Проснулась Фрэнсис в темноте. Дождь перестал, и то слава богу, но за окном грязным занавесом висел непроницаемый туман. В урочный час прозвонили воскресные колокола, но мать, плохо спавшая ночью, в церковь не пошла, а поскольку никто из них даже подумать не мог о еде, они просто сидели за кухонным столом с остывающим чайником, все еще слишком потрясенные, чтобы разговаривать, совершенно раздавленные ужасным положением вещей.

Когда они наконец решили переместиться в гостиную и вышли из кухни в холл, вниз спустилась Лилиана, чтобы принять ванну. Она еле шла, тяжело опираясь на руку сестры.

Фрэнсис бросилась к ним, чтобы помочь. Мать остановилась и спросила:

– Как вы себя чувствуете, миссис Барбер?

Лицо Лилианы по-прежнему оставалось мертвенно-бледным, но глаза, к великому облегчению Фрэнсис, уже несколько прояснились.

– У меня страшная слабость, – ответила она.

– Ну еще бы! Я рада, что за вами есть кому присмотреть. – Выдавив жалкое подобие улыбки, мать обратилась к Вере: – Я собиралась пойти на утреннюю службу, помолиться за вас там. Но я еле живая сегодня. Помолюсь за вас дома.

Лилиана наклонила голову:

– Спасибо вам, миссис Рэй. Мне очень жаль, что все так… так…

– Не думайте об этом. Вам нужно беречь силы. Если Фрэнсис или я можем помочь вам чем-нибудь, вы непременно нам скажите – хорошо?

Лилиана благодарно кивнула, и на глаза у нее навернулись слезы.

Но Фрэнсис уловила некоторое напряжение в голосе матери, странный холодок, не вязавшийся с добрыми словами, ею произнесенными. А когда они вдвоем прошли в гостиную, мать опустилась на диван и проговорила почти раздраженно:

– Миссис Барбер очень плохо выглядит! Безусловно, ей следовало бы пожить со своей родней. Почему, скажи на милость, миссис Вайни не забрала ее с собой вчера?

– Они пытались, – ответила Фрэнсис, укладывая растопку на колосник. – Лилиана не хочет к ним.

– Почему?

– Она хочет остаться здесь.

– Но почему?!

Фрэнсис подняла на нее взгляд:

– А сама ты как думаешь? Здесь ее дом.

Мать не ответила. Она сидела положив руки на колени и с бумажным шорохом потирая кончики пальцев.

Утро, не занятое обычными делами, тянулось невыносимо медленно. Фрэнсис с нетерпением ждала случая снова повидаться с Лилианой, но такового не представлялось. Снаружи сгущался туман, обволакивал дом все плотнее, словно бы сдавливал со всех сторон. А внутри Фрэнсис почти физически ощущала, как гостиная постепенно наполняется тяжкими вздохами матери. Когда около полудня она открыла на стук переднюю дверь и увидела миссис Вайни, Нетту с маленьким Сидди, Мин и Верину дочку Вайолет, то по-настоящему обрадовалась. Вайолет привезла с собой свою кукольную коляску, и Фрэнсис помогла вкатить ее в холл.

Миссис Вайни, с лицом краснее обычного, шумно отдувалась. Мисс Рэй с матушкой уже видели сегодняшний номер «Ньюс оф зе Уорлд»? Нет? С чем-то вроде мрачной гордости она извлекла из своей потертой ковровой сумки газету и показала Фрэнсис коротенькую заметку под заголовком «УБИЙСТВО НА ЧЕМПИОН-ХИЛЛ. ЗАГАДОЧНАЯ СМЕРТЬ КЛЕРКА».

Страшная находка была обнаружена вчера рано утром на Чемпион-Хилл, Камберуэлл. Тело мистера Леонарда Барбера, проживавшего на респектабельной улице, было найдено в безлюдном месте, где пролежало, по всей видимости, не один час. Мистер Барбер, страховой служащий, скончался от жестокого удара по голове. На место происшествия незамедлительно вызвали полицейских и врача, но последний констатировал смерть, и тело отправили в камберуэллский морг. По слухам, вдова мистера Барбера при известии о смерти мужа впала в шоковое состояние, имевшее самые прискорбные последствия.

Фрэнсис сделалось дурно. Увидеть такое вот газетное сообщение, где происшествие однозначно называлось убийством и где упоминалась Лилиана; увидеть все это между другим кричащим заголовком, «ЧУДЕСНОЕ СПАСЕНИЕ МАЛЬЧИКА», и дешевыми рекламами зимних свитеров и слабительных средств!..

– «Страховой служащий», – ошеломленно проговорила она. – Откуда у них такие подробности? И «прискорбные последствия»! Откуда они узнали?

– Уж точно не от кого-то из нас, – твердо ответила миссис Вайни. – Муж сказал, вчера в лавку приходил какой-то парень, лез с разными расспросами. Но он дал любопытнику от ворот поворот – и я сделаю то же самое, коли его увижу! Но слухи все равно расползаются, вот в чем беда. Люди будут трепать языками, такова уж человеческая природа. Меня лишь одно порадовало: в заметке упомянуто, что улица респектабельная. Я как увидела это, так сразу сказала Мин: «Ну слава богу, хоть репутация мисс Рэй и ее матушки не пострадала!» Правда, Мин? Но я все-таки не стану показывать газету Лил, – добавила она, понизив голос. – Зачем ей лишний раз расстраиваться, верно? Вы ее уже видели сегодня, мисс Рэй? Как она, оправилась маленько? Потерять мужа – это ужасно. Помню, когда ее бедный отец умер, я прям ополоумела от горя. Выбежала на улицу в нижней юбке, и какому-то торговцу метелками пришлось плеснуть водой мне в лицо, чтобы привести в чувство!

Пока миссис Вайни засовывала газету обратно в сумку, Фрэнсис увидела там, внутри, свертки черной ткани и ворох черных шелковых цветов, мотков черных ниток и лент, пакетиков с красителем. Да, сказала миссис Вайни, заметив ее взгляд, они собираются сегодня пошить траурное платье для Лил. Вчера перешерстили весь ее гардероб, и, поверите ли, среди уймы разноцветных нарядов не нашли ни одного черного.

Услышав движение наверху, она вперевалку направилась к лестнице.

– Ты там, голубушка? Не волнуйся, милая, это всего лишь я и твои сестры! – Мисс Вайни начала с трудом подниматься по ступенькам.

