Глава 8
Утром Тарья исчезла. Как видно, ушла еще засветло, бросила… Хотя нет, не бросила! Осмотревшись, Денис заметил на тропинке у озера выложенную из шишек стрелу. Вчера ее не было, молодой человек это помнил точно – ходил же к озеру умываться, пить…
Что ж… все понятно. Хитрая девчонка просто воспользовалась гусаром, причем во всех смыслах. С другой стороны, и Давыдов выбрался из плена во многом благодаря юной колдунье. Еще, правда, не до конца выбрался, но…
Золотистый рассвет мерцал утренним солнышком, рассеянным меж палевых облаков. Было тепло, но довольно сыро, хорошо еще, не дождило, да, судя по облачности, дождя и не ожидалось, по крайней мере, в ближайшие пару часов.
Природа просыпалась – радуясь наступающему дню, уже порхали, пели какие-то птахи, где-то совсем рядом истово барабанил дятел, а прямо над ухом прожужжал шмель… или майский жук, Дэн не обратил внимания – кто, просто шагал, как мог, быстрее. Шел прямо по тропе, в направлении, заботливо указанном стрелкой. В тех местах, где тропинка раздваивалась или скрывалась в траве, с той же заботою были оставлены метки – кто-то срезал ножом кору на деревьях, так, что метки были хорошо видны.
Сворачивая, Давыдов покачал головой и усмехнулся. Ишь ты, нож у нее, оказывается. Интересно, где прятала? Наверное, на голени, в сапогах… Могла б и зарезать ночью… чик по горлышку – и ага. Однако не зарезала… наоборот – путь указывала. Что и говорить – на редкость заботливая девушка, н-да-а-а…
Оставленные Тарьей условные знаки были хорошо видны… как беглецу, так и возможной погоне! Подумав так, Дэн решил как-то исправить все это дело – прикрыть корой, ветками… Даже уже сорвал траву, но тут же плюнул. Слишком уж много времени это могло занять. Да и насчет погони… Вряд ли она могла быть, учитывая обессиленное состояние Кройто. Да и недалеко тут, наверное, верст пять всего и осталось до Хаминго… ну, много – десять.
Миновав кусты, гусар прошагал еще с полверсты по редколесью и в задумчивости застыл перед жуткой трясиной, зыбкой и покрытой зеленой ряской. Над болотом стелился туман, и как далеко оно тянулось, не предугадал бы никто. Тропинка, впрочем, ныряла в заросли камыши и рогоза… И никаких условных знаков! Хотя…
Денис присмотрелся: три рогозины оказались сломанными, и, судя по всему, сломанными сосем недавно. Что ж…
Сделав пару шагов, беглец остановился… под ногами явно находилась гать, скрытая зыбкой трясиною. Вот по ней, видимо, и идти… что еще делать-то? Молодой человек сделал с десяток шагов… потом, прошагав метров с полсотни, обернулся: брошенный берег терялся в желтом болотном тумане, сквозь который едва-едва пробивалось солнце – просто висело желтыми мячиком в дрожащем туманном мареве.
Однако куда же теперь? Наверное, прямо… Так, а где это «прямо»? Эх, надо было не оборачиваться, шел бы как шел. А теперь что ж? Завела, проклятая ведьма! Оглядевшись вокруг, Денис заметил росшие невдалеке – метрах в двух – кусточки. Раз кусточки – значит, твердая земля… Туда гусар и шагнул… сразу же провалившись по пояс! Плотоядно хлюпнув, кто-то тут же схватил парня за ноги, потащил вглубь…
Дэн тут же вспомнил, как действовать в подобной ситуации – именно на болоте. В академии, слава богу, учили, по туристскому ориентированию даже проходили сборы. Тут думать нечего, и жалеть красивый доломан – тоже. Жизнь дороже! А потому – черт-то с ней, со всей этой красно-золотой красотой, пуговичками, шнурочками, рантиками… Не рассуждая более, гусар бросился грудью в трясину, заработал руками, подгребая под себя ряску… Давай-давай! Энергичней… быстрее… Ну!
Что-то чавкнуло… Болотная хватка ослабла… и спасительные кусты – вот они, рядом! Еще немножко… совсем чуть-чуть… Есть!
Ухватившись за ветки, беглец подтянулся, выбираясь на земную твердь! Кусточки-то росли на узенькой пологой кочке… Сначала – кусточки, а потом, за ними, и елочки… Одна из них – с обломанной верхушкой. Переведя дух, Денис подошел – ну, точно! Сломано-то совсем недавно. И как он это раньше-то не заметил? Зря, зря обернулся… Теперь вот иди мокрый да грязный, как чушка! Да еще и без левого сапога – скушала его сволочная трясина, не подавилась.
Мокрый, грязный, босой… зато живой! Зато не утопленник. А ведь мог бы и… Перекрестившись, Дэн глянул вверх, подмигнул прятавшемуся за туманом солнышку. Ничего! Прорвемся. Живы будем – не помрем.
Узенькая, поросшая елочками коса вывела гусара на берег, прямо на тропу, опять же помеченную сломанною на ближайшей ольхе веткою. Закачался вокруг густой смешанный лес, вновь запели птицы, а впереди, за деревьями, заблестело озеро, узкое, словно река.
Остановившись на берегу, беглец присмотрелся и ухмыльнулся в усы. То самое место, где бежал Шенгранн… точнее – шведский шпион Ульвеус! Вон здесь, за кусточками, сидели в засаде шведы, а на том берегу, за толстой сосной – он, Денис. Даже отсюда видны следы шведских пуль, выбравшие куски коры… и там же, рядом – обломанная на елочке верхушка… Знак!
