36

– Еще нужно сделать цветоустановку, и саундтрек не готов, так что полного впечатления без тревожной музыки вы не получите, – сказал Трэвис Чан. – Но это наш готовый вариант, по нему можно получить представление о фильме в окончательном виде, и теперь мы можем вам его показать.

По сравнению с тем, что Джейн видела в студии «Крейзи Руби филмз» раньше, здесь царил порядок. Коробки от пиццы и банки из-под лимонада исчезли, корзинки с мусором опустели, запах грязных носков исчез, теперь тут стоял аппетитный запах попкорна, приготовленного в микроволновке, и Амбер в этот момент насыпа́ла его в вазу для всех. Но пока никто не догадался пропылесосить комнату, и Джейн, прежде чем сесть, пришлось стряхнуть с дивана зернышки попкорна.

Бен и Трэвис присоединились к ней – сели по бокам от нее, глядя на Джейн так, словно она свалилась к ним с другой планеты.

– Итак, детектив. Мы тут все спрашивали себя, – сказал Бен.

– О чем?

– Почему вы передумали. Вы говорили, что не любите фильмы ужасов. И вот пожалуйста, вы здесь в субботу вечером и просите, чтобы мы показали вам «Мистера Обезьяну». Почему?

– Может, из-за бессонницы?

– Да ладно вам, – фыркнул Трэвис. – Вы скажите, что на самом деле.

Все трое смотрели на нее и ждали ответа. Правды.

– Когда я разговаривала с вами в тот первый вечер, сразу после убийства Кассандры, – начала Джейн, – кто-то из вас сказал, что в основе «Мистера Обезьяны» лежит реальное происшествие, случившееся, когда Касси была ребенком.

– Да, она говорила, что пропала девочка.

– Она не называла ее имени?

– Нет. Это кто-то из школы, где она училась.

– Я полагаю, имя этой девочки – Лиззи Дипальма. Ей было девять лет, когда она исчезла.

Амбер нахмурилась:

– Персонажи в сценарии Касси, те, которые пропадают, – им по семнадцать лет.

– Я думаю, они – символы Лиззи, реальной девятилетней девочки. И еще я думаю, что убийца из вашего кино может олицетворять человека, который ее убил.

– Постойте, – сказал Трэвис. – Вы хотите сказать, что мистер Обезьяна реален?

– А кто мистер Обезьяна в вашем фильме?

Трэвис подошел к компьютеру и постучал по клавиатуре:

– По-моему, лучший способ ответить на ваш вопрос – это посмотреть кино. Так что устраивайтесь поудобнее, детектив. Начинаем.

Амбер приглушила свет в комнате, и на большом экране появилась заставка «Крейзи Руби филмз» – изображение ломаных осколков, которые, соединившись, образовали кубистский вариант женского лица.

– Логотип – моя идея, – сообщила Амбер. – Он олицетворяет собой все эти несвязанные фрагменты, которые соединяются в единое целое. Символ кинопроизводства, короче говоря.

– Вот, вы это видите? – сказал Трэвис. Он схватил из вазочки горсть попкорна и устроился на полу у ног Джейн. – Эти вступительные кадры стоили нам четырех жутких дней. Первая исполнительница главной роли обкурилась вконец, и мы были вынуждены ее уволить. Пришлось искать ей замену практически за один день.

– Я на этих съемках растянул икру, – пожаловался Бен. – Потом несколько недель хромал. Наш проект был словно проклят с первого дня.

На экране хорошенькая блондинка в заляпанных грязью джинсах шла, спотыкаясь, по темному лесу. Даже без зловещей музыки напряжение было очевидно по ее искаженному страхом лицу и учащенному дыханию. Она оглянулась через плечо, и вспыхнувший свет осветил лучом ее лицо, ее губы, искривленные в гримасе ужаса.

Резкий монтажный переход к другой сцене – та же девушка мирно спит в своей розовой спальне. Титр гласил: «За неделю до этого».

– Та первая сцена в лесу была переносом в будущее, – пояснила Амбер. – А теперь мы возвращаемся на неделю назад, чтобы рассказать, как наша героиня Анна оказалась в лесу и почему она бежит, спасая свою жизнь.