И вот дом опять наполнился беспорядочным шумом: стуком шагов, скрипом половиц, возбужденными голосами. В Лилианиной гостиной открывались и закрывались выдвижные ящики. В маленькой кухоньке велись какие-то обсуждения. Фрэнсис услышала, как там набирают воду в котелки и кастрюли, потом ставят их греться на плиту. Вскоре крышки над закипающей водой задребезжали и по дому пополз кисловато-соленый запах черного красителя. Почуяв его, Фрэнсис невольно содрогнулась, ибо этот запах – наряду с некоторыми другими, вроде запаха военной формы и крепких французских сигарет, – стойко ассоциировался у нее с самыми страшными днями войны.

Но она не могла допустить, чтобы вся эта суета опять помешала ей увидеться с Лилианой. Они с матерью съели свой унылый, невоскресный обед, после чего мать вернулась в кресло у камина. Фрэнсис же поднялась наверх и робко постучала в дверь гостиной – она просто справится, не нужна ли какая-нибудь помощь.

Женщины уже уселись за шитье: с коленей у всех четырех стекали складки черного шелка. Шторы на окнах они раздвинули лишь наполовину – видимо, из уважения к Леонарду, предположила Фрэнсис. Но лампы ярко горели, угли пылали на колосниковой решетке, и пятна на ковре были совсем незаметны среди разбросанных вещей. Комната оставалась по-прежнему уютной, несмотря на все, что здесь произошло. Вера размещалась в одном углу дивана, под рукой у нее стояло блюдце с окурками. Рядом с ней, подобрав ноги, сидела Мин. А Лилиана устроилась в другом углу, ближе к камину. Она тоже шила, как и сестры, но сейчас опустила работу на колени, откинула голову на подушку и неотрывно смотрела на Фрэнсис, пока Нетта ходила за кухонным стулом.

В пятницу вечером, подумала Фрэнсис, она сама сидела на месте Мин, держа Лилиану за руку. Их совместное будущее казалось реальным, осязаемым, очень близким – буквально в шаге от них. Фрэнсис увидела, как усталые темные глаза Лилианы наполняются слезами, словно ей вспомнилось то же самое. Они обе чуть заметно покачали головой, с безнадежным сожалением пожали плечами. Ах, если бы только, если бы, если бы…

Девочка стояла у окна, пальцем рисуя узоры на запотевшем стекле.

– Там полицейский идет! – воскликнула она, поворачиваясь.

Фрэнсис взглянула на нее:

– К нашему дому?

– Нет, на Луну, – ответила она так, будто разговаривала со слабоумной.

Вера встала и отвесила дочке подзатыльник, а Фрэнсис быстро подошла к окну, протерла стекло и увидела на тротуаре двух мужчин, отодвигающих засов калитки. Сержанта Хита она узнала сразу. Второй мужчина был в штатском коричневом пальто и фетровой шляпе, поля которой закрывали лицо. Но когда визитеры шли через палисадник, он запрокинул голову – и тогда стали видны розовые губы, гладко выбритые щеки, круглые очки в стальной оправе. Это был инспектор Кемп. Он заметил ее в окне и приветственно поднял руку.

Открыв дверь, Фрэнсис ничего не сумела прочитать на лицах полицейских. И заговорили они обычным своим бесстрастно-вежливым тоном. Они извиняются за беспокойство. Они хотят поговорить с миссис Барбер, вот и все. Надо полагать, она дома?

Фрэнсис указала на лестницу, заглянула к матери, а потом провела полицейских наверх, в гостиную.

Женщины уже успели убрать лоскуты черной ткани. Лилиана передвинулась на край дивана и нервно приглаживала волосы.

– Надеюсь, вам уже лучше, миссис Барбер? – спросил инспектор, негромко обменявшись со всеми приветствиями. – Сегодня я не отниму у вас много времени. Буду вам признателен, если уделите мне несколько минут. Я пришел сообщить, как продвигается расследование.

Голос его звучал вполне дружелюбно. Но у Фрэнсис опять возникло впечатление, что дружелюбие лишь видимость – или даже хуже, расчетливое притворство, призванное усыпить бдительность Лилианы, чтобы она наверняка попалась в расставленную ловушку. Пока Вера ходила на кухню за еще одним стулом, инспектор внимательно оглядывал комнату, явно подмечая каждую мелочь. Пока Нетта качала на коленях проснувшегося и разоравшегося Сидди, он спокойно стоял на коврике у камина, с вежливым любопытством рассматривая предметы на каминной полке: слоников, Будду, тамбурин, фарфоровый фургончик…

Наконец Сидди угомонился, и все в комнате расселись. Фрэнсис осталась у двери, на одном из кухонных стульев; сержант Хит разместился на другом, между Неттой и миссис Вайни. Инспектор занял большое кресло у камина, напротив Лилианы. Он сидел на краю кресла, по-прежнему в пальто, свесив между коленями короткопалые руки с зажатой в них шляпой.

– Полагаю, вы уже видели утренние газеты, – обратился он к Лилиане. – Я намеревался поговорить с вами, прежде чем делать заявление для прессы, но они застигли нас врасплох вчера вечером. Так что приношу свои извинения. Боюсь, в газетах говорится чистая правда. У нас с самого начала возникли подозрения, как вам известно. Но теперь не осталось ни малейших сомнений: произошло убийство.

У Фрэнсис оборвалось сердце. Она вопреки всему до последнего надеялась, что в деле будет слишком много неопределенного, чтобы полицейские смогли прийти к однозначному выводу, с уверенностью произнести слово «убийство». Должно быть, Лилиана испытала такое же потрясение: она закрыла глаза и будто окаменела, не в силах ничего ответить. Мин, сидевшая с ней рядом, неловко похлопала ее по плечу. Нетта прижала Сидди к груди. Девочка, которая теперь сидела на пуфе, деловито скрепляя булавками лоскутки черного шелка, почувствовала разлившееся в воздухе напряжение и вскинула голову.

Только мужчины сохраняли полное спокойствие – спокойствие и бдительность, подумала Фрэнсис. Отчасти для того, чтобы отвлечь их внимание от Лилианы, застывшей в неестественной позе, она кашлянула и спросила:

– Почему вы так уверены?

Инспектор перевел взгляд на нее:

– Это подтвердил наш патологоанатом, мистер Палмер.

– Да, но на каком основании?

– Ну, есть кое-какие детали. Характер раны и тому подобное… Мне не хотелось бы расстраивать миссис Барбер излишними подробностями.

Но они с Лилианой должны все услышать, подумала Фрэнсис. Они должны знать, что известно полицейским. Лилиане, похоже, пришла такая же мысль.

– Рано или поздно я все равно узнаю, верно? Так почему бы не сейчас?

Инспектор выразительно посмотрел на девочку, и Вера ласково сказала:

– Вай, будь умницей, отнеси Сидди в соседнюю комнату, покажи ему чудесные флакончики тетеньки Лили.

Вайолет состроила гримаску:

– Не хочу.

– Давай-давай, иначе плохо будет! Вон, видишь, сержант уже хмурится.

