Часть III

Дождь лил всю ночь. Свеча оплыла и погасла, огонь в камине потух; комната погрузилась в темноту, потом темнота постепенно рассеялась до серого сумрака, а потоки воды все низвергались с небес, и под конец Фрэнсис стало чудиться, что она слышит стук каждой отдельной капли. Она не спала ни минуты, даже глаз не сомкнула. Около шести она ухитрилась выбраться из Лилианиных объятий, выскользнула из постели, тихонько приблизилась к окну и раздвинула занавески. Сквозь пелену ливня смутно различались очертания крыш и дымовых труб, но дальнюю стену сада было не разглядеть – только скопление черных теней.

Все тело у нее ломило. Комната выстудилась, и холод пробирал до костей. Фрэнсис на цыпочках подошла к камину, чиркнула спичкой и разожгла новый огонь в золе от старого. Как только язычки пламени начали потрескивать среди угольков, она услышала шепот: «Фрэнсис». Лилиана проснулась и смотрела на нее. Фрэнсис вернулась в постель, и они крепко обнялись.

– В первую минуту я подумала, что это был сон, – прошептала Лилиана. – Я подумала, что это был сон, а потом все вспомнила. – По ее телу пробежала судорога, похожая на судорогу любовной страсти.

Но она не плакала. У нее уже не осталось слез. В них обеих произошла перемена: они были неестественно спокойны, находились в каком-то оцепенении. Наконец Фрэнсис взглянула на часы:

– Тебе надо вернуться в свою комнату. Уже светает, и Леонарда вот-вот обнаружат – работяга какой-нибудь или еще кто. И тогда кто-нибудь сюда заявится.

Лилиана без возражений встала с кровати, морщась от боли. Кровотечение у нее продолжалось, но не такое обильное, как вчера. Бессильно ссутулившись, она всунула руки в рукава халата, и они с Фрэнсис на несколько секунд застыли в последнем безмолвном объятии. Потом Фрэнсис осторожно открыла дверь, и Лилиана крадучись пересекла лестничную площадку, бледная и бесшумная, как призрак.

Стук раздался в пять минут восьмого, когда Фрэнсис надевала юбку, задаваясь вопросом «да раздастся ли он вообще?». И то был не знакомый стук почтальона – два быстрых удара костяшками пальцев, – а громкий зловещий стук – предвестник дурных новостей. Со свинцово-тяжелым сердцем Фрэнсис спустилась вниз, преодолевая боль в надорванных мышцах, которые, казалось, опять рвались при каждом шаге.

В холле она застала мать, только что вышедшую из своей спальни.

– Ты ждешь разносчика, Фрэнсис?

Она помотала головой. По ощущению получилось фальшиво. Свинцовое сердце неприятно дрогнуло в груди.

Когда Фрэнсис открыла дверь и увидела полицейского, высокого и громоздкого в своем прорезиненном плаще с капюшоном, на нее накатила страшная слабость.

Но они с матерью знали этого мужчину, ибо не раз встречались с ним, когда он патрулировал улицу: констебль Харди, совсем еще молодой и неопытный. Фрэнсис увидела, как у него подпрыгнул кадык, когда он нервно сглотнул.

– Мисс Рэй, полагаю?

Она кивнула:

– Что-нибудь случилось?

– Боюсь, да.

Мать подошла:

– В чем дело, Фрэнсис?

Теперь констебль обратился к ней, снова сглотнув, прежде чем заговорить:

– Насколько я понимаю, мистер Леонард Барбер проживает здесь. Это так?

– Да-да. Мистер Барбер снимает комнаты наверху, вместе с женой. Но он, должно быть, уже ушел на работу. По крайней мере… Он выходил из дома сегодня, Фрэнсис? Я что-то не слышала. Что-нибудь случилось, констебль? Входите же, не стойте на пороге.

Он вошел, старательно вытерев ноги о половик.

Когда дверь за ним закрылась, он сказал:

– Боюсь, есть основания считать, что с мистером Барбером стряслось несчастье.

Мать прижала ладонь к груди под горлом:

– Несчастье? По пути на службу, вы имеете в виду?

Констебль поколебался, потом бросил взгляд на лестницу:

– А миссис Барбер дома?

Фрэнсис тронула мать за локоть:

– Я схожу за ней. Подождите здесь.

Сердцебиение у нее унялось, но держалась она по-прежнему скованно, ненатурально – во всяком случае, ей так казалось, – и мучительно ноющие ноги плохо слушались. Фрэнсис собиралась подняться до самого верха лестницы и оттуда позвать Лилиану. Однако Лилиана, разумеется, услышала стук в дверь, услышала голос констебля и уже вышла из комнаты, по-прежнему в ночной рубашке и халате, но набросив на плечи шаль. И выглядела она такой бледной, такой изнуренной, такой больной, что при виде нее у Фрэнсис чуть колени не подломились. Она остановилась на повороте лестницы и сказала, остро ощущая на себе взгляды констебля Харди и матери:

– Не пугайся, Лилиана. Но здесь полицейский. Он говорит… – Во рту у нее было сухо и липко, язык ворочался с трудом. – Говорит, что с Леонардом стряслась какая-то неприятность. Я не понимаю. Леонард уже ушел на работу?

Лилиана неподвижно смотрела на нее. Она заметила странность в голосе Фрэнсис и испугалась. Но ей нельзя поддаваться страху! Фрэнсис сглотнула вязкую слюну и произнесла более внятно:

– Леонард дома?

Лилиана наконец двинулась вперед:

– Нет… Нет.

– Он ушел на работу?

– Он вчера не возвращался. Я… я не знаю, где он.

Лилиана стала спускаться по лестнице следом за Фрэнсис, а когда увидела полицейского – пошатнулась и схватилась за перила. Но это нормально, подумала Фрэнсис. Это совершенно естественно, так ведь? Она взяла Лилиану за руку, как можно увереннее и крепче, и помогла ей преодолеть последние несколько ступенек. Констебль сказал, что глубоко сожалеет, но у него плохие новости – и, может быть, миссис Барбер лучше присесть?

Они все прошли в гостиную. Фрэнсис сразу же направилась к окнам, чтобы раздернуть занавески; Лилиана села на диван с краю, а мать опустилась рядом и положила ладонь ей на руку. Констебль Харди снял шлем и осторожно проследовал в глубину комнаты, стараясь не ступать на ковер, поскольку с плаща у него все еще стекала вода.

Затем, дергая кадыком сильнее прежнего, он сообщил, что в проулке за садом обнаружено тело мужчины и найденные при нем вещи дают основания полагать, что это мистер Леонард Барбер. Может ли миссис Барбер с уверенностью подтвердить, что ее мужа нет дома?

Лилиана оцепенело молчала. А вот мать пронзительно вскрикнула. Констебль Харди совсем потерялся:

– Если миссис Барбер просто подтвердит…

– Да, – наконец сказала Лилиана. А потом: – Нет. Я не знаю. Я не знаю, где Лен. Он вчера не вернулся домой. Но это же не может быть он! Правда?

В ее голосе звучал страх. Но такой ли страх, какой естественен в подобном случае? Фрэнсис не понимала. Она быстро обошла диван и положила руку Лилиане на плечо. Успокойся. Ничего не бойся. Я рядом. Я люблю тебя.

Констебль Харди достал блокнот и принялся записывать обстоятельства дела. Не скажет ли миссис Барбер, когда она видела мужа в последний раз? Как он провел вчерашний день? С утра пошел на работу? Это куда? А после работы? Когда она его хватилась?

Слабым, прерывистым голосом Лилиана назвала адрес главного офиса «Перла», потом сказала, что вечером Леонард собирался встретиться с Чарли Уисмутом. Констебль, неловко зажимая под мышкой шлем, записал имя старательным школьным почерком. Затем обратился к Фрэнсис и ее матери. Видел ли кто-нибудь из них мистера Барбера вчера?

Обе одновременно помотали головой.

– Нет, – сказала Фрэнсис. – Нет. Там, в проулке? Вы уверены? В голове не укладывается. – Она не отнимала руки от Лилианиного плеча и теперь смотрела в окно, изо всех сил стараясь держаться естественно – и лихорадочно соображая, какие вопросы можно задавать полицейскому, а какие не следует и что вообще она может знать, а что не может. – Да, мистер Барбер иногда возвращается проулком, чтобы срезать путь, – продолжала она все тем же ненатуральным тоном. – Вы полагаете, так и произошло вчера вечером? Но это означает… Сколько времени, по-вашему, он пролежал там?

– Ну, вся одежда на нем промокла насквозь.

– А что именно с ним случилось? От чего он умер?…

– По всей видимости, от травмы головы.

Лилиана вздрогнула: Фрэнсис почувствовала, как дернулось ее плечо. Она стиснула на нем пальцы. Спокойно!

Мать потрясенно уставилась на нее:

– Ах, Фрэнсис, это ужасно! Ужасно! Прямо как в тот раз!

Констебль Харди встрепенулся:

– В тот раз?

Перейдя на более безопасную почву и сразу почувствовав себя увереннее, спокойнее, Фрэнсис рассказала, как в июле на Леонарда напал незнакомый мужчина. Констебль усердно записал все подробности происшествия, но у Фрэнсис возникло впечатление, что сделал он это больше для проформы. Говорить о причине смерти пока преждевременно, сказал он. Нужно дождаться заключения полицейского врача. Во всяком случае, на ограбление не похоже. При мистере Барбере найден бумажник с деньгами; наручные часы и обручальное кольцо тоже на месте. А значит, вполне возможно, что он просто поскользнулся на мокрой земле и ударился головой. Там вся дорожка усеяна камнями…

Лилиана опять вздрогнула, и Фрэнсис опять сжала ее плечо.

– То есть он упал? – переспросила она, превращая предположение в утверждение.

– Ну… да, выглядит именно так.

Мать встала с дивана и подошла к окну. На ней лица не было.

