусок сыра в вощеной бумаге и ветчину. Рядом лежал кусок подтаявшего масла.
– Очень странная Смерть, – сказал он наконец. – Приносит умирающему провизию…
– Выброси. Не буду я этого есть. Боюсь. Отравлено.
Галер повернулся к сестре.
– Никакая это не Смерть, – сказал он беспечно. – Твоя старуха – моя старая пациентка, которая задолжала за лечение и уехала… в Коломну. Видать, старая проездом в столице – так решила отдать должок. А ты и испугалась.
– Правда? – неверяще выдохнула Лиза. – Перекрестись!
– Вот еще, – пожал плечами Галер. – Очень хорошо, что так случилось. Надо будет вычеркнуть ее из книжки должников. А сейчас я тебя покормлю. И налью немного портера для спокойствия. Хо-рошо?
Разогревая на печке утренний бульон и кроша в него ситник, доктор мрачно хмурил брови. Конечно, никакой старой должницы у него не было.
Назад: 11. Свадьба в деревенском храме
Дальше: 13. У врат обители