Ну, коли знак, так надобно плыть. Заодно и помыться, да постирать одежку, солнышко вон какое – высохнет. Решив так, Денис сбросил мундир, замотал одежку в рубаху и, пристроив ее на спине, решительно вошел в воду, поплыл. Кстати, не так уж и холодно оказалось, вполне даже ничего – освежающе. Да и что сказать – приятно… приятно чувствовать себя чистым после грязной трясины!
Выбравшись на берег, молодой человек живенько простирнул доломан, чакчиры и рубаху, развесил все это по кусточкам, сам же с удовольствием растянулся в траве, на солнышке! Лежи себе, загорая – красота. Ведь уже считай что дома. Отсюда до Хаминго, до штаб-квартиры Кульнева, верст пять… даже поменьше – четыре. Можно и босиком… Только мызу обойти… Хотя там, верно, уже никого и нету. Яков Петрович умен и в долгий ящик важных дел не откладывает – уже, верно, арестовал баронессу, разогнал все ее шпионское гнездовье!
Хорошо хоть успел тогда доложить. Сообразил, ага… Денис потянулся, пожевал сорванного тут же щавеля, скривился, сплюнул – и тут вдруг услышал голоса. Одеваться было некогда, а предстать хоть перед кем в таком вот нагом виде – стыдно. Да и одежка на ветках – тоже не дело. Словно у цыган в таборе.
Вскочив на ноги, гусар схватил одежду в охапку и спрятался там же, в кустах. Если женщин нет, то можно будет и выйти. Особливо ежели знакомый кто…
Голоса приближались, вот уже слышны стали шаги. Мужчины! Беглец осторожно отвел от глаз мешавшие обзору ветки… Двое молодых парней с ведрами и котелками, в расстегнутых мундирах – синих, с желтыми отворотами… Шведы! Линейная шведская пехота! Черт возьми, выходит, они уже здесь?! Перешли в наступление… Быстро!
Попадать второй раз в плен Давыдову что-то совершенно не хотелось. Пока солдаты набирали в озере воду, лихой гусар проворно натянул на себя еще не до конца высохшую одежду и, улучив момент, осторожно пошел следом за шведами, памятуя, что, ежели по пути окажется вражеский караул – так можно будет услышать.
Так и вышло – примерно через полверсты впереди послышались радостные крики. Видать, караульные дождались-таки водички. Что и говорить, приятно в жаркий-то день… Черт! Денис едва не выругался, напоровшись босой ногой на какой-то сучок. Хорошо, не до крови! Да уж, давненько босиком не ходил – с детства. Да и где тут было ходить-то – по снегу, что ли?
Обойдя караул, беглец немного подумал и решительно свернул на знакомую тропу, что привела гусара к приснопамятному навесу с соломой. Тому самому… ну, где… с этой, с Матильдой… Все же писаная красавица, да! Жаль, что шпионка.
Проходившая мимо навеса дорога вела прямехонько к мызе. Туда-то Денис и решил направиться, хотя бы разжиться хоть какой-нибудь обувью. Судя по всему, в Хаминго сейчас находились шведы, а где были свои – то предстояло еще разузнать, выяснить, и желательно при этом не попасться.
Пару раз по пути пришлось нырять в траву: пережидать, пока проедут шведские разъезды. Не считая этого, беглец добрался до усадьбы, можно сказать, без приключений, на глаза никому не попался. Свернув с дороги еще загодя, Дэн прошел прямо по лугу, а затем и вообще пополз, затаился у плетня на заднем дворе.
Мыза выглядела какой-то покинутой и притихшей. Не возились на дворе слуги, в окнах не мелькали тени. Ни звука посуды, ни кофейного запаха, ни голосов. Впрочем, коровы все-таки паслись невдалеке, на лужайке. Значит, на мызе кто-то был. Что ж делать? А ничего! Взять языка да расспросить. Потом раздобыть наконец-то обувку и хорошо бы лошадь. Какое-никакое оружие тоже неплохо бы, хотя бы охотничье ружье с припасами, на худой конец нож.
Вроде пока все казалось спокойным. Перемахнув через изгородь, беглец бросился к дому и затаился у открытого окна… Да-да, окно оказалось открытым – значит, точно кто-то тут жил. Наверное – управляющий, слуги…
Судя по всему, окно это вело в обеденную залу. Оставалось только забраться, да… Денис так бы и сделал, кабы не услышал скрип двери да раздавшиеся вдруг голоса и смех…
Однако! Гусар быстро пригнулся и усмехнулся в усы – голоса-то оказались женскими, точнее говоря – девичьими. Хотя… нет, один все же погрубее… такой подростковый, ломкий…
Ну, конечно – Матиас! Ушлый белобрысый мальчишка-слуга. Он почему-то стоял на коленях перед… перед Кайсой Мякярайнен… Тьфу! Перед Анной-Кайсой. Той самой простушкой-хохотушкой, двоюродной племянницей баронессы. Еще где-то должна быть ее подруга Миина… да, наверное, она тоже где-то здесь… не уехала же одна… хотя что-то ее не видно. Еще спит, наверное.
Прячась за кустами сирени, Давыдов спокойно обозревал залу. А посмотреть было на что! И даже не совсем спокойно.
Кайса Мя… Анна-Кайса, в голубом шелковом халате, расшитом драконами, вальяжно сидела на диване. Скорей, даже не сидела, а развалилась весьма вольно, халат ее распахнулся, обнажив прекрасную ножку почти до самого бедра! Вольно, вольно… Весьма!
Стоявший же на коленях Матиас что восторженно говорил, иногда заикаясь, – признавался в любви? Надо сказать, Анна-Кайса внимала сему весьма благолепно, смеялась, а вот и протянула ручку для поцелуя! Мало того, вдруг поднявшись на ноги, барышня резко распахнула халат… под которым ничего больше не было! Бесстыдно сверкнули грудь, бедра, лоно… Сверкнули и тут же погасли – халатик быстро запахнулся. Застонав от восторга, юный слуга бросился целовать девушке ноги…
Анна-Кайса, впрочем, ничуть не сомлела. Взяла со стола веер, постучала по голове поклоннику, что-то холодно произнесла – похоже, что-то приказывала… Веревки из влюбленного парнишка вила, вот что!