– Невозможно поверить! Как подумаю, что бедный мистер Барбер лежит там!.. И дождь все идет! Миссис Барбер, наверное, нам следует перенести его в дом? Фрэнсис…

При одной мысли о том, чтобы приблизиться к мертвому Леонарду, Фрэнсис стало дурно. Если она дотронется до него, если снова подхватит и потащит…

Но констебль Харди сказал:

– Боюсь, это ни к чему. Я уже распорядился вызвать санитарный автомобиль.

– Но оставить несчастного лежать под дождем! Кто с ним там сейчас?

– Констебль Эдвардс. Один из ваших соседей дал свой плащ, чтобы накрыть тело. Он-то и обнаружил мистера Барбера, когда выгуливал собаку. Сначала принял его за бродягу, поскольку на нем не было шляпы – она откатилась в сторону, знаете ли. Но потом увидел, что одет он прилично, а при ближайшем рассмотрении решил, что это некий клерк, проживающий на Гроув-лейн. Я полчаса обходил там дома. Тем временем на место происшествия прибыл доктор, который констатировал смерть, и только после этого мы нашли в кармане мистера Барбера документ, где указан ваш адрес… А вот, похоже, и санитарная машина, – добавил констебль, когда за окнами проехал серый безликий автофургон. Затем повернулся и собрался с духом. – Прошу прощения, миссис Барбер, но я обязан попросить вас как ближайшего родственника проследовать вместе с нами в морг для официального опознания.

Лилиана побледнела еще сильнее:

– Что это значит? Что я должна увидеть Лена?

– Боюсь, да. Мы вызовем такси, чтобы отвезти вас туда и доставить обратно. Это не займет много времени. Коронеру тоже потребуются ваши показания, но думаю, он сам зайдет к вам позже.

Дыхание Лилианы участилось.

– Не знаю, смогу ли я. – Она подняла глаза на Фрэнсис, схватила за руку. – Мне кажется, не смогу.

Взгляд у нее был испуганный, беззащитный. Фрэнсис в тревоге стиснула ее пальцы. Она тоже не хотела видеть мертвого Леонарда. Она с содроганием вспомнила розовый язык, торчащий изо рта.

– Все в порядке, – с усилием произнесла Фрэнсис. – Я поеду с тобой. Так тебе будет легче? Я поеду с тобой. Ты будешь не одна. – Она обратилась к матери: – Ты здесь сама управишься, если я поеду с Лилианой?

– Да, конечно, – ответила мать. – Миссис Барбер нельзя отпускать одну. – Но она говорила рассеянно, по-прежнему стоя спиной к ним и глядя в окно. – Не могу поверить! Одна мысль, что мы мирно спали в своих постелях, в то время как…

– Простите меня, миссис Рэй, – пролепетала Лилиана.

Ошеломленная, мать повернулась от окна:

– Простить? Но за что?

– Не знаю…

Голос у Лилианы пресекся, и она начала плакать. Потом вытерла глаза носовым платком, но снова расплакалась, когда констебль Харди спросил, следует ли известить о случившемся кого-нибудь – родственников мужа или ее собственных.

Лилиана кивнула:

– Родителей Лена. Ах, это убьет их! Я знаю! – Срывающимся от горя и страха голосом она назвала пекхамский адрес и адрес своей матери на Уолворт-роуд.

Констебль убрал блокнот в карман, надел шлем и неловкими пальцами застегнул ремешок под подбородком. Он поговорит со своими коллегами в участке, сказал он, а заодно вызовет такси. Нет ли у них, случаем, телефона в доме? Нет? Тогда он позвонит из полицейской будки дальше по улице.

Когда дверь за ним закрылась, они какое-то время стояли в оцепенении, совершенно беспомощные, потом нервно зашевелились.

– Ты должна поесть что-нибудь, Фрэнсис, – возбужденно заговорила мать. – И миссис Барбер тоже, обязательно. Нельзя ехать на пустой желудок. Какой страшный удар для вас, миссис Барбер! Может, мне помочь вам переодеться или?… – (Лилиана отрицательно потрясла головой.) – Вы уверены? Вам предстоит ужасное испытание.

– Я позабочусь о Лилиане, как только растоплю печь, – торопливо сказала Фрэнсис. – Хотя нет, на печь нет времени. Я приготовлю чай наверху, на газе.

Она бросилась в кухню за чайной посудой. Лилиана, пошатываясь от слабости, стала взбираться по лестнице. Когда Фрэнсис минутой позже поднялась наверх, она стояла посреди спальни, схватившись за лоб.

– Я не соображаю, что делаю, Фрэнсис! – Вся дрожа, Лилиана упала в ее объятия. – У меня голова кружится. Это выше моих сил.

– Но самое страшное уже позади, – прошептала Фрэнсис. – Ты слышала, что констебль сказал насчет камней в проулке? Значит, часть дела сделана.

Лилиана слегка отстранилась, чтобы заглянуть ей в лицо:

– Ты думаешь?

– Да. Да!

Лилиана устало закрыла глаза и кивнула. Фрэнсис снова притянула ее к себе, поцеловала, а потом убежала в кухоньку.

Поставив чайник на огонь, она тут же кинулась в гостиную: хотела еще раз посмотреть на замытые кровавые пятна на ковре. Она бесшумно раздвинула занавески, и – боже, вот они… четыре, пять, шесть, семь… семь пятен, отчетливо видных, если знаешь, где искать. Нагнувшись и приложив к ним ладонь, Фрэнсис обнаружила, что они все еще влажные. В камине было черным-черно от копоти, на колосниковой решетке лежали грудой жирные комья спекшейся золы и обгорелые клочья фартука – избавиться от них сейчас нет возможности. Фрэнсис выгребла все в зольное ведро, торопливо разожгла огонь и, когда он распалился, навалила в него побольше угля. Если комната хорошо прогреется, ковер высохнет и пятна станут незаметны среди пестрого узора – так ведь? Она установила в камине предохранительную сетку и поспешила в кухню, где уже вовсю кипел чайник.

Внизу мать снова стояла у французских окон.

– До сих пор не могу осознать происшедшее, Фрэнсис, – сказала она. – Никак не приду в себя. Все это кажется дурным сном.

Она взяла у Фрэнсис свой чай, и чашка задребезжала на блюдце. В лице матери по-прежнему не было ни кровинки. Стоит ли оставлять ее одну? Может, еще есть время сбегать за миссис Плейфер и Пэтти? Хотя нет, вспомнила Фрэнсис, миссис Плейфер сегодня рано утром уехала на неделю к сестре в Сассекс. Позвать кого-нибудь другого? Кого-нибудь из соседей? Она подумала про Доусонов, живущих прямо напротив… Уже через несколько секунд Фрэнсис в чем была, без плаща и шляпы, выскочила из дома под дождь, перебежала через улицу и, задыхаясь, сообщила Доусонам о происшедшем. Да, ужасно. Страшное потрясение. Нет, не напали, как в прошлый раз. Полицейский считает – несчастный случай. Но не могла ли бы миссис Доусон посидеть с ее матерью час-полтора, пока она съездит с миссис Барбер до морга и обратно? Не могла ли бы одна из служанок тоже прийти, чтобы растопить плиту и приготовить завтрак?

Конечно-конечно, взволнованно сказали они. Они сейчас же придут, прямо за ней следом. Они бросились за своими плащами и зонтиками, а Фрэнсис поспешила обратно домой.

Выйдя из палисадника Доусонов, она заметила неподалеку, на повороте дороги, какого-то лавочника: он стоял в неподвижной позе, выражающей любопытство, и глазел на что-то, находящееся дальше по склону холма. Подступив к бордюру тротуара, Фрэнсис увидела, что именно привлекло внимание мужчины. Из проулка выполз санитарный автофургон и повернул на проезжую часть, медленно и осторожно, будто крадущийся, принюхивающийся зверь. Он проехал так близко от Фрэнсис, что, казалось, только протяни руку и дотронешься до него. С минуту она смотрела на глухой задок фургона, с грохотом катившего в сторону Камберуэлла. Неужели действительно там внутри Леонард? Она представила размозженную голову, мелко подпрыгивающую от тряски, и ее замутило.

Однако после разговора с Доусонами Фрэнсис немного полегчало. Она частично избавилась от фальши и почувствовала, что теперь реагирует на трагическую ситуацию как невиновный человек, оказавшийся в ней не по своей воле.

Мать и Лилиану она застала в нижней гостиной. Лилиана была одета, но одета дурно, в несочетаемые цвета – синяя юбка, малиновая вязаная кофта, коричневый плащ, – словно она нацепила на себя первое, что подвернулось под руку. Пятна пудры на лице и мазки помады на губах только подчеркивали ее бледность. Она вся дрожала, как от холода, и мать, похоже, пыталась напоить ее чаем: на столике у дивана стояла почти полная чашка с красным отпечатком губ на ободке. Услышав в холле шаги миссис Доусон и служанки, Лилиана вздрогнула, а когда женщины вошли в гостиную – потупила голову.

– Ах, миссис Барбер, примите мои соболезнования, – выпалила миссис Доусон. – Миссис Рэй, беда-то какая!

Пока Фрэнсис бегала наверх за плащом, к дому подъехал таксомотор. Она взяла Лилиану под руку и повела через палисадник, ощущая пристальные взгляды прохожих. Возможно, новость о печальном происшествии уже распространилась по округе, а возможно, они с Лилианой привлекали внимание своим болезненным видом и неверной, торопливой походкой. Шофер тоже смотрел на них с нескрываемым любопытством. Интересно, подумала Фрэнсис, много ли рассказали ему полицейские? Во всяком случае, куда ехать, он не спросил. Молча помог им сесть, вернулся в кабину – и автомобиль, громко скрежеща передачами, покатил вниз по склону холма.

За всю дорогу ни Фрэнсис, ни Лилиана не проронили ни слова. Шофер был надежно отделен от них стеклом, гулом мотора, шорохом шин по мостовой, но они в своем тревожном состоянии все равно опасались разговаривать. Они просто крепко держались за руки, незаметно для водителя. Время от времени Лилиана закрывала глаза и беззвучно шевелила губами, словно произнося молитву.

