22

В прошлый раз Джейн приезжала в Ньюпорт в разгар лета, и по узким улочкам было не протолкнуться из-за обилия туристов. Она помнила, что плелась в шортах и сандалиях по удушающей жаре, с ее руки капало тающее клубничное мороженое. Она уже восемь месяцев как носила Реджину, ее голени походили на распухшие сосиски, и ей хотелось только одного – прилечь и вздремнуть. И тем не менее город очаровал ее своими историческими зданиями и набережной, кишащей людьми, и ни одна другая еда не произвела на нее такого впечатления, как тушеные омары, которыми они с Габриэлем объелись в тот вечер.

И насколько другим оказался Ньюпорт в этот холодный январский день.

Фрост сидел за рулем, а Джейн смотрела в окно на сувенирные магазины и рестораны с опущенными жалюзи, на улицы, с которых зима прогнала всех туристов. Одна одинокая пара, дрожа от холода, стояла у дверей паба и курила.

– Ты когда-нибудь осматривала тут коттеджи? – спросил Фрост.

– Да. Мне показалось забавным, что их называют коттеджами. Да мне бы одной кладовки хватило, чтобы разместиться там со всей моей семьей.

– После того как мы с Элис посетили Брейкерс, она мне покоя не давала. Мне показалось, что это довольно крутой особняк, а она сказала, что это позор, когда у одной семьи столько денег.

– Ой, я же забыла, что Элис коммуняка.

– Она не коммуняка. Просто у нее обостренное чувство социальной справедливости.

Джейн бросила на него подозрительный взгляд:

– Ты что-то много болтаешь об Элис в последнее время. Вы что, в самом деле снова сошлись?

– Может быть. И я не хочу, чтобы ты о ней плохо говорила.

– С какой стати я буду говорить что-то плохое о твоей чудной бывшей жене?

– С такой стати, что ты не можешь удержаться.

– Ты явно тоже не можешь удержаться.

– Эй, смотри. – Фрост показал на пристань. – Там отличный рыбный ресторан. Интересно, он открыт? Может, заглянем туда на ланч?

– Сейчас догадаюсь. Вы с Элис там ели.

– И что?

– А то, что я не в настроении посещать места твоих совместных счастливых воспоминаний с Элис. Перехватим по бургеру по пути назад. – Она сверилась по навигатору. – Поворот налево.

Они проехали по Бельвью-авеню, мимо шикарных домов, которые разжигали в Элис социальную ярость. В прошлую эпоху сюда приезжали на лето семьи магнатов, привозили слуг, экипажи, бальные платья. И каждую осень эти семьи возвращались в свои шикарные дома в городе, оставляя эти дворцы пустыми и безмолвными до вечеринок следующего лета. Джейн не питала иллюзий относительно того, где бы она находилась в этой социальной иерархии. Она бы чистила кастрюли в кухне или стирала корсеты и нижнее белье. Определенно она не была бы одной из счастливых молодых леди, покачивающихся в такт музыке в позолоченном бальном зале. Джейн знала свое место во вселенной и научилась довольствоваться этим.

– Вот эта улица. Поворачивай направо, – велела она.

Они покинули район особняков и поехали по улице, где дома были не такими большими, но гораздо более дорогими, чем мог себе позволить бостонский коп. Муж Сары Бастераш работал в крупной экспортной фирме, и Сара, вероятно, жила безбедной жизнью в этом районе, где на подъездных дорожках стояли «лексусы» и «вольво» и все палисадники были безупречно вылизаны. На этой улице красивых домов было потрясением вдруг увидеть почерневший каменный фасад.

Джейн и Фрост вышли из машины и уставились на пустой участок, где прежде стоял дом Бастерашей. Хотя обугленные останки вывезли, по обожженной коре деревьев было очевидно, что здесь бушевал пожар, а сделав вдох, Джейн ощутила запах дыма и пепла. Соседние дома не пострадали, они высились по обе стороны собственности Бастерашей, дерзкие и непокоренные, с их идеальными крылечками и идеально подстриженными живыми изгородями. Но сгоревший соседский дом кричал о том, что трагедия может случиться с каждым. Огонь не делал различий между богатыми и бедными – пламя уничтожало всех.

– Когда это случилось, я был в командировке в Пекине, – сказал Кевин Бастераш. – Моя компания экспортирует сельскохозяйственные продукты, и я вел переговоры о поставке в Китай молочного порошка.

Он замолчал и уставился на бежевый ковер, купленный так недавно, что от него еще исходил химический запах нового дома. В этой просторной солнечной квартире все кричало о временности: от голых стен до пустых книжных полок. Два месяца назад Кевин Бастераш потерял в огне дом и жену. Теперь он называл домом это жилье – безликую квартиру в многоквартирном доме в пяти милях от того места, где они с Сарой мечтали о детях. В этой бездушной комнате не было ни одной фотографии.

Огонь сожрал все.

– Мне сообщили перед ланчем по пекинскому времени, – продолжил Кевин. – Позвонил наш сосед из Ньюпорта, сказал, что мой дом горит и приехали пожарные машины. Сару еще не нашли, и сосед надеялся, что ее не было дома во время пожара. Но я уже знал. Знал, потому что Сара не позвонила мне утром, а обычно звонила. Она всегда звонила мне утром в одно и то же время. – Он посмотрел на Джейн и Фроста. – Сказали, что это несчастный случай.

Джейн кивнула:

– Согласно пожарной экспертизе, ваша жена оставила горящие свечи на тумбочке в спальне и уснула. У кровати нашли бутылку виски, поэтому предположили…

– Предположили, что она выпила и проявила беспечность. – Кевин сердито тряхнул головой. – Сара не такая. Она никогда не была беспечной. Да, она могла выпить рюмочку перед сном, но напиться так, чтобы не заметить пожара?.. Я говорил об этом полиции и пожарным экспертам. Проблема состояла в том, что чем упорнее я настаивал на невозможности несчастного случая, тем подозрительнее они посматривали на меня. Они спрашивали, нет ли у меня романа, не были ли мы с Сарой в ссоре. Мужья всегда первые подозреваемые, верно? И что с того, что я был в Китае, когда это случилось? Я мог нанять киллера. Спустя какое-то время мне не осталось ничего другого, кроме как согласиться на несчастный случай. Потому что ну кому нужна была ее смерть? Никому. – Он посмотрел на Джейн. – А потом позвонили вы. И все изменилось.

– Не обязательно. Просто ваше дело стало частью более крупного расследования. У нас два убийства в Бостоне, и мы пытаемся определить, не связаны ли они каким-либо образом со смертью вашей жены. Вам что-нибудь говорит имя Тимоти Макдугал?

Кевин покачал головой:

– Нет, впервые слышу.

– А Кассандра Койл?

Кевин задумался.

– Кассандра, – пробормотал он, словно вызывая лицо, воспоминание. – Сара называла подружку по имени Кассандра, но фамилии я не помню.

– Когда это было?

– В начале прошлого года. Сара сказала, что ей позвонила девушка, которую она знала девчонкой, и они собирались встретиться за ланчем. Я ее никогда не видел. – В приступе отвращения к самому себе он пробормотал: – Наверное, опять был в какой-нибудь командировке.

– Где выросла ваша жена, мистер Бастераш? – спросил Фрост.

– В Массачусетсе. Она переехала в Ньюпорт, когда нашла здесь работу в Школе Монтессори.

– Она часто приезжала в район Бостона? У нее там были друзья, семья?

– Нет. Родители умерли, так что ей не к кому было ездить в Бруклайн.

Джейн перестала делать записи в блокноте и подняла голову:

– Сара выросла в Бруклайне?

– Да, она жила там, пока не окончила школу.

Джейн и Фрост переглянулись. Кассандра Койл и Тимоти Макдугал тоже выросли в Бруклайне.

– Ваша жена была католичкой, мистер Бастераш? – спросил Джейн.

Он нахмурился, вопрос Джейн явно озадачил его.

– Ее родители были католиками, но Сара давно оставила церковь. – Он печально усмехнулся. – Она говорила, что до сих пор носит травмы католического воспитания.

– Что она имела в виду?

– Это она так шутила. Она говорила, что Библия должна быть оценена высшим баллом по уровню насилия.

Джейн наклонилась к нему, чувствуя, как участился ее пульс:

– Ваша жена знала что-нибудь о католических святых?

– Гораздо больше меня. Я воспитывался агностиком, а вот Сара могла посмотреть на картину и сказать: «Это святой Стефан, его забили камнями до смерти». – Он пожал плечами. – Наверное, этому и учат детей в воскресной школе.

– Вы не знаете, в какую церковь она ходила ребенком?

– Понятия не имею.

– А в какую школу?

– Извините, я не помню. – Он помолчал. – Если бы знать заранее.

– Вам известны какие-нибудь ее друзья детства из Бруклайна?

Кевин надолго задумался над этим вопросом, но так и не смог на него ответить. Вместо ответа он посмотрел на окно, на котором пока не висели шторы, потому что это место еще не стало его настоящим домом. Может, никогда и не станет: временное обиталище Кевина Бастераша, место скорби и исцеления, которое он со временем покинет.

– Нет, – ответил он наконец. – Я виню себя за это.

– Почему, сэр? – мягко спросил Фрост.

– Потому что меня никогда не было рядом с ней. Вечно в командировках. Половину времени я проводил на чемоданах. Договаривался о сделках в Азии, когда должен был находиться дома. – Он посмотрел на них, и глаза его увлажнились. – Вот вы спрашиваете о детстве Сары в Бруклайне, а я ничего не могу сказать.

Может быть, кто-нибудь другой скажет, подумала Джейн.

Она не говорила с Элейн Койл несколько недель и, набирая ее номер, боялась вопроса, который Элейн почти наверняка задаст: «Вы так и не нашли убийцу моей дочери?» Этого известия всегда ждут родственники жертвы. Им не нужны отговорки. Они хотят положить конец неопределенности. Они хотят справедливости.

– Мне очень жаль, – пришлось сказать Джейн. – У нас пока нет подозреваемого, миссис Койл.

– Тогда почему вы звоните?

– Вам знакомо имя Сара Бастераш?

Пауза.

– Нет. Не думаю. Кто она?

– Молодая женщина, которая недавно погибла во время пожара в Род-Айленде. Она выросла в Бруклайне, и я подумала, не была ли она знакома с Кассандрой. Она приблизительно одного возраста с вашей дочерью. Может быть, ходили в одну школу. Или церковь?

– К сожалению, не помню ни одной девочки с такой фамилией.

– Ее девичья фамилия Бирн. Сара Бирн. Ее семья жила менее чем в миле от…

– Сара Бирн? Сара умерла?

– Так вы ее знали?

– Да. Ну конечно, Бирны жили неподалеку. Фрэнк Бирн умер от инфаркта несколько лет назад. А потом его жена…

– Есть еще одно имя, о котором я хотела вас спросить, – перебила ее Джейн. – Вы не помните Тимоти Макдугала?

– Детектив Фрост спрашивал меня про него на прошлой неделе. Этого молодого человека убили перед Рождеством.

– Да. Но теперь я спрашиваю вас про мальчика по имени Тим Макдугал. Ровесника вашей дочери. Может быть, он учился с ней в школе.

– Детектив Фрост не говорил мне, что убитый из Бруклайна.

– Мы в то время не думали, что это имеет значение. Вы его помните?

– Был какой-то мальчик по имени Тим, но я не уверена, что помню его фамилию. Это случилось так давно. Прошло двадцать лет…

– А что случилось двадцать лет назад?

Элейн надолго замолчала, а когда ответила, ее голос звучал не громче шепота.

– «Яблоня».