Матиас тут же вскочил на ноги, почтительно поклонился и, взяв поданный красоткой конверт, благоговейно сунул его за пазуху. Потом неловко попытался обнять девчонку… Не вышло, ха-ха! Девчонка снова что-то сказала все тем же холодным тоном. Потом все же чуть улыбнулась… взяла парня за плечи, чмокнула в лоб. Именно чмокнула, не поцеловала по-настоящему, указав рукою на дверь. Иди, мол, сначала приказ выполни… а уж потом… Влюбленный парнишка пылко прижал руку к сердцу и, еще раз поклонясь, наконец-то вышел. Однако не такая уж эта Анна-Кайса простушка, какой когда-то казалась, ага! Покачав головой, Денис продолжал свои наблюдения.
Выпроводив юного ухажера, пылкая финская барышня подскочила к зеркалу, расчесала волосы гребнем, потом открыла стоявшую на зеркальном столике шкатулку… что-то вытащила… приложила к груди, явно любуясь…
Гусар вытянул шею и обомлел! На груди хохотушки Анны-Кайсы красовался вовсе не значок за спасение утопающего и даже не какая-нибудь женская безделушка-брошь, а…
…А серебряная медаль, учрежденная его величеством Густавом Вильгельмом, королем Швеции, за боевые заслуги! Денис узнал и крест, и три королевские короны… Медаль… Такая же, как и у того юного пленного шведа!
Интересно, какие же у этой барышни «боевые заслуги»? Черт… так, может, она…
Давыдов внезапно побледнел… И в самом деле – может, это Анна-Кайса – шпионка, а баронесса Матильда тут и ни при чем? А все сходится – вон, слуга Матиас, оказывается, именно Анной-Кайсой и прикормлен… при делах… и делает все, что приказано. Интересно… Хотя, может, вовсе и не ее эта медаль…
Так… слуга, похоже, ушел…
Махнув на барышню рукой, беглец осмотрелся по сторонам и, прячась под окнами, пробрался в конюшню. Лошадка оказалась на месте, коляска – та самая одноколка – тоже. Осталось только запрячь… что Денис и сделал, ласково похлопывая лошадь по холке.
– Но-но, милая, но-но… Сейчас с тобой прокатимся, разомнемся…
На конюшне сыскался какой-то совсем уж убогий плащ и вязаная шапка. Нахлобучив это все на себя, Давыдов распахнул двери конюшни… затем сбегал к воротам – открыл и, вернувшись, вскочил в бричку:
– Н-но, милая, пошл-а-а! Н-но-о!
Выехав со двора, гусар еще больше подогнал лошадь, пустив ее мелкой приемистой рысью. Одноколка катилась ходко, лишь потряхивало на ухабах. Хорошо ехал Денис, быстро… Вот только куда? Ну, пока – подальше от мызы, а уж потом будет видно. Правда, если вдруг встретится шведский разъезд…
И что же – снова прятаться? Бегать босым по лесам да оврагам? Похоже, шведы заняли всю округу, но ведь и наши не должны были бы далеко отойти, ведь не бежали же сломя голову из Финляндии прочь, несмотря на всю нерешительность Буксгевдена. А раз не бежали – такое вообще сложно представить! – значит, где-то здесь. Укрылись в лесах, на мызах, рыщут…
Остановив бричку, гусар привстал на козлах, прислушался. Быть может, где-то слышна канонада… в ту сторону он бы сейчас и подался… Увы! Хотя нет… вроде бы что-то громыхнуло… то ли в лесу, то ли сразу за лесом.
Определенно громыхнуло! Впереди же, на склоне пологого холма показались всадники – судя по синей форме и шлемам с конскими хвостами – шведские драгуны. Они появились внезапно, выскочили из лесочка и на рысях понеслись на холм, прямо на Давыдова. Денис, впрочем, врагов дожидаться не стал – бросил бричку да спрятался в густых зарослях ольхи и орешника. Затаился, гадая, что же предпримут шведы? Если начнут прочесывать лес, то можно, улучив момент, бесшумно напасть на кого-нибудь из отставших солдат, завладеть хотя бы палашом и пистолетами.
Так бы гусар и поступил, да вот только шведы повели себя странно. Не обратив особого внимания на бричку, драгуны спешились и, взяв коней под уздцы, принялись рассредоточиваться по всему холму. Именно так – рассредоточивались, а не прочесывали округу! Повинуясь отрывистым командам худого усатого офицера, некоторые спешивались, привязывали коней, готовили пистолеты и штуцеры, присматривая удобные для обстрела дороги места.
Засада! – сразу же догадался Давыдов. Шведы устраивали засаду, причем делали это быстро, не отвлекаясь по мелочам. Надо было что-то предпринять – сбежать по лесистому холму вниз, предупредить своих, буде те покажутся на дороге…
Черт! Не успел. Уже не успел…
Внизу, у подножья холма, послышался топот копыт и лошадиное ржание, из-за перелеска вынырнула стройная колонна всадников. Синие мундиры, белые шнуры… пуговицы блеснули серебром на солнце… Гродненцы! Гусары! Свои.
Однако же еще чуть-чуть, и…
Некогда было думать, некогда рассуждать – нужно действовать, и действовать немедленно, быстро, прямо сейчас. Покусав губу, Дэн сбросил плащ, протиснулся по кустам и, словно рысь, прыгнул на ближайшего драгуна! Только что не зарычал…
Прыгнул, толкнул, выхватил штуцер и тут же выпалил! Нет, не в упавшего, а в тех, кто, выхватив палаши, уже бежали к неведомо откуда взявшемуся гусару.
