23

– Когда дело о жестоком обращении с детьми в центре продленного дня «Яблоня» было направлено в суд, я еще училась в школе, так что я знаю не больше вас. Но вы найдете то, что ищете, в этих документах, – сказала прокурор округа Норфолк Дана Страут.

Несмотря на относительно молодой возраст (ей было лет тридцать пять), в ее волосах пробивалась седина – видимое подтверждение того, что ее работа не подарок и времени на парикмахера не хватает.

– Эти коробки дадут вам начальные сведения, – сказала Дана, кладя еще одну порцию документов на стол в конференц-зале.

Фрост с тоской посмотрел на полдюжины коробок, уже стоящих на столе.

– И это только начальные сведения?

– Дело центра продленного дня «Яблоня» было самым долгим уголовным делом в истории округа Норфолк. В этих коробках документы досудебного расследования, которое продолжалось больше года. Так что домашней работы вам хватит. Удачи, детективы.

– А у вас нет резюме этого дела? Кто был обвинителем?

– Ведущим обвинителем была Эрика Шей, но ее на этой неделе нет в городе.

– А больше никто не помнит дело?

Дана отрицательно покачала головой:

– Процесс состоялся двадцать лет назад, и другие прокуроры разъехались. Вы знаете, как это бывает на государственной службе, детектив. Работы по горло, а жалованье маленькое. Люди ищут места получше. – Вполголоса она добавила: – Я и сама подумываю, не найти ли чего.

– Нам нужно отыскать всех детей, которые давали показания на том процессе. Мы нигде не можем найти их имен.

– Вероятно, личности пострадавших были скрыты, чтобы защитить детей. Поэтому их имена не всплывают при интернет-поиске или в отчетах прессы. Но поскольку вы проводите активное расследование в связи с убийствами, я дала вам доступ ко всей необходимой информации. – Дана окинула взглядом коробки и пододвинула одну из них к Джейн. – Может быть, здесь как раз то, что вам нужно. Здесь досудебные опросы детей. Но помните: их имена не подлежат оглашению.

– Безусловно, – кивнула Джейн.

– Ничто не должно выйти за пределы этой комнаты, ясно? Делайте записи при необходимости, а если понадобятся ксерокопии, попросите клерка. Но оригиналы остаются здесь. – Дана направилась к двери, но остановилась и оглянулась. – Вы должны знать. Прокуратура не желает, чтобы это дело снова было на слуху. Насколько мне известно, для всех участников то были нелегкие времена. Никто не хочет снова оказаться в «Яблоне».

– У нас нет выбора.

– Вы уверены, что это имеет отношение к вашему расследованию? Процесс ведь состоялся очень давно, и я гарантирую, что Эрика Шей не обрадуется, если дело снова будет первым номером в новостях.

– Есть какая-то причина, по которой она не хочет делиться с нами этой информацией?

– Что вы имеете в виду? Вот коробки с делом.

– Но нам пришлось звонить в канцелярию губернатора, чтобы получить к ним доступ. Прежде при проведении расследования нам такого никогда не приходилось делать.

Дана помолчала несколько секунд, глядя на выстроенные на столе коробки:

– Без комментариев.

– Кто-то просил вас затруднить наш поиск?

– Послушайте, я могу только сказать, что процесс был очень чувствительный. Несколько недель он не сходил с первых страниц газет. Оно и неудивительно. Пропавшая девятилетняя девочка. Центр продленного дня, управляемый семьей педофилов. Обвинения в убийстве, надругательствах, жестоких ритуалах. Эрика смогла добиться вердикта «виновны» по обвинению в надругательстве, но ей не удалось убедить жюри в виновности в убийстве. Так что вы можете понять, почему она не рада, что все это снова вытаскивают на свет божий.

– Нам нужно поговорит с миз Шей. Когда мы сможем это сделать?

– Я же говорила: она уехала, и мне неизвестно, когда она сможет встретиться с вами. – Дана снова повернулась к двери. – Вы бы лучше начинали. Офис закрывается через два часа.

Джейн посмотрела на коробки и вздохнула:

– Нам понадобится гораздо больше, чем два часа.

– Скорее, два месяца, – проворчал Фрост, вытаскивая кипу папок из коробки.

Джейн взяла и себе стопку папок и уселась за стол напротив Фроста. Она принялась просматривать бирки на папках – здесь были записи бесед с пострадавшими, медицинские отчеты, оценки психологов.

Первая папка, которую она открыла, была помечена как «Девайн, Х.».

Они с Фростом прочитали освещение процесса в «Бостон глоуб», так что главные факты по этому делу были им знакомы. Центр продленного дня «Яблоня» принадлежал Ирене и Конраду Станек, в центре работал и их двадцатидвухлетний сын Мартин. «Яблоня» брала на себя заботы о детях в возрасте от пяти до одиннадцати лет по окончании занятий. Предлагалась также доставка детей автобусом из местной начальной школы – очень удобная услуга для занятых родителей. «Яблоня» называла себя «местом, где воспитывают разум и сердце». Станеки были уважаемыми членами католического прихода, они преподавали основы католичества в воскресной школе. Мартин недавно начал водить школьный автобус «Яблони», и ему нравилось забавлять детей фокусами, надувными игрушками. В течение пяти лет «Яблоня» функционировала без единой жалобы.

Потом исчезла девятилетняя Лиззи Дипальма.

В воскресный октябрьский день она вышла из дома в вязаной шапочке, украшенной серебристым бисером, уехала на своем велосипеде, и больше ее никто не видел. Два дня спустя один из детей нашел вязаную шапочку Лиззи в автобусе Мартина Станека. Поскольку, кроме Мартина, никто автобус не водил, он стал главным подозреваемым в исчезновении Лиззи. Подозрения в его адрес укрепились, когда десятилетняя Холли Девайн узнала шокирующую тайну.

Джейн открыла папку Холли Девайн и прочла отчет психолога о разговоре с девочкой.

Джейн с возрастающим ужасом читала о том, что делало семейство Станек с Холли Девайн. Пощечины, ласки, побои. Проникновение. Ей пришлось закрыть папку и сделать несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Но чего ей не удавалось, так это избавиться от образа трех хищников и их десятилетней жертвы. Не могла она не думать и о собственной дочери, Реджине, которой было всего три года. Джейн подумала о том, какой была бы ее реакция, если бы вот так надругались над ее дочерью и она поймала бы этих монстров. Она подумала, что от них не осталось бы почти ничего, когда она воздала бы им по заслугам. Единственное нарушение закона, какое могла бы позволить себе Джейн, – это месть матери тем, кто угрожает ее чаду.

– Тимоти Макдугалу было всего пять, – сказал Фрост. Он оторвался от папки, которую читал, на его лице застыло отвращение. – Его родители даже не догадывались, что над их сыном совершается надругательство, пока к ним не приехала полиция и не сообщила, что их сын, возможно, является жертвой.

– Они не подозревали, что над сыном совершается насилие?

– Абсолютно. То же самое и с Сарой Бирн. Ей было всего шесть. Лишь после полудюжины бесед с психотерапевтом Сара наконец рассказала, что произошло.

Джейн неохотно вернулась к папке Холли Девайн.

Она отложила папку, открыла ноутбук и ввела в строку поиска «Холли Девайн». Нашла два аккаунта на Холли Девайн в «Фейсбуке». Одна сорокавосьмилетняя Холли жила в Денвере, другая, тридцати шести лет, – в Сиэтле. В Бостоне никакой Холли Девайн не было, как и ее ровесниц, которые подверглись насилию в «Яблоне». Возможно, она вышла замуж и теперь носит другую фамилию. А может, не пользуется социальными сетями.

По крайней мере, ее имя не встречалось и в некрологах.

В отчете психолога Джейн нашла номер телефона семьи Холли. Прошло двадцать лет – живут ли ее родители все по тому же адресу в Бруклайне и с тем же номером телефона? Она вытащила свой сотовый, набрала номер.

На третий звонок ответил низкий хрипловатый мужской голос:

– Слушаю.

– С вами говорит детектив Джейн Риццоли, бостонская полиция. Я пытаюсь найти Холли Девайн. Вы, случайно, не знаете…

– Она здесь не живет.

– А вы можете сказать, где ее найти?

– Нет.

– Вы – мистер Девайн? Алло?

Ответа не последовало. Человек повесил трубку.

«Это странно».

– Господи Исусе, – сказал Фрост, глядя в свой ноутбук.

– Что у тебя?

– Я читаю папку Билла Салливана, одиннадцати лет. Одного из ребят, которые подвергались насилию со стороны Станеков.

Билл. Билли. Джейн снова открыла папку Холли Девайн и нашла имя.

«Мы с Билли кричали, но нас никто не слышал, потому что мы были в секретной комнате…»

– Я прогуглил имя, – сказал Фрост. – Молодой человек по имени Билл Салливан недавно исчез в Бруклайне.

– Что? Когда?

– Два дня назад. Пропавший того же возраста, так что это может быть тот самый Билл Салливан.

Он повернул ноутбук к Джейн.

На экране была короткая заметка из «Бостон глоуб».

– То же имя, тот же возраст, – сказала Джейн.

– И имя матери в деле – тоже Сьюзен. Это наверняка тот же парень.

– Но это не убийство, а дело об исчезновении. Не подпадает под закономерность. – Она посмотрела на Фроста. – Когда у него день рождения?

Фрост заглянул в папку:

– Двадцать восьмого апреля.

Джейн вывела на экран литургический календарь.

– Двадцать восьмого апреля день памяти святого Виталия Миланского, – сказала она.

– Он был мучеником?

Джейн пробежала глазами по экрану:

– Да. Святой Виталий был похоронен заживо.

«Вот почему его тело не найдено».

Она вскочила на ноги. Фрост не отставал от нее, когда она вышла в коридор и быстро зашагала в кабинет Даны Страут. Прокурор разговаривала по телефону, она повернулась и вздрогнула, увидев Джейн и Фроста в своем кабинете.

– Станеки… – выпалила Джейн. – Они все еще в тюрьме?

– Вы не возражаете, если я закончу разговор?

– Нам нужен ответ немедленно.

Дана сказала в телефонную трубку:

– Они сейчас стоят у меня в кабинете. Я перезвоню. – Потом повесила трубку и посмотрела на Джейн. – В чем дело?

– Где Станеки?

– Послушайте, я не понимаю этой срочности.

– Станеков осудили за то, что дети, посещавшие их центр, обвинили их в насилии. Трое из этих детей уже умерли. Один только что исчез. Я спрашиваю у вас еще раз: где Станеки?

Дана несколько секунд постукивала авторучкой по столу.

– Конрад Станек умер в тюрьме вскоре после суда, – наконец ответила она. – Его жена Ирена ушла в мир иной года четыре назад, тоже в тюрьме.

– А их сын Мартин – он где?

– Я только что разговаривала по телефону с прокурором Эрикой Шей. Она говорит, что Мартин Станек отбыл свой срок. Выпущен на свободу.

– Когда?

– Три месяца назад. В октябре.