Действие переносится на урок биологии в классе Анны, камера скользит по лицам учеников. Две девочки хихикают и обмениваются записками. Бугай в спортивной куртке сидит со скучающей физиономией, втянув голову в плечи. Бледный и старательный мальчик усердно пишет что-то в тетради. Камера медленно наплывает на переднюю часть классной комнаты и находит учителя. Мужчину.

Джейн уставилась на дымчато-светлые волосы, округлое детское лицо, очки в металлической оправе. Она точно знала, почему на роль учителя был выбран такой актер. Он был как две капли воды похож на Мартина Станека.

– Это и есть мистер Обезьяна? – вполголоса спросила она.

– Может быть, – ответил Трэвис и добавил с иронической улыбкой: – А может, и нет. Не хотим испортить вам впечатление от кино. Вам придется просто смотреть.

На экране ученики вышли из класса и, болтая о том о сем, столпились у своих шкафчиков в коридоре. Здесь был весь стандартный набор персонажей для подросткового фильма ужасов: бугай, застенчивая тихоня, ботаник, зловредная заводила, уравновешенная брюнетка. Брюнетка, конечно, выживет, в фильме ужасов уравновешенные девушки всегда выживают.

Двадцать минут спустя брюнетка потеряла голову после удара топором.

Сцена убийства являла собой замедленное воспроизведение настоящего праздника смерти: при виде бьющей фонтаном крови и отлетающего черепа Джейн заерзала на диване. Господи, неудивительно, что она не любила фильмы ужасов: уж слишком они напоминали ей о работе. Глядя на распростертое на земле в лесу тело брюнетки без головы, она вспомнила точно такое же тело, лежавшее в ванне в Дорчестере, – тело молодой женщины, обезглавленной ее свихнувшимся от крэка бойфрендом. Тот ужас был реален, но тогда ей хотя бы не пришлось видеть процесс. К тому же у нее было и другое преимущество: ее заранее предупредили о том, что ей предстоит увидеть. Предупреждения она обычно получала по телефону: мрачный голос полицейского с места преступления сообщал, что «это какой-то кошмар», и она успевала подготовить себя к будущему зрелищу и к запахам, потому что аудитория патрульных полицейских всегда с любопытством ждала, как с этим справится женщина-полицейский – не вывернет ли ей кишки? Джейн ни разу не дала коллегам повода для злорадства.

Она посмотрела на трех ребят, для которых бутафорская кровь была ходовым товаром. А убийство – забавой. «Для меня это всегда трагедия, черт побери».

Убийца на экране был нечетким силуэтом. Без лица, без примет, одна лишь тень над обезглавленным телом брюнетки. Лопата вонзается в землю. Отделенная от тела голова описывает дугу в воздухе и с глухим ударом падает в отрытую могилу.

Взглянув на Джейн, Бен усмехнулся:

– Вы ведь не предвидели этого убийства, верно?

– Не предвидела, – пробормотала она.

Какие еще сюрпризы ждали ее в этом фильме? «Что ты пыталась сказать нам, Кассандра?» То, что Джейн видела на экране, имело зловещие параллели с грядущими реальными убийствами. Пять потенциальных жертв. Одна жуткая смерть за другой. Безжалостный убийца, работающий в центре продленного дня. Неужели Кассандра как-то предвидела собственную судьбу и судьбы других детей-свидетелей?

Двадцать минут спустя по времени фильма безликий мистер Обезьяна нанес еще один удар: на сей раз топор вонзился в мускулистую шею бугая. Это не стало для Джейн неожиданностью: в фильмах ужасов бугай почти всегда обречен. Не удивилась она и когда зловредная заводила отправилась на тот свет в брызгах мозгового вещества и фонтанах бутафорской крови. Зловредные девицы должны умирать; для каждого кинозрителя это было приправленное чувством вины удовольствие, месть противной девчонке, которая сделала несчастной его жизнь.

– Ну и каковы ваши впечатления? – спросил Трэвис.

– Мм… захватывает, – признала Джейн.

– Вы уже догадались, кто мистер Обезьяна?

– Очевидно, что вот этот тип. – Джейн показала на двойника Мартина Станека, который на экране сидел в темной кладовке и подглядывал сквозь щель в стене женского туалета. По другую сторону стены застенчивая тихоня задрала юбку и уселась на унитаз. Подглядывающий учитель смотрел с вожделением. – Он явный извращенец.

– Да. Но вот убийца ли он?

– А кто еще? Кроме родителей и их детей, других подозреваемых в этом фильме нет.

Трэвис усмехнулся:

– То, что кажется очевидным, не всегда правда. Вас этому не учили в полицейской школе?

Джейн передернуло, когда очередной фонтан крови хлынул на стену в кладовке, где сидел на корточках любопытный Том. Извращенец-учитель, кандидат на роль мистера Обезьяны по версии Джейн, свалился мертвым на пол, когда топор вошел ему в череп. В кадре медленно появилась из тени фигура реального мистера Обезьяны. Убийцы, которого ни за что бы не заподозрила Джейн. На убийце была шапочка, вышитая сверкающим бисером.

– Неожиданно, да? – спросил Трэвис. – Точно по «Энциклопедии ужасов». Убийца всегда тот, кого подозреваешь меньше всего.

Джейн вытащила сотовый и позвонила Фросту.

– Мы все не так понимали, – сказала она. – Это дело никогда не было про «Яблоню». И даже не про Станеков. – Она смотрела на экран, на котором охваченная ужасом Анна бежала по лесу, преследуемая убийцей, у которого теперь появилось лицо. – Оно про Лиззи Дипальму. И про то, что случилось с ней на самом деле.

Семнадцать лет после исчезновения дочери Арлин Дипальма оставалась жить в том же городе и в том же доме, в котором она жила с девятилетней дочерью. Может быть, она лелеяла надежду, что когда-нибудь Лиззи снова войдет в дверь ее дома. Вероятно, потеря единственного ребенка погрузила ее в печаль столь глубокую, что она не смогла уехать, не смогла даже подумать о каких-либопеременах. Два года назад перемены напросились сами, когда от удара умер ее муж.

Внезапное вдовство стало потрясением, которое вывело женщину из этого подвешенного существования. Через год после смерти мужа она продала дом в Бруклайне и переехала в сообщество пенсионеров на побережье в Ист-Фолмуте, на «локте» полуострова Кейп-Код.

– Я всегда хотела жить у воды, – сказала Арлин. – Не знаю, почему так долго откладывала переезд. Может быть, никогда не считала себя достаточно старой, чтобы поселиться в городке пенсионеров, хотя, конечно, я старуха. – Она посмотрела в окно своего дома на пролив Нантакет, где под серыми зимними тучами плескалась зловещая серая вода. – Мне было сорок, когда родилась Лиззи. Мама-старушка.

Значит, сейчас ей шестьдесят девять, подумала Джейн. И на лице Арлин все эти годы оставили след. Скорбь похожа на таблетки для старения: годы начинают мчаться, как при ускоренной промотке, волосы седеют, плоть дряхлеет. На камине стояла фотография молодой Арлин в свадебном платье, со свежим миловидным лицом. От той молодой женщины не осталось и следа. Та Арлин давно пропала без вести, как и ее дочь.

Арлин отвернулась от окна и села лицом к Джейн и Фросту:

– Я думала, полиция давно про нее забыла. Ваш утренний звонок после стольких лет меня удивил. И теперь меня не отпускает мысль: может, ее наконец нашли?

– К сожалению, вынуждена вас разочаровать, миссис Дипальма, – сказала Джейн.

– Двадцать лет, столько неоправдавшихся надежд. Но она никогда не уходит, вы меня понимаете?

– Что не уходит?

– Надежда. Что моя дочь жива. Что все это время кто-то держал ее в подвале, как тех девочек в Огайо. Или как эту несчастную Элизабет Смарт, которая слишком боялась убежать от своих похитителей. Я все надеюсь, что тот, кто ее похитил, просто хотел иметь собственного ребенка, чтобы любить и заботиться о нем. Что когда-нибудь моя Лиззи вспомнит, кто она на самом деле, возьмет телефон и позвонит мне. – Арлин перевела дыхание. – Такое возможно, – прошептала она.

– Да, возможно.

– Но вы говорите про дела об убийствах. Про четырех убитых. И это забирает мою надежду.

Фрост подался вперед на диване и прикоснулся к руке женщины:

– Тело так и не было найдено, миссис Дипальма. Поэтому мы не можем говорить, что она мертва.

– Но вы считаете ее мертвой, правда? Все так считали. Даже мой муж. Но я отказывалась принимать это. – Она посмотрела в глаза Фроста. – У вас есть дети?

– Нет, мадам. Но у детектива Риццоли есть.

Арлин перевела взгляд на Джейн:

– Мальчик? Девочка?

– Маленькая девочка, – сказала Джейн. – Три годика. И я, как и вы, тоже никогда бы не рассталась с надеждой, миссис Дипальма. Матери никогда с ней не расстаются. Вот почему я хочу узнать, что случилось с Лиззи.

Арлин кивнула и выпрямилась:

– Скажите, чем я могу помочь.

– Двадцать лет назад, когда Лиззи исчезла, основным подозреваемым был Мартин Станек. Его отправили в тюрьму за сексуальное насилие над детьми, но виновным в похищении вашей дочери не признали.

– Обвинитель говорила нам, что старалась изо всех сил.

– Вы были на процессе?

– Да, конечно. Несколько родителей детей из «Яблони» присутствовали.

– Значит, вы слышали свидетельские показания. Вы слышали, что говорил Мартин Станек.

– Я все надеялась, что он признается на суде. Скажет, что он с ней сделал.

– Вы верите, что Мартин Станек похитил вашу дочь?

– Все так считали. Полиция, обвинение.

– А другие родители?

– Родители Холли определенно верили.

– Расскажите мне о Холли Девайн. Что вы про нее помните?

Арлин пожала плечами:

– Ничего конкретного. Тихая девочка. Хорошенькая. Почему вы спрашиваете?

– Она вам никогда не казалась странной?

– Я ее мало знала. Она была старше Лиззи на год, училась в другом классе. Так что друзьями они не были. – Она нахмурилась, глядя на Джейн. – Есть какая-то причина, почему вы про нее спрашиваете?

– Украшенную бисером шапочку вашей дочери в школьном автобусе нашла именно Холли Девайн. И она была первой из детей, кто обвинил Станеков в насилии. Она стояла в начале той цепочки событий, которая привела к осуждению Станеков.

– Почему все это всплыло сейчас?

– Потому что мы не уверены, что Холли Девайн говорила правду. Хотя бы крупицу правды.

Это ошеломило Арлин, и она ухватилась за подлокотники кресла, пытаясь понять, что это может означать.

– Вы думаете, что именно Холли имела какое-то отношение к исчезновению моей дочери?

– На такую вероятность намекали.

– Кто?

Мертвая женщина, подумала Джейн. Кассандра Койл, передавшая это послание из могилы в виде фильма ужасов. В «Мистере Обезьяне» убийцей оказался не учитель, которого все подозревали. Как и Мартин Станек, учитель в кино был просто отвлечением, удобным козлом отпущения, который притягивал к себе внимание, пока истинный убийца – тихоня – прятался в тени.

«Это просто Энциклопедия ужасов».

Арлин Дипальма покачала головой:

– Нет, не могу себе представить, чтобы эта девочка преследовала мою дочь. Может быть, это сделал тот мальчик, но Холли – с какой стати?

– Мальчик? – Джейн скосила глаза на Фроста, у которого был не менее удивленный вид. – Какой мальчик?

– Билли Салливан. Лиззи его презирала, хотя они даже в одном классе не учились, – он был на два года старше. Но она достаточно хорошо знала его, а потому держалась от Билли подальше.

Джейн подалась вперед, ее внимание целиком сосредоточилось на Арлин. Тихим голосом она спросила:

– Что Билли сделал с вашей дочерью?