Случившийся выстрел разорвал тишину, но что предприняли гродненцы, Денис сейчас не видел. Прямо на него шло трое драгун – здоровенных усачей-шведов. В руках их тускло блестели палаши, у Дэна же, кроме бесполезного штуцера, – ничего.
Штуцер он отшвырнул… Резко, сразу же – угодив прикладом в плечо одному из врагов! Швырнул и бросился обратно в кусты, не обращая внимания на исцарапанные в кровь ступни. А пущай вражины побегают! Коли у них будет на то время.
Позади затрещали кусты… послышался отрывистый приказ офицера… а где-то совсем рядом радостно запела труба! Свои… гусары… гродненцы…
За Давыдовым уже никто не гнался: получив приказ, драгуны изготовились к схватке… коя не замедлила случиться буквально в сей же миг!
Стук копыт и громовое гусарское «ура» сменили выстрелы и звон сабель. Завязался бой, и штабс-ротмистр не стал отсиживаться, тем более прямо на него вдруг выскочил какой-то молодой драгун. Тяжелое ружье со штыком, палаш у пояса… Парень, видно, не ожидал встретить врага у себя за спиной… однако сразу же совершил выпад.
Денис резко отскочил в сторону и, схватив правой рукой цевье мушкета, левой ударил врага в нос – как в академии учили. Больно, страшно, ошеломляюще! Тут же хлынула кровь, швед запрокинул голову, полностью потеряв ориентировку… пусть на каких-то пару секунд – их вполне хватило…
Выхватив из ножен врага палаш, Дэн без раздумий нанес рассекающий удар по плечу шведа… Где-то рядом заржала лошадь! Бросившись на звук, гусар отвязал коня и птицей взметнулся в седло! Теперь у него был и конь, и палаш…
Совсем рядом, на дороге, уже вовсю гремела схватка – звенели палаши и сабли, слышались хриплые крики и стоны. Туда и бросил коня Денис! Вылетел, словно демон, в рваном доломане, лохматый, босой…
Вылетел… ударил с налета одного, другого… Завидев своих – Культякова, Тошку, – засмеялся радостно:
– Ну, здорово, братцы! Эко пришлось свидеться.
Сзади сверкнул палаш… Но тут же просвистела и пуля… кто-то из своих выстрелил… Тошка же, признав Давыдова, выпучил глаза и заорал, как мог, громко:
– Денис Васильевич! Денис! Давыдов с нами, господа гусары!
– Давыдов! Денис!
– Здоров, Костя! Здорово, братцы, здорово.
Сие радостное известие придало гродненцам силы, так что уже через несколько минут они разделали шведов в пух и прах… по крайней мере, тех из них, кто выскочил на дорогу. Что же касается остальных, то те, услышав раздавшиеся в отдалении трубы и барабаны, поспешили ретироваться. И вовремя! Внизу, на склоне холма, показались зеленые мундиры русской пехоты.
* * *
– Ах, Денис, Денис, друг ты мой сердечный! – Яков Петрович Кульнев с невероятной радостью обнимал Давыдова, то и дело хлопая гусара по плечу. – Я уж отправил отряд прочесать окрестности, да тут и швед в наступление перешел! А ты, смотри-ка, и сам объявился. Да еще как объявился! Ну, хват, хват… А баронессу мы арестовали, не думай.
Дэн помрачнел:
– Теперь думаю, что зря…
– Зря – так отпустим, недолго, – тут же уверил Кульнев и со смехом продолжил: – Вовремя ты, Денис, вовремя. У нас тут веселые времена настали, лихие времена. Чтоб ты знал, нынче наш непосредственный командир – граф Николай Михалыч Каменский. Молодой да ранний, и, как и ты – хват. Ну, батюшку-то его, старого графа Каменского, ты, брат, знал.
– Да уж знал, – Давыдов невольно усмехнулся, вспомнив, как, желая получить вожделенное назначение в действующую армию, подстерегал старого графа в одной из петербургских гостиниц. Изрядно тогда его напугал!
– Ну, так у нас теперь весело! – заметил Яков Петрович. – То было шведы наступали, а уж теперь – мы!
– Ужо повоюем! – Денис радостно потер руки и осведомился, где бы можно пошить новый мундир, взамен изорвавшегося старого.
– Мундир, говоришь? – задумался Кульнев, взъерошив седую свою шевелюру. – Даже не знаю… Сабли, пистолеты, штуцеры – этого добра у нас нынче хватает – трофеи! А вот мундир… Хотя постой-ка! Есть же в Хаминго портной! Костя Культяков у него недавно ментик заказывал… так ты у Константина-то и спроси.
Возвращению лихого гусара искренне радовались все, по сему поводу даже устроили пир… А уж как был рад верный Андрюшка!
– Ах ты ж, батюшка, барин… – утирал слезы слуга. – А я-то, дурень, уже хотел сам поискать… И поискал бы. Отправился бы в самые чащи.
– Ну, полно тебе, Андрей Батькович… Говорю же, полно!
Баронессу Матильду Юстиус, отправленную под арест в Або, вскоре с извинениями выпустили, о чем лично хлопотал Давыдов. На мызу баронессы был отправлен разъезд, правда, удалось пленить лишь мальчишку-слугу Матиаса. Прикидывавшаяся простушкой Анна-Кайса и впрямь оказалась матерой шпионкой – отстреливалась, ранила одного из солдат и, зараза такая, сбежала. Вовсе не зря шведы наградили ее медалью, вовсе не зря!