Полуиспуганно-полунедоверчиво взглянув на сержанта Хита, Вайолет соскользнула с пуфа, взяла у Нетты ребенка и неуклюже потопала прочь из комнаты.

– Видите ли, дело в том, – начал инспектор, когда дверь за ней с грохотом захлопнулась, – что повреждения от ударов разного рода выглядят по-разному. Если человек падает сам и разбивает голову, рана имеет один характер, вполне определенный. Но если человека бьют по голове – скажем, молотком, – рана получается совсем другая. Мистера Палмера сразу насторожил внешний вид черепной травмы и направление стекания крови на одежду мистера Барбера. Но в ходе полного обследования он обнаружил механическое повреждение мозга, которое однозначно подтвердило изначальные подозрения.

Инспектор ни на миг не сводил с Лилианы острого взгляда. Она сидела с потупленными глазами, и сейчас грудь у нее стала часто вздыматься. «Она хочет посмотреть на меня», – подумала Фрэнсис, почувствовав ее страх и сама исполняясь страха. «Не надо! – мысленно взмолилась она. – Не смотри! Ты выдашь нас с головой, если посмотришь!»

Однако тут миссис Вайни подалась вперед, вызывающе скрипнув корсетом, и впилась в инспектора безресничным взглядом:

– Как все произошло – это один вопрос. Но можете ли вы сказать, кто это сделал?

Инспектор откинулся на спинку кресла:

– Пока не можем. Но мы уверены, что найдем убийцу. Вы видели, как наши люди ходили взад-вперед по улице, обыскивали все вокруг. Мы складываем воедино разрозненные детали, одну за другой. К сожалению, улик непосредственно с места преступления у нас мало. Кое-что подозрительное на пальто мистера Барбера да отпечаток пальца…

– Отпечаток пальца? – эхом повторила Фрэнсис.

– Да, среди кровавых пятен на рубашке мистера Барбера. Увы, он более или менее бесполезен для нас: слишком долго находился под дождем. Возможно, отпечаток принадлежит самому мистеру Барберу, а возможно, его оставил преступник во время борьбы. Видите ли, одежда мистера Барбера была сильно измята, и с него слетела шляпа, прежде чем он получил удар по голове, – а это наводит на предположение, что перед смертью он боролся с нападавшим.

Значит, Фрэнсис не зря беспокоилась насчет одежды. Но отпечаток пальца… это почти так же плохо, как обнаруженное повреждение мозга. Должно быть, она наследила, когда в темноте пыталась привести Леонарда в порядок. Фрэнсис с трудом подавила желание стиснуть руки в кулаки, спрятать куда-нибудь. Допустила ли она еще какие-нибудь оплошности? «Кое-что подозрительное» на пальто Леонарда – это что именно, черт возьми?

Фрэнсис снова почувствовала волны страха, исходящие от Лилианы, и на сей раз они, казалось, столкнулись и смешались с волнами страха, исходящими от нее самой. Она осмелилась кинуть взгляд на диван: Лилиана сидела с опущенной головой и приоткрытым ртом, прижимая ладонь ко лбу. Теперь инспектор Кемп рассказывал о допросах, которые он и сержант Хит провели накануне. Они поговорили с несколькими сотрудниками страховой компании «Перл», и те подтвердили, что в пятницу Леонард ушел с работы в обычное время. Также они обстоятельно побеседовали с мистером Уисмутом, «который, естественно, представлял для нас особенный интерес, поскольку мог помочь нам восстановить перемещения мистера Барбера перед смертью».

При упоминании имени Чарли Лилиана на мгновение закрыла глаза. Подготавливает себя к тому, что последует дальше, поняла Фрэнсис. Потирая лоб кончиками пальцев, Лилиана посмотрела на инспектора и спросила слабым, но решительным голосом:

– И что рассказал вам Чарли?

Инспектор порылся в кармане:

– О, мистер Уисмут оказался весьма нам полезен: теперь мы имеем общее представление о событиях пятничного вечера. Он расстался с вашим мужем… Минуточку. – Кемп достал блокнот, пролистал до нужной страницы, и Фрэнсис вся внутренне напряглась в ожидании разоблачения. – Да, он расстался с мистером Барбером в самом начале одиннадцатого. Они вместе выпивали в Сити, переходя из одного бара в другой. В каком именно закончили, он не помнит – жаль, конечно. Сейчас мы посылаем констеблей во все тамошние питейные заведения – искать свидетелей. Но мистер Уисмут ясно помнит, что распрощался с мистером Барбером на трамвайной остановке в Блэкфрайарз сразу после закрытия бара. Если предположить, что ваш муж благополучно сел на трамвай, и учесть время пути от Блэкфрайарз до Камберуэлла, получается, что он вернулся сюда примерно без четверти одиннадцать. То есть когда вы уже спали, миссис Барбер. Вы ведь вчера сказали, что заснули рано, так?

Лилиана все время сидела с потупленной головой, прикрывая лицо ладонью и глядя на инспектора сквозь раздвинутые пальцы. Сейчас она опустила руку:

– Да.

– Мисс Рэй и ее мать, – продолжал он, кивнув на Фрэнсис, – тоже уже легли к этому времени. Возможно, потому-то мистер Барбер и решил пойти кружным путем, через проулок? Чтобы не потревожить ничей сон? Или у вас есть какое-нибудь другое объяснение?

Не в силах издать ни звука, Лилиана покачала головой.

– И очень жаль, что он так сделал, – после короткой паузы сказал инспектор, – поскольку, по всей очевидности, в проулке-то его и убили. По заключению мистера Палмера, тело пролежало там более восьми часов. Возможно, мистер Барбер спугнул какого-то домушника, – это было одно из первых наших предположений. Но поскольку бумажник остался на месте, в настоящий момент ограбление мы исключаем. А разрабатываем версию, что неизвестное лицо или лица проследовали за вашим мужем в проулок или заманили туда и напали на него либо заведомо с целью убийства, либо в ходе возникшей ссоры. Удар был нанесен с умышленной жестокостью, как мы знаем, и нанесен сзади праворуким человеком среднего роста. Смерть, по всей видимости, наступила почти мгновенно: кровотечение прекратилось еще прежде, чем мистер Барбер упал на землю. Орудием убийства послужил какой-то тяжелый тупой предмет – вроде обрезка трубы или деревянного молотка. Мы искали его в палисадниках и сточных канавах, но пока безуспешно. Но оно найдется, не сомневайтесь, и приведет нас прямиком к злодею.