Они ехали по утренним воскресным улицам, поливаемым дождем: мимо парка, мимо больницы, кинематографа, магазинов и лавок, мимо всего, из чего складывался обычный, мирный городской пейзаж. За парком Камберуэлл-Грин таксомотор свернул вправо, в унылый квартал скученных приземистых домишек с террасами, а через несколько минут остановился у похожей на часовню пристройки к довольно большому зданию, в котором, по всей вероятности, располагался коронерский суд. Фрэнсис открыла дверцу автомобиля, не очень понимая, что делать дальше, – а потом увидела констебля Харди, который каким-то полицейским волшебством добрался туда раньше их. Он подошел к ним и быстро провел сквозь дождь в пристройку. Там, в мрачном маленьком вестибюле, они сели ждать на жесткие деревянные стулья.

Сквозь окно с рифленым стеклом сочился слабый свет. Откуда-то доносились приглушенные мужские голоса; зазвонил телефон, и кто-то снял трубку, как если бы дело происходило в какой-нибудь конторе или служебном помещении магазина. Интересно, это уже сам морг или только остановка на пути к нему? Фрэнсис не знала. Все здесь казалось таким заурядным, таким безликим. Поверить, что тело Леонарда где-то рядом, было даже труднее, чем осознать при виде санитарной машины, что он там, внутри.

Но вскоре Фрэнсис уловила запах дезинфицирующего средства, ползущий откуда-то и словно бы придающий воздуху желтушный оттенок. Лилиана, похоже, тоже учуяла. Она нервно поерзала на стуле и схватила Фрэнсис за руку:

– Я не смогу, Фрэнсис.

Фрэнсис нащупала ее пальцы:

– Констебль сказал, это минутное дело.

– Я боюсь даже приблизиться к нему.

– Ты быстро взглянешь на него и тут же отвернешься.

– Мне страшно. Я не смогу… О боже!..

Констебль Харди вернулся и попросил их пройти с ним.

Лилиана закрыла глаза и глубоко, прерывисто вздохнула. Она поднялась на ноги с помощью Фрэнсис и, держась за сердце, стояла в нерешительности так долго, что Фрэнсис показалось, будто все рушится, оползает, осыпается, как соль, как песок. С тихим отчаянием она проговорила:

– Это одна минута. Самое страшное уже случилось. Самое страшное позади. Одна краткая минута – и все.

Лилиана еще раз вздохнула, собираясь с духом, и кивнула. Констебль Харди неуклюже повел рукой, приглашая следовать за ним.

И только двинувшись по его пятам, Фрэнсис начала наконец понимать, зачем, собственно, они с Лилианой здесь. Частью своего существа она по-прежнему не верила в реальность происходящего. Где-то опять зазвонил телефон. Фрэнсис смутно предполагала, что сейчас они перейдут в другое здание, более внушительное, убедительное. Но даже если и так – действительно ли Леонард там? Да нет, он в своей конторе, конечно же. Он в теннисном клубе. Он у родителей. Он дома на Чемпион-Хилл, ходит по лужайке, толкая перед собой косилку…

Но вот они свернули в какой-то коридор, констебль Харди открыл дверь, посторонился, пропуская женщин, – и Фрэнсис очутилась в освещенной электричеством стерильно чистой комнате, посреди которой возвышалось странное подобие алтаря, а на нем покоилось нечто похожее на человеческое тело, накрытое простыней. Рядом стоял санитар в фартуке. Когда дверь за ними закрылась, он спросил, готовы ли они. Фрэнсис тупо уставилась на него, не понимая, о чем речь. Однако Лилиана, должно быть, кивнула или подала какой-то иной знак, ибо мужчина тотчас же взялся за верхний край простыни – осторожным, отработанным, бесстрастным жестом официанта, кладущего салфетку на колени даме. И когда он начал поднимать простыню, разрозненные, отрывочные мысли Фрэнсис стремительно слились воедино, принося ясное понимание, порождая дикий ужас.

Но уже миг спустя страх улетучился. Все показалось таким ненастоящим, таким безопасным по сравнению с потным кошмаром прошлой ночи. Лицо Леонарда походило на сделанный второпях пластилиновый слепок: одна сторона серая, другая – багровая, без плавного цветового перехода между ними. Глаза полуоткрыты, но губы естественно сомкнуты. Белое полотенце, обернутое вокруг головы и под нее подоткнутое, напоминало монашеский плат, в котором двухцветное лицо с рыжеватыми усами выглядело слишком нелепо, слишком гротескно, чтобы поверить в его физическую реальность. Нет-нет, это не Леонард. Даже Лилиана наверняка понимает это. Несколько долгих мгновений Фрэнсис недоуменно вглядывалась в мертвые черты, а потом, в ответ на вопрос констебля Харди, с запинкой произнесла:

– Да… Да, это он.

Гораздо больше она расстроилась, когда, повернувшись прочь, увидела вещи Леонарда, сваленные в кучу на большом стальном лотке: мокрую одежду, котелок, расшнурованные туфли, за ночь размякшие от влаги. И до жути аккуратно разложенные на пергаменте разные мелкие предметы: ключи, пачка сигарет, скаутский складной ножик, монеты, какие-то бумажки, документы, наручные часы, обручальное кольцо.

Когда они вернулись в вестибюль, Лилиана все еще рыдала. Фрэнсис усадила ее на стул и села рядом, обняв за вздрагивающие плечи. Констебль Харди неловко топтался рядом. У него документ, который надо подписать. Лилиана наконец вытерла глаза, вытерла нос и мутно посмотрела на бумагу. Потом возникли проблемы с авторучкой – то ли перо засохло, то ли чернила кончились. Констебль, покраснев до ушей, принялся с ней возиться.

Неприятный желтушный запах теперь ощущался сильнее. Фрэнсис не терпелось поскорее выйти на свежий воздух. Сквозь рифленое оконное стекло она различала внушающие спокойствие очертания таксомотора, который стоял там с незаглушенным двигателем, ждал их, чтобы отвезти домой.

Пока она смотрела в окно, за ним проплыла волнисто размытая темная фигура, а через секунду дверь открылась, и в вестибюль вошел еще один полицейский в дождевике. Он был старше констебля Харди по возрасту и по званию – и, судя по всему, уже знал все обстоятельства дела. Он подошел, поздоровался и назвался: полицейский сержант Хит, представитель коронера. Миссис Барбер уже опознала тело? Они ей очень признательны. А мисс Рэй, насколько он понимает, домовладелица? В интересах следствия необходимо установить кое-какие факты – если миссис Барбер и мисс Рэй не возражают.

Не дожидаясь согласия, сержант Хит пододвинул стул и сел. Лилиана тупо смотрела на него опухшими от слез глазами. Фрэнсис с тревогой наблюдала, как он достает блокнот, шарит в кармане в поисках карандаша, слюнит грифель. Так, не могли бы они подтвердить свой адрес? Не могли бы они сказать, когда именно в последний раз видели мистера Барбера живым? Не знают ли они, как мистер Барбер планировал провести вчерашний вечер?

Все эти вопросы уже задавал констебль Харди, подумала Фрэнсис, и получил на них исчерпывающие ответы. Она закрыла глаза, просто от усталости. Она не спала всю ночь. Она с утра ничего не ела. День начал казаться какой-то дрянной оловянной подделкой: пустая видимость, фальшивка, ненастоящий день, который, по какой-то неведомой причине, ей нужно проживать так, будто он совершенно реальный. Но все это, конечно же, скоро закончится. Скоро им позволят вернуться к привычной жизни… Список вопросов, имевшихся у сержанта, казался бесконечным. Он тщательно записывал ответы, с механической бесстрастностью. И Фрэнсис, на него глядя, отвечала столь же механически: «Нет. Да. Нет, я так не думаю. Нет, я ничего не слышала. Вообще ничего».

Наконец сержант прочитал вслух показания и попросил подписаться под ними. Затем сам поставил подпись, перехватил блокнот резинкой и убрал в карман, словно положил конец делу. Фрэнсис с облегчением увидела, как он встает, и сама тоже уже напрягла ноющие мышцы, собираясь подняться со стула.

Но тут сержант Хит, совершенно для нее неожиданно, произнес:

– Ну а побеседовать подробнее мы сможем в камберуэллском участке. Если миссис Барбер не возражает.

Он протянул руку, чтобы помочь Лилиане встать. Лилиана, растерянно моргая, посмотрела на него снизу вверх, потом перевела глаза на Фрэнсис.

– Минуточку, – сказала Фрэнсис. – Я не понимаю. Вы ведь уже закончили с миссис Барбер на сегодня? Все-таки она перенесла страшное потрясение. Констебль Харди дал нам понять, что мы сможем сразу же вернуться домой.

– Ну… – Сержант коротко покосился на младшего мужчину. – Миссис Барбер не обязана давать показания. Просто это ускорило бы ход расследования, знаете ли.

Теперь Фрэнсис явственно услышала в голосе полицейского жесткие, металлические нотки: под мягкой оболочкой любезности, похоже, скрывался стальной каркас.

Усталость как рукой сняло. Кровь зашумела в ушах. Фрэнсис порывисто встала со словами:

– Все ли в порядке, сержант Хит?

Он мрачно кивнул:

– Да, все в порядке. Если не считать того, что человек умер, разумеется. Нам нужно выяснить, как именно все случилось.

– Но я думала, вы уже знаете. Констебль Харди сказал, что мистер Барбер поскользнулся и ударился головой.

– Да, вполне возможно, он поскользнулся. Но нельзя сбрасывать со счетов и другие версии. Наш врач поверхностно осмотрел тело, и… буду с вами честен, у него возникли кое-какие сомнения. Пока что оснований для тревоги нет. Когда он проведет тщательный осмотр, мы будем знать больше. А тем временем у нас есть еще несколько вопросов к миссис Барбер. Вы сами можете ехать домой, мисс Рэй. С миссис Барбер посидит одна из наших женщин, пока родственники не подъедут.

Лилиана схватила Фрэнсис за руку:

– Нет, не оставляй меня!

– Не бойся, не оставлю, – быстро заверила Фрэнсис, испуганная беспомощным, беззащитным выражением, вновь появившимся на лице Лилианы. – Даже в мыслях такого нет. Полагаю, мне можно сопровождать миссис Барбер? – спросила она сержанта.

– Да, разумеется, – ответил он, снова сама любезность.

И вот они вышли под дождь, оставив добросердечного молодого констебля в вестибюле. Фрэнсис с Лилианой забрались в таксомотор, а сержант Хит подвел велосипед и приготовился следовать за ними. Он был тучноватой комплекции, а в своем широком прорезиненном плаще выглядел и вовсе толстяком. Казалось бы, он должен был представлять собой довольно комичное зрелище сейчас, когда защеплял брюки зажимами, собираясь катить на велосипеде по такому ненастью. Однако, когда автомобиль тронулся с места, Фрэнсис обернулась и увидела, что сержант резво крутит педали, не обращая на дождь ни малейшего внимания. Через пару минут она снова оглянулась и немного спустя оглянулась еще раз: сержант, не отставая, следовал прямо за ними; его глаза скрывались под козырьком шлема, и в облике его не было решительно ничего комичного.

По крайней мере, двигались они обратно в сторону дома, и поездка оказалась короткой. В полицейском участке Фрэнсис уже дважды бывала прежде: один раз приходила, чтобы сообщить о кэбмене, жестоко обращавшемся с лошадью, а в другой раз наведывалась с матерью по какому-то делу, связанному с благотворительностью. Этот визит, однако, нисколько не походил на предыдущие. Они въехали в задние ворота, остановились в мощенном булыжником дворе и подождали, пока сержант Хит не поставит велосипед под навес. Потом прошли за ним в закопченное здание, через дверь без таблички. Там поднялись по лестнице на второй этаж, свернули направо, налево, еще раз направо – и Фрэнсис потеряла ориентацию. Здесь тоже окна были застеклены толстым рифленым стеклом, а на некоторых вдобавок стояли решетки. Шаги и голоса отдавались от каменного пола и кафельных стен гулким казенным эхом.

Но комната, в которую сержант их привел, – комната полицейской матроны – оказалась неожиданно уютной. В маленьком камине горел огонь, на полу лежал коврик. Женщина принесла чайник и тарелку печенья.

– Ах, бедняжка, – сочувственно произнесла она, усаживая Лилиану у камина. Затем обратилась к Фрэнсис, уже не таким фамильярным тоном, поскольку по выговору опознала в ней даму не из простых: – Вы присматриваете за ней, мадам? Очень любезно с вашей стороны.

Она налила им по чашке сладкого чая и ушла. Фрэнсис и Лилиана по-прежнему боялись разговаривать: слишком рискованно. За дверью простучали частые шаги, потом в коридоре стало тихо. Но вдруг кто-нибудь притаился там, подслушивает? А может, здесь какие-нибудь решетки в стенах, потайные трубы и устройства? Сердце у Фрэнсис сильно билось – оно сильно билось с той секунды, когда в морге сержант Хит предупредительно протянул Лилиане руку.

Однако надо вести себя естественно. Фрэнсис передвинула чашку по столу:

– Ты должна выпить чаю, Лилиана. И поесть печенья. У тебя со вчерашнего дня крошки во рту не было.

Но Лилиана помотала головой, с отвращением морщась:

– Я не могу. Мне плохо. Чуть ли не хуже, чем… – Снова услышав шаги в коридоре, она вздрогнула и впилась взглядом в дверь. А потом шепотом продолжила: – Чуть ли не хуже, чем вчера. Такое ощущение, будто внутренности вываливаются! Я просто… хочу домой.

– Уверена, тебя долго не задержат. Ты вообще не обязана давать показания. Сержант ведь так и сказал, да? Что ты не обязана давать показания?

– О чем они будут спрашивать?

– Не знаю. Ты, главное, постарайся сохранять спокойствие.

– Они обнаружили что-то подозрительное, да? Сержант сказал, у них возникли сомнения. Почему он так сказал? Наверное…

Снова шаги в коридоре. Лилиана и Фрэнсис отпрянули друг от друга и больше уже не осмеливались заговорить.

Вскоре, впрочем, в дверь постучали, и вошел сержант Хит, а с ним коренастый мужчина в штатском – опрятный, чисто выбритый, в круглых очочках, похожий на старшего банковского клерка. В первый момент Фрэнсис решила, что это какой-нибудь сослуживец Леонарда. Но потом мужчина протянул руку и представился: старший детектив-инспектор Кемп. Он хочет пройтись по показаниям миссис Барбер. При слове «детектив», неожиданно прозвучавшем из уст человека в штатском, вся уверенность Фрэнсис улетучилась; сердце подпрыгнуло к самому горлу и бешено заколотилось там.

Инспектор Кемп сказал, что долго миссис Барбер не задержит. Не угодно ли мисс Рэй – она домовладелица, да? – не угодно ли ей подождать в коридоре?

Но Лилиана снова вцепилась в руку Фрэнсис, все с тем же пугающе-перепуганным видом:

– Можно Фрэнсис останется со мной?

– Ну… – Мужчина на миг задумался. – Почему бы и нет. Вы не возражаете, мисс Рэй?

Фрэнсис неловко потрясла головой и села за стол рядом с Лилианой. Мужчины уселись прямо напротив. Инспектор Кемп бегло пролистал стопку исписанных бумаг. Откуда у него столько записей, спрашивается?

Начал он с уже знакомых вопросов. Знакомыми были и томительные паузы между ними, пока он аккуратно и бесстрастно записывал ответы. Когда миссис Барбер видела мужа в последний раз? Как он провел вчерашний день? Значит, насколько ей известно, вечером он встречался со своим другом Чарльзом Уисмутом? Не могла бы она уточнить написание фамилии? Не могла бы она еще раз назвать адрес мистера Уисмута и адрес фирмы, где он служит?

А что насчет самой миссис Барбер? Чем она занималась вчера вечером?

Лилиана с бумажным шорохом разомкнула сухие губы.

Да ничем, в общем-то. Немного почитала, немного пошила. Легла спать рано, в самом начале одиннадцатого.

Она часто ложится спать рано? Да нет, не сказать чтобы часто. Только когда чувствует усталость.

Вчера вечером она чувствовала усталость? Да. Нет, она не знает почему.

А в котором часу она ждала мужа? Неужели она не забеспокоилась, когда он не появился?

Ну, он иногда возвращался поздно. Она заснула, вот и все. А когда проснулась сегодня утром и поняла, что он так и не пришел домой, – предположила, что он опоздал на поезд и переночевал у Чарли или… или… Она не знает, что именно подумала. У нее не было времени толком подумать: почти сразу пришел полицейский.

Лилиана говорила настойчиво, чересчур настойчиво. И по мнению Фрэнсис – совершенно неубедительно. Но она понятия не имела, какое впечатление складывается у мужчин. Эти двое нимало не походили на констебля Харди. Лица у них были серьезные, непроницаемые, и, когда они улыбались – дежурной профессиональной улыбкой, – глаза оставались холодными. Время от времени инспектор пристально взглядывал на Лилиану, и Фрэнсис казалось, что он мысленно отмечает ее бледность, подчеркнутую неряшливыми мазками пудры и помады. Еще ей казалось, что иногда он задерживает оценивающий взгляд на пышных грудях Лилианы, обтянутых малиновой кофтой.

Потом инспектор Кемп резко изменил направление разговора – перешел к событиям летней ночи, когда на Леонарда было совершено нападение. Какого числа это произошло?

Фрэнсис почувствовала, что Лилиана колеблется. Она, конечно же, помнила дату – как и Фрэнсис. Той ночью они впервые занимались любовью, и дата имела для них символическое значение. Наконец Лилиана разлепила сухие губы и произнесла:

– Первого июля.

Инспектор слегка склонил голову набок:

– Вы хорошо все помните? Тогда была суббота, так? Поздний вечер субботы. Вы находились рядом с мужем во время нападения?

– Нет. Я… я увидела его уже после. Я была на дне рождения у сестры. Вот почему помню дату.

– Ваш муж не пошел с вами на вечеринку?

– Нет.

– А мистер… – Инспектор сверился со своими записями. – Мистер Уисмут? Он был на вечеринке у вашей сестры?

Лилиана недоуменно нахмурилась:

– Чарли? Нет. Он был с Леном.

– То есть в вечер нападения они тоже находились вместе?

– Да, на корпоративном ужине. Для страховых работников.

– Что ваш муж рассказал вам тогда про нападение?

– Просто сказал, что кто-то его ударил.

– Он знал, кто это был?

– Нет, он сказал – какой-то незнакомый человек.

– А у вас есть какие-нибудь предположения, кто это мог быть?

Лилиана опешила:

– У меня? Нет.

– Ваш муж описал вам внешность нападавшего?

Лилиана начала дрожать. Она взялась рукой за горло и закрыла глаза. Вид у нее был совершенно больной.

– Я… прошу прощения…

Фрэнсис дотронулась до ее локтя и спокойно сказала:

– Не нервничай.

– Да, миссис Барбер, не нервничайте.

– Я… у меня голова кружится.

– Может, вам воды налить?

Лилиана кивнула. Сержант принес графин и стакан с рабочего стола матроны. Пока Лилиана пила мелкими глотками, Фрэнсис заговорила, не отнимая ладони от ее руки:

– Мистер Барбер не разглядел нападавшего, инспектор. Какой-то демобилизованный солдат, сказал он, который, вероятно, намеревался его ограбить. Мистер Барбер приходил в участок и сообщил о происшествии, день или два спустя.

Несколько мгновений инспектор бесстрастно смотрел на нее, затем снова обратился к Лилиане:

– Вам нечего добавить, миссис Барбер? – Не дождавшись от нее ответа, он продолжил: – Я интересуюсь, поскольку не исключаю, что между тем нападением и этим есть связь.

Он многозначительно умолк. Фрэнсис почувствовала ладонью, как напряглась Лилианина рука, и сердце у нее опять зачастило. Она с усилием произнесла:

– То есть вы считаете, что вчера произошло нападение? Констебль Харди сказал нам…

– Констебль Харди не знал, каково предварительное заключение нашего врача. Я только что разговаривал по телефону с моргом – и боюсь, у нас есть основания считать происхождение раны подозрительным. На самом деле… – Он сцепил руки на столе и в упор посмотрел на Лилиану. – С сожалением вынужден сообщить вам, миссис Барбер, что существует большая вероятность, что ваш муж был убит.

Грубая прямота последних слов привела Фрэнсис в ужас, и она ужаснулась еще сильнее, когда вдруг поняла, что инспектор нарочно произнес их с такой вот беспощадной резкостью, чтобы увидеть реакцию Лилианы.

Поняла ли это Лилиана? Она ошеломленно уставилась на инспектора, и ее лицо сморщилось.

– Все было не так! – истерически взвизгнула она, и Фрэнсис в страхе вцепилась пальцами ей в руку. – Такого просто не может быть! Вы ошибаетесь! О-ох!.. – Она согнулась, держась за живот. – Мне нужно в туалет! Фрэнсис!..

Лилиана, пошатываясь, поднялась на ноги. Фрэнсис поддержала ее с одной стороны, а сержант Хит проворно обежал стол, чтобы поддержать с другой. Инспектор Кемп прошагал к двери, выглянул в коридор и крикнул матрону. Она тотчас появилась.

– Дальше я сама о ней позабочусь, – твердо сказала женщина, когда Фрэнсис с сержантом вывели Лилиану в коридор.

– Да, мисс Рэй, – громко сказал инспектор из комнаты. – Матрона Ригли присмотрит за миссис Барбер.

Он знаком попросил Фрэнсис вернуться к столу. Она заколебалась, глядя вслед Лилиане. Ей было страшно, что ее уводят прочь от нее, страшно до тошноты.

Но оба мужчины выжидательно смотрели на Фрэнсис, а потому она вернулась обратно в комнату. Сержант Хит закрыл за ней дверь, инспектор Кемп пододвинул ей стул.

– Ужасное потрясение для миссис Барбер, – сказал он, когда она села. – И для вас тоже, конечно, и для ваших соседей… Они были приятная пара, надо полагать?

Фрэнсис напряженно прислушивалась к звукам в коридоре.

– Мистер и миссис Барбер? Да.

– И хорошие постояльцы, вероятно? Они прожили в вашем доме, если я правильно помню, шесть месяцев или около того?

– Да, где-то полгода.

– Вы были знакомы с ними раньше?

– Нет.

– Какие у них были отношения, по-вашему?

Теперь наконец Фрэнсис посмотрела на него сосредоточенно. Он стоял в небрежной позе, опираясь бедром о стол, скрестив руки на груди.

– Нормальные, полагаю.

– Никаких ссор? Скандалов? Ничего такого?

– Право, затрудняюсь вам ответить.

– А часто ли они проводили вечера врозь, как вчера? Я задаю все эти вопросы, поскольку в делах вроде вашего, когда происходит убийство респектабельного человека…

– Но вы же не знаете наверняка, что это убийство?

– Да, наверняка не знаем. Я всего лишь пытаюсь составить представление о характере и привычках мистера Барбера. И мне думается, мисс Рэй, вы можете очень помочь нам. Ведь вам должно быть известно про ваших постояльцев гораздо больше, чем кому-либо. Вы ничего подозрительного не замечали? Не околачивался ли кто-нибудь возле дома? Не приходили ли какие-нибудь странные письма?

Фрэнсис постаралась взять холодный тон:

– Я не имею обыкновения просматривать почту наших жильцов.

Инспектор улыбнулся одной из своих профессиональных улыбок:

– Нимало в этом не сомневаюсь. Но все же вы могли что-нибудь случайно увидеть или услышать… Вот, например, вчера – миссис Барбер пробыла дома весь день?

Фрэнсис сделала вид, будто задумалась. Но она уже плохо соображала, что она может знать, а что не может. И сердце у нее по-прежнему бухало молотом. Она боялась, вдруг инспектор увидит, как оно бьется, – или даже услышит. Наконец Фрэнсис кивнула:

– Да, весь день и весь вечер.

– А чем она занималась – знаете?

Фрэнсис вспомнила, что она говорила матери.

– По-моему… генеральной уборкой.

– Генеральной уборкой? То есть перетрясала вещи в шкафах и комодах?

Почему его это заинтересовало?

– Не знаю. Да, наверное.

– А муж? Он выглядел как обычно, когда вы его видели в последний раз?

– Да.

– Как по-вашему, он был из тех людей, которые наживают врагов?

– Врагов? Нет, не думаю.

– Вы помните нападение, произошедшее в июле?

– Да, прекрасно помню.

– В тот вечер – пока миссис Барбер была в гостях – вы находились дома?

Фрэнсис не смогла заставить себя признаться, что она тоже была на вечеринке, а потому ответила уклончиво:

– Я увидела мистера Барбера с телесными повреждениями сразу после происшествия.

– А, вы видели телесные повреждения? Тяжелые, да? Врача вызывали?

– Нет, не особо тяжелые. Разбитый нос, синяки под глазами. Лужа крови на полу в кухне, но… в общем-то, ничего страшного. Врача не вызывали, мы с матерью справились своими силами. Мистер Барбер приходил сюда в участок спустя день или два, чтобы сообщить о нападении.

– Он вам так сказал, да?

– Ну да, в понедельник или во вторник. Сказал, что разговаривал с… с каким-то сержантом, насколько я помню.

Дальнейшие слова инспектор произнес задумчивым, доверительным тоном:

– Интересно, зачем мистеру Барберу понадобилось вводить вас в заблуждение? Видите ли, мисс Рэй, от него не поступало никаких заявлений. У нас были жалобы от двух-трех ваших соседей, но от самого мистера Барбера – ничегошеньки. Вы можете как-то объяснить это?

В полном замешательстве Фрэнсис уставилась в его гладкое, чисто выбритое лицо банковского клерка. Ответа у нее не было.

В следующий миг она вздрогнула, услышав какой-то суматошный шум в коридоре. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы отделить сам шум от эха, им порожденного, и понять, что он складывается из женских голосов, среди которых различался и слабый голос Лилианы. Обмирая от страха, она вскочила на ноги, одновременно с сержантом Хитом, кинулась следом за ним в коридор – и увидела в нескольких ярдах от двери Лилиану, безжизненно повисшую на руках своей матери и сестры Веры. Они только что прибыли в участок, объяснила матрона Ригли. Лилиана увидела их, побежала навстречу и лишилась чувств.

Женщины оттащили Лилиану обратно в теплую комнату и усадили у камина. Матрона Ригли размешала нюхательную соль в стакане с водой и поднесла стакан к ее губам. Лилиана со стоном отвернула голову, открыла глаза, с ужасом оглядела лица, склонившиеся над ней, – и разразилась слезами.

– Ну-ну, полно тебе, – дрожащим голосом пробормотала миссис Вайни.

Она сжимала руку Лилианы в обеих своих, нервно поглаживая и похлопывая. Ее безресничное лицо казалось беспомощно-голым. Она окинула комнату бессмысленным взглядом, словно и сама в полуобмороке, потом увидела Фрэнсис, и уголки ее рта и крохотных глазок опустились, как у трагической маски.

– Ах, мисс Рэй! Возможно ли поверить?

Матрона Ригли потянула миссис Вайни назад:

– Отойдите, пожалуйста. Сейчас же. Нужно дать миссис Барбер побольше воздуха.

Лилиана вцепилась в руку матери:

– Не уходи, мамочка! Не оставляй меня!

– Оставить тебя? – вскричала миссис Вайни. – Да ни за что!

Ее бурные протесты прервал резкий стук в дверь. В комнату вошел мужчина – очевидно, полицейский врач. Он поставил свой саквояж на стол и достал стетоскоп. «Не изволят ли дамы выйти?» – произнес он, ни на кого не глядя. И после короткой паузы добавил усталым и раздраженным тоном:

– Право, я не могу проводить осмотр в комнате, полной народу.

Матроне Ригли наконец удалось выпроводить миссис Вайни, Веру и Фрэнсис из комнаты.

– Я буду здесь, доченька! – крикнула миссис Вайни, прежде чем дверь закрылась.

Но ждать в коридоре им не позволили, невзирая на шумные протесты Лилианиной матери. В сопровождении матроны Ригли они спустились на первый этаж, в приемное помещение – мрачный вестибюль, где стоял гул голосов и шагов. Там находилась дюжина бедно одетых людей, которые при их появлении разом умолкли и с неприкрытым любопытством воззрились на них.

Миссис Вайни в свою очередь обвела всех пристальным взглядом. Молодой парень в рваной куртке встал, уступая ей место, и она с обыденно-признательным видом опустилась на стул:

– Спасибо, голубчик. Спасибо, сынок. – Затем вытерла рот носовым платком, извлеченным из сумочки. – О господи. Не могу поверить. Просто не могу поверить, мисс Рэй! Когда полицейский вошел в лавку и я увидела его лицо… у меня внутри прям все перевернулось. Я подумала, кто-нибудь из внучат сгорел в пожаре или утоп. А он сказал, что бедный Ленни погиб при несчастном случае и нам нужно приехать сюда к Лил! Слава богу, хоть вы были с ней. Но до чего же ужасно она выглядит! Я еле узнала бедняжку, в таком-то невменяемом виде. А что все-таки случилось? Вы знаете? Полицейские ничего нам не разъяснили. Сказали только «удар по голове» – и все. Ленни машина сшибла или что?

Фрэнсис остро ощущала заинтересованные взгляды окружающих. Она еще ничего не сказала ни миссис Вайни, ни Вере. Когда она заговорила, губы у нее были как резиновые.

– Полицейские считают… возможно, его убили.

– Что?!

– Что?! – эхом повторила Вера, впиваясь взглядом во Фрэнсис. – Убили? Лена?

– Почему они говорят такое?

– Не знаю.

Миссис Вайни была глубоко потрясена. Она вытерла губы еще раз и еще, потом скомкала носовой платок в кулаке и прижала к груди. Вера спросила, что Фрэнсис известно. Где нашли Лена? Когда это случилось? Когда полицейские пришли к ним?

– Ах, как это все ужасно для вас и вашей матушки! – воскликнула миссис Вайни.

Разговаривая, они постоянно поглядывали на лестницу, ведущую наверх, к комнате матроны. Мимо взад-вперед проходили полицейские, но никакого внимания на них не обращали. Смешанный гул голосов и шагов не стихал ни на секунду. Во Фрэнсис начала нарастать тревога, мучительная животная тревога при мысли, что Лилиана там одна, без нее, перепуганная до смерти. Что она делает сейчас? Что говорит?

Наконец появилась матрона. Фрэнсис бросилась к ней навстречу, но она пришла, разумеется, за миссис Вайни. Миссис Вайни затопала вверх по лестнице со всей скоростью, на какую только были способны ее чудовищно раздутые ноги. Когда через несколько минут она спустилась обратно в вестибюль, ее лицо снова походило на трагическую маску. Сердце Фрэнсис в очередной раз подпрыгнуло от страха – но миссис Вайни уже принялась громко рассказывать, что случилось. Вот уж поистине: пришла беда – отворяй ворота! Одно к другому, прямо в уме не умещается! Бедняжка Лил, оказывается, была беременна, впервые за столько лет, и врач сказал, что от потрясения, вызванного смертью Лена, у нее произошел выкидыш.

По крайней мере, подумала Фрэнсис, теперь Лилиане не придется скрывать, что она больна. Когда они вернулись в комнату матроны, Лилиана мелкими глотками прихлебывала свеженалитый чай из чашки и уже не плакала, хотя выглядела по-прежнему бледной и измученной. Она лишь раз встретилась взглядом с Фрэнсис и тотчас опустила глаза, но Фрэнсис увидела, что лицо у нее не такое испуганное, как прежде, и сама начала потихоньку успокаиваться. Даже миссис Вайни немного овладела собой. Ведь что-что, а уж такие вот вещи она хорошо понимала: обычная женская беда, которую не поправят ни полицейские, ни врачи со всей их ученой чепухой. Пока Лилиана допивала чай, она пощупала ей лоб, убрала волосы с бескровного лица. Потом взяла у нее пустую чашку и отдала матроне.

– Спасибо вам, сестра. А теперь я забираю дочь домой. Вера, подай наше пальто и шляпку… Ну, давай, голубонька, влезай в рукава.

Обеспокоенная матрона вышла, чтобы позвать инспектора. Ко времени, когда он вернулся в комнату, миссис Вайни застегивала на Лилиане пальто. С обычным своим бесстрастно-вежливым выражением лица инспектор сказал, что премного огорчен известием о болезни миссис Барбер. Разумеется, они ни в коем случае не попросили бы ее опознать тело мужа, если бы знали, что она в деликатном положении.

– Не сомневайтесь, я серьезно поговорю с констеблем Харди, – заверил он.

На что миссис Вайни горячо ответила:

– Да уж, пожалуйста, поговорите! Стыд и позор, я считаю, привлекать жену к такому делу! Полиция не полиция, но мы имеем полное право вчинить вам иск!

Лилиана положила ладонь на руку матери:

– Успокойся. Все в порядке.

– В порядке?!

– Я просто хочу домой.

Да-да, сказал инспектор Кемп, миссис Барбер следует сейчас же отправиться домой и постараться восстановить силы. Сержант Хит доложит обо всем коронеру и порекомендует отложить дознание до понедельника, к каковому времени, надо надеяться, миссис Барбер будет чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы дать показания.

– На самом деле пара дополнительных дней мне только на руку, – сказал он. – Остается больше времени для сбора информации. Мы будем держать вас в курсе расследования, само собой. Вы будете у себя на Чемпион-Хилл?

– О нет, она пока поживет у нас, – быстро сказала миссис Вайни, не дав Лилиане раскрыть рот. – Правда же, так будет лучше, Вера? Отвезем ее к нам. Разместим в вашей с Вайолет комнате и…

До Лилианы наконец дошло, о чем говорит мать.

– Нет, – сказала она. – Я не хочу к вам. Я хочу вернуться на Чемпион-Хилл.

– Туда? Да тебе там одной тяжело будет, страшно до чертиков. Ты же вон в каком состоянии, посмотри на себя!

– Мне плевать. Я… – Лилиана коротко взглянула на Фрэнсис. – Я хочу домой… чтобы вокруг были мои вещи…

И опять инспектор поддержал ее: да-да, лучше, чтобы миссис Барбер оставалась по прежнему адресу – на случай, если ему или кому-нибудь из его людей понадобится срочно с ней связаться.

В иной ситуации они с Лилианой зашагали бы вверх по улице, держась за руки, и уже минут через двадцать дошли бы до дома. Но сержант Хит вывел их всех в булыжный двор, и они вчетвером втиснулись в таксомотор: миссис Вайни и Вера уселись по бокам от Лилианы, держа ее одна за правую руку, другая за левую, а Фрэнсис примостилась на маленьком сиденье напротив. Дождь лил с прежней силой, низвергался потоками с крыш, бурлил в сточных канавах. Если не считать двух-трех прохожих, спешивших под зонтами, Чемпион-Хилл была пустынна, – хоть это хорошо, подумала Фрэнсис. Когда таксомотор остановился у дома, в окне нижней гостиной мелькнуло бледное взволнованное лицо ее матери, и ко времени, когда они подошли к крыльцу, она уже открыла дверь.

С минуту они все бессмысленно топтались в холле. Нет, в это невозможно поверить. Какой кошмар, просто нет слов.

– Все еще не могу осознать! – вскричала миссис Вайни. – Бедный Ленни, в жизни никого не обидел! Я вам скажу так, миссис Рэй: всем сердцем надеюсь, что этого негодяя поймают и вздернут! Причем вздернут дважды! Сперва за то, что он сотворил с Ленни, а потом за то, что он сотворил с Лил!

– Ну ладно тебе, мама, – вмешалась Вера, увидев выражение Лилианиного лица.

– Нет уж, я выскажусь!

– Да, обязательно. Но ты можешь сделать это наверху, верно?

Миссис Вайни, шумно отдуваясь и охая, начала с трудом подниматься по ступенькам. Вера следовала за ней, поддерживая Лилиану под локоть. Фрэнсис дошла с ними до поворота лестницы, а там рука Лилианы выскользнула из ее руки, точно веревка лодки, уносимой прочь течением, и Фрэнсис осталось лишь стоять и смотреть, как женщины пересекают лестничную площадку и исчезают за дверью.

– Фрэнсис? – Мать глядела на нее снизу испуганными глазами.

Фрэнсис спустилась обратно в холл, стараясь скрыть болезненную скованность движений, и негромко произнесла:

– Да, теперь полицейские считают, что, возможно, это убийство.

– Убийство!

– А Лилиана… – Она понизила голос почти до шепота. – Оказывается, она была беременна. Но от пережитого потрясения…

– О нет!

Они вместе прошли в гостиную. Фрэнсис огляделась:

– А где миссис Доусон?

Мать рухнула на диван, будто ноги совсем уже не держали.

– Я отослала ее домой с час назад. Сюда явился другой полицейский…

– Другой?

– Да, чтобы задать еще кое-какие вопросы. И мне почему-то до смерти не хотелось отвечать при ней. Полицейские шастали взад-вперед по улице, по проулку. Один из них в сад направился – наверное, до сих пор там. Но это же не может быть убийством, а, Фрэнсис?

Ничего не ответив, Фрэнсис быстро подошла к французским окнам и увидела темную, громоздкую, безликую фигуру еще одного констебля в резиновом плаще – они уже становились для нее воплощением ужаса. Этот держал в руке рулетку и делал какие-то пометки в блокноте, пытаясь прикрыть его от дождя широким рукавом. Калитка в садовой стене была распахнута настежь. Должно быть, констебль набрасывал схему расположения проулка относительно дома. Заметил ли он что-нибудь? Оставили ли они с Лилианой какие-нибудь следы, пока тащили тело Леонарда? Но даже если и оставили – затяжной ливень все давно смыл, так ведь?

Она услышала шаги в кухне наверху и подумала о пятнах на ковре в гостиной, о жирной спекшейся золе в ведре…

– Фрэнсис? – нетерпеливо позвала мать. – Поди сюда, присядь. Ты мне еще ничего не рассказала. Вас не было несколько часов. Почему так долго?

Фрэнсис неохотно отвернулась от окна, подошла к креслу у камина и опустилась в него, стараясь ничем не выдать, что у нее болят все мышцы. Она подалась вперед и протянула руки к огню, вдруг осознав, что ей невесть почему страшно холодно.

– Мы были в полицейском участке.

– В участке?

– Нас отвезли туда из морга. Чтобы Лилиана подтвердила свои показания.

– С меня тоже сняли допрос. Сказали, что будет дознание и нам, возможно, придется на нем свидетельствовать!

– Да, я знаю. А что… что ты им сказала?

– Ровно то же самое, что говорила констеблю Харди.

– Они не поднимались наверх?

– Нет, не поднимались. А вот вопросы задавали престранные. Все про мистера и миссис Барбер: часто ли они ссорились, заходили ли к ним какие-нибудь необычные гости? Они словно бы намекали… ах, это ужасно! – Мать сжала пальцами виски. – Уж до чего тяжело мне было думать, что бедный мистер Барбер упал, размозжил голову и беспомощно лежал там в темноте, но мысль, что кто-то напал на него и преднамеренно… Нет, не может быть. Не может быть! Ты веришь, что мистера Барбера убили?

Фрэнсис отвела глаза:

– Не знаю. Да, пожалуй.

– Но зачем? Кто мог такое сделать? И совсем рядом с домом! В считаных ярдах от нашей калитки! Ты ничего не слышала вчера ночью?

– Ничего.

– Никаких криков, никакого?…

– Дождь. Я слышала шум дождя, и все.

Фрэнсис неловко наклонилась, зачерпнула совком уголь из ведерка и высыпала на каминный колосник. Но когда она выпрямилась и отряхнула ладони, мать по-прежнему пристально смотрела на нее таким же странным, настороженным взглядом, как вчера вечером. Нервы у Фрэнсис тревожно дрогнули. Она рывком встала:

– Знаешь, я слишком взвинчена, чтобы усидеть на месте. Все мы сейчас в растрепанных чувствах, верно? Ты ела что-нибудь?

Мать ответила не сразу:

– Нет. У меня нет аппетита.

– У меня тоже. Но нам надо поесть. Сколько сейчас времени?

Она взглянула на часы и с изумлением обнаружила, что уже почти час. Утро пронеслось в странном дерганом ритме дурного сна – лихорадочном, с неожиданными заминками и резкими скачками.

Фрэнсис подошла к дивану и протянула руку:

– Пойдем со мной в кухню, составь мне компанию. Я сооружу какой-нибудь обед. Пойдем-пойдем. Нечего тебе сидеть здесь, переживать.

Сердце ее мучительно сжималось, но голос опять звучал твердо. Мать немного поколебалась, глядя на нее все так же странно, потом опустила глаза, кивнула и встала с дивана, опираясь на руку Фрэнсис.

В скором времени вниз спустилась Вера, в пальто и шляпке, и заглянула к ним в кухню. Лилиану уложили в постель с грелкой, сообщила она. Бедняжка съела кусочек хлеба с маслом, выпила еще чаю и приняла хлородин – теперь уснет, надо надеяться. Мать сидит с ней в спальне. А сама она направляется в почтовое отделение, чтобы связаться по телефону с остальными родственниками. Нет, больше никакой помощи не требуется, но спасибо за предложение. Теперь мисс Рэй не о чем беспокоиться, они присмотрят за Лилианой.

Должно быть, Вера взяла Лилианин ключ: убирая со стола посуду после обеда, Фрэнсис услышала, как она сама входит в дом. А когда через полчаса в переднюю дверь постучали, Вера опрометью сбежала по лестнице, грохоча каблуками, и оказалась в холле раньше Фрэнсис. Прибыли Нетта и Ллойд, со своим крохотным Сидди и младшей из трех сестер, Мин. Женщины сразу поднялись наверх, не пытаясь поговорить с хозяйками, но Ллойд проследовал в кухню, чтобы сказать, как все они потрясены несчастьем, и спросить разрешения пройти через сад в проулок: он хотел взглянуть на место происшествия. Фрэнсис подумала, что надо бы сходить с ним. На самом деле ей давно следовало сходить туда, проверить, все ли в порядке. Но при одной этой мысли ее пронизал тот же леденящий ужас, который она испытала утром в морге. Фрэнсис вышла на порог и застыла там, словно прикованная, наблюдая за Ллойдом – он пробрался по залитой лужами дорожке к дальней стене сада и высунулся за калитку. Потом вернулся, тряся мокрой головой. Все прямо как в фильмах! Полицейские натянули веревки в конце проулка, перекрыв проход. Пометили место, где лежало тело Лена, и поставили там констебля.

Ллойд поднялся наверх, прихватив с собой уродливое дубовое кресло, и после этого в доме установилась тревожная атмосфера, которая складывалась из возбужденных незнакомых голосов, неумолчного скрипа потолков и общего нервного напряжения. Мать сидела у камина в гостиной. Фрэнсис накинула ей на плечи шаль, принесла книгу, газету, приходский журнал, но они лежали у нее на коленях так и не раскрытые. Мать то уныло смотрела в огонь, то страдальчески закрывала глаза, а изредка вздрагивала и морщилась, услышав какие-нибудь особенно тяжелые шаги над головой. В пятом часу пришли мистер Лэмб и Маргарет. Вскоре после них заглянула миссис Доусон, а за ней следом явилась миссис Голдинг из соседнего дома.

Фрэнсис видела, что полицейские до сих пор снуют в проулке? Она знает, что они ходили взад-вперед по улице, обследуя сточные канавы и палисадники? Правда ли то, что говорят люди? Неужели мистера Барбера действительно убили?

Фрэнсис всем отвечала, что полицейские, насколько ей известно, пока еще не пришли к окончательному выводу. Они ждут заключения патологоанатома. «А вы ничего не слышали сегодня ночью?» – решилась она спросить миссис Голдинг. Но женщина помотала головой. Нет, никто не слышал ни звука. И оттого все кажется тем более странным и жутким…

Ко времени, когда миссис Голдинг откланялась, бесконечные сумерки дождливого дня уже начали сгущаться, и мать выглядела совсем больной от усталости и душевного переутомления. Фрэнсис, сама вконец изнуренная, задернула занавески на окне, выходящем на улицу, и зажгла газовые рожки, но свет в холле приглушила, чтобы больше ни у кого из соседей не возникло желания наведаться к ним сегодня. Когда около половины шестого снова раздался стук дверного молотка, она испустила стон.

– У меня больше нет сил отвечать на расспросы. Давай не будем открывать?

Мать беспокойно поерзала на месте:

– Не знаю, право. Может, кто-то пришел к Барберам… – И тотчас поправилась с самым несчастным видом. – То есть к миссис Барбер. А может быть, это очередной полицейский.

Полицейский! Фрэнсис замутило. Да, очень даже возможно. Ведь инспектор Кемп говорил, что Лилиане следует оставаться дома на случай, если ему понадобится – какие зловещие слова! – срочно с ней связаться… Стук повторился. Фрэнсис с трудом подавила страх, сказав себе: «Успокойся. Соберись».

Однако, открыв дверь, она обнаружила перед собой не полицейского, а невзрачную пожилую чету и мальчика лет четырнадцати, чьи лица имели странное выражение, извиняющееся и горестное одновременно. Когда муж снял шляпу, Фрэнсис увидела волосы с рыжеватым отливом, и кровь прихлынула к ее щекам.

Это были родители и младший брат Леонарда.

Она почти предпочла бы встретиться с инспектором. Фрэнсис неловко посторонилась, впуская посетителей. Они узнали страшную новость только час назад, сказали Барберы. Они были в Кройдоне, навещали дядю и тетю Лена. За ними туда приехал полицейский и отвез обратно в город на автомобиле. Они поначалу не поверили. Решили, что произошла какая-то ошибка. Но полицейский сказал, что Лилиана опознала тело. Неужели это правда? Они с ума сходят от тревоги. Они хотят поговорить с самой Лилианой. Она здесь?

Не в силах вымолвить ни слова, Фрэнсис проводила Барберов наверх и, поручив заботам Нетты и Ллойда, поспешила убраться восвояси. Она вернулась к матери в гостиную, и они молча сидели там, с тяжелым сердцем прислушиваясь к скрипу шагов наверху, который свидетельствовал, что посетителей провели в спальню Лилианы. Чуть спустя послышались невнятные голоса – они повышались, падали, прерывались от рыданий и вскоре начали ощущаться как болезненное давление на свежий синяк. Фрэнсис поворошила кочергой угли. Потом поднялась с кресла. Господи, хоть бы мышцы ныть перестали! Она нервно подошла к французским окнам и выглянула в сад. Калитка по-прежнему оставалась открытой. Голоса наверху все не стихали.

Однако, когда через сорок минут Фрэнсис услышала, как родители Леонарда покидают комнату Лилианы и присоединяются к мальчику на лестничной площадке, ей вдруг показалось, что позволить им уйти так скоро будет неприлично. Собравшись с духом, она вышла в холл к ним навстречу и пригласила зайти в гостиную, буквально на минутку.

Барберы оцепенело сидели на диване: муж держал шляпу на коленях, жена крепко сжимала сумочку, словно обоим отчаянно хотелось поскорее уйти и никому не докучать своим присутствием. Их сын, Хью, стесняясь своего горя, непрерывно улыбался.

– Значит, вы поговорили с Лилианой, – сказала Фрэнсис.

Мистер Барбер кивнул:

– Да. Вы уже знаете?…

– Это очень печально.

– Это ужасно. Ужасно. Мы все еще не можем до конца поверить, правда? – Он обратился к жене, но та не ответила. – И вдобавок ко всему несчастье с Лилианой… Нет, мы совершенно раздавлены. Это за гранью нашего понимания. Дождаться Лена с войны, целым и невредимым… И у него так хорошо складывалась карьера в «Перле». Мы просто хотим знать, что произошло. Все там, наверху, говорят, что это убийство. Но я сказал: «Позвольте, какое еще убийство? Лена всегда все любили». Полицейские ничего нам толком не рассказали, видите ли.

– Совсем ничего? – Фрэнсис со стыдом осознала, что пытается выведать у мистера Барбера какие-нибудь подробности следствия. Но он явно знал очень мало – даже не слышал, например, что ограбления не было. Казалось, ему даже слегка полегчало, когда она сообщила это. Узнав, что она ездила с Лилианой в морг на опознание, мистер Барбер взглянул на нее со светлой, печальной завистью.

– Значит, вы тоже видели Лена? Мы хотели его увидеть, но полицейские отсоветовали. Врач только-только завершил посмертное вскрытие и еще не привел тело в порядок. Как он выглядел?

Фрэнсис вспомнила пластилиновое лицо Леонарда.

– Совершенно спокойным. Даже… безмятежным.

– Правда? Это хорошо. Да, мы хотели увидеть Лена, но нам сказали, сегодня лучше не стоит. Однако нам позволят забрать его домой, пока идут приготовления к похоронам. Мы поговорили с Лилианой, и она не против. Так что вам с вашей матушкой не придется беспокоиться на сей счет. Завтра забрать Лена не получится, поскольку завтра воскресенье, так что заберем в понедельник, и он побудет у нас дома. Они отнеслись к нам с пониманием, полицейские. Да, с большим пониманием. Конечно…

Внезапно мальчик испустил пронзительный стон, заставивший всех вздрогнуть: горе его прорвалось наружу и он уткнулся лицом в рукав. Мистер Барбер успокоительно похлопал сына по дергающемуся плечу, но мать с упреком сказала:

– Такой большой мальчик, ну как не стыдно! Что подумают дамы?

Когда Хью наконец поднял голову, Фрэнсис с содроганием увидела, что он опять улыбается вымученной неживой улыбкой, хотя по щекам ручьями льются слезы.

Закрыв за Барберами переднюю дверь, она вернулась в гостиную и тяжело рухнула на диван.

– Боже, это было ужасно.

Мать, выглядевшая хуже уже некуда, вытаскивала из кармана носовой платок.

– Ох, Фрэнсис, поскорее бы этот день закончился! Несчастные родители! Потерять сына – да еще таким образом!

– Да, конечно.

– И вдобавок потерять внука!

– Да. Это… слишком жестокий удар.

Мать прижимала платок ко рту, но не плакала. Она сидела с понуренной головой и крепко закрытыми глазами – и по этой ее знакомой позе Фрэнсис поняла, что сейчас она думает не столько о Леонарде, сколько о собственных своих потерянных сыновьях и внуках, погружается в сумрачные области своей души, населенные только призраками, только теми, кого нет и никогда не будет.

Фрэнсис вдруг почувствовала себя бесконечно одинокой, и ей нестерпимо захотелось увидеть Лилиану. Может, все-таки подняться наверх, всего на пять-десять минут? Только чтобы убедиться, что с ней все в порядке? Но сейчас там опять возникло какое-то оживление. Завопил младенец. Зашумела вода, побежавшая из крана. Свет в гостиной чуть померк, когда на плиту в кухоньке поставили чайник. Между ними двумя по-прежнему стояла непреодолимая преграда из суеты и волнения – и до Фрэнсис наконец дошло, что так будет еще долго, не несколько ближайших сумбурных часов, а многие-многие дни. Одна чрезвычайная ситуация, с которой они вдвоем разбирались прошлой ночью, породила множество чрезвычайных обстоятельств, которые разлучат их неизвестно на какое время.

От одной этой мысли Фрэнсис заколотило. Пытаясь успокоиться и соблюсти видимость обычного распорядка жизни, она пошла в кухню, чтобы приготовить какой-нибудь ужин. Долго стояла, тупо пялясь на полки кладовой, потом открыла банку солонины и сварила два яйца. Они с матерью через силу поели, а после им ничего не оставалось, как вернуться в свои кресла у камина и просидеть там остаток этого кошмарного дня.

В девять часов на лестнице раздались шаги, затем в дверь гостиной тихонько постучали. Это были Нетта и Ллойд, с маленьким Сидди, спавшим на руках у отца. Они отправляются домой, сообщили они Фрэнсис. А по дороге завезут миссис Вайни и Мин на Уолворт-роуд. Вера остается с Лилианой, которая, невзирая на все уговоры, категорически отказалась покинуть дом.

– Мы рассудили, что лучше не раздражать ее сейчас, – доверительно сообщила миссис Вайни, спускаясь по ступенькам за ними следом. – Лил маленько поспала и маленько поела, но по-прежнему выглядит страшнее смерти, доложу я вам. Вера за ней приглядит, и мы посмотрим, как она будет настроена завтра. Мне лично было бы поспокойнее, будь она со мной рядом, я точно знаю. Да и вам с матушкой за что такое наказание – вся эта сумятица в доме?

– Пожалуйста, прошу вас, не думайте об этом, – сказала Фрэнсис.

– Нет, мисс Рэй, вы и так столько для нас сделали! Нам и в голову не придет просить вас еще о чем-то. Раньше или позже, но мы по-любому перевезем Лил к нам в Уолворт, не бойтесь. А пока кто-нибудь из нас будет постоянно находиться здесь с ней – либо одна из ее сестер, либо я сама.

Фрэнсис ничего не смогла ответить. С чувством, близким к отчаянию, она проводила Лилианину родню и приступила к своим ежевечерним обязанностям. Мать волновалась, надежно ли заперты окна, и Фрэнсис пришлось переходить от одного к другому, демонстративно проверяя щеколды. Поднявшись наконец наверх и увидев, что дверь Лилианиной спальни закрыта, она немного поколебалась, не постучаться ли. И только мысль, что разговаривать с ней придется в присутствии Веры, заставила ее двинуться дальше. Но очевидно, звук шагов донесся до женщин: направляясь к своей комнате, Фрэнсис услышала голос Лилианы, напряженный, но внятный: «Там Фрэнсис, да? Позови ее!» А мгновение спустя дверь отворилась, и из-за нее высунулось острое лицо Веры. Ей нужно в туалет, совсем уже невтерпеж. Если мисс Рэй не возражает? Конечно, следовало бы сходить раньше, пока остальные были здесь. Она мигом, одна нога здесь, другая там. Но не хотелось бы оставлять Лил без присмотра…

Лампу Вера забрала с собой, и комнату освещала лишь одна свеча под колпаком. Лилиана лежала в постели, но при виде Фрэнсис порывисто села. Они обнялись, часто дыша, и не произносили ни слова, пока шаги Веры не стихли внизу.

– Ах, Фрэнсис, это было ужасно!

Фрэнсис отстранилась, чтобы заглянуть ей в глаза, взяла бледное лицо в ладони:

– Как ты тут? Я просто с ума сходила! Кровотечение прекратилось, надеюсь?

– Не совсем, но почти уже. Но мои не отстают от меня ни на минуту. А я хочу быть с тобой! Они настаивают, чтобы я пожила у них на Уолворт-роуд. Но ты же этого не хочешь, правда?

– Конечно не хочу.

– А они говорят, что хочешь. Они дали мне какое-то снотворное, и… и у меня в голове мутится.

Они дали ей хлородин, вспомнила Фрэнсис. Она повернула лицо Лилианы к свече и увидела, что взгляд у нее остекленелый. Остекленелый, но все равно полный страха. Лилиана схватила ее за запястья и истерически прошептала:

– Что там происходит, Фрэнсис? Что говорят полицейские? Они же все знают, да? Что Лен вовсе не сам упал? Что кто-то ударил его по голове?

Фрэнсис стиснула ее лицо в ладонях:

– Они ничего не знают наверное. И уж точно не знают, кто его ударил.

– Но они же обязаны во всем разобраться. А значит, станут всех расспрашивать. Они наверняка уже поговорили с Чарли и выяснили, что Лен не был с ним вчера вечером. Они начнут увязывать одно с другим. И инспектор, он все поймет, конечно же.

– Да нет, с чего бы вдруг? Они… ну, рассматривают все возможные версии. Только мы с тобой знаем, что произошло на самом деле. И больше никто не знает. Уясни это накрепко. В этом наша сила. Ты должна помнить об этом, когда тебе снова придется разговаривать с полицейскими. Мы обе должны соблюдать предельную осторожность. Лилиана? Ты меня слышишь?

Лилианин взгляд расфокусировался и бессмысленно блуждал. Сейчас она походила на мать Фрэнсис, которая смотрела не на Фрэнсис, но в глубины своей несчастной души.

Потом Лилиана моргнула и кивнула:

– Да. Да, я буду осторожна.

– По крайней мере, на твоей стороне врач.

Она вздрогнула:

– Врач? Нет, не надо никакого врача!

– В полицейском участке, Лили.

Лилиана с усилием сосредоточила на ней взгляд:

– Такое ощущение, будто это было вечность назад! Матрона заметила, что у меня кровотечение, и мне пришлось как-то выкручиваться. Я сделала вид, будто оно открылось только что, прямо там. Поначалу думала, они мне не поверят. Врач все повторял, что я ну очень уж бледная. Но похоже, он в конце концов поверил. Иначе меня не отпустили бы домой, да?

– Конечно поверил, – сказала Фрэнсис. – Вне всяких сомнений.

Но она сомневалась. Могла ли она не сомневаться? И неуверенность просквозила в ее голосе. Лилиана стиснула ее запястья еще крепче, и на миг панический страх вернулся – или почти вернулся: Фрэнсис почувствовала, что он вот-вот пробежит между ними парализующим электрическим разрядом.

Но обе были слишком изнурены, чтобы подпитать в себе сколько-либо сильную эмоцию. Лилиана закрыла опухшие глаза, и плечи ее поникли.

– До чего же страшно было разговаривать с родителями Лена, – слабо пролепетала она. – Они хотели знать про ребенка. Спрашивали, почему Лен ничего им не сказал. Пришлось наврать, что мы держали все в секрете из-за того, что произошло в прошлый раз. Но его мать та-а-ак на меня смотрела! Она ненавидит меня пуще прежнего! Винит во всем меня, ясное дело. Я знала, что так будет. Господи, заснуть бы и проснуться бы лет через сто!

Лилиана выглядела такой больной, что Фрэнсис почти боялась обнять ее снова. Но они не могли оставаться врозь и снова прильнули друг к другу, тесно обхватившись руками, – как если бы своей любовью, своей страстью могли все поправить.

– Ты меня не бросишь? – прошептала Лилиана.

– Нет, конечно! Что за мысли?

– Я чуть не умерла от страха. Будь ты рядом, мне было бы легче. Будь ты рядом… – Но тут внизу хлопнула задняя дверь, и Лилиана отпрянула, испуганно крикнув шепотом: – Там Лен пришел!

Ошарашенная, Фрэнсис поняла, что на секунду она действительно так подумала. Потом Лилиана встретилась с ней взглядом, осознала свои слова и, страдальчески скривив лицо, зажмурилась. Ко времени, когда Вера вернулась, Лилиана опять горько плакала.

Войдя в свою собственную спальню, Фрэнсис усомнилась, что вообще уснет сегодня. Столько всего еще нужно обдумать. Ей даже раздеваться не хотелось. Допустим, Лилиана как-нибудь проговорится? И потом, пятна на ковре, второпях затолкнутая за диван пепельница – не надо ли пойти еще раз все проверить? Наконец, морщась от боли в растянутых мышцах, Фрэнсис переоделась в ночную рубашку, забралась в постель и скрутила сигаретку. Она выждет полчаса, подумала она, а потом тихонько прокрадется в гостиную – посмотреть, все ли там в порядке.

Но еще не успев зажечь сигаретку, она сомкнула веки, откинулась на подушку – и вдруг очутилась в незнакомом доме, стены которого медленно обваливались. Как и почему она там оказалась, она не имела ни малейшего понятия. Знала только, что ей нужно предотвратить разрушение. Но задача казалась невыполнимой: едва она подпирала одну стену, тотчас же начинали крениться другие, и вскоре она бежала из комнаты в комнату, пытаясь поддержать падающие потолки, стянуть разъезжающиеся ступеньки лестниц. Она бежала и бежала, всю ночь напролет, предотвращая катастрофу за катастрофой.