Что же касаемо Тарьи, так той Денис больше не видел, как и незадачливого колдуна Кройто, как и Шенгранна-Ульвеуса. Да и где их тут было увидеть, когда начались такие горячие дни, что времени не хватало даже поесть! С благословления и по приказу молодого графа Каменского авангард Кульнева рыскал по всему побережью и ближайшим лесам, громя шведов в хвост и в гриву! Если не везло захватить шведские военные склады – «магазины», питались грибами да ягодами, благо уже с июля этого добра в здешних лесах имелось в неописуемом множестве.
– Вот говорят: щи да каша – пища наша, – улыбаясь в усы, шутил Кульнев. – У нас же ныне пища – ягоды да грибы! Не особо, конечно, но что ж…
– А мне грибы нравятся, – вытянув на привале ноги, Денис Васильевич – Дэн – мечтательно закрыл глаза, представив скворчащие на сковородке белые… да с картошечкой, да под водочку, эх-х!
Его все больше тянуло на прежние, казалось бы, уже давно позабытые вещи. Как-то раз с острой силой захотелось вдруг пепси-колы с гамбургерами, потом – глянуть хоть какой-нибудь фильм, даже пусть и премерзкий, а еще – сесть за руль какого-нибудь, хоть даже и совсем отстойного, авто да дать газу! Вот такого всего в последнее время хотелось – и очень сильно! Да и сам Денис замечал, что после возвращения из плена он стал каким-то другим, не таким, как прежде. Молодой человек чувствовал себя именно Дэном, курсантом академии, будущим следователем или опером… и уж никак не Денисом Васильевичем Давыдовым. Он уже не помнил детства Дениса… того Дениса, поэта… не помнил прежних друзей… Наверное, мерзкий колдун Кройто все же сумел забрать душу Дэна… только это оказалась душа поэта, а не курсанта! От того-то и обессилел, впал в ступор лапландский нойда-колдун – он уж никак не ожидал, что у одного человека могут быть две души! А вот на то и напоролся.
Еще, слава богу, остались хоть какие-то навыки. Многое – кавалерийский аллюр, фехтование и прочее – помнило тело, кое-что – манеры и французский язык – мозг. Однако вот что касаемо поэзии… Дэн даже холодел – а вдруг больше не получится сочинять?
Однажды, в белесый финский вечер, попробовал – набросал кое-какие строчки в заветную поэтическую тетрадь…
И – странно – буквы словно сами собой ложились на бумагу, перо скользило легко и привольно…
…как идет к тебе
Быть лукавой и обманчивой!
Ты изменишь – и прекраснее!
И уста твои румяные
Еще более румянятся
Новой клятвой, новой выдумкой…
– Пишете, Денис Васильевич? – благоговейным шепотом спросил сменившийся с караула корнет. – А это… прочтете?
– А что, Антон Иванович… Хочешь послушать? – Дэн невольно улыбнулся – слишком уж восторженный был у мальчишки вид.
– Хочу! – сняв кивер, тряхнул светлой челкой корнет.
Сказал, и тут же смущенно прикрыл веки, застеснялся, словно девушка:
– Если, конечно, можно…
– Да почему ж нельзя?! Слушай…
И, богами вдохновенная,
Ты улыбкою небесною
Разрушаешь все намеренья
Разлюбить неразлюбимую!
– Разлюбить неразлюбимую! – выслушав, шепотом повторил Тошка. – Эко вы сказали… Славно! А можно… Можно мне эти стихи в свою тетрадку переписать?
– Да переписывай, брат, чего уж!
– А как они называются? Кому… ой! Я, верно, не в свои дела лезу.
Мальчишка снова смутился, и бравый гусар, потрепав его по плечу, задумчиво склонил голову:
– Называются… Ну, скажем – подражание Горацию. А кому? Хм… кабы точно знать… Эх, Антон Иваныч, кабы ты знал, как мне картошки с белыми грибами хочется!
– Ну, белых тут полно, – невольно улыбнулся Тошка. – А вот кар-то-фель… С грибами? Его же с сахаром едят! И то по большим праздникам. Насколь знаю, хоть матушка Екатерина и приказывала сажать «земляные яблоки», а крестьяне-то его не очень любят и сажают редко.
Корнет потянулся и, прикрыв рот рукою, зевнул:
– Хотя у финнов, говорят, растет кое-где. Я даже сам как-то видел… уже побеги взошли.
– Так-так-так! – потер руки Денис. – А ну-ка, брат, припомни – где? Может, картошечки-то сладим. Тем более сейчас у нас август… уже клубни есть, пусть и молодые… Ну? Вспомнил?
– Ох, Денис Васильевич… Кулаха… Кухама… Кухаламби! – радостно сверкнув глазами, подросток вдруг хлопнул себя по лбу. – Ну, точно! Кухаламби – хутора там, селение.
– Так-так!
– Я уж, если что увидел, то не забуду ни в жисть! – не преминул похвастать корнет. – Вот, Денис Васильевич, ей-богу! Кухаламби… селение… Там огороды… и побеги картофельные я там видел.
– А где это… Кухаламби?
– По оравайской дороге. Нам туда скоро в наступление идти.
Тут же и сговорились с корнетом завтра же улучить удобный момент да пойти поискать огороды, там и свежей картошки купить… ну, или так выкопать, много ли на сковородку надо?
– Не так тут далеко, – седлая коня, шмыгнул носом корнет. – Туда-сюда – за час обернемся.
– Славно, – Давыдов одобрительно покивал. – Ужо, Антон Иваныч, угощу тебя картошкой с грибами! Ранее-то такого, небось, не едал?
– Не едал, – усаживаясь в седло, честно признался Тошка. – Правда, вот, Денис Васильевич, сомневаюсь… понравится ли?
– Да понравится, – трогая коня, Дэн негромко расхохотался. – А не понравится, так я за тебя съем.