Все это инспектор говорил Лилиане, время от времени зорко и внушительно поглядывая на остальных присутствующих, и Лилиана неподвижно смотрела на него, словно загипнотизированная. Но как только он умолк, она переменила позу, покосилась на Фрэнсис, и они быстро обменялись тревожными, недоуменными взглядами. С какой стати, подумала Фрэнсис, Чарли Уисмуту говорить, что он оставался с Леонардом до начала одиннадцатого? В десять Леонард был уже мертв, уже лежал в проулке. В десять она кромсала ножницами отвратительную желтую подушку. Леонард ведь сказал Лилиане, что Чарли пришлось уйти рано, что они успели выпить только по паре пива. Но зачем Чарли лгать?

И опять первой нарушила молчание миссис Вайни:

– Бедный Ленни! Он такого не заслужил. Чтобы напали сзади, проломили голову! Да никто такого не заслуживает. И он же никогда не был забиякой! Я вот чего не понимаю. На черта он пошел в проулок с каким-то негодяем?

– Он не с ним пошел, а один, – сказала Вера, сдерживая раздражение. – Инспектор говорит, что кто-то последовал туда за Леном.

– Последовал?

– Пошел по пятам, тихонько.

Миссис Вайни задохнулась от негодования:

– Надо же, какое паскудство!

Инспектор Кемп повторил, что это одна из версий следствия, во всяком случае. И еще раз выразил уверенность, что орудие убийства – обрезок трубы или молоток – в ближайшее время найдется и тогда дело будет, считай, наполовину раскрыто.

– Любой закоренелый убийца или грабитель, – продолжал он, – умеет избавляться от орудия преступления. У него есть приятели, которым он может его передать, чтобы спрятали. Но мы ищем не закоренелого убийцу. А человека вполне приличного, с устойчивым распорядком жизни…

– С устойчивым распорядком? – вскричала миссис Вайни. – То есть у него обычай такой – убивать ни в чем не повинных людей под покровом ночи? Я полагала, вы разыскиваете какого-то демобилизованного солдата. Разве не солдат напал на Ленни в прошлый раз, летом?

– Ну, это нам известно только со слов мистера Барбера. А он вполне мог и ошибиться. Поскольку ни тогда, ни сейчас ограбления не было…

– Может, злоумышленник хотел ограбить Лена, но в последний момент струсил, – перебила Вера.

– Или просто услышал какой-то шум, – подхватила Нетта. – Или заметил кого-то поблизости.

– Да, не исключено, – ответил инспектор вежливым, терпеливым тоном, который, должно быть, приберегал для любителей острых сюжетов. – Но видите ли… – Он побарабанил пальцами по полям шляпы. – Не знаю даже. Есть в этом деле что-то такое. Когда работаешь в полиции столько лет, сколько проработали мы с сержантом Хитом, у тебя развивается чутье. И сейчас чутье подсказывает мне, что здесь действовал не хладнокровный убийца, а обычный человек, движимый злобой, или местью, или желанием убрать мистера Барбера со своего пути. А такой человек, совершив убийство, в первую очередь думает о том, чтобы поскорее избавиться от орудия преступления. А во вторую очередь – о том, чтобы поскорее вернуться домой. Это тоже играет нам на руку. Преступнику негде спрятаться. У него есть семья, соседи – люди, которые видят, как он уходит и приходит. Кто-то из них может поначалу прикрывать его. Возможно, у него есть жена, сожительница или любовница – какая-то женщина, считающая своим романтическим долгом держать в тайне все, что ей известно. Но долго она молчать не станет, если не лишена здравого смысла. Рано или поздно она даст показания – чем раньше, тем лучше, конечно, с точки зрения ее собственной безопасности.

Говоря все это, инспектор поглядывал на миссис Вайни, на сестер, на Фрэнсис, но было совершенно очевидно, что обращается он к Лилиане. Теперь он резко подался вперед и уставился на нее в упор:

– Боюсь, вчера вам не хватало ясности в мыслях, миссис Барбер. Иного никто и не ожидал, в таких-то обстоятельствах. Но у вас было время хорошенько подумать, и я должен повторить вопрос, который уже задавал прежде, – на случай, если вы вдруг вспомнили что-нибудь важное. У вас есть предположения, кто мог убить вашего мужа?

Лилиана, по-прежнему смотревшая на него как загипнотизированная, медленно покачала головой:

– Нет.

– Совсем никаких? – настаивал инспектор.

Она отвернулась:

– Нет! Для меня все это совершенно необъяснимо. Дурной сон какой-то!

Инспектор откинулся на спинку кресла с видом человека, неудовлетворенного ответом, но решившего сохранять терпение, просчитать следующие свои ходы, а пока оставить все как есть, – во всяком случае, так показалось Фрэнсис. Или у нее просто шалит воображение? Что он может знать? О чем может догадываться? Он говорил уверенно, даже самодовольно, но в своем изложении дела смешивал действительные факты с домыслами, изредка вплотную приближаясь к правде, а чаще уходя очень далеко от нее. Что же до рассуждений о преступнике, движимом злобой или местью…

Внезапно осознав, что означают эти слова Кемпа, Фрэнсис впервые за последние дни испытала облегчение, ощущавшееся как спад внутричерепного давления. У них с Лилианой не получилось выдать убийство Леонарда за несчастный случай – ладно. Но так ли это страшно? Инспектор может искать своего преступника целую вечность. Нельзя же поймать того, кого не существует…

Оторвавшись от своих мыслей, Фрэнсис обнаружила, что инспектор говорит о дознании. Оно откроется завтра утром, в коронерском суде, но будет не очень долгим, так как дело переквалифицировано в расследование убийства. Он попросит коронера, мистера Самсона, об отсрочке. Но все же они были бы весьма признательны, если бы миссис Барбер – «а также вы, мисс Рэй, и ваша матушка» – присутствовали в суде на случай, если мистер Самсон пожелает их допросить. Он с сожалением вынужден предупредить, что пресса наверняка проявит известный интерес к смерти мистера Барбера, но он очень надеется, что это не причинит им больших беспокойств. Если же газетчики станут слишком уж докучать, миссис Барбер непременно должна дать знать либо ему самому, либо сержанту Хиту, либо одному из констеблей.

– Теперь, когда вы чувствуете себя получше, – сказал он Лилиане, вставая с кресла, – я хотел бы еще разок пройтись с вами по вашим показаниям, а заодно прояснить кое-какие моменты, не вполне нам понятные. Хотелось бы также получить у вас разрешение осмотреть вещи вашего мужа: карманы одежды, к примеру, личные бумаги, шкатулки.

Он выжидательно умолк. Лилиана подняла на него глаза:

– Что, прямо сейчас?

– Да, мы были бы очень вам признательны. Может, нам лучше перейти в другую комнату, чтобы не мешать вашим близким? Ах да, и еще одна просьба, – добавил инспектор, когда Лилиана неуверенно поднялась на ноги. – Боюсь, довольно деликатного свойства. Кажется, я уже упоминал про пальто мистера Барбера? Его обследовали в лаборатории Скотленд-Ярда, и на нем было найдено несколько волос, не принадлежащих мистеру Барберу. Скорее всего, они пристали к пальто обычным путем, но поскольку ваш муж перед самой смертью явно с кем-то боролся, есть вероятность, что один-два из них принадлежат убийце. В интересах следствия хорошо бы установить, какие волосы попали на пальто здесь, в доме. Могу я попросить вас предоставить мне образец ваших волос, миссис Барбер? Пяти-шести штук с расчески или щетки будет достаточно. – Затем он неожиданно перевел взгляд на Фрэнсис. – Могу я попросить вас о том же, мисс Рэй? Все обнаруженные нами волосы либо черные, либо каштановые, так что беспокоить вашу матушку нам нет необходимости.

Фрэнсис не смогла ответить сразу. Вопрос инспектора вызвал волну острых телесных воспоминаний: давление Леонардовых пальцев у нее в подмышках, тяжесть Леонардова трупа, который они с Лилианой тащили через ковер – вот этот самый ковер, с замытыми пятнами крови, все еще различимыми. Она покраснела и почувствовала, как горит щека, о которую терлась щетинистая щека Леонарда.

– Да, конечно, – наконец выдавила она и, опустив голову, вышла из комнаты.

Но в своей спальне Фрэнсис с минуту неподвижно стояла у комода, сжимая щетку в дрожащей руке. Она не хочет этого делать. Они не вправе ничего от нее требовать, верно? Ей пришлось совершить над собой немалое усилие, чтобы вытянуть несколько волосин из спутанного комка, застрявшего в щетине. Когда она отдала волосы сержанту Хиту, поджидавшему на лестничной площадке, у него уже был приготовлен для них конверт, на котором значилось ее имя. При виде надписанного конверта Фрэнсис снова бросило в дрожь.

Едва она вошла обратно в гостиную, все женщины устремили на нее возбужденные взгляды.

– Скотленд-Ярд! – воскликнула миссис Вайни. – Возможно ли поверить в такое, мисс Рэй? Не поразительно ли, как ловко они все складывают одно к другому? Но чтобы рыться в вещах Ленни! Убийство не убийство, а я лично не хотела бы, чтобы кто-нибудь перетряхивал вещи моего мужа, – а ты, Нетта? – Она наклонила голову к плечу и прислушалась. Лилиана отвела инспектора с сержантом в свою спальню, и сейчас оттуда доносились приглушенные голоса. – Впрочем, если так нужно для следствия, ничего не попишешь. Ах, мне прям дурно сделалось от разговоров про мозги бедного Ленни!

Маленькая Вайолет уже вернулась в гостиную, окутанная облаком одеколонного аромата. Плюхнув брыкающегося Сидди на колени его матери, она спросила:

– А что они говорили про мозги дяди Ленни?

Миссис Вайни придала своему лицу скорбное выражение:

– Что у него на мозгах здоровенный синяк.

– Откуда они знают?

– Врачи увидели.

– А как они смогли увидеть?

– Ну…

Вера потянулась за сигаретами:

– Распилили ему череп – а как еще?

Мин взвизгнула. Нетта запротестовала. Девочка округлила глаза от ужаса, смешанного с восторгом:

– Правда, мама? Правда, бабуля? Распилили?

– Нет, конечно! Ничего они не пилили!

– А как же тогда синяк увидели?

– Э-э… Ну, у доктора есть специальный фонарик, полагаю, и он посветил им в ухо дяде Ленни.

Девочка тотчас же бросилась к сумке своей матери, достала оттуда губной карандаш и, назвав оный докторским фонариком, принялась переходить с ним от одной женщины к другой. Нужно вставить фонарик в самое ухо, чтобы увидеть мозги, поясняла Вайолет. Фрэнсис покорно наклонила голову и убрала волосы назад – но при этом она ни на миг не сводила глаз с Веры, которая, предложив всем еще по сигарете, встала с дивана и выбросила окурки из блюдца в камин, на горящие угли, а потом, вместо того чтобы вернуться на свое место, поставила блюдце на каминную полку и принялась озираться по сторонам, словно ища что-то. С колотящимся сердцем Фрэнсис наблюдала, как она возвращается к креслу и заглядывает за него, как медленно идет через комнату, всматриваясь в тень под столом. Теперь ей осталось проверить лишь еще одно место. Вера подошла к дивану, заглянула за спинку и… господи, ну вот! Она засунула мускулистую руку с браслетом в щель между диваном и стеной, извлекла оттуда напольную пепельницу и, удовлетворенно хмыкнув, поставила прямо посреди ковра.

Фрэнсис вперилась в пепельницу широко раскрытыми глазами, на несколько долгих секунд утратившими способность моргать. На круглом мраморном основании, которое она обжигала в углях, темнела подпалина, а всего в дюйме от него она увидела на ковре одно из замытых пятен крови. Фрэнсис снова ощутила болезненную хватку Леонардовых пальцев под мышками, жар щетинистой щеки на своем лице. Ярость, злоба, ужас – все это по-прежнему оставалось здесь, в этой уютной комнате. Неужели никто больше не чувствует?

Однако Нетта, Мин и миссис Вайни возились с ребенком, Вера щелкала дамской зажигалкой, и никто не обращал на пепельницу ни малейшего внимания – кроме Вайолет, которая запрыгала вокруг нее, манерно держа губной карандаш между пальцами. Теперь у нее не докторский фонарик, сообщила она, теперь у нее сигарета; ой, нет, не сигарета, а сигара. И следующие две-три минуты девочка старательно изображала, будто курит: посасывала кончик карандаша и стряхивала воображаемый пепел в псевдобронзовую чашу.

Лилиана, вышедшая из спальни вместе с полицейскими, при виде пепельницы застыла в дверях, и последняя краска схлынула с ее лица. Выглядела она столь ужасно, что миссис Вайни испуганно ахнула, а инспектор Кемп поспешил извиниться, что задержал миссис Барбер так долго.

– Зато теперь, – он, вскинув брови, посмотрел на сержанта Хита, – у нас есть все, что нам требуется в настоящее время, верно?

Сержант кивнул, запихивая в карман пачку каких-то бумаг: письма, документы, возможно, железнодорожные билеты… Фрэнсис находилась слишком далеко от него, чтобы рассмотреть толком. Инспектор направился за своей шляпой. Проходя мимо Вайолет, стоящей возле напольной пепельницы, он добродушно потрепал ее по голове:

– Тоже решила покурить, да? Что за сигареты? «Плейерс»?

– «Де Решке», – ответила девочка с обычным своим высокомерным видом.

– О, вот как!

Посмеиваясь, мужчины вышли на лестничную площадку. Когда Фрэнсис встала, чтобы их проводить, оба махнули рукой: мол, сидите-сидите. Право, не стоит утруждаться, сказали они. Они и так уже доставили ей много беспокойства…

Когда шаги полицейских стихли внизу, Фрэнсис взглянула на Лилиану:

– Ты в порядке?

Лилиана кивнула:

– Да. Да, в порядке. Они просто задавали те же самые вопросы, по второму кругу. Но… но мне срочно нужно в туалет. Я уже давно терплю. Где мои туфли?

Миссис Вайни подобрала туфли с пола и протянула ей:

– Только не ходи одна! Когда повсюду вокруг шастают убийцы! Возьми с собой кого-нибудь. Вера…

– Да ничего со мной не случится, – раздраженно отмахнулась Лилиана. – Оставь меня в покое, пожалуйста.

– Оставить в покое?!

Фрэнсис шагнула вперед:

– Я схожу с ней, миссис Вайни.

– Правда, мисс Рэй? Ах, вы так добры!

– Да, – сказала Лилиана, – пускай меня Фрэнсис проводит. Она единственная, кто не кудахчет надо мной. Я устала от вашей опеки!

Сидди расплакался, напуганный ее резким тоном. Лилиана прижала ладонь ко лбу, потом оперлась на руку Фрэнсис. Они вышли, оставив сестер успокаивать младенца, и в молчании спустились по лестнице.

Когда они вошли в кухню и закрыли за собой дверь, Лилиана бессильно упала на стул и уронила голову на руки, сложенные на столе.

Встревоженная, Фрэнсис села рядом:

– В чем дело? Что с тобой?

Лилиана помотала головой, не поднимая ее, и приглушенно проговорила:

– Ничего.

– О чем с тобой говорил инспектор?

– Задавал разные вопросы. Все про нас с Леном. Куда ходим, как проводим время, кто наши друзья – и прочее в таком духе. Но что-то неладно, Фрэнсис. Он снова и снова спрашивал про Чарли. Ты слышала, чтó Чарли сказал ему насчет вечера пятницы?

Фрэнсис кивнула.

– Зачем бы Чарли говорить неправду?

Лилиана снова спрятала лицо.

– Понятия не имею.

– Такая ложь… ну, совершенно необъяснима. Если только Чарли не хочет скрыть что-то. Утаить от Бетти? Уж не встречался ли он с другой женщиной? Да, должно быть. Ты как думаешь? – Не дождавшись ответа, Фрэнсис продолжила: – Господи, теперь все совсем запуталось. А что забрал с собой сержант?

– Не знаю. Какие-то бумаги Лена. Ах, это было ужасно… так вот копаться в его вещах. А то, что они сказали про… его мозг… Услышать такое чуть ли не страшнее, чем увидеть, правда? – Лилиана оглянулась на дверь, и оттого, что она вывернула шею, голос ее зазвучал еще напряженнее и настойчивее: – И что там они говорили про рану? Что она нанесена с умышленной жестокостью? Откуда они взяли? Они же не знают. Их там не было! Они все придумывают!

Фрэнсис схватила ее за руку:

– Так именно это нам и нужно! Пускай себе придумывают что угодно, лишь бы нас не заподозрили. И показания Чарли не имеют значения. Нет, нам даже выгодно, что он лжет. Если они думают, что Леонард умер в одиннадцать – ну так в одиннадцать моя мать уже была дома. Она знает, что ты и я мирно спали в своих постелях.

– Но они взяли у нас волосы.

– Волосы ничего не доказывают.

– И они наверняка заметили пепельницу! О, Фрэнсис!

Фрэнсис сжала ее пальцы:

– Но ищут-то они не пепельницу. А обрезок трубы или молоток. И ищут мужчину. Неужели тебе не понятно, что это значит? У нас с тобой все получилось. Весь этот кошмар был не зря. Мы достигли своей цели.

Лилиана уныло уставилась на Фрэнсис, потом до нее дошло, о чем она говорит.

– Ты так считаешь? Правда?

– Да, я так считаю. Нам по-прежнему надо соблюдать осторожность, но… да, я так считаю. Пока, во всяком случае.

Лицо Лилианы заметно расслабилось, но заговорила она бесконечно усталым голосом:

– Знаешь, мне лично уже почти все равно. Сейчас я только о тебе думаю, не о себе. О нас с тобой, точнее. О наших планах на будущее. Но…

– Ничего не изменилось, все осталось по-прежнему.

– Всю прошлую ночь мне снилось про Лена. Я шла и шла в темноте, выставив вперед руку, и постоянно натыкалась на Веру, но каждый раз думала, что это он, и… – Лилиана осеклась и содрогнулась.

После долгого молчания она тяжело встала:

– Нам лучше не задерживаться, иначе они подумают, что я грохнулась в обморок или что-нибудь вроде. И мне действительно нужно в туалет. У меня все еще кровит, и живот тянет. Ты… ты выйдешь со мной?

Последние слова Лилиана произнесла смущенно. На самом пороге она немного помедлила в нерешительности. Видимо, невольно вспомнила, как дважды спускалась по этим ступенькам в прошлую пятницу: сначала когда ковыляла в туалет, корчась от боли; а через несколько часов… кромешная тьма, лихорадочная спешка, до предела взвинченные нервы, дикий страх…

Она торопливо прошла через двор и равно торопливо вернулась с холода в кухню, подгоняемая Фрэнсис. Там они крепко обнялись, и Фрэнсис почувствовала, что Лилиана дрожит, как туго натянутая струна.

Но она почти сразу отстранилась:

– Я пойду одна. Не надо, чтобы нас все время видели вместе.

Фрэнсис стиснула ее руки в каком-то истерическом воодушевлении:

– Не хочу отпускать тебя!

– Я тоже не хочу расставаться. Но быть с тобой при них еще тяжелее, чем не видеть тебя вовсе. Разве ты не чувствуешь?

– Нет. Я не могу без тебя.

– Я вся на нервах. Они по-прежнему пристают, чтобы я поехала с ними в лавку. Наверное, мне следует поехать, Фрэнсис.

– Что? Нет, не надо!

– Они не понимают, почему я хочу остаться здесь. Не могу же я сказать, что из-за тебя… Ах, если бы мы могли быть вместе, только ты да я! У меня такое чувство, что мы никогда уже больше не останемся наедине. Завтра дознание, потом похороны – а что и как будет дальше?

– Не думай пока об этом. Я люблю тебя. Я тебя люблю! Думай об этом.

Лилиана порывисто прильнула к ней:

– Я тебя тоже!

Но лицо ее опять казалось изможденным, осунувшимся, и она прижималась к Фрэнсис без вчерашнего исступления, даже дрожать уже перестала. Она снова высвободилась из объятий, поправила одежду, пригладила волосы. Позволила Фрэнсис проводить себя до подножья лестницы и потащилась вверх по ступенькам одна.

Сегодня на ночь с ней осталась мать, а сестры с детьми отправились домой. Миссис Вайни, в отличие от Веры, на глаза не показывалась, но производила гораздо больше шума: грузно ходила взад-вперед, подметая пол и прибираясь в гостиной, время от времени принималась громко напевать какую-то сентиментальную песенку вибрирующим на эстрадный манер голосом. Поднявшись наверх в половине десятого, Фрэнсис застала миссис Вайни в кухоньке – уже переодетой ко сну, с распущенными по плечам волосами, красно-рыжими от хны, но совсем седыми в проборе; ее голые ноги, торчавшие из-под ночной рубашки, походили на два белесых толстых пенька. Однако она обрадовалась возможности поговорить с Фрэнсис, пока нагревала воду для Лилианиной грелки, и поведала кучу историй про другие семейные катастрофы. Тяжелые роды, внезапные смерти, разные увечья, страшные ожоги. Одной мидлендской кузине содрало скальп ткацким станком… Но вот убийства никогда прежде не было, со вздохом закончила миссис Вайни, вкручивая резиновую пробку в горлышко грелки. Нет, убийства у них в семье ни разу еще не было; до сих пор – ни разу.

Фрэнсис пожелала ей доброй ночи почти с сожалением. Сама она по-прежнему находилась в неестественно возбужденном состоянии. Лежа в постели с открытыми глазами, она снова и снова прокручивала в голове все подробности сегодняшнего визита инспектора, и ум у нее работал, как двигатель на повышенных оборотах.

Даже к утру нервное возбуждение не прошло. Фрэнсис встала в половине седьмого, а к семи умылась и оделась, внутренне готовая ко всем неприятностям, которые может преподнести день. С разносчиками из хлебной и мясной лавок, таращившимися на нее во все глаза, она разговаривала отрывисто и холодно. Когда доставили «Таймс», она тут же лихорадочно перелистала страницы, нет ли там упоминаний о деле, и нашла лишь очень-очень короткую заметку, где фамилию Леонарда переврали: «Бамбер» вместо «Барбера». В газете было полно сообщений о событиях в Турции и Греции. В частности, большой репортаж о резне в Смирне. Такого рода дурные новости Фрэнсис обычно не читала: зачем лишний раз расстраиваться? Но сейчас ухватилась за них как за что-то реальное, поистине важное – ничего похожего на сплав трагической случайности и полицейской версии, который превратился в эту фантомную историю, это воображаемое убийство в проулке на Чемпион-Хилл.

В девять вернулась Вера, чтобы помочь Лилиане собраться и подготовиться к дознанию. Часом позже они впятером вышли из дома, и настроение у всех них заметно упало. День выдался ветреный и холодный. Путь предстоял тот же самый, каким Фрэнсис с Лилианой недавно следовали на опознание, только сейчас они шли пешком – и, должно быть, представляли собой странную группу, когда с черепашьей скоростью двигались по тротуару, подстраиваясь под неуклюжий шаг миссис Вайни. Покупатели оборачивались и с любопытством смотрели на них; на убогих жилых улочках за парком Камберуэлл-Грин на них тоже все пялились. А у здания коронерского суда они обнаружили толпу зевак, которые прослышали о деле и, влекомые обывательским интересом к загадочному убийству, приперлись просто поглазеть. Изрядно подавленные, родственники и Фрэнсис протолкались к входу, но и в самом здании, в вестибюле, тотчас же возникло столпотворение: газетчики бросились к ним со всех сторон, выкрикивая вопросы и все как один выкликая имя Лилианы. Заметив инспектора Кемпа, Фрэнсис испытала самое настоящее облегчение: удивительно, но здесь и сейчас он показался союзником. Инспектор провел их по коридору в полное народу помещение с обшитыми панелью стенами. Фрэнсис разглядела знакомые лица: констебль Харди, отец Леонарда, Чарли Уисмут, Бетти. Первые минуты две здесь тоже царила суета – пока все рассаживались. Наконец судебный секретарь провел Лилиану к отдельному месту рядом с креслом коронера, а Фрэнсис с матерью остались рядом с миссис Вайни и Верой, по соседству с мужчиной, который представился как начальник Леонарда в «Перле».

Все происходящее, подумалось Фрэнсис, напоминает какое-то кошмарное бракосочетание, где Лилиана – несчастная невеста, Леонард – сбежавший жених, а гости либо хотят поскорее убраться отсюда подальше, либо попросту не знают, что делать. Даже коронер, мистер Самсон, со своим срезанным подбородком и влажными губами, походил на викария. Он долго устраивался в кресле, потом в зал пригласили присяжных. Инспектор Кемп встал и изложил обстоятельства дела. Полицейский врач коротко сообщил о подозрительном характере раны. Но единственным другим свидетелем, вызванным для показаний, стала Лилиана. Фрэнсис со своего места мучительно было видеть, как она поднялась на ноги, мертвенно-бледная и такая маленькая на фоне помпезных стеновых панелей. Ее попросили назвать свое имя, сказать, кем ей приходился покойный, и подтвердить, что она опознала тело. Лилиана говорила еле слышно, опираясь рукой в перчатке о стол сбоку. Темную бархатную шляпку она позаимствовала у Веры. Из-под расстегнутого ворота пальто виднелось вязаное кружево цвета сажи – это Лилианино фиолетовое платье, покрашенное в черный, сообразила Фрэнсис.

Коронер объявил, что дознание по делу откладывается до завершения полицейского следствия и все могут быть свободны. И опять происходящее до странного напомнило свадьбу, когда официальная церемония завершилась и что делать дальше – не очень понятно. Но немного спустя все столпились в узком коридоре. Мужчина из «Перла» приблизился к Лилиане, чтобы сказать, сколь глубоко потрясены сотрудники у них в офисе. Отец Леонарда подошел обменяться парой слов с Фрэнсис и ее матерью. «Подумать только, чтобы благопорядочные люди вроде нас оказались вовлечены в такую историю!» – тяжело вздохнул он, промокая лоб платком.

Ну и конечно же, Чарли тоже подошел. Он неловко обнял Лилиану.

– Ты как вообще? – услышала Фрэнсис.

Лилиана потрясла головой:

– Сама не знаю, Чарли. Все будто во сне. Когда увидела тебя там – не могла поверить, что Лен не войдет сейчас и не сядет рядом с тобой.

– Я почувствовал ровно то же самое, когда увидел тебя. Все это просто… уму непостижимо!

Бетти взяла Чарли под руку:

– Представляешь, полицейские к нему прицепились. И в субботу допрашивали, и вчера.

Он покраснел:

– Жаль только, мне нечего им сказать. Они говорят, что, возможно, преступник следовал за Леном до дома от самого Блэкфрайарз. Что он следил за ним весь вечер. Если это действительно так… ну, я никого подозрительного не заметил. О чем страшно сожалею, видит бог! Когда я вспоминаю, как мы с Леном попрощались… как пожали друг другу руки на трамвайной остановке и сказали: «Ну, бывай, до скорого»…

Голос у него стал хриплым от волнения. Но Фрэнсис, знавшая, что он лжет, хотя по-прежнему не понимавшая почему, уловила фальшь в его поведении, заметила, как напряжены его лицевые мышцы. Внезапно она с ясностью осознала, что сейчас ложь Чарли необходима для них с Лилианой – необходима не меньше, чем собственная их ложь. Такая же мысль, вероятно, пришла в голову и Лилиане: она потупилась, и выражение лица у нее стало натянутым, как у Чарли.

Тут кто-то достал газеты, «Дейли экспресс» и «Дейли миррор». Толкотня в коридоре усилилась, когда люди столпились, чтобы заглянуть в них. Фрэнсис похолодела, увидев, что обе эти газеты, в отличие от «Таймс», поместили на первой полосе крупный заголовок «УБИЙСТВО НА ЧЕМПИОН-ХИЛЛ»; и если «Экспресс» обошлась лишь нечетким эскизным изображением «глухого проулка, где обнаружили тело», то «Миррор» сопроводила материал двумя фотографиями хорошего качества. На одной были запечатлены полицейские, пробирающиеся по сточной канаве: «Поиски орудия убийства». А другая, поразительное дело, оказалась снимком самого Леонарда, молодого Леонарда в форме – студийным портретом, сделанным во время войны.

При виде него Лилиана вскрикнула, и Фрэнсис с Верой придвинулись к ней вплотную, чтобы прочитать газету через ее плечо. В репортаже приводились цитаты из показаний человека, нашедшего тело, и из заявления инспектора Кемпа для прессы. Там упоминалось имя Лилианы: говорилось, что она по-прежнему в шоковом состоянии. Похоже, больше всего Лилиану расстроила фотография Леонарда. Она не понимает: откуда у газетчиков фотография?

У отца Леонарда виновато забегали глаза. Ну, вчера к ним на Чевени-авеню наведывался репортер из «Миррор».

– Мы подумали, в этом нет ничего плохого, Лилиана.

– Так это вы им дали?

– Нет, дядя Лена. Нам самим расставаться ни с какими фотографиями не хотелось. Но Тед сбегал домой за своим семейным альбомом, и мы выбрали лучшую. Репортер сказал, возможно, это поможет следствию. Возможно, у кого-то совесть проснется, если показать, каким славным парнем был Лен.

Лилиана ничего ответила. Она еще несколько секунд неподвижно смотрела в газету, а потом резко ее отшвырнула, словно не в силах видеть.

Толпа снаружи, казалось, увеличилась, и в ней сновал мужчина с фотокамерой. Попрощаться с Леонардовым отцом, Чарли и Бетти не представилось возможности: Фрэнсис с матерью потеряли их из виду, едва лишь спустились по ступенькам. Ветреная погода только ухудшала дело. Шляпы приходилось придерживать, полы плащей развевались. К Фрэнсис подскочили два репортера, успевшие узнать – откуда, спрашивается? – что она имеет отношение к делу. Не могли бы мисс и миссис Рэй рассказать, как они восприняли известие об убийстве мистера Барбера? Не могли бы они уделить пару минут для читателей «Ньюс оф зе уорлд»?

– Нет, – отрезала Фрэнсис, поворачиваясь к ним спиной.

Мать сжала ее руку крепче:

– Это ужасно, Фрэнсис. Пойдем домой, а? Пойдем скорее.

– Да, конечно. Сейчас. Я Лилиану высматриваю. Она ведь шла за нами, когда мы выходили?

– Не знаю. Да не все ли равно? Мы для нее уже достаточно сделали, я считаю.

– Мы не можем уйти без нее.

– Теперь о ней родные могут позаботиться.

А вот и Лилиана – только что вышла из здания, вместе с матерью и сестрой, и нервно опустила голову при виде мужчины с фотокамерой. Оказавшись в толпе, она вскинула взгляд и принялась озираться по сторонам.

– Где Фрэнсис? – спросила она Веру.

Фрэнсис не столько услышала слова, сколько прочитала по губам. Она подняла руку, и Лилиана, еще немного пошарив глазами вокруг, встретилась с ней взглядом. Они стали пробираться сквозь толчею навстречу друг другу.

– Кто все эти люди? – задыхаясь, спросила Лилиана. – Чего им нужно?

Фрэнсис схватила ее за руку:

– Давай за мной. Живее.

Но Лилиана отступила на шаг назад:

– Подожди, Фрэнсис.

К ним пробились ее мать и сестра. Миссис Вайни, кирпично-красная от негодования, свирепо оглядела обращенные к ним лица.

– Стая стервятников – вот они кто! Никакого понятия о приличиях! Ни стыда ни совести! Вы с матушкой ступайте, мисс Рэй, уносите от них ноги, пока целы. А мы вернемся в лавку. Лилиана с нами. Нам наконец удалось ее уломать.

Фрэнсис посмотрела на Лилиану:

– Ты… значит, ты с ними?

– Так будет лучше, – сказала Лилиана несчастным голосом. – Вера и мама не могут каждый день торчать в вашем доме. Это нечестно по отношению к ним. Да и по отношению к твоей матушке тоже. Я поживу у них несколько дней. И вернусь сразу после похорон. – Она увидела выражение лица Фрэнсис. – Это недолго, Фрэнсис.

– У тебя там ни одежды своей, ничего.

– Вера зайдет за моими вещами завтра. А пока я у нее что-нибудь позаимствую.

– Я сама могу принести их тебе. Наверное, нам надо все обсудить?…

– Не знаю… Но Вера зайдет за вещами. Мне ведь совсем мало потребуется.

Им нужно было сказать друг другу очень-очень многое, но они не могли ничего сказать здесь и сейчас, когда вокруг толпилось столько народа – когда рядом стояли миссис Вайни с Верой и мать Фрэнсис напряженно наблюдала с тротуара, запруженного зеваками. Даже инспектор Кемп, вышедший из здания, пристально смотрел на них. Поэтому Фрэнсис просто кивнула, и все. На прощанье они с Лилианой похлопали друг друга по плечу – похлопали так неуклюже, подумалось Фрэнсис, словно у них не руки, а звериные лапы, или словно они в боксерских перчатках.

И затем они расстались. Лилиана повернулась прочь и взяла под руку свою сестру. Фрэнсис подошла к матери, и они вдвоем направились обратно в Камберуэлл.