Арлин вздохнула:

– Поначалу это казалось обычными школьными дразнилками и враждой. Детям это свойственно иногда, но моя Лиззи была из тех девочек, которые не желают быть жертвами. Она всегда готова была постоять за себя, и это заставляло Билли пакостить еще сильнее. Я думаю, он не привык к такому сопротивлению, а Лиззи ни на дюйм не отступала. Поэтому он становился все агрессивнее. Толкал ее на переменках. Воровал деньги для ланча. Но вел себя умно: никогда не делал этого, если кто-то мог его увидеть. И поскольку свидетелей не было, то всегда выходило так, что слово Лиззи против слова Билли. Как-то раз я позвонила его матери и пожаловалась, но Сьюзен не поверила. Заявила, что ее Билли – ангел. Он чудесный мальчик, а моя Лиззи – маленькая лгунья. Даже когда Лиззи однажды вернулась домой с разбитой губой, Сьюзен утверждала, что Билли не имеет к этому никакого отношения.

– Это случилось в автобусе? Поэтому там нашли следы ее крови?

– Да. Билли сделал ей подножку. Она упала и ушиблась. Но опять: слово Лиззи против его слова.

– Почему об этом не упоминалось на процессе? – спросил Фрост.

– Вообще-то, упоминалось. Я объяснила суду, почему кровь Лиззи обнаружили в автобусе, но никто у меня не спросил, как она повредила губу. А обвинитель, Эрика Шей, была вне себя от ярости из-за того, что я вообще затронула эту тему. Она не хотела слушать ничего, что могло бы повредить ее обвинениям против Мартина Станека, потому что была абсолютно уверена: это он похитил мою дочь.

– И вы до сих пор верите в это? – спросила Джейн.

– Не знаю. Я совсем запуталась. – Арлин снова вздохнула. – Я только хочу, чтобы она вернулась домой. Живая или мертвая. Я хочу, чтобы моя Лиззи вернулась домой.

Тяжелые тучи за окном, с самого утра сгущавшиеся в небе, наконец разразились крупными снежинками, которые, кружась, падали в море. Летом здесь было бы хорошо поваляться на пляже или построить замки из песка, но сегодня этот вид отвечал мрачной атмосфере, повисшей в доме.

Арлин наконец удалось снова собраться с силами. Она посмотрела на Джейн:

– Никто прежде не спрашивал у меня про Билли. Никого это не интересовало.

– Нас интересует. Нас интересует правда.

– А правда состоит в том, что Билли Салливан был отвратительный маленький говнюк. – Она замолчала, удивившись собственной вспышке. – Ну вот. Я это сказала. Мне нужно было донести это до его матери, но нет, она бы все равно никогда не поверила. Никто не хочет думать, что у них в семье родился урод, но иногда это так очевидно, кто плохой, а кто хороший. Мальчик, который любит делать больно другим детям, а потом лжет о своем поведении. Мальчик, который ворует. Но у идиотки-матери и в мыслях ничего нет. – Она снова помолчала. – Вы встречались со Сьюзен Салливан?

– Мы говорили с ней после исчезновения ее сына.

– Я знаю, нельзя говорить плохо о матери, потерявшей ребенка, но Сьюзен была частью проблемы. У нее всегда находились оправдания всем гадостям, которые делал Билли. Вы знаете, однажды он освежевал маленького опоссума, только чтобы получить удовольствие. Лиззи говорила мне, что он любит резать животных. Он отлавливал лягушек в пруду и разрезал их еще живыми, чтобы посмотреть, как бьется сердце. Если он мальчишкой был таким, то страшно представить, во что он превратился, став взрослым.

– Вы не общались со Сьюзен?

– Упаси боже. После процесса я избегала ее. Или она меня избегала. До меня доходили слухи, что Билли пошел по финансовой части. Он орудовал миллионами долларов других людей и купил матери прекрасный большой дом в Бруклайне. А еще загородный дом в Коста-Рике. По крайней мере, он знает, как нужно обращаться с собственной матерью. – Она снова посмотрела в окно, на крутящиеся вихрем снежинки. – Я знаю, мне следовало послать Сьюзен письмо, сказать, как я ей сочувствую в связи с Билли. Она ведь мне ни словом не посочувствовала, когда пропала Лиззи, но все же правильно было бы написать ей. Ведь она в конечном счете потеряла сына.

Джейн и Фрост переглянулись, охваченные одной и той же мыслью: «Потеряла ли?»