Хмурое северное утро стелилось туманом. В небе, меж облаками, зияли бледно-голубые прорехи, что давало надежду на погожий денек. Корнет и штабс-ротмистр остановили коней на опушке и спешились в виду небольшой деревни. Серые дома и сараи маячили невдалеке, за рябиновой рощицей. Улица казалась пустынной, однако из труб уже поднимались дымы.
– Вон, у того крайнего дома, – показал рукой Антон. – Там огород. Картофель. Что, Денис Васильевич, поедем, купим?
Юноша уже бросился было к лошади, но Давыдов придержал его за рукав:
– Постой. Вдруг да в деревне шведы? Поглядим пока, слышишь.
– Угу… – Тошка кивнул, соглашаясь, и тут же переспросил: – Долго ли будем ждать?
– Да недолго, – отмахнулся Денис, пристально всматриваясь в селение.
Деревня просыпалась, в хлевах уже мычали коровы, послышались чьи-то голоса и собачий лай.
– Нас почуяли! – насторожился корнет. – Не по-доброму лают, не на своих.
И впрямь собачки лаяли остервенело, явно на чужаков… правда, псов почти сразу же успокоили, цыкнули…
Давыдов покачал головой:
– Не, не на нас. Ветер-то в нашу сторону.
– Ага… И все же чужой кто-то в деревне есть! Ох ты ж… И вправду шведы!
Тошка едва не выругался, увидев вышедший со двора отряд – с полдюжины солдат в синих мундирах. Шли солдатушки браво, только что строевых песен не пели, а на плечах вместо ружей держали лопаты и кирки.
– А вон еще, – повернув голову, прошептал корнет. – Тоже с лопатами… Рыть что-то собрались. Неужто оравайский тракт перероют?
Дэн насмешливо ухмыльнулся и, сплюнув, отозвался задумчиво и тихо:
– Перерыть-то не перероют. А вот орудия могут вкопать… Хотя что гадать? Пойдем-ка, проберемся да глянем.
Отправляясь за картошкой, приятели накинули серовато-зеленые пехотные плащи, кивера же заменили фуражками – и то, и другое было положено по штату. Да что и говорить, хороши бы сейчас были господа гусары в своих ярких щегольских мундирах! Тошка – в синем, с белыми шнурами, гродненском, а Давыдов вообще – в лейб-гвардейском, красном. С золотыми сияющими пуговицами! Какая уж тут маскировка, ага. Хорошо – плащи спасали.
Первым делом молодые люди отвели лошадей шагов на полсотни в лес, там и привязали. Чтоб не заржали ненароком, не захрипели бы, внимание бы не привлекли. Ведь явно же шведы что-то задумали и наверняка выставили часовых.
– Да зачем им тут часовые-то? В деревне! – азартным шепотом возразил корнет, пробираясь след в след за Давыдовым по узенькой, заросшей высокой травою тропинке.
– Падай! – бросаясь в траву, шепотом приказал Денис, и Тошка тотчас же, без всяких раздумий, последовал его указанию, плюхнулся рядом, в кашку.
Впереди, на дороге, показались всадники. Двое драгун неспешной рысью огибали деревню, внимательно посматривая по сторонам.
– Вот и караул, – Давыдов покусал усы. – Да уж… точно – задумали что-то шведы. Как бы только узнать поточнее – что? Ближе не подберемся – разъезды, да и собаки еще…
– Может, возьмем языка?
– Языка… Впрочем…
Обернувшись, Дэн посмотрел на лес и, неожиданно усмехнувшись, махнул рукой:
– Поползли-ка, Антон Иваныч, обратно.
– Обратно? – удивленно округлив глаза, Тошка покусал губы. – Но… зачем? Разве мы не…
– Узнаем! – тотчас уверил Денис. – Увидим. Все, что надо – высмотрим.
Напарники пригнулись и зашагали обратно в лес… И снова пришлось падать в траву – проскакал шведский разъезд!
– Однако… – поднимаясь на ноги, юный гусар чихнул и едва отплевался от набившейся в нос пыльцы. Угораздило же упасть прямо в цветник! Вездесущая кашка, пастушья сумка, а еще – колокольчики, васильки, ромашки и какие-то мелкие желтые цветки, кажется – лютики.
– …однако часто они ездят, – откашлявшись, закончил свою мысль корнет. – Так мы, Денис Васильевич, что будем…
– Да просто все, – добравшись наконец до леса, Давыдов выпрямился и потянулся. – Выбирай дерево повыше да лезь – вот и все дела.
– И правда! – Тошка радостно хлопнул в ладоши и засмеялся… нарвавшись на тычок своего более опытного собрата:
– А ну – тс-с! Тихо. Ишь, расшумелся… – Осматриваясь, Дэн показал рукой. – Давай-ка на ту сосну… А я вон на липу. Не вздумай только кричать. Потом, внизу, доложишь.
Кивнув, Тошка подбежал к сосне, скинув плащ, доломан и фуражку… Отцепил саблю, потом подумал и сбросил еще и сапоги. Обернувшись, тряхнул челкой и, поплевав на руки, вмиг забрался на самую вершину. Уселся на толстом суку, всмотрелся…
То же самое проделал и Денис, только не так быстро, а не торопясь, с осторожностью. Все же весил-то он куда больше тщедушного мальчишки корнета.
С высоты деревня оказалась очень хорошо видна, не слишком мешали и росшие почти у самой околицы рябины. Дэн присмотрелся… и невольно присвистнул: в каждом дворе виднелись синие мундиры! Линейная пехота, драгуны, орудия… На восточной же окраине, как раз у дороги на небольшой городок Оравайс, шведы деятельно устраивали укрепления: земляные четырехугольники с валом, рвами и площадками для орудий – редуты! Ага… так вот в чем дело-то…
Спустившись на землю, гусар свистом подозвал корнета. Тот не сразу откликнулся, увлекся, видать…
– Да слезай ты уже, – подойдя к сосне, Давыдов яростно ударил кулаком по стволу.
Вот тут Тошка заметил, слез… и сразу же хотел доложить, однако штабс-ротмистр приложил палец к губам:
– Сейчас – к лошадям, уходим. По пути все расскажешь.
– Ага… Ой! Так точно, господин штабс-ротмистр!
– Да не ори ты, тьфу!
Никем не замеченные, господа гусарские офицеры отвязали лошадей и, усевшись в седла, подались к своим бодрым кавалерийским аллюром. Сначала ехали друг за другом, а когда дорога расширилась – рядом.
– Ну, – скосив глаза на юного своего напарника, улыбнулся Денис. – Теперь излагайте свои соображения, господин корнет.
Тряхнув челкою, Тошка важно выпятил грудь:
– Излагаю, господин штабс-ротмистр. Извольте! Шведы редуты роют. Всего в количестве четырех. Оравайский тракт перекрывают. А мы же… Это же, Денис Васильевич, как заноза нам!
– Верно мыслишь, корнет, – покивал Дэн. – Уж точно заноза. Ну, и каков там состав гарнизона?
– Ой… – натянув поводья, парнишка растерянно моргнул. – А как-то там и не сосчитать было…
– Так, а что там считать-то? – с видом бывалого вояки хмыкнул Денис… Дэн.
Еще в академии занятия по истории войн являлись одним из его любимых предметов! Дэн старался ни одной лекции, ни одного семинара не пропускать. А потому и насчет редутов сейчас объяснил с легкостью:
– Стороны редутов сколько шагов длиной? Ну, примерно?
Тошка задумчиво наморщил нос:
– Ну, примерно шагов с сотню…
– Так и есть, – скупо похвалил Давыдов. – Значит, в каждом редуте – по четыреста человек. Плюс орудия. Восемь, а то и шестнадцать. Четыреста умножаем на четыре – получаем сколько?
– Умм…
– Ты в школе-то учился, корнет? Вижу, математика прошла мимо.
– Сейчас, господин штабс-ротмистр, сочту… М-мм… Одна тысяча шестьсот человек! Так получается.
Юный гусар горделиво распрямил плечи.
– Именно так – тысяча шестьсот, – согласно покивал Дэн. – Это и есть их гарнизон. Плюс шестьдесят четыре пушки. Впрочем, это самое большее.
– Ой, Денис Васильевич… – корнет восхищенно свистнул. – И как это у вас все так ловко вышло!
– Поживи с мое – научишься, – хмыкнув, штабс-ротмистр подогнал лошадь.
По возвращении Давыдов немедленно доложил обо всем командиру. Кульнев выслушал своего адъютанта внимательно, почесывая бакенбарды, что являлось верным признаком наступающего боевого азарта.
– Тысяча шестьсот, говоришь? Орудия? А ведь они этими своими редутами нам всю малину испортят… Вот что! Выступаем немедленно! Прямо сейчас. Пока не достроили… пока не разместились… пока…
По приказу генерал-майора трубачи тотчас же затрубили «поход». Все живо построились – кавалерия, артиллеристы, пехота.
– За мной, храбрецы-усачи! – вытянулся в седле Яков Петрович. – Посейчас же ударим на шведов, сомнем. Гусары, братцы – вперед. За ними драгуны. Мы ворвемся – пехота закончит. А потом, как отойдем – артиллеристы, братушки, задайте вражинам жару!
Как всегда, приказ был лаконичен и ясен. Перекрестившись, генерал-майор Кульнев лично повел свой полк в наступление. Рванулись синей лавою гродненские гусары, затрепетали конские хвосты драгун, покатили, разбрызгивая лужи, пушки, грозно засверкали штыки.
Скакали на рысях, быстро. Вот уже и знакомый лес, рябиновая рощица, за ней – оравайский тракт, Кухаламби – селение…
– А ну, братцы! – обернулся в седле Кульнев.
Рванулись из ножен сабли… Выскочив из лесу, гусары бросились на недостроенные редуты.
Шведы, конечно, заметили врагов, попытались развернуть пушки, выстроиться… Но было уже поздно. Уже звенели клинки…
Перепрыгнув насыпь, Денис бросил коня в самую гущу врагов, ударил, рубил саблею направо и налево… Вот вам, вот!
Какой-то всадник в блестящей кирасе и шлеме бросился на него с палашом, Денис замешкался, не смог увернуться… пришлось поставить клинок… Удар! Звон… сменившийся противным треском… Легкая трофейная сабелька не выдержала тяжелого палаша. Хрустнула, сломалась… Кирасир с торжествующим хохотом занес над гусаром клинок…
Давыдов живо выхватил седельные пистолеты, выстрелил… Пистолетные пули, насквозь пробив кирасу, вышибли шведа из седла! А вот не будь таким самонадеянным, не говори гоп, пока не перепрыгнешь.
Звон клинков, выстрелы и крики гремели уже повсюду, недостроенные редуты затягивал едкий пороховой дым… Пушки! Не дать шведам развернуть пушки!
Наскоро осмотревшись, Денис бросился на орудийный расчет, налетел словно коршун… Не он один – рядом, локоть к локтю, оказались друзья – поручик Костя Культяков и корнет Антон Иванович… Тошка…
Гусары завязали бой, ошеломляя врагов своим яростным натиском! Почти сразу же на помощь им подоспела тяжелая кавалерия – драгуны. Кто-то рубил, кто-то спешился, ударил в штыки… Затем подошла и пехота, послышалось громовое «Ура!»… и шведы были просто сброшены с насыпей своих недостроенных редутов!
Вновь запела труба. Ударили барабаны. Очистив укрепления от врагов, русские войска, повинуясь приказу, организованно отступили к лесу… И тотчас же грянула артиллерия, засвистела картечь, разорвались начиненные порохом ядра – бомбы… Уже к вечеру дорога на Оравайс оказалась свободной!
А потом случилась еще и битва при Куорманском озере, и сражение при деревушке Сальми… И везде воины генерал-майора Кульнева оказались на высоте! За проявленную смекалку, мужество и отвагу Яков Петрович представил Дениса к наградам… однако царь не торопился подписывать рескрипт. Злопамятен оказался император Александр Павлович, не забыл давыдовских басен.
Летом текущего, 1808-го, года дела пошли такие, что Дэну некогда было опомниться, подумать – кто он и зачем вообще здесь? Враг был повсюду, нужно было сражаться, биться безо всяких раздумий – за своих друзей, за солдат, за Россию. В ходе затянувшейся финской кампании никто из воевавших там русских воинов уже не думал про Наполеона, про его странный «союз» с императором Александром, давший возможность отбить у шведов Финляндию. Справедливой ли была эта война, нет ли – сказать было сложно. В конце-то концов финны получат свою государственность именно из русских рук… пусть даже эти руки – руки большевиков! И русские цари будут отстраивать Гельсингфорс-Хельсинки и многие другие финские города, сделав необычайно много для просвещения Великого княжества Финляндского и финской культуры. И вовсе недаром благодарные финны поставят памятник русскому императору Александру Второму на главной площади свой столицы.
Все это будет… но будет – позже, а сейчас – война.
Как-то уже в начале сентября Яков Петрович вызвал к себе всех своих штаб-офицеров. Словно хлебосольный хозяин, усадил всех за стол, сам же, вытянувшись во весь свой немаленький рост, прошелся по убогой горнице, едва не задевая головой притолочные балки:
– Вот какие дела нынче у нас, господа мои. Как вы знаете, не так давно разбитые нашим славным графом шведы отступили к Вазе. Однако же разведка донесла, что Клингспор все же оставил Вазу, выбитый генералом Демидовым, и закрепился у Оравайса. Как ты, Денис, и предполагал, к слову.
Давыдов вытянулся и щелкнул каблуками. Все же приятно было предугадать маневр шведского командующего, графа Морица Клингспора.
Склонив голову набок, Кульнев с хитроватой усмешкою посмотрел на своего верного адъютанта и продолжил:
– У Клингспора – семь тысяч человек. На флангах – морской залив, утесы да непроходимая чащоба…
Тут Яков Петрович чуть помолчал и хмыкнул:
– Ну, это шведам так кажется, что непроходимая. Молодцы генерала Демидова, да и сам Николай Иваныч так не считают вовсе. Пройдут!
– Знамо, пройдут, – невольно заулыбались офицеры. – Нам ли, русским, леса бояться?
– Вот и я думаю – пройдут, – Кульнев почесал кончик носа и снова сделался серьезным. – Однако же наша задача, господа мои, – завязать бой. Как и положено авангарду, ударим по врагу первыми!
– Ударим, Яков Петрович!
– Ужо покажем шведу!
– Вот это, братцы, дело, ага.
Наступило утро, не столь уж и раннее, наверное, было около восьми часов. На лугах выпала обильная роса, над бурной неширокою речкою, протекавшей возле самой деревни, стояло туманное марево. Уверенно пробивавшееся сквозь палевые облака солнышко еще пряталось за деревьями, обещая хороший день.
Всматриваясь в позиции шведов, Денис поежился – с залива тянуло свежим ветром, так что по поводу хорошей погоды еще бабушка надвое сказала! Как ветер, как повезет. Впрочем, сейчас, в преддверии сражения, это не казалось важным. Как будет, так и будет. Главное – разбить притаившегося врага да закончить наконец-то поскорее эту дурацкую, надоевшую всем войну.
То же самое, верно, думал и командующий авангардом. Кутаясь в плащ, Яков Петрович глянул в подзорную трубу… постоял немного и, повернув коня к верным своим гусарам, махнул рукой:
– Ну, что, братцы? Повоюем! Трубите поход!
Резко запели фанфары, ударили барабаны, и выскочившие из-за холма синие гродненские гусары, сверкая саблями, полетели на врагов. Впереди скакал сам Кульнев в окружении верных штаб-офицеров, слева лились лавой гусары, справа – драгуны и егеря. Угрюмо печатая шаг, ступала позади ощетинившаяся штыками пехота.
Рявкнула артиллерия… пронеслись над головами конников ядра. Ухнули по шведским позициям, угодили в реку и в скалы.
– Ура, братцы! – взмахнув саблею, прокричал Кульнев.
Немедленно громовое «ура» подхватили все: гродненские гусары, драгуны, егеря, пехота…
Вращая над головой саблей, Денис гнал лошадь как проклятый! Сердце пело и ветер бил в лицо, и победа казалась такой близкой… что просто невозможно было не победить!
Однако не тут-то было! Под натиском русских войск шведы вовсе не дрогнули. Огрызнулись картечью, выслали по флангам кирасиров и драгун, а чуть погодя – ударили в контратаку, в штыки.
Денис на скаку пригнулся, ощутив, как просвистели над головою пули. Скосив глаза, глянул на своих… Вражеская картечь рванула доломан скакавшего рядом гусара, раскровянила грудь… Бедолага зашатался в седле, откинулся, а вот уже и упал, запутался левой ногою в стремени, и лошадь потащила его к заливу.
Впереди показались шведы – пехота. Ахнул ружейный залп, качнулись штыки. Уходя от пуль, Давыдов бросил коня влево, обогнул вражеское каре и вместе со всеми навалился, ударил, не давая шведам опомниться.
Вновь раздалось «ура»… и крики потонули в залпе орудий. Злая картечь вырывала гусар из седел, попадающие в самую гущу войск ядