12. Утрата территорий
Багдад, Синай и Иерусалим
С началом арабского восстания в Хиджазе военные стратеги по обе стороны линии фронта сосредоточили свое внимание на сирийских землях. Державы Антанты намеревались втянуть в восстание всю Сирию (в то время Сирией называлась обширная территория, охватывавшая современные государства Сирию, Ливан, Израиль, Палестину и Иорданию), чтобы придать импульс хашимитскому освободительному движению и заставить османов воевать на территории противника. В свою очередь, Османская империя и ее союзники были уверены в прочности своего положения в Сирии. Кроме первого похода на Суэцкий канал в феврале 1915 года, Четвертая турецкая армия еще не участвовала в сражениях и не понесла потерь. Османы считали, что их сил в Сирии вполне достаточно для того, чтобы подавить хашимитское восстание в Хиджазе и поставить под угрозу сообщение по Суэцкому каналу, который оставался уязвимым для нападения османской армии со стороны Синайского полуострова.
Несмотря на то, что первый поход Джемаль-паши на Суэцкий канал закончился неудачей, османская армия сохранила контроль почти над всем Синайским полуостровом. Синай был частью оккупированного британцами Египта, но военное командование не хотело отвлекать войска на то, чтобы занять эту почти не заселенную пустынную местность и защитить ее от будущих атак османов. Главными приоритетами британцев было поддержание стабильности в долине Нила и обеспечение беспрепятственной перевозки людей и военных грузов по Суэцкому каналу. Западный берег канала стал передней линией британской обороны в Египте, а остальная часть Синайского полуострова была оставлена во временное распоряжение османов.
К началу 1916 года турки превратили Синай в плацдарм для регулярных нападений на британскую линию обороны вдоль Суэцкого канала. Тесно сотрудничая с немецкими советниками, Джемаль-паша усилил свои позиции на полуострове. Он продлил железную дорогу на юг от Беэр-Шевы — небольшого торгового городка, расположенного к юго-востоку от Газы, до египетской границы в Аль-Аудже и дальше в глубь Синайского полуострова. Новая железнодорожная линия позволяла быстро перебрасывать людей и военные грузы в самый центр полуострова. Здесь Джемаль создал сеть баз с колодцами для обеспечения водой людей и животных. Османские базы были связаны хорошими дорогами, и территорию полуострова патрулировал корпус под командованием немецкого офицера.
Джемаль уже не мечтал полностью изгнать британцев из Египта. Вместо этого он поставил более реалистичную цель — занять позиции примерно в 8 км от Суэцкого канала, откуда его сможет обстреливать артиллерия. Таким образом, турки смогут обстреливать идущие по каналу суда и перекрыть эту жизненно важную водную артерию, не заставляя своих солдат атаковать хорошо укрепленную британскую линию обороны. Когда Энвер-паша прибыл с инспекцией в Палестину в феврале 1916 года, он одобрил стратегию Джемаля и пообещал прислать подкрепление.
Военный министр сдержал свое слово. По возвращении в столицу он отправил в Палестину закаленную в Галлиполийских сражениях Третью пехотную дивизию, а также снабдил Джемаля военной техникой, предоставленной Центральными державами. В апреле 1916 года немцы перебросили в Беэр-Шеву, где располагался штаб османской армии, звено самолетов. Новейшие самолеты — мощные «Румплеры» и монопланы «Фоккер», ставшие бичом для британцев и французов на Западном фронте, — обеспечили туркам превосходство в воздухе над Синаем. Позже в том же месяце австрийцы отправили на Синай две батареи полевой артиллерии. Их 15-сантиметровые гаубицы обеспечили османскую армию достаточной огневой мощью, чтобы бросить вызов британцам. Вооруженный новейшими военными технологиями, Джемаль принялся активно разрабатывать план второго похода на Суэцкий канал.
Между тем обеспокоенность британцев османской угрозой в зоне канала росла. В феврале 1916 года командующий Египетскими экспедиционными силами генерал-лейтенант сэр Арчибальд Мюррей предложил стратегию «активной обороны», основанную на возвращении контроля над стратегическими оазисами и перекрестками путей в северной части Синайского полуострова. Согласно плану Мюррея, британцы должны были захватить оазис Катийя, находящийся примерно в 50 км к востоку от канала. Катийя с его источником воды был важнейшим стратегическим пунктом в безводной Синайской пустыне. После захвата оазиса Мюррей предлагал британским войскам продвинуться дальше вдоль побережья Средиземного моря до порта Эль-Ариш и закрепиться вдоль линии, проходящей от Эль-Ариша до поселения Эль-Куссайма, расположенного к югу от Беэр-Шевы. Мюррей утверждал, что для сдерживания османов на отрезке протяженностью 80 км между Эль-Аришем и Эль-Куссаймой потребуется гораздо меньше людей и ресурсов, чем для защиты 160 км Суэцкого канала.
Начальник Имперского генерального штаба генерал сэр Уильям Робертсон счел план Мюррея с вытеснением турок из Синайских оазисов вполне разумным. Однако на фоне тяжелых потерь на Западном фронте и продолжающейся осады Эль-Кута у него попросту не было ресурсов, чтобы начинать на Синае и в Палестине более масштабную кампанию, чем та, которую британские войска в Египте могли осуществить своими силами. Таким образом, 27 февраля 1916 года Робертсон санкционировал оккупацию Катийя и окрестных оазисов, отложив на потом принятие решения о продвижении в направлении Эль-Ариша.
В марте 1916 года британцы начали тянуть свою железнодорожную линию на восток от города Эль-Кантара, расположенного на берегу канала, к оазису Катийя. Вместе с железной дорогой предусматривалась прокладка трубопровода для обеспечения армии надежными поставками пресной воды. Для каторжной работы по прокладке железнодорожного полотна и трубопровода под безжалостно палящим солнцем пустыни по краткосрочным контрактам было нанято 13 000 человек из египетских рабочих отрядов. Следуя караванному маршруту, железнодорожная линия удлинялась на 6,5 км в неделю и к концу апреля достигла внешней границы оазиса Катийя.
Османы быстро предприняли ответные действия. Немецкий командующий Турецким пустынным корпусом полковник Фридрих Фрайхер Кресс фон Крессенштейн повел 3500 солдат в рейд на британские войска, защищавшие железнодорожную станцию в Катийе. В предрассветном тумане 23 апреля османы стремительно обрушились на позиции британцев вокруг оазиса, застав их врасплох. После нескольких часов ожесточенного сражения британский кавалерийский полк почти полностью сдался врагу. Согласно официальному британскому отчету, всего одному офицеру и 80 солдатам удалось избежать плена (обычно кавалерийский полк насчитывал 25 офицеров и 525 солдат). Фон Крессенштейн со своими войсками безнаказанно удалился из Катийи. Хотя это нападение ненадолго затормозило прокладку железной дороги, разгром британцев, как написал Джемаль-паша, «чрезвычайно повысил уверенность наших войск в собственных силах».
После нападения османов на Катийю британцы перебросили на север Синая кавалерийскую дивизию АНЗАКа. Она включала новозеландскую кавалерийскую бригаду и подразделения австралийской легкой кавалерии и состояла как из новобранцев, так и из закаленных в боях ветеранов Галлиполийской кампании. Конные войска играли важную роль в пустыне, непроходимой для автомобильного транспорта. Более того, британцы дополнили свою конницу подразделениями верблюжьей кавалерии, которая лучше всего подходила для передвижения по пескам. Таким образом, военная кампания на Синае представляла собой уникальную комбинацию передовых военных технологий ХХ века, включая авиацию, конной кавалерии XIX века и традиционной для бедуинов верблюжьей кавалерии.
Прокладка железной дороги и трубопровода продолжалась все лето 1916 года. Рабочие, солдаты и лошади страдали от испепеляющего зноя — температура воздуха часто превышала 50 °C, а также от нехватки питьевой воды и полчищ мух, одолевавших и людей, и животных. Они утешали себя мыслью о том, что турки вряд ли решатся атаковать в самый разгар летней жары. Тем не менее кавалерийские подразделения находились в состоянии повышенной боевой готовности и отправляли патрули далеко в глубь пустыни, чтобы не допустить повторения унизительного поражения, нанесенного им в Катийе.
Между тем туркам и их немецкими союзниками не терпелось начать долгожданный второй поход на Суэцкий канал. Джемаль устал от неоднократных отсрочек — в последний раз он отложил начало второй Синайской кампании в надежде на то, что шериф Хусейн направит ему отряд добровольцев из Хиджаза. Однако начало арабского восстания в июне 1916 года развеяло эти надежды и, мало того, привело к появлению нового фронта в арабских провинциях. Джемаль считал, что успех Синайской кампании подорвет привлекательность хашимитского восстания среди арабского населения Османской империи, и дал полковнику фон Крессенштейну зеленый свет на начало долгожданного второго наступления на зону канала в самый разгар лета, когда британцы ожидали его меньше всего.
Турки атаковали британские позиции в Романи рядом с Катийей в ранний предрассветный час 3 августа. В распоряжении полковника фон Крессенштейна было всего 16 000 человек, то есть намного меньше, чем ожидали британцы. Однако османские солдаты, демонстрируя героическую выносливость, тащили с собой по пескам тяжелую артиллерию, чтобы компенсировать свою малочисленность огневой мощью. В попытке застать британцев врасплох фон Крессенштейн решил приурочить атаку к моменту возвращения на базу одного из патрулей легкой кавалерии АНЗАКа. Османы пришли буквально по следам отряда кавалеристов. И хотя им не удалось застать пост АНЗАКа совершенно врасплох, намного превосходя защитников в численности, они заставили их отступить и захватили стратегическую возвышенность еще до рассвета.
Узнав об этом, британцы немедленно направили в Романи крупное подкрепление, чтобы выгнать турок с возвышенности. К концу дня у османских солдат кончилась вода и боеприпасы, и сотни из них были вынуждены сдаться. Удивительно, но благодаря быстрому и организованному отступлению с поля боя фон Крессенштейну удалось спасти в этой проигрышной битве бо́льшую часть своих солдат и тяжелых орудий. Решительно настроенное уничтожить армию фон Крессенштейна британское командование отправило в погоню за турками кавалерию АНЗАКа и обеспечило поддержку авиации, чтобы выследить отступающих. Однако османы успешно отбили последнюю атаку у оазиса Бир-эль-Абд и ушли в Эль-Ариш, который все еще оставался османским.
В битве при Романи британцы фактически разгромили экспедиционный корпус фон Крессенштейна. Османы потеряли около 1500 человек убитыми и ранеными и еще 4000 пленными, тогда как потери их противника составили всего около 200 человек убитыми и 900 ранеными. Однако сами британцы сочли эту победу неполной. Тот факт, что фон Крессенштейну удалось уйти с большей частью своих войск и артиллерии, в то время как у британцев была возможность полностью уничтожить его армию после поражения в Романи, рассматривался британским командованием как провал. Хотя атака на Романи стала последним нападением османов на британские позиции в Египте, они сохранили боеспособную армию и артиллерию, чтобы обеспечить защиту своих границ в Палестине.
Атака османской конницы
Турецкая кавалерия сыграла ключевую роль в Синайской кампании, в частности, именно она нанесла сокрушительное поражение британским войскам в Катийе в апреле 1916 года.
Наступление британцев на севере Синая летом 1916 года совпало по времени с началом арабского восстания в Хиджазе. Как уже говорилось, в первые два месяца восстания силы Хашимитов добились удивительных успехов, захватив Мекку, Эт-Таиф, а также прибрежные города Джидду, Рабиг и Янбу. Военный комитет в Лондоне начал рассматривать возможность координации арабского восстания и Синайской кампании, чтобы ослабить положение османов в южной Сирии и Палестине и в конечном итоге изгнать их оттуда. И если в феврале 1916 года начальник Имперского генерального штаба санкционировал ограниченную операцию по защите Суэцкого канала, предусматривавшую продвижение только до оазиса Катийя, то уже в июле 1916 года Военный комитет приказал силам Мюррея установить контроль над Синаем от Эль-Ариша до порта Акаба на Красном море, обосновав это тем, что «присутствие британских сил в этом регионе позволит поставить под угрозу сообщение между Сирией и Хиджазом и поощрить сирийских арабов поддержать арабское восстание».
Вместе с прокладкой Синайской железной дороги и трубопровода продвигались и войска генерала Мюррея. К декабрю 1916 году железнодорожная линия достигла колодцев в Мазаре в 65 км от Эль-Ариша. Накопив на железнодорожной станции необходимые объемы запасов и собрав достаточное количество верблюдов, чтобы доставлять продовольствие, воду и боеприпасы армии в ходе военных действий в безжизненной пустыне, британцы приготовились к нападению на османский гарнизон.
Османское командование наблюдало за ситуацией у Эль-Ариша с растущим беспокойством. Их воздушная разведка сообщила о приближении британской железной дороги к их границам и о концентрации войск и грузов. Кроме того, османский гарнизон в Эль-Арише находился в пределах досягаемости пушек британских военных кораблей, курсировавших вдоль Синайского побережья. Едва ли 1600 солдат-османов могли выстоять против четырех британских пехотных дивизий, поддерживаемых военно-морским флотом. Решив не дожидаться нападения британцев, турки отступили из Эль-Ариша на укрепленные позиции вдоль палестинской границы. Британская авиация обнаружила, что османы оставили гарнизон, и 21 декабря британские войска заняли стратегически важный город, не встретив никакого сопротивления.
Между тем положение британцев было далеко не безопасным. Авиаразведка обнаружила хорошо укрепленные османские позиции в долине Эль-Ариша у села Магдаба. Пока турки оставались в этом селе, они могли в любой момент напасть на британцев с тыла, и 23 декабря британское командование отправило конницу АНЗАКа и Имперскую верблюжью бригаду выбить турок из Магдабы. Успех этой операции полностью зависел от скорости. В отсутствие источников воды между Эль-Аришем и Магдабой подразделениям АНЗАКа нужно было взять османские позиции до захода солнца; в противном случае им пришлось бы возвращаться в Эль-Ариш за водой. После полудня, когда обеспокоенный австралийский генерал сэр Гарри Шовел, командовавший операцией, уже был готов остановить атаку, конная и верблюжья кавалерия совместными усилиями смогли прорвать османскую линию обороны.
«К нашему удивлению, — вспоминал один солдат верблюжьей кавалерии, — несколько турок выскочили из своих траншей и принялись пожимать нам руки». Это был поразительный момент братания солдат, которые в очередной раз после Галлиполи встретились на поле боя. «Дай пять, старина, — сказал один австралийский солдат пленному турку, на груди у которого висела медаль за участие в Галлиполийской кампании. — Я сам был там и знаю, какой это был ад, поэтому сочувствую тебе». Затем австралиец нацепил турецкую медаль себе на грудь и поделился с пленным табаком, прежде чем двинуться дальше. Взяв в плен почти 1300 османских солдат, британцы завершили оккупацию долины Эль-Ариша.
Девятого января 1917 года британцы взяли город Рафах на османо-египетской границе и таким образом установили контроль над всем Синайским полуостровом. За день напряженных боев кавалерийская дивизия АНЗАКа сумела окружить османскую линию обороны и заставила противника сдаться. После отступления из Рафаха османы отказались от своих амбиций в Египте, сосредоточившись на защите Палестины.
Между тем возник вопрос, какие дальнейшие задачи должен решать Египетский экспедиционный корпус. В декабре 1916 года после правительственного кризиса, вызванного разногласиями по поводу дальнейшего ведения войны, новым премьер-министром Великобритании стал Дэвид Ллойд Джордж. Будучи либералом, как и его предшественник Герберт Асквит, возглавлявший правительственную коалицию с консерваторами, Ллойд Джордж хотел добиться быстрой и решительной победы, которая позволила бы сплотить под его началом правительство и общественность. Он выступал за активную кампанию против турок в Палестине, убежденный в том, что взятие Иерусалима позволит вернуть британцам веру в свои силы после страшных потерь под Верденом и на Сомме. Однако генералы были против того, чтобы разворачивать масштабную кампанию не на Западном фронте, где решалась судьба войны. Главной задачей Египетских экспедиционных сил, утверждали генералы, была оборона Египта. В конце концов доводы военных перевесили, и два дня спустя после взятия Рафаха Военный кабинет приказал генералу Мюррею отложить масштабные операции в Палестине до осени 1917 года и отправить одну из своих дивизий во Францию.
Изгнанные с Синая, османы решили во что бы то ни стало защитить от оккупации британцами Палестину. Они создали хорошо укрепленную линию обороны, которая протянулась на 30 км от Газы на побережье Средиземного моря до города-оазиса Беэр-Шева. И за период с января по март 1917 года усилили войска Джемаля, перебросив на юг Палестины отряд кавалерии с Кавказа и пехотную дивизию из Фракии.
В начале 1917 года, когда Египетские экспедиционные силы остановились на границе Палестины, Месопотамские экспедиционные силы, наоборот, возобновили свое продвижение на Тигре. То, что началось как осторожное наступление на потрепанную в боях Шестую османскую армию, привело к первой крупной победе британцев на Ближнем Востоке — завоеванию Багдада.
К тому моменту, когда в апреле 1916 года генерал Таунсенд капитулировал в Эль-Куте, многократные попытки прорвать осаду города истощили не только британские, но и османские войска. Потерпев неудачу, британцы не имели ни ресурсов, ни боевого духа, чтобы возобновить наступление на османские позиции на Тигре, да и сами османы были слишком обессилены, чтобы закрепить свой успех, попытавшись вытеснить британцев с захваченных ими территорий. Обе стороны укрепились на своих позициях, и на Месопотамском фронте установилось относительное затишье. Больные и раненые восстанавливали здоровье в госпиталях, а верховное командование было занято более серьезными угрозами на других фронтах.
Почти сразу же после победы в Эль-Куте османы столкнулись с угрозой русского наступления на Багдад. В начале мая 1916 года русский экспедиционный корпус в Персии под командованием генерала Николая Баратова захватил приграничный город Касре-Ширин и начал угрожать османскому пограничному гарнизону в Ханакине, находящемуся всего в 160 км от Багдада. Халиль-паша, в награду за победу в Эль-Куте назначенный командующим Шестой турецкой армией, перебросил войска с фронта на Тигре на защиту Ханакина, сократив свои силы в Эль-Куте до 12 000 человек.
Британцы облегчили задачу Халиля. Начальник Имперского генерального штаба сэр Уильям Робертсон после падения Эль-Кута проинформировал командование Месопотамскими экспедиционными силами о том, что британские задачи в Месопотамии носят «оборонительный характер» и «мы придаем мало значения взятию Эль-Кута или оккупации Багдада». Он рекомендовал им «закрепиться на позициях, которые могут быть надежно удержаны тактическими усилиями», чтобы минимизировать влияние поражения в Эль-Куте на репутацию Британии и заставить османов удерживать на Тигре войска, которые иначе могли быть переброшены для противостояния русской армии, угрожающей Багдаду. Однако Робертсон не намеревался санкционировать какие-либо военные действия против османской армии на Тигре.
Воспользовавшись пассивностью британцев, Халиль бросил все свои силы против русской армии и 1 июня 1916 года в ходе решительного сражения остановил ее продвижение в Ханакине. Заставив войска Баратова отступить, подразделения Шестой турецкой армии заняли персидские города Керманшах (1 июля) и Хамадан (10 августа). Вторжение османов в Персию встревожило как русских, так и британцев, но вместе с тем значительно ослабило силы Халиль-паши, поставив под угрозу оборону Багдада. Поскольку Халиль так и не получил никаких подкреплений, ему становилось все труднее сдерживать британскую угрозу — особенно когда в Месопотамию начали прибывать подкрепления из Индии и Египта.
В августе британцы назначили нового командующего Месопотамскими экспедиционными силами — генерал-майора сэр Стэнли Мода, который в свое время получил ранение на Западном фронте во Франции и был последним, кто покинул бухту Сувла во время эвакуации с Галлиполи. Человек воинственного нрава, Мод был полон решимости возобновить наступление на Тигре. В течение лета и осени 1916 года он сумел сосредоточить в Месопотамии значительные силы, добившись переброски двух свежих пехотных дивизий и увеличив общую численность экспедиционного корпуса до более чем 160 000 человек, из которых более 50 000 стояли на Тигре (а остальные находились в Басре и на Евфрате). По мере того как армия Мода увеличивалась, армия Халиля сокращалась. Ее силу подтачивали болезни, дезертирство и боевые потери, которые она несла в ходе регулярных перестрелок на британской линии фронта. В итоге Шестая турецкая армия испытывала острую нехватку личного состава. Разведка Мода доложила, что в районе Эль-Кута находится не больше 20 000 османских солдат, тогда как на самом деле их было еще меньше — всего 10 500.
Осенью 1916 года на передовой базе британских войск в Шейх-Сааде кипела бурная деятельность. Благодаря новым речным судам до верховий Тигра теперь можно было доставлять более 700 тонн грузов в день. Для налаживания снабжения в районе Эль-Кута была протянута узкоколейная железнодорожная линия от Шейх-Саада до Шатт-аль-Хай (канала, соединяющего Тигр в районе Эль-Кута с Евфратом южнее Эн-Насирии). Пролегающая вне пределов досягаемости османской артиллерии, железная дорога была введена в эксплуатацию в сентябре 1916 года и достигла берегов Шатт-аль-Хай к началу 1917 года. Для транспортировки грузов с конечной железнодорожной станции на фронт Мод заказал сотни автофургонов «Форд», которые оказались на удивление проходимыми и могли использоваться даже после дождей, превращавших местную почву в вязкую грязь.
Несмотря на эти преимущества, Военный комитет в Лондоне по-прежнему проявлял осторожность. Начальник Имперского генерального штаба генерал Робертсон считал, что взять Багдад будет непросто, но еще труднее будет удержать его, учитывая большую протяженность линий снабжения и связи. Кроме того, он не придавал взятию Багдада большого военного значения, считая, что это «не окажет никакого ощутимого влияния на ход войны». В конце сентября 1916 года Робертсон своими приказами запретил Моду идти в наступление. Однако у командующего Месопотамскими экспедиционными силами были свои планы. В ноябре он добился разрешения на проведение наступательных операций на османские позиции у Шатт-аль-Хай. Он отказался назначать конкретную дату начала операции и держал свои планы втайне даже от собственного штаба и командиров. Но долго ждать им не пришлось.
Десятого декабря генерал Мод телеграфировал своему начальству в Индии и Лондоне о том, что его приготовления завершены и наступление на Шатт-аль-Хай начнется в ближайшие дни. Военный комитет был удивлен тем, что его предупреждают чуть ли не в последний момент, но еще больше он был бы поражен, если бы узнал причину спешки. Командующий Месопотамскими экспедиционными силами был крайне суеверен. Генерал Мод считал 13-е своим счастливым числом и решил начать наступательную операцию 13 декабря с 13-й дивизией в авангарде.
Третья и последняя битва за полуразрушенный Эль-Кут началась 13 декабря 1916 года с артиллерийского обстрела. Операция длилась больше двух месяцев и шла по всей 30-километровой линии фронта. Армия Мода несла тяжелые потери в прямых атаках на хорошо укрепленные турецкие позиции, в то время как превосходная британская артиллерия выкашивала ряды османских защитников в траншеях. Однако турки продолжали удерживать свои позиции и контратаковать с поразительным упорством. В середине февраля 1917 года они отбили массовую лобовую атаку на траншеи у местечка Саннайат, заставив британцев отступить с тяжелейшими потерями.
Битва за Эль-Кут достигла своего апогея 23 февраля, когда британцам удалось захватить плацдарм на другом берегу Тигра. Чтобы отвлечь османов, Мод приказал одновременно провести атаки на позиции в Саннайате и возле самого Эль-Кута. Когда османы стянули свои войска в эти места, чтобы отразить нападение британцев, Мод застал турок врасплох, атаковав в 8 км вверх по реке от Эль-Кута. Авангарду удалось закрепиться на плацдарме у излучины Шумран. Горстка османских защитников оказала ожесточенное сопротивление, но вскоре была подавлена британской артиллерией, стрелявшей с близкого расстояния. К тому моменту, когда османские командиры осознали опасность, было уже поздно — они не успели перебросить подкрепление, чтобы остановить поток вражеских войск, хлынувших через понтонный мост.
Когда британская кавалерия, пехота и артиллерия пересекли реку, османские командиры были вынуждены признать, что их позиции непригодны для обороны. Чтобы избежать окружения и взятия в плен, Халиль-паша приказал немедленно отступить — по всей 30-километровой линии фронта, удерживаемой его силами на левом берегу Тигра. Успех османского отступления во многом объяснялся высокой дисциплиной, с которой оно было проведено. Основные силы отошли вместе со всеми орудиями и максимальным количеством военного имущества, которое они могли унести с собой. Арьергард оборонял пути отступления до тех пор, пока не прошли основные силы, после чего двинулся вслед за ними, защищая их от вражеских атак с тыла. По оценкам Арнольда Уилсона, чиновника колониальной администрации из Британской Индии, в отступающей османской колонне шло не больше 6200 человек, тогда как численность британских сил превышала 46 000 человек, включая пехоту и кавалерию.
Когда британо-индийские силы заняли левый берег Тигра, капитан Королевского ВМФ У. Нанн повел свои канонерки к Эль-Куту, где в ночь на 24 февраля встал на якорь. На следующее утро он отправил на берег небольшой отряд. Не обнаружив в городе османских войск, моряки подняли над ним британский флаг. Хотя со стратегической точки зрения это была рядовая победа, она имела большое символическое значение для Мода и его людей. Вновь развевающийся на городом британский флаг до некоторой степени искупал все ошибки и провалы, приведшие к унизительной капитуляции Таунсенда, с которой прошло всего 10 месяцев. Но для жителей Эль-Кута, переживших блокаду и ужасы османских репрессий после капитуляции Таунсенда, каждая смена флага означала разруху и бедствия. И возвращение британского флага нисколько не вселяло в них уверенность в лучшем будущем.
Между тем, успешно ускользнув от британской пехоты и кавалерии, отступающая османская армия попала под удар со стороны Королевского флота. Находясь в сотнях километров от моря, эскадра капитана Нанна из пяти канонерок на всех парах неслась вверх по реке, чтобы догнать 13-й корпус Халиля. На одном из крутых изгибов реки их встретил окопавшийся османский арьергард. Несколько километров канонерки шли под интенсивным артиллерийским и пулеметным обстрелом, который велся по ним почти в упор. Все пять судов получили прямые попадания, но все-таки сумели прорваться через арьергардное заграждение и продолжить погоню за отступающей османской армией.
Эскадра Нанна догнала основную колонну войск Халиля на участке реки, пролегавшем параллельно пути отступления. Открыв стрельбу из всех пушек, британские моряки посеяли панику среди измученных и деморализованных османских солдат. Британский летчик, который как раз совершал полет над этим районом, описывал эту сцену как «впечатляющее и одновременно ужасающее зрелище. Трупы убитых солдат и мулов, брошенные пушки, повозки и вещи усеивали дорогу. На многих повозках были подняты белые флаги. Люди и животные, изнуренные голодом и усталостью, ничком лежали на земле. Было очевидно, что немногим из них удастся избежать гибели от рук арабских бедуинов, которые следовали за колонной по пятам, как стаи волков. Мне стало плохо от этого ужасающего зрелища, и я повернул домой».
К закату британская эскадра настигла отступавшие по реке османские суда и сумела уничтожить или пленить их все, в том числе несколько пароходов, захваченных турками у британцев в начале кампании. Команда госпитального судна «Басра» подняла белый флаг и передала сотни тяжелораненых турецких солдат вместе с несколькими англичанами на попечение британских моряков. В конце дня Нанн приказал эскадре встать на якорь, чтобы дать возможность своим людям позаботиться об убитых и раненых и залатать поврежденные корабли, находясь в десятках километров от авангарда британских войск.
За два с половиной месяца сражений генерал Мод почти полностью разгромил армию Халиля. Он прорвал доселе неприступную османскую линию обороны, взял в плен около 7500 солдат противника и сократил численность османской армии на Тигре всего до 5000 человек, успешно сохранив при этом свои войска. Его корабли контролировали реку, а его авиация господствовала в небе. Мод знал, что у османов нет достаточно сил для обороны Багдада. Однако он продолжал подчиняться приказам из Лондона, запрещавшим наступать на город. В конце концов, командующий Месопотамскими экспедиционными силами доложил в генеральный штаб об изменении обстановки и потребовал новых распоряжений.
Командование в Лондоне было радо хорошим новостям из Ирака, но разошлось во мнениях относительно того, как лучше воспользоваться успехами Мода. Британские стратеги не могли отделаться от воспоминаний о капитуляция в Эль-Куте, и начальник Имперского генерального штаба был категорически против любого риска. Он признавал, что армия Мода может оккупировать Багдад, но сомневался в ее способности удержать город, опасаясь, что турки вернутся с сильным подкреплением и вновь возьмут британскую армию в кольцо. Не имея возможности перебросить войска с других фронтов, он боялся, что репутация Британии в мусульманском мире будет окончательно подорвана, если «священные воины» султана-халифа одержат еще одну победу. Поэтому генерал Робертсон требовал от генерала Мода ограничиться «установлением британского влияния в Багдадском вилайете». Давая Моду распоряжение «теснить противника в направлении Багдада» и даже «осуществить кавалерийский рейд» на город, если представится благоприятная возможность, в своих приказах от 28 февраля Робертсон тем не менее предостерегал его от действий, которые «впоследствии могут заставить вас отступить по какой-либо причине» из-за «крайне нежелательного политического эффекта», который может произвести такое отступление.
В ходе развернувшегося далее обмена телеграммами главнокомандующий Индийской армией генерал Чарльз Монро с энтузиазмом выступал за быструю оккупацию Багдада, пока османская армия не оправилась после поражения. Он считал, что это помешает туркам сосредоточить в Месопотамии войска, чтобы угрожать британским интересам в Басре и Персии, и заявлял, что взятие Багдада заметно укрепит репутацию Британии на исламском Востоке. Мод также пытался воздействовать на Робертсона, указывая на военные преимущества, которые получат британские войска в Ираке благодаря оккупации Багдада. Между тем у Военного комитета имелась еще одна весомая причина для беспокойства. Русские планировали начать весеннее наступление в Месопотамии с взятия Мосула, Самарры и Багдада. Как заметил один из британских министров, если русские первыми оккупируют Багдад, «это превратит соглашение Сайкса — Пико в ничего не значащую бумажку».
Весомость этих аргументов заставила генерала Робертсона изменить установки, которые он дал Моду. В телеграмме от 3 марта, адресованной командующему Месопотамскими экспедиционными силами, Робертсон признал, что «вероятность немедленной оккупации Багдада… выше», чем он полагал ранее. Не давая Моду непосредственного приказа о взятии Багдада, он оставил окончательное решение на его усмотрение, еще раз, однако, озвучив свои опасения: «Наша цель — извлечь максимум результатов из вашей недавней победы, но в то же время не переусердствовать до такой степени, чтобы допустить повторения прежних проблем с коммуникацией или же, после полной оккупации Багдада, быть вынужденными отступить».
Не медля ни минуты, Мод отдал приказ о подготовке к маршу и выдвинулся со своей армией в сторону Багдада. Шестого марта британские войска подошли к Салман-Паку, городу, где в конце 1915 года армия Таунсенда понесла тяжелейшие потери и была вынуждена отступить, и взяли его безо всякого сопротивления. Там они полюбовались древней аркой Ктесифона, самым заметным сооружением на много километров вокруг, и с интересом осмотрели сложную сеть траншей, построенную османами для обороны Багдада и впоследствии покинутую. На этот раз османское командование решило сосредоточить оборону на реке Дияла, одном из притоков Тигра, ниже по течению от Багдада. Британцы были удивлены мощью турецкого сопротивления. Защитники сдерживали армию Мода у Диялы в течение трех дней, обе стороны понесли тяжелые потери. Однако линия обороны на Дияле могла только задержать, ни никак не остановить британские силы. Халиль понимал, что не сумеет удержать Багдад, противостоя значительно превосходящей османов по численности и огневой мощи армии Мода.
В самом Багдаде османские гражданские и военные власти всеми силами старались сохранить порядок и провести организованную эвакуацию. Для багдадского школьника Муштака Талиба, встречавшего корабли с британскими военнопленными из Эль-Кута, было немыслимо, что турки могут отдать Багдад в руки иностранных оккупантов. Накануне эвакуации вице-губернатор, старый друг их семьи, пригласил Муштака и его брата к себе в кабинет. «На его лице застыла боль», — вспоминал впоследствии Муштак. Чиновник сообщил им, что приставит к ним полицейскую охрану и отправит в соседний город Баакуба, где их отец служил в гражданской администрации. «Мы сейчас эвакуируемся из Багдада, — объяснил он, — а османская армия отступает по всем фронтам. Вероятно, уже завтра или послезавтра британцы войдут в город». Муштак не мог поверить услышанному. «Как мы можем оставить Багдад? — спросил патриотичный подросток. — Разве можем мы позволить, чтобы копыта английских коней оскверняли землю нашей священной родины?» Но старый друг семьи был непреклонен, и обоих подростков под охраной отправили к их встревоженным родителям в Баакубу.
Иллюзия нормальной жизни рухнула вскоре после полуночи 11 марта, когда турки и их немецкие союзники начали уничтожать военные объекты в Багдаде. Немецкие инженеры перерезали стальные тросы, державшие радиомачты, и те с грохотом рушились на землю. Мощные взрывы сотрясали город, когда военные взрывали динамитом краны, резервуары с водой и склады Багдадской железнодорожной кампании. Один за другим были взорваны основные правительственные учреждения и сожжен понтонный мост через Тигр. Американский консул в Багдаде Оскар Хейзер с крыши своего дома наблюдал за систематическим уничтожением Багдада. Как только османские власти ретировались, в городе начался хаос. «Курды и арабы из числа простолюдинов немедленно принялись грабить рынки и магазины», — записал он в журнале консульства.
К утру мародерство достигло таких масштабов, что консул Хейзер оседлал лошадь и, взяв с собой одного вооруженного охранника, отправился на поиски британского авангарда. В 9.30 он наткнулся на отряд индийских уланов под командованием британского майора и сопроводил их в центр города. Улицы были полны людей, и, как заметил Хейзер, «многие из них только что занимались мародерством, но теперь надели на лица маски добродетели и с ликованием приветствовали британцев». Отряд уланов проследовал к центральным торговым рядам, где обнаружил толпы мужчин, женщин и детей, очищавших полки магазинов от остатков товаров. Не довольствуясь этим, мародеры снимали с домов окна, двери и резные деревянные украшения. Майор выхватил револьвер и несколько раз выстрелил в воздух. Мародеры бросились врассыпную, подгоняемые ударами британских солдат — новых хозяев Багдада.
Падение Багдада
Индийское транспортное подразделение движется по Новой улице во время вступления британских войск в Багдад 11 марта 1917 года.
Генерал Мод дождался, когда Багдад будет полностью занят его войсками, после чего скромно вступил в город. Британский флаг, ранее в тот же день водруженный воодушевленными солдатами над городской цитаделью, спустили, чтобы поднять вновь на часовой башне турецких казарм после прибытия Мода. Однако завоевателю Багдада было запрещено делать какие-либо официальные заявления без одобрения правительства. В Лондоне британский кабинет поручил сэру Марку Сайксу, советнику лорда Китченера по Ближнему Востоку и одному из авторов соглашения Сайкса — Пико, срочно составить от имени Мода официальную прокламацию. Как едко заметил Арнольд Уилсон, «в каждой строке этого документа сквозил бьющий через край ориентализм [Сайкса]».
Прокламация начиналась с возвышенной риторики, призванной успокоить население Багдада и заверить его в благих намерениях британцев:
«Наши войска вступают в ваши города и земли как освободители, а не как завоеватели или враги… Со времен Хулагу [монгольского завоевателя XIII века] ваши земли страдали от произвола чужеземцев, ваши дворцы превращались в руины, ваши сады сохли в запустении, а ваши предки и вы сами стенали в неволе… Ваши сыновья гибли в войнах, которых вы не желали, ваше богатство отнималось у вас несправедливыми людьми и растрачивалось в далеких землях».
Прокламация Мода была отпечатана на английском и арабском языках и распространялась по всему Багдаду, однако не смогла убедить иракцев в том, что британцы чем-то отличаются от других деспотичных иностранных завоевателей. Как вспоминал Муштак Талиб: «После вступления в Багдад генерал Мод объявил, что пришел не как завоеватель, а как спаситель и освободитель. Какая постыдная ложь! Народ Багдада и всего Ирака своими глазами видел, что англичане обращаются с иракцами как с пленниками или рабами. Так где же свобода? Где спасение?»
Но британский Военный комитет не заботили подобные мелочи. После череды катастрофических поражений на османском фронте британцы наконец-то одержали крупную победу. Несмотря на то, что взятие Багдада не имело большого стратегического значения, на тот момент они были рады любой победе, а Багдад — город «Тысячи и одной ночи» — был экзотическим трофеем. Для османов же падение Багдада стало серьезным поражением. Древняя столица Аббасидского халифата (750–1258), он должен был стать конечной станцией Берлино-Багдадской железной дороги и плацдармом для реализации османских послевоенных амбиций в Персидском заливе. Утрата Багдада пополнила список территориальных потерь, понесенных османами буквально во всех частях своей обширной империи: русская армия захватила земли в Восточной Анатолии, в том числе стратегически расположенный Эрзурум и черноморский порт Трабзон, Хашимиты в Хиджазе заняли Мекку и ряд ключевых городов на побережье Красного моря, а британские экспедиционные силы вытеснили турок с Синая.
Победы в Месопотамии побудили кабинет министров в Лондоне пересмотреть британскую стратегию в Египте. После взятия синайского пограничного города Рафах в январе 1917 года Египетскому экспедиционному корпусу был приказано отложить дальнейшую наступательную операцию до осени. Однако военные стратеги Антанты решили изменить свой подход к войне в целом, и 26 февраля 1917 года британские и французские генералы встретились в портовом городе Кале на Ла-Манше, чтобы обсудить глобальные стратегические планы. Стремясь перехватить инициативу, союзники решили нанести удар по Центральным державам на нескольких фронтах одновременно — на Западном, а также в Македонии и Месопотамии — в рамках скоординированного весеннего наступления. После того как 11 марта генерал Мод взял Багдад, настал черед Египетских экспедиционных сил вступить в игру.
Решимость союзников подкреплялась тем, что 2 апреля 1917 года войну Германии наконец-то объявили Соединенные Штаты. Преодолеть американский изоляционизм оказалось непросто. В конце концов, Вудро Вильсон в 1916 году победил в президентской кампании и был переизбран на второй срок под лозунгом «Он уберег нас от войны». Однако объявленная немцами «неограниченная подводная война» (и потопление немецкой субмариной пассажирского судна «Лузитания» у берегов Ирландии 7 мая 1915 года, когда погибли 1201 человек, в том числе 128 американцев), а также разоблачение попыток немцев заключить тайный союз с Мексикой на случай вступления США в войну убедили американцев в необходимости прийти на помощь союзникам. В 1917 году США были далеко не военной державой — в мирное время американская армия насчитывала менее 100 000 человек, — но их мощная промышленная база и значительное по численности население обещали переломить ситуацию на Западном фронте в пользу держав Антанты, что побудило британских военных стратегов начать новую кампанию на Ближнем Востоке.
Египетские экспедиционные силы были готовы к действиям. В первые месяцы 1917 года строительство железной дороги продолжалось быстрыми темпами, и к третьей неделе марта железнодорожная линия достигла поселения Хан-Юнис, находящегося в 24 км южнее Газы. Водопровод ненамного отставал от железной дороги. У линии фронта были аккумулированы большие запасы боеприпасов и продовольствия, что давало возможность начать наступление еще до конца марта. Британцы также превосходили противника численно, имея в своем распоряжении 11 000 кавалеристов, 12 000 пехотинцев и целую дивизию из 8000 человек в резерве. Османский гарнизон в Газе насчитывал всего 4000 человек, хотя в нескольких километрах в тылу было дислоцировано еще 15 000 турецких солдат.
Генерал Мюррей и его офицеры разработали план сражения по образцу своих предыдущих операций на Синае. Кавалерийская дивизия АНЗАКа должна была окружить Газу с севера, востока и юго-востока, чтобы отрезать туркам пути к отступлению и предотвратить переброску подкрепления. Пехота заняла позиции для прямого наступления с юга. Как и другие сражения на Синае, наступление на Газу было гонкой на время. Если они не смогут взять город до захода солнца, измученные жаждой войска будут вынуждены отступить на много километров назад к железнодорожной станции, чтобы пополнить запасы питьевой воды.
Рано утром 26 марта кавалерия выдвинулась из лагеря, и к 10.30 город был окружен. Однако наступление пехоты пришлось отложить из-за густого тумана, и приказ о начале атаки был дан только в полдень. Британская артиллерия открыла огонь по прибрежному городу с мирным населением 40 000 человек. Однако продвижение пехоты сдерживалось безжалостным снайперским и пулеметным огнем противника, а также сложным рельефом местности с многочисленными живыми изгородями из плотных колючих зарослей. Поскольку османы сосредоточили все свои силы для отражения атаки пехоты с юга, кавалерия АНЗАКа приблизилась к городу с севера и востока. К половине седьмого вечера османские защитники едва сдерживали напор наступавших и были на грани капитуляции. Но военная фортуна неожиданно повернулась к ним лицом. У британцев возникли проблемы со связью, и их командование не могло оценить, насколько их войска были близки к победе.
К концу дня, понеся тяжелые потери в ходе нескольких массированных атак на город, британцы отдали приказ об общем отступлении. Они решили, что из-за непредвиденной задержки начала сражения их людям не хватит времени, чтобы захватить город до наступления сумерек, и боялись, что на помощь защитникам Газы придет подкрепление. Без питьевой воды и боеприпасов ни солдаты, ни их лошади не могли продолжать сражение на следующий день. Не желая рисковать, британские командиры предпочли пожертвовать территориями, захваченными за день ожесточенных боев, чтобы сохранить свои войска.
Солдаты с обеих сторон были одинаково удивлены, когда атаки на Газу вдруг прекратились и британцы начали покидать поле сражения. Отступление противника позволило османам перейти в контратаку, и тяжелые потери, понесенные во время отхода, только усугубили ярость солдат, вынужденных оставить с таким трудом завоеванную местность. Для турок отступление британцев стало настоящим чудом. Их командиры быстро воспользовались этой возможностью, чтобы восстановить контроль над стратегическими высотами. К концу сражения 27 марта потери британцев намного превышали потери османской стороны.
Тень Галлиполи нависла над Газой. «Что ты об этом скажешь? — спросил турецкий журналист одного раненого солдата после боя. — Ты думаешь, они вернутся?» «Они не вернутся, эфенди, — серьезно ответил турецкий солдат. — Они увидели, какой полк здесь воюет». Солдат имел в виду, что Газу защищал один из полков, сражавшихся в Галлиполи, и британцы не вернутся, опасаясь еще одного сокрушительного поражения.
В своих докладах в Лондон генерал Мюррей преуменьшил плохие новости и преувеличил свои успехи в первом наступлении на Газу. Утверждая, что его войска продвинулись на 24 км, Мюррей сообщил, что они «нанесли противнику очень серьезный урон… от 6000 до 7000 человек», тогда как в действительности османские потери составляли меньше 2500 человек. Жаждавшие хорошие новостей лондонские газеты напечатали цифры Мюррея, не подвергнув их сомнению. Однако солдаты на местах знали реальное положение дел. Лейтенант из Оклендского полка конных стрелков по имени Бриско Мур подобрал одну из листовок, сброшенных турецким самолетом вскоре после сражения. В ней было прямо написано: «Вы победили нас в газетах, а мы разгромили вас в Газе».
Британский кабинет министров в конечном счете заставил Мюррея ответить за его блеф. Начальник Имперского генерального штаба генерал Робертсон сообщил Мюррею, что в свете недавней оккупации британскими войсками Багдада и «успехов» самого Мюррея в Газе, он пересмотрел свои планы в отношении Египетских экспедиционных сил. Отныне перед Мюрреем ставилась задача разбить османские силы южнее Иерусалима и захватить этот священный город. В телеграмме Мюррею от 2 апреля 1917 года Робертсон подчеркнул символическое значение взятия Иерусалима для уставшего от войны британского народа и армии. «Военный кабинет с нетерпением ожидает этой победы, поэтому вы должны приложить все силы для ее достижения». Робертсон пообещал снабдить Мюррея всем необходимым для успеха этой кампании.
Полковой штандарт, подаренный победоносному османскому полку после первой битвы за Газу в конце марта 1917 года
Судя по осторожному тону и множеству оговорок, высказанных им в переписке с Лондоном, Мюррей был мало уверен в том, что сумеет разбить османскую армию в Палестине и взять Иерусалим. Вся его стратегия в безводной местности юга Палестины была построена на постепенном продвижении вперед одновременно с прокладкой железнодорожной линии и водопровода. Даже если ему удалось бы взять Газу — задача, которая заметно осложнилась из-за переброски османами подкрепления после первой битвы за Газу, — его серьезно беспокоило увеличение протяженности линий коммуникации и необходимость обеспечивать водой десятки тысяч человек и животных. Однако приказы из Лондона не оставляли места для сомнений, и Мюррей начал готовиться ко второму наступлению на Газу.
Теперь турки знали, где будут наступать британцы, и сделали все возможное для того, чтобы преградить им путь из Газы в Беэр-Шеву. Как впоследствии вспоминал Джемаль-паша: «Я решил не дать британцам прорвать эту линию фронта и удержать ее любой ценой, сосредоточив там все имевшиеся в моем распоряжении силы». В течение трех недель после первой атаки на Газу Джемаль перебросил подкрепление и распределил его на участке между Газой и Беэр-Шевой. Также была создана система оборонительных земляных сооружений и траншей, благодаря которым все подходы к Газе находились в зоне прямого пулеметного и артиллерийского обстрела.
Опыт научил британских командиров тому, что в позиционной войне фортуна всегда благоволит обороняющейся стороне. Чтобы помочь своим войскам прорвать османскую линию обороны, генерал Мюррей решил задействовать одно из самых страшных оружий, имевшихся в арсенале британцев. Он запасся 4000 единиц газовых снарядов для начального обстрела османских позиций. Хотя отравляющие газы широко использовались обеими сторонами на Западном фронте начиная со второй битвы при Ипре в апреле 1915 года, они никогда не применялись против османских войск. Перед наступлением британским солдатам раздали противогазы, которых, разумеется, не было у турок. Кроме того, на Синай тайно перебросили восемь танков, которые должны были помочь пехоте атаковать хорошо укрепленную линию обороны. «Мы были много наслышаны об этих боевых механических монстрах, — написал в своем дневнике австралийский солдат из верблюжьего корпуса, — и были вне себя от радости, когда те прибыли на наш фронт. Мы были уверены, что они посеют ужас и панику в рядах противника».
Вторая битва за Газу началась 17 апреля 1917 года с интенсивного артиллерийского обстрела. Однако газовые снаряды, сосредоточенные на одном из участков османских траншей, не оказали никакого эффекта. Военные корабли обрушили на османских защитников дождь из огня и стали, но также не сумели вытеснить их с позиций. Когда британские солдаты наконец-то пошли в атаку, их встретила стена пулеметного и артиллерийского огня.
Фрэнк Рид, австралийский солдат из Имперского верблюжьего корпуса, был вынужден слезть со своего верблюда и пойти в атаку под «шквальным ружейным и пулеметным огнем». Рид видел, как вокруг падают его товарищи, сраженные рвущимися над головами артиллерийскими снарядами. Вдруг он услышал слева от себя приветственные крики и увидел, как один из восьми британских танков движется в направлении турецких траншей. Он был уверен, что «как только танк достигнет окопов, турки в страхе сдадутся». Но вместо этого османские солдаты принялись стрелять по танку из всего оружия, которое у них было. «О железную обшивку лязгали крупные пули и рикошетили во все стороны, но танк продолжал двигаться вперед».
Двигаясь вслед за танком, солдаты верблюжьего корпуса достигли первой линии траншей, где им противостояла горстка раненых османских солдат, которые были слишком слабы для того, чтобы отступать. Рид описал момент встречи австралийцев лицом к лицу с турками как борьбу противоречивых порывов.
Двое австралийцев наткнулись на раненого турецкого солдата, сидевшего на дне траншеи с прижатыми к груди руками.
— Проткни его штыком! — крикнул один из них.
— Нет, давай дадим бедняге шанс, — возразил другой.
Рид увидел, как австралиец вырвал из рук турка винтовку и на мгновение остановился. Вместо того чтобы убить истекающего кровью человека, он наклонился к нему и дал воды.
— Бедняга! Он хочет жить, как и все мы.
Затем он достал свою аптечку и сделал турку перевязку. Однако от его сострадания не осталось и следа, когда к ним подошел раненый турецкий офицер, чтобы поблагодарить австралийца.
— Хорошо, — сказал турецкий офицер на ломаном английском, похлопав австралийского солдата по плечу.
— Иди к черту со своим хорошо, — воскликнул тот. — Пойди и похорони себя сам. Я занят.
Рид продолжал следовать за танком. Но внезапно тот начал беспорядочно метаться по полю боя, словно его экипаж потерял ориентацию, и после попадания нескольких вражеских снарядов загорелся и взорвался. Австралийские солдаты верблюжьего корпуса и английские пехотинцы, шедшие за танком, оказались на открытой местности под интенсивным обстрелом. С огромными потерями им удалось захватить один из редутов, но ненадолго. Подняв массированную контратаку, турки отбросили британскую пехоту вместе с австралийской легкой кавалерией и верблюжьим корпусом назад.
Сражение продолжалось три дня, и османы сумели удержать свою линию обороны и заставили британцев отступить с большими потерями. Ни одно из британских «секретных оружий» не испугало турок, которые почти не заметили газовой атаки и уничтожили три из восьми британских танков. Турецкий журналист Фалих Рифки поэтически описал «огромные искореженные туши мертвых монстров», оставшиеся лежать на поле боя у Газы. Когда британское командование подсчитало потери, оно было вынуждено отказаться от продолжения боевых действий и признать второе поражение. К ночи 19 апреля они составили 6444 человека убитыми и ранеными — в три раза больше, чем у османов, потери которых составили 2013 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести.
Имперский верблюжий корпус на Синае
Солдаты (слева направо) из Австралии, Англии, Новой Зеландии и Индии специально позировали для этой фотографии, чтобы показать «имперский» характер Корпуса верблюжьей кавалерии.
Британские танки, уничтоженные в ходе второй битвы за Газу
Сражение при Газе стало единственным случаем использования британцами танков в военной кампании на Ближнем Востоке, где они показали свою ограниченную эффективность, не сумев предотвратить сокрушительное поражение. Османские артиллеристы уничтожили не меньше трех из восьми участвовавших в сражении танков.
Палестинская кампания застопорилась. Неудачи Мюррея у Газы стоили ему должности. В июле 1917 года он был заменен генералом сэром Эдмундом Алленби. Премьер-министр Дэвид Ллойд Джордж отправил того на Синай, казалось бы, с невыполнимой миссией — взять Иерусалим к Рождеству. Джемаль-паша находился в гораздо более выгодном положении. Он удержал изобилующие водой палестинские земли и преградил британцам путь из безжизненной Синайской пустыни. Кроме того, он не позволил им объединить силы с Хашимитами. Пока Египетские экспедиционные силы и арабские повстанцы действовали порознь, у османов были все шансы сохранить свои позиции в Сирии и Палестине.
Между тем, сумев сдержать Египетские экспедиционные силы на Синае, османы столкнулись с растущей угрозой со стороны арабской армии в Хиджазе. Поскольку османская армия была заблокирована в Медине, Хашимиты беспрепятственно установили контроль над остальным Хиджазом и двинулись на север в сторону Сирии. Командующий арабской армией сын шерифа Хусейна Фейсал нацелился на портовый город Эль-Ваджх на Красном море, и британские советники полностью поддержали его решение. Путь снабжения от Суэца до Эль-Ваджха был на 322 км короче, чем до Янбу, и из Эль-Ваджха арабской армии было бы проще атаковать 400-километровый участок Хиджазской железной дороги. Если бы арабам удалось перерезать этот жизненно важный путь сообщения с осажденной Мединой, это ускорило бы капитуляцию османских войск.
Фейсал также видел в походе на Эль-Ваджх возможность пополнить ряды своей армии. Чтобы предотвратить провал восстания, ему нужно было вовлечь в него как можно больше племен. Фейсал знал, что, двигаясь во главе 11-тысячной колонны войск, он произведет сильное впечатление на местных бедуинов и завоюет преданность новых племен. Кроме того, он надеялся подавить 800 османских защитников Эль-Ваджха численностью своих войск и заставить их сдаться без боя.
Королевский флот действовал в тесной координации с арабской армией. Чтобы обеспечить бедуинские силы достаточными запасами воды, военный корабль «Гардинг» доставил баки с 20 тоннами воды в условленное место к югу от Эль-Ваджха. Кроме того, он должен был перебросить отряд из 400 ополченцев к северу от города. Поскольку основные силы Фейсала двигались с юга, этот отряд должен был помешать попыткам османов перебросить подкрепление с севера или покинуть город. Фейсал, передовой отряд и британцы договорились сойтись у Эль-Ваджха на рассвете 23 января 1917 года.
Небольшой бедуинский отряд высадился к северу от города вместе с десантом из 200 британских морских пехотинцев и моряков с «Гардинга» точно в назначенное время. Не обнаружив никаких признаков присутствия армии Фейсала, они не смутились. Около сотни ополченцев подошли к городу и вступили в бой с османскими защитниками. Поскольку бо́льшая часть гарнизона уже удалилась в старый форт примерно в 10 км в глубь побережья, нападавшие быстро прорвали турецкую оборону и взялись за разграбление города, пока не прибыла основная армия. Последние защитники укрылись в мечети Эль-Ваджха и держались там до тех пор, пока здание не было разрушено корабельной артиллерией. Затем британские корабли пристреляли свои пушки по старому форту и обратили османский гарнизон в бегство. Два дня спустя после начала военных действий, то есть к 25 января, когда Фейсал со своей армией прибыл в Эль-Ваджх, город уже полностью был в руках арабов. Демонстрация силы принесла свои плоды, и вожди племен по всему северному Хиджазу принесли Фейсалу клятву верности Хашимитам.
Расположившись в Эль-Ваджхе, Фейсал и его британские советники приступили к решению следующей задачи — нарушить сообщение по Хиджазской железной дороге. Двадцатого февраля первому диверсионному отряду удалось подорвать заряд под османским поездом, повредив паровоз. Это сильно повлияло на боевой дух и дальнейшие планы турок, дислоцированных в Дамаске и Медине. Джемаль-паша отправил к командующему османской армией в Медине генералу Фахри-паше курьера с приказом срочно эвакуироваться из города. Однако британцы перехватили курьера и дали своим офицерам в Хиджазе команду усилить атаки на железную дорогу, чтобы помешать османам вывести по ней войска из Медины. Пока 11-тысячная армия Фахри-паши находилась в стенах Медины, она не могла угрожать арабским или британским войскам в других местах. А поскольку Египетские экспедиционные силы Мюррея готовились к первой атаке на Газу, британцам нужно было любой ценой помешать Джемалю перебросить мединский гарнизон в Палестину.
В течение всего марта британские саперы вместе с арабскими проводниками закладывали мины в стратегических точках вдоль Хиджазской железной дороги. В конце марта даже Т. Лоуренс, служивший связующим звеном между британским командованием в Каире и Фейсалом, попробовал свои силы в подрыве небольшой станции. Вооруженный горной пушкой, пулеметами и взрывчаткой, Лоуренс с небольшим отрядом сумел на три дня прервать сообщение по железнодорожной линии. Из-за регулярных атак на железную дорогу, а также решительного настроя Фахри-паши защитить священный город, османская армия так и не эвакуировалась из Медины. Однако арабским повстанцам не удалось полностью прервать железнодорожное сообщение между Дамаском и Мединой. Турки на удивление эффективно поддерживали функционирование линии, обнаруживая большинство мин еще до взрыва и быстро ремонтируя поврежденные участки. Стало ясно, что выиграть войну в Хиджазе при помощи одних только диверсий на железной дороге не удастся.
Пока британские офицеры совершенствовались в подрывном деле, Фейсал решил превратить свое арабское войско в некое подобие регулярной армии, привнеся в него традиционную армейскую дисциплину. Ему удалось привлечь на свою сторону Джафара аль-Аскари — османского офицера, взятого британцами в плен в ходе Сануситской кампании в Египте. С его помощью Фейсал рассчитывал «создать регулярную армию, способную выполнять свои воинские обязанности должным образом». Вместе с Аскари к повстанцам присоединились еще несколько его иракских сослуживцев, многие из которых были членами тайного националистического общества «Аль-Ахд». Они стали одними из самых преданных последователей Фейсала, будучи идейными сторонниками борьбы за независимость арабов от османов.
Британцы отправляли растущей армии шерифа в Эль-Ваджх оружие и прочие необходимые запасы. Вскоре в порт прибыл груз из 30 000 винтовок и 15 млн патронов. Специально для патрулирования пустынных равнин были доставлены бронированные автомобили «Роллс-Ройс», давшие повстанцам преимущество в виде передвижной огневой мощи. Королевский летный корпус построил несколько взлетно-посадочных полос, чтобы его самолеты могли бомбить Хиджазскую железную дорогу. Британцы не скупились на золото и зерно, чтобы оплачивать и кормить арабскую армию. В свете такой поддержки амбиции Фейсала росли, и он начал рассматривать возможность расширения границы своих завоеваний за пределы Хиджаза, на южную часть Сирии.
Чтобы подготовить почву для смелого похода на север, Фейсал послал туда троих своих самых надежных людей — шерифа Насира ибн Али, представителя мединской знати и свое доверенное лицо; Ауду Абу Тайи, одного из вождей могущественного племени ховейтат, и Насиба аль-Бакри, семья которого свела Фейсала с арабским националистическим движением в Дамаске. Девятнадцатого мая они отправились в долину Вади Сирхан, по которой веками проходил главный караванный путь из Центральной Аравии в Сирийскую пустыню. У каждого из них была своя особая миссия. Шериф Насир был отправлен как личный представитель Фейсала, и его целью было заручиться лояльностью сирийских племен. Ауда должен был вступить в контакт со своими соплеменниками из племени ховейтат и договориться с ними о том, что они предоставят верблюдов и овец для транспортировки и прокорма арабской армии в предстоящем походе в южную Сирию. Наконец, Бакри должен был наладить связи с арабскими активистами в Дамаске и его окрестностях, чтобы заручиться их поддержкой и помочь поднять сирийский народ на восстание.
Т. Лоуренс напросился сопровождать эту небольшую экспедицию. За три дня до отправки он встретился с сэром Марком Сайксом, который приехал в Хиджаз, чтобы поставить Хашимитов в известность об условиях соглашения Сайкса — Пико. Судя по всему, Сайкс проинформировал о них и Лоуренса, так что идеалистически настроенный молодой офицер был потрясен лицемерной двойной игрой британского правительства. По крайней мере из дальнейших действий и записей Лоуренса видно, что он был полон решимости помочь арабам завладеть Сирией до того, как это сделают французы. И экспедиция шерифа Насира давала ему возможность действовать согласно своим убеждениям.
После изнурительного путешествия через пустыню экспедиция шерифа Насира достигла долины Вади Сирхан. Проведя три дня в племени ховейтат, члены группы разделились: каждый отправился выполнять свою миссию. Насиб аль-Бакри поехал в Дамаск, чтобы провести переговоры с местными арабскими активистами. Лоуренс решил разведать обстановку вокруг Дамаска и сумел привлечь на сторону Хашимитов вождей нескольких местных племен — а заодно взорвать железнодорожный мост на пути из Дамаска в Бейрут. Шериф Насир и Ауда Абу Тайи активно рекрутировали своих соплеменников в повстанческую армию. Восемнадцатого июня Насир, Ауда и Лоуренс встретились у выхода из долины Вади Сирхан (Бакри решил остаться в Дамаске). Совместными усилиями Ауду и Насиру удалось завербовать около 560 ополченцев из племени ховейтат. Этого было недостаточно для того, чтобы атаковать крупные османские гарнизоны, например на железнодорожной станции Маана (город на юге современной Иордании). Поэтому в конце июня небольшая колонна выдвинулась в направлении порта Акаба на побережье Красного моря.
Акаба расположена на берегу Акабского залива, восточного рукава Красного моря, отделяющего Синайский полуостров от Аравийского в районе Хиджаза. Этот залив имел огромное стратегическое значение. Его захват обеспечил бы прямые пути сообщения между британскими войсками в Египте и на Синае с арабской армией. С завоеванием Акабы вся Хиджазская провинция, кроме Медины, перешла бы под контроль Хашимитов. Кроме того, армия шерифа получила бы контроль над южным подходом к сирийским землям. Поскольку в начале войны британские корабли подвергали Акабу безнаказанным обстрелам, османы создали хорошую систему обороны, чтобы защитить крошечный порт с моря. Однако они не ожидали нападения со стороны суши. И шериф Насир со своим небольшим отрядом решил воспользоваться этим промахом.
Миновав гарнизон в Маане, 600 бедуинских ополченцев верхом на лошадях и верблюдах приблизились к Хиджазской железной дороге у Гадир эль-Хаджа, первой же станции южнее Маана. Они захватили довольно большой участок пути, освободив его от османских патрулей, и, по словам Лоуренса, постарались причинить как можно больший ущерб — «нам удалось взорвать десять мостов и длинный отрезок железнодорожного полотна», утверждал он, — чтобы замедлить переброску османского подкрепления из Маана.
Второго июля отряд шерифа Насира окружил османский батальон, патрулировавший подходы к Акабе, в местечке под названием Абу эль-Лисан. После многочасовой перестрелки Ауда повел своих соплеменников в атаку. Османские солдаты пришли в ужас при виде бедуинов, мчащихся на них во весь опор, и пустились в бегство. По данным Лоуренса, 300 турецких солдат были убиты или ранены, а 160 выживших попали в плен. Потери арабских ополченцев составили всего два человека. Под впечатлением от успеха своих соплеменников в противостоянии регулярной османской армии все больше местных бедуинов выражали желание присоединиться к хашимитскому движению, и небольшой отряд шерифа Насира рос на глазах.
Насир и его командиры убедили одного из пленных турецких офицеров написать письма к начальникам трех изолированных застав между Абу эль-Лисаном и Акабой. В письмах они пообещали хорошее обращение тем, кто сдастся по собственной воле, и отсутствие всякой пощады для тех, кто окажет сопротивление. Первая застава сдалась без боя. Вторая оказала сопротивление и была взята арабским отрядом без потерь с его стороны. Третья застава попыталась провести переговоры, затем вступила в бой, но в конце концов была окружена арабами и под мощным натиском была вынуждена сдаться. Таким образом, маленькая армия шерифа Насира преодолела последнюю преграду, и, как с ликованием написал Лоуренс, «мы устремились к Акабе, лежавшей в четырех милях дальше, и, пробившись сквозь песчаную бурю, 6 июля, ровно через два месяца после нашего выступления из Эль-Ваджха, подошли к морю».
Вступление арабского ополчения в Акабу 6 июля 1917 года
Т. Лоуренс сделал эту историческую фотографию в день взятия Акабы — победы, превратившей хашимитское восстание в Хиджазе в Великое арабское восстание.
Взятие Акабы стало самым значительным достижением арабской армии с начала восстания. Шериф Насир в тот же день написал донесение Фейсалу, где поставил эту победу в заслугу своим отважным соплеменникам. Лоуренс, признавая всю важность этой победы для Британии, немедленно отправился через Синайский полуостров в Каир в сопровождении восьми добровольцев. Десятого июля он явился в британский штаб в Каире в бедуинских одеждах с платком на голове и явно наслаждался произведенным впечатлением, когда, будучи принятым за бедуина из пустыни, заговорил на безупречном английском с оксфордским произношением. В этот момент капитан Лоуренс превратился в легендарного Лоуренса Аравийского. Несмотря на то, что начальство неодобрительно отнеслось к его внешнему виду, принесенная им весть о победе арабов в Акабе в одночасье сделала его героем. Сэр Реджинальд Уингейт, Верховный комиссар в Каире, спешно телеграфировал эту новость начальнику Имперского генерального штаба сэру Уильяму Робертсону. Судя по его телеграмме, либо Лоуренс, либо сам Уингейт преувеличили масштабы победы: «Капитан Лоуренс прибыл сегодня в Каир по суше из Акабы. Турецкие посты между Тафиле, Мааном и Акабой заняты арабами».
Новый командующий Египетскими экспедиционными силами генерал сэр Эдмунд Алленби был убежден, что победа арабов в Акабе может радикально изменить положение британских сил на Синае. Двенадцатого июля Лоуренс встретился с генералом по его просьбе, чтобы рассказать ему о ситуации. Явившись на встречу в бедуинских одеждах, он явно озадачил генерала. Лоуренс сообщил ему подробности захвата Акабы, после чего изложил свой план поднять общеарабское восстание против османов от Маана на юге до Хамы (города в современной Сирии) на севере, прервав железнодорожное сообщение между Мединой, Дамаском и Палестиной. Чтобы поддержать арабов, Лоуренс попросил Алленби вторгнуться в Палестину и сковать войска Джемаль-паши. Алленби ответил уклончиво. «Ладно, — сказал он, чтобы завершить встречу, — я сделаю для вас все, что смогу».
На самом деле план Лоуренса заинтересовал Алленби, поскольку тот понял, что правильно организованное арабское восстание может помочь его военной кампании в Палестине. Уже на следующей неделе в телеграмме Военному комитету он поддержал предложение Лоуренса о координации действий арабской армии и Египетских экспедиционных сил. Наступление по двум фронтам, утверждал он, может «обеспечить крах турецкой кампании в Хиджазе и в Сирии и привести к многообещающим результатам как политического, так и военного характера». Разумеется, чтобы выполнить свою часть плана, Алленби потребовал подкрепления. Он запросил — и получил — две свежие дивизии. Наконец, чтобы обеспечить максимально эффективную координацию действий двух армий, Алленби предложил временно перевести армию Фейсала под его командование. Лоуренс был отправлен в Эль-Ваджх и Джидду, чтобы заручиться согласием Фейсала и самого шерифа Хусейна передать арабское восстание под командование британского генерала.
К августу 1917 года генерал Алленби встал во главе совместной военной кампании, целью которой был одновременный разгром османов в Сирии и Палестине. Чтобы выполнить свою часть задачи, он сосредоточил все внимание на палестинском фронте и начал готовить свою армию к третьей битве за Газу.
После капитуляции Акабы османы решили попытаться переиграть арабов в их собственной игре. Они начали активно обхаживать могущественных вождей Трансиордании (так британцы называли южные земли османской Сирии к востоку от реки Иордан) и формировать вооруженные ополчения из местных племен для усиления своих недостаточных по численности подразделений регулярной армии. Сплачивая арабские племена Трансиордании против Хашимитов, турки надеялись, что таким образом армии Фейсала придется воевать на территории противника.
Усилия по вербовке местных ополченцев привели к смешанным результатам. В северных районах Трансиордании, где все молодые мужчины уже были призваны в османскую армию, остались только старики, которые с радостью бросились записываться добровольцами на войну. Один турецкий офицер, направленный в Ирбид, чтобы провести смотр «армии моджахедов» (священных воинов джихада), был потрясен зрелищем «марширующих аксакалов, большинство из которых плохо стояли на ногах в силу возраста или состояния здоровья». Военные власти приказали расформировать добровольческий отряд в Ирбиде и заставить несостоявшихся моджахедов заплатить налог за освобождение от военной службы.
В городе Аммане (столице современной Иордании) черкесская община с энтузиазмом откликнулась на османский призыв к оружию. Черкесы переселились в Трансиорданию в конце XIX века как беженцы, спасавшиеся от русских, завоевавших Кавказе. Как община переселенцев-беженцев, они были освобождены от военной службы. Однако черкесы были ярыми приверженцами османской власти, и в ноябре 1916 года глава общины Мирза Васфи обратился в Стамбул с ходатайством разрешить им сформировать добровольческую кавалерию, чтобы «пожертвовать своими жизнями за родную землю». Черкесский добровольческий отряд насчитывал свыше 150 всадников и играл активную роль в защите Хиджазской железной дороги и борьбе с арабскими повстанческими силами.
Третий отряд добровольцев был сформирован в южном городе Эль-Карак на берегу Мертвого моря, где находилась резиденция османского вице-губернатора. Этот раскинувшийся на холмах город с крепостью эпохи крестоносцев в 1910 году стал центром крупного восстания племен, которое османы жестоко подавили. Население Эль-Карака не любило турок, но, безусловно, боялось их и старалось продемонстрировать безоговорочную лояльность властям во время войны. После начала арабского восстания Джемаль-паша лично отправился в Эль-Карак, чтобы напомнить горожанам о том, что «каждый османский подданный обязан защищать государство», и попросить их сформировать ополчение для защиты своей территории. Все племена и кланы, мусульмане и христиане, направили добровольцев в отряд ополчения под командованием османского офицера.
Османы также старательно добивались лояльности бедуинских племен, живших вдоль Трансиорданской границы. Джемаль-паша пригласил влиятельных племенных шейхов прибыть на поезде за государственный счет в Дамаск, где их разместили в лучших гостиницах и проявили по отношению к ним щедрое гостеприимство. Выразив им признательность за «проявление дружбы и службу государству», Джемаль осыпал шейхов медалями и наградами. Попытки завоевать лояльность племен рувалла, билли, бени-атийе и ховейтат увенчались определенным успехом. Тогда как одни племенные вожди, такие как Ауда Абу Тайи (награжденный османской медалью четвертой степени), решили связать свою судьбу с Хашимитами, другие остались верны османским властям. На самом деле даже Ауда испытывал колебания на этот счет. Э. Т. Лоуренс обнаружил доказательства его переписки с Джемаль-пашой: тот предлагал Ауде перейти на его сторону. В соперничестве за лояльность бедуинов османов не следовало недооценивать.
Верность арабов османским властям была испытана на прочность сразу же после падения Акабы в июле 1917 года. Опасаясь, что блистательная победа Хашимитов побудит арабов Трансиордании восстать против османского владычества, Джемаль-паша приказал племенным ополчениям атаковать армию Фейсала в Акабе. Он пообещал бедуинам-добровольцам всю возможную помощь со стороны османской армии — регулярные части пехоты и кавалерии, артиллерию и авиацию. Османы выдавали ополченцам запасы провианта на пять дней и фураж для их лошадей. Каждый конный боец получал по три османских лиры золотом, а их командиры — по пять лир. Бедуины с энтузиазмом откликнулись на этот призыв и в середине июля начали собираться в гарнизонном городе Маан.
Одех аль-Гуссус был знатным жителем Эль-Карака, состоявшим на гражданской службе у османских властей. Свободно говоря на турецком, он часто выступал переводчиком между правительственными чиновниками и местными жителями. Шериф Мекки не был авторитетом для христианина Гуссуса, и он отстраненно наблюдал за заигрываниями шерифа с народом Трансиордании. Гуссус сыграл ведущую роль в формировании эль-каракского ополчения. Мобилизовав более 400 мусульманских добровольцев и даже 80 христиан, он возглавил Эль-Каракский батальон и 17 июля 1917 года выдвинулся с ним к Маану.
Гуссус видел, как колебались в своих настроениях бедуинские добровольцы. Хорошо зная людей из племени ховейтат и бени сахр, он понимал причину их колебаний. Соперничающие ветви обоих племен, в том числе Ауда Абу Тайи из ховейтата, воевали в армии Фейсала. Если бы бедуинам пришлось убить в сражении членов своего племени, кровная месть могла растянуться на несколько поколений. Гуссус также отметил, что арабские ополченцы так и не получили никакой поддержки, обещанной им Джемаль-пашой, — ни регулярных войск, ни артиллерии, не говоря уже о самолетах. Джемаль хотел спровоцировать вражду между племенами Трансиордании и племенами, поддержавшими хашимитское восстание, не рискуя при этом своими войсками и ресурсами в Маане.
Эль-каракские ополченцы атаковали отряд арабской армии у Эль-Кувейры, небольшой телеграфной станции в 40 км к северо-востоку от Акабы. Бедуины из племен ховейтат и бени сахр наблюдали за сражением с окружающих холмов, не вступая в бой. Бой продолжался три часа, и эль-каракцы одержали победу, убив девять повстанцев и заставив остальных отступить. Они захватили свыше 1000 голов овец, 30 ослов, несколько верблюдов и 10 палаток и вернулись в Маан с триумфом. По бедуинским традициям захваченный скот считался трофеем. Они оставили 500 овец в подарок османской армии, а остальное стадо отогнали домой в Эль-Карак как награду за успешный рейд. Хотя само сражение было заурядным (вскоре после этого силы Фейсала вновь оккупировали Эль-Кувейру), османам удалось вбить клин между местным населением и хашимитской армией, и такое положение будет сохраняться до конца войны.
Между тем военный министр Энвер-паша 24 июня 1917 года собрал своих армейских командиров в северном сирийском городе Алеппо. На этой встрече присутствовали Халиль-паша, командующий Шестой турецкой армией в Месопотамии, Мустафа Кемаль-паша, герой Галлиполийской кампании, Иззет-паша, командующий Кавказской армией, а также Джемаль-паша, губернатор Сирии и командующий Четвертой армией. Как заметил Джемаль в своих мемуарах, «встреча четырех командующих армиями с начальником Генерального штаба не была будничным делом».
Энвер выступил перед командующими с новой смелой инициативой. «Я планирую наступательную операцию с целью возвращения Багдада», — объяснил он. Для этого он предложил создать новое воинское формирование под немецким командованием, которое будет называться группа армий «Йылдырым» (в переводе с турецкого «молния»). Предполагалось, что формирование будет организовано по немецкой модели и в него войдут Шестая армия Халиль-паши, новая Седьмая армия под командованием Мустафы Кемаля, а также немецкая пехотная дивизия. Главнокомандующим группы армий станет генерал Эрих фон Фалькенхайн, который своими недавними успехами на румынском фронте до некоторой степени восстановил репутацию, пошатнувшуюся после провала наступления под Верденом в 1916 году. Чтобы обеспечить «Йылдырым» необходимыми ресурсами, правительство Германии выделило золото на £5 млн — что в середине 1917 года было весьма скудными средствами.
Командующие были изумлены планом Энвера. Наступление на Багдад казалось безрассудством в то время, когда империя сталкивалась с гораздо более серьезными угрозами на других фронтах. И они были в ужасе от перспективы оказаться под командованием немцев. Предполагалось, что штаб «Йылдырым» будет преимущественно немецким: 65 иностранных офицеров и всего 9 турецких. В ходе войны отношения между немцами и турками стали довольно напряженными. В своих дневниках османские солдаты и офицеры открыто возмущались «немецкой надменностью». Мустафа Кемаль предупредил Энвера, что Турция превращается в «колонию Германии». Даже Отто Лиман фон Сандерс, глава немецкой военной миссии в Османской империи, считал ошибкой ставить во главе армии немецких офицеров, ничего не знающих ни о самой империи, ни о ее культуре. Необходимость в общении всецело полагаться на переводчиков помешала бы установлению благожелательных человеческих отношений между немецкими офицерами и их турецкими подчиненными.
Несмотря на протесты командующих, Энвер не отказался от своего решения. Летом 1917 года в Алеппо начали собирать группу армий «Йылдырым» для последующей передислокации ее в Месопотамию. Между тем Джемаль продолжал представлять донесения разведки о наращивании сил британцев вдоль линии Газа — Беэр-Шева и требовал пересмотреть военные планы. Его усилия привели к обратному эффекту: Джемаль был отстранен от командования Палестинским фронтом, и оно перешло к фон Фалькенхайну. Однако немецкий генерал не остался глух к словам Джемаля. К концу сентября фон Фалькенхайн удостоверился в серьезности британской угрозы в Палестине и убедил Энвера задействовать группу «Йылдырым» для ее устранения. Тридцатого сентября армии «Йылдырым» начали движение на юг, на палестинский фронт.
В то время как немецкие и турецкие подразделения «Йылдырым» собирались в Алеппо, в Египет прибывали первые подкрепления для армии Алленби. Политики жаждали, чтобы Алленби захватил Иерусалим к концу декабря в качестве рождественского подарка уставшему от войны британскому народу и армии. Генеральный штаб хотел, чтобы Алленби добился как можно большего имеющимися у него силами, ясно дав ему понять, чтобы он не рассчитывал на дополнительную поддержку. Ему отдали приказ, аналогичный тому, что получил генерал Мод перед наступлением на Багдад: прорвать линию обороны османов и оттеснить их армию настолько, насколько позволят его ресурсы, но не переусердствовать, чтобы любой ценой избежать поражения, отступления или капитуляции в духе Эль-Кута.
Теперь Египетский экспедиционный корпус получил значительный численный перевес над османскими защитниками в районе Газы. У британцев было в два раза больше пехотинцев (у османов — около 40 000), в восемь раз больше кавалеристов (у османов 1500) и на две трети больше артиллерийских орудий. Но, как узнали британцы на собственном горьком опыте, для победы над турками одного только численного перевеса было недостаточно. В первых двух битвах за Газу тактика прямого наступления на османские позиции привела к тяжелым потерям и поражению. И в последующие месяцы турки неустанно трудились над укреплением своей системы обороны. Чтобы одержать победу над стойким противником, Алленби решил пойти на хитрость.
План третьей битвы за Газу отличался сложностью и изобиловал ложными маневрами и ловушками. Британская разведка подтвердила, что османская система обороны сильнее всего вокруг Газы и слабее всего в районе Беэр-Шевы, где турки полагались на то, что британцев отпугнет сложный рельеф местности. Алленби решил нанести основной удар именно здесь, поскольку взятие Беэр-Шевы обеспечило бы его войска водой и позволило бы обойти с фланга османские позиции вокруг Газы. План Алленби предусматривал отвлекающие атаки в районе Газы, чтобы заставить османов сосредоточить там свои войска и сделать Беэр-Шеву уязвимой для внезапного нападения.
Британцы пошли на поистине экстраординарные меры, чтобы ввести в заблуждение османское командование. Начальник военной разведки полковник Ричард Майнерцхаген проскакал на лошади вдоль османских траншей, чтобы попасться на глаза конному патрулю. Заставив противника пуститься за ним в погоню, он притворился, что его ранили, и уронил на землю окровавленный ранец с поддельными документами и планом нападения британцев на Газу. Британская разведка также распространила ложные слухи о высадке морского десанта к северу от Газы, которые как нельзя лучше подтверждались присутствием у побережья британских военных кораблей.
Алленби отдал приказы 22 октября, за 10 дней до начала операции. Согласно его плану, подразделения пехоты и кавалерии должны были мелкими группами скрытно занять позиции у Беэр-Шевы, чтобы не предупредить противника о концентрации войск в этом районе, что могло означать только крупное наступление. К 30 октября войска были на месте. На рассвете следующего дня они нанесли удар, начав наступление с интенсивного артиллерийского обстрела османских позиций.
Эмин Чёль, ветеран Галлиполийской кампании, был в числе османских солдат, находившихся в окопах у Беэр-Шевы. «Мы проснулись от грохота артиллерии, — вспоминал он. — Наш сон как рукой сняло». Османская линия обороны в Беэр-Шеве находилась в жалком состоянии. Траншеи были слишком мелкими, чтобы обеспечить надежную защиту. Каждый 50-метровый их участок был полностью изолирован от других. Не было соединительных траншей, чтобы обеспечить безопасную переброску людей и техники к линии фронта и от нее. Не имея возможности укрыться от огня вражеской артиллерии, османские защитники немедленно понесли большие потери; мертвые и раненые заполняли окопы, а уцелевшие не могли никому ничем помочь. Неудивительно, что Чёль не испытывал никакого оптимизма относительно предстоящего сражения. «Что это за война? — размышлял он. — Без нормальных пушек и пулеметов, без хороших командиров, без самолетов, укреплений, резервов и телефонной связи? Наши солдаты воюют в полной изоляции друг от друга, их боевой дух подорван. На самом деле у нашей армии нет ничего для того, чтобы одержать победу».
Но, насколько бы деморализованы ни были османские солдаты, они оказали врагу ожесточенное сопротивление. Продвигаясь вперед под шквальным огнем, британская пехота к полудню сумела захватить намеченные позиции, однако, столкнувшись с решительным отпором, не смогла продвинуться дальше. Пехотинцы окопались на холмах, окружающих Беэр-Шеву с юга, и стали ждать дальнейших приказов.
Успех наступления в значительной степени зависел от кавалерии. Проскакав за ночь 40 км, Пустынный конный корпус должен был окружить Беэр-Шеву и войти в город с северо-востока. Как и прежде, это была гонка на время — если кавалеристы не возьмут Беэр-Шеву и его колодцы до заката, людям и лошадям не хватит воды, чтобы продолжить сражение на второй день. Кавалерийские подразделения АНЗАКа начали атаку на рассвете, однако попали под шквальный пулеметный огонь, что затормозило их продвижение и поставило под угрозу всю операцию. К полудню шансы кавалерии захватить город казались весьма призрачными. Генерал сэр Гарри Шовел, командующий Пустынным конным корпусом, решил отойти от разработанного плана и предпринять прямую атаку на турецкие траншеи, защищавшие подступы к городу.
Всего за полчаса до захода солнца 4-я бригада Австралийской легкой кавалерии заняла позиции для атаки. Около 800 всадников выстроились двумя широкими колоннами, растянувшимися почти на 400 метров, и двинулись в сторону турецких траншей. Это была, наверное, самая масштабная кавалерийская атака Первой мировой войны — и, вероятно, самая крупная за предшествующее столетие (в знаменитой атаке легкой кавалерии в 1854 году в ходе Крымской войны участвовало меньше 700 всадников). Оказавшись в пределах досягаемости турецких орудий, кавалеристы перешли на легкий галоп, а затем понеслись во весь опор.
Османские защитники с трудом целились по быстро движущимся мишеням. Эмин Чёль видел, как грозная сила приближается к его траншее. Сотни всадников пронеслись через первую линию окопов, заставив Чёля и его товарищей спрятаться в укрытия, чтобы не погибнуть под копытами лошадей. Затем кавалеристы спешились и вступили в рукопашный бой с обороняющимися. Чёль продолжал стрелять по британцам, но вдруг почувствовал, что ничего не видит. Он был ранен, по лицу текла кровь. В разгар сражения друзья перевязали ему раны и отвели в безопасное место, где их всех вместе и взяли в плен. «Они сказали мне, что к нам приближаются два британских солдата. Потом они взяли меня за руку и помогли вылезти из окопа». Проведя год в лагере для военнопленных, Чёль вышел на свободу, но зрение к нему так и не вернулось.
Прорвав османскую оборону, кавалеристы во весь опор помчались в Беэр-Шеву, опасаясь, что отступающие турки могут уничтожить колодцы. Город сотрясали тяжелые взрывы — военные уничтожали склад боеприпасов и подвижной состав на железнодорожной станции, чтобы те не достались британцам. На глазах у кавалеристов, прежде чем те успели вмешаться, турки взорвали две скважины, но остальные удалось отстоять. С наступлением темноты британцы обрушились на Беэр-Шеву со всех сторон, и к полуночи город был полностью в их руках. Османы же под покровом ночи завершили свое отступление.
Руины главной мечети в Газе, 1917 год
Османы принудительно эвакуировали все гражданское население перед атакой британцев на Газу, когда город был подвергнут самому интенсивному обстрелу из всех, что имели место за пределами европейского театра военных действий.
Командование «Йылдырым» было ошеломлено внезапной потерей Беэр-Шевы всего за один день. Отступившие подразделения вернулись в Газу, линия обороны которой уже дважды выдерживала натиск противника. Однако Газа не была безопасным убежищем. Британцы подвергли город интенсивному обстрелу, каких еще не бывало за пределами европейского театра военных действий. Между 27 и 31 октября наземная и корабельная артиллерия обрушили на османские позиции в городе и вокруг него 15 000 снарядов, устроив османским защитникам настоящий ад.
Британская пехота атаковала позиции противника у Газы 1 и 2 ноября. Это были ложные атаки, призванные убедить защитников в том, что британцы собираются идти в прямое наступление. Чтобы еще больше запутать турок, британская кавалерия провела маневры между Беэр-Шевой и находящимся чуть севернее нее городом Хеврон, заставив османов опасаться наступления на Иерусалим. В ответ командование «Йылдырым» направило войска на защиту Хеврона и Газы, оставив центральный участок своего 30-километрового фронта между Газой и Беэр-Шевой слабо защищенным. Это и было главной целью Алленби — заставить турок ослабить оборону в центре и в этом месте прорвать их линию фронта.
Заключительный акт третьей битвы за Газу начался 6 ноября, когда Алленби бросил основную часть своих сил на турецкие позиции на полпути между Газой и Беэр-Шевой. За день напряженных боев британским войскам удалось прорвать османскую оборону в нескольких ключевых местах на 11-километровом участке фронта и продвинуться на 14 км в глубь османской территории. Несмотря на свои успехи, британцы были поражены тем, какое упорное сопротивление они встретили.
Австралийские подразделения Имперского верблюжьего корпуса на два дня были остановлены османскими силами в Тель эль-Кувейлфе к северу от Беэр-Шевы. Сражаясь вместе с валлийцами из 53-й пехотной дивизии, верблюжья кавалерия понесла самые тяжелые потери за всю Палестинскую кампанию. В своем дневнике Фрэнк Рид перечислил имена товарищей, погибших в этом кровопролитном сражении: сержант Дэн Поллард убит выстрелом в голову; сержант Артур Оксфорд убит выстрелом в нос; Фрэнк Матзонас, эмигрировавший из Риги в Австралию только в 1914 году, убит выстрелом в голову; Рэг Рид заблудился и заколот штыком в турецкой траншее — список казался бесконечным. «Солдат по имени Нильсен был ранен и несколько часов лежал на открытой местности рядом с турецкими окопами. Каждый раз, когда он пытался позвать на помощь, турки всаживали в него пулю, пока он не оказался буквально изрешечен ими. Турки, засевшие в окопах в Тель эль-Кувейлфе, были не солдатами, а грязными убийцами». Разумеется, в своих мемуарах выжившие османские защитники Тель эль-Кувейлфы то же самое говорят о британцах.
К 7 ноября османская армия отступила по всему фронту. Сложный план Алленби полностью сработал. Его войска беспрепятственно вошли в Газу. Там к этому моменту не осталось ни одного человека, поскольку перед началом боевых действий османы принудительно эвакуировали из города все гражданское население. Британские солдаты вошли в город по узким улочкам, на которых не осталось ни одного целого дома. Газа превратилась в город-призрак.
Оставив позиции у Газы, османские войска попытались закрепиться на новой оборонительной линии, чтобы остановить Египетские экспедиционные силы, прежде чем те достигнут Иерусалима. Однако группа армий «Йылдырым» все еще находилась в процессе формирования, а армия Алленби, почти в полном составе, продолжала наступать. Конная дивизия АНЗАКа преследовала турок вдоль Средиземноморского побережья, британская пехота 14 ноября захватила важный железнодорожный узел к югу от Иерусалима. На следующий день конная дивизия АНЗАКа взяла города Рамла и Лидда, Австралийская конная дивизия захватила Латрун, а 16 ноября Новозеландская бригада заняла портовый город Яффа. Блокированный с юга и запада, Иерусалим был обречен.
Девятого ноября, через два дня после вступления сил Алленби в Газу, газета Jewish Chronicle опубликовала документ, который определял новую британскую политику в Палестине. В форме краткого официального письма к Уолтеру Ротшильду от 2 февраля 1917 года министр иностранных дел Великобритании Артур Бальфур представил декларацию, которая впоследствии получила его имя:
«Правительство Его Величества с одобрением рассматривает вопрос о создании в Палестине национального очага для еврейского народа и приложит все усилия для содействия достижению этой цели; при этом ясно подразумевается, что не должно производиться никаких действий, которые могли бы нарушить гражданские и религиозные права существующих нееврейских общин в Палестине или же права и политический статус, которыми пользуются евреи в любой другой стране».
Декларация Бальфура была со стороны британского правительства экстраординарным заявлением. Британская армия только что вступила в Палестину и находилась далеко от Иерусалима, однако правительство уже предвкушало победу, давая обещания в отношении все еще суверенной территории Османской империи.
Разумеется, британцы занимались дележом османского территориального пирога с самого начала войны. В этом смысле декларация Бальфура была всего лишь еще одним документом в череде планов по разделу османских земель, включая Англо-франко-русское (Константинопольское) соглашение, заключенное еще в марте 1915 года, переписку Макмагона — Хусейна в 1915–1916 годах и соглашение Сайкса — Пико 1916 года. Однако все предыдущие планы были строго засекречены, тогда как декларация Бальфура была открыто опубликована в лондонской прессе. Кроме того, данное Бальфуром обещание, что Великобритании «приложит все усилия» для создания «национального очага для еврейского народа», нарушало условия предыдущих соглашений с шерифом Хусейном и французским правительством. Вдобавок к этому сэр Марк Сайкс, архитектор соглашения Сайкса — Пико, активно лоббировал поддержку еврейского национального движения в британском правительстве. Именно Сайкс 31 октября 1917 года покинул заседание британского Военного кабинета, чтобы сообщить лидеру сионистского движения Хаиму Вейцману радостную весть об утверждении декларации. «Доктор Вейцман, у вас родился сын!» [«Dr. Weizmann, it's a boy!»], — произнес он свою знаменитую фразу, обращаясь к Вейцману, который в тревоге ожидал у дверей зала заседаний.
Как и другие планы раздела Османской империи, декларация Бальфура была продуктом военного времени и опиралась на соответствующие соображения. Военный кабинет одобрил ее не столько из намерения поддержать сионизм, сколько из стремления обратить в свою пользу влияние евреев. Вейцману и его сторонникам удалось убедить членов британского кабинета, что сионистское движение говорит не только от имени исповедующего националистические настроения меньшинства европейских евреев, но и от имени могущественной в политическом и экономическом плане еврейской диаспоры в целом. Он умело воспользовался старым антисемитским мифом о существовании подпольной еврейской международной организации, тайно контролирующей мировые финансы.
Поддерживая сионизм, члены британского правительства рассчитывали в ответ заручиться поддержкой влиятельных евреев в США и России. Традиционный американский изоляционизм делал США несговорчивым союзником, а приверженность России дальнейшему участию в войне серьезно пошатнулась после Февральской революции и отречения царя от престола в марте 1917 года. Считалось, что евреи обладают значительным влиянием на президента США Вудро Вильсона и на русское Временное правительство, во главе которого стоял премьер-министр Александр Керенский. Если это влияние могло обеспечить активное участие в войне этих двух держав, значит, в интересах Британии было добиться благосклонности евреев через поддержку сионизма.
Наконец, многие в Военном кабинете хотели пересмотреть условия ранее заключенных соглашений, в частности соглашения Сайкса — Пико. Все больше влиятельных голосов высказывало мнение, что Сайкс отдал французам чересчур много. Британцы пролили за Палестину слишком много крови, чтобы после войны передать ее под международное управление на непонятных пока условиях. Кроме того, британцы на собственном опыте узнали, что присутствие в Палестине враждебной им силы может угрожать безопасности Суэцкого канала. Они хотели, чтобы после окончания войны Палестина перешла под управление Великобритании. И сионисты были естественными союзниками британцев в этом вопросе, поскольку их политические амбиции не могли осуществиться без поддержки одной из великих держав.
На первый взгляд могло показаться, что своей декларацией лорд Бальфур отдал Палестину сионистскому движению. Но в действительности правительство Ллойда Джорджа использовало сионистское движение, чтобы получить Палестину под свой контроль.
Иерусалим сдался британцам 9 декабря 1917 года. Османы приложили все усилия, чтобы защитить город. Однако армию Алленби уже невозможно было остановить. Хотя нескольких недель интенсивных боев истощили его войска, а солдаты за это время получили всего один выходной день (17 ноября), Алленби продолжал гнать османов все дальше и дальше, не давая им возможности закрепиться на новых позициях. Он справедливо рассудил, что его шансы на успех гораздо выше, а риск потерь ниже, пока османская армия деморализована поражением и бежит.
Обе стороны хотели избежать сражения в Иерусалиме. Ни британцы, ни турки, ни немцы не желали навлечь на себя осуждение международного сообщества за ведение боевых действий в священном городе или причинение вреда святыням иудаизма, ислама и христианства. Когда британские войска захватили южные, западные и северные подходы к городу, турки и их немецкие союзники решили уйти на восток с оставшейся частью Седьмой армии. Отступление из Иерусалима началось после заката солнца 8 декабря и было проведено за одну ночь. К рассвету 9 декабря османское владычество в Иерусалиме, длившееся 401 год, закончилось.
Перед отбытием губернатор Иерусалима составил письмо о капитуляции, в котором передал священный город на попечение правительства Великобритании. Губернатор оставил письмо градоначальнику Иерусалима Хусейну Салиму аль-Хусейни, представителю одной из самых уважаемых в городе семей. На рассвете аль-Хусейни, владевший английским языком, с небольшой группой сопровождающих отправился на поиски британцев, чтобы обеспечить мирную сдачу города. Он встретил нескольких британских солдат и сержантов, но низкий чин не позволял им принять капитуляцию. Только во второй половине дня прибыл генерал-майор Джордж Ши, уполномоченный Алленби, все еще находившимся в штабе в Яффе, принять от его имени акт о капитуляции священного города.
Официальное вступление Алленби в Иерусалим состоялось 11 декабря 1917 года. Кинематографический комитет Военного министерства запечатлел это тщательно срежиссированное мероприятие на пленке, чтобы как можно больше людей в мире смогли увидеть эту величайшую военную победу британской армии. В конце концов, это был «рождественский подарок британской нации» от Ллойда Джорджа. Как и прокламация генерала Мода, зачитанная при вступлении в Багдад, декларация Алленби была написана в Лондоне и по телеграфу передана в Палестину. Главнокомандующему Египетскими экспедиционными силами было даже приказано слезть с лошади и войти в священный город пешком — красочный жест смирения, призванный в первую очередь впечатлить христиан. Не только мероприятие в Иерусалиме, но и объявление премьер-министром этой новости в палате общин следовало тщательно разработанному сценарию. Ллойд Джордж хотел в полной мере использовать то влияние на общественное мнение, которое могла оказать эта блистательная военная победа, и настаивал на том, чтобы каждая деталь исторического момента соответствовала этой цели.
Первая встреча мэра Иерусалима с британскими солдатами 9 декабря 1917 года
Хусейн Салим аль-Хусейни (в центре, с тростью и сигаретой) вышел за ворота Иерусалима под белым флагом, чтобы обеспечить мирную сдачу города приближающимся британским войскам. Первыми британскими военными, которых он встретил, были сержанты Седжевик и Харкомб, имевшие слишком низкий чин, чтобы принять капитуляцию.
Войдя через Яффские ворота в Иерусалим, Алленби прошел мимо почетного караула, состоявшего из представителей всех народов, чьи солдаты воевали в Палестине: Англии, Уэльса, Шотландии, Индии, Австралии и Новой Зеландии. Двадцать французских и двадцать итальянских солдат представляли британских союзников по Антанте. Среди почетных гостей в свите Алленби были Т. Лоуренс, прибывший обсудить совместную стратегию военных действий арабской армии и Египетских экспедиционных сил, а также Франсуа Жорж-Пико, один из авторов соглашения Сайкса — Пико.
С возвышения у подножия Башни Давида Алленби прочитал прокламацию на английском языке и подождал, пока она будет прочитана на арабском, французском, итальянском, греческом, русском и иврите. Речь была краткой: в Иерусалиме вводилось военное положение, хотя его жители могли продолжать «заниматься своей законной деятельностью, ничего не опасаясь», а также провозглашалось, что отныне все места и объекты, относящиеся к «трем великим религиям… будут охраняться и защищаться в соответствии с существующими обычаями и верованиями тех, для чьих конфессий они являются святынями». В подтверждение этого заявления Алленби лично пожал руки высокопоставленным гражданским и религиозным лицам — перед ним прошла вереница городских старейшин, раввинов, муфтиев и христианских священников в экзотических одеждах, с длинными бородами. Фильм заканчивался кадрами марширующих по городу колонн британских войск, а также видами иерусалимских улиц с толпами людей, запряженными мулами повозками, мотоциклами и автомобилями оккупационной армии.
Генерал Алленби читает прокламацию в оккупированном британцами Иерусалиме
Официальное вступление британской армии в город было тщательно срежиссировано и снято на пленку, чтобы поднять боевой дух уставшего от войны британского народа. Обратите внимание на кинооператора на крыше в правом верхнем углу фотографии.
Падение Иерусалима стало важным поворотным моментом в войне на Ближнем Востоке. К концу 1917 года османы потеряли три города, которые имели для них огромное символическое значение: Мекку, Багдад и Иерусалим. Эти потери, особенно священных городов Мекки и Иерусалима, фактически свели османскую идею джихада на нет. Британские власти в Египте и Индии больше не опасались подъема религиозного движения. Что еще важнее, османские войска, недавно нанесшие британцам унизительные поражения в Эль-Куте и Газе, теперь сами потерпели поражение и были обращены в бегство, отступая под натиском лучше снабжаемых британских сил. Кроме того, отныне британцы в Палестине координировали свои действия с арабской армией под предводительством Хашимитов, которая после захвата Акабы угрожала двинуться в глубь Сирии.
К концу 1917 года османы не были побеждены, но теперь их главной задачей в Первой мировой войне стала не победа, а выживание.
Назад: 11. Арабское восстание
Дальше: 13. От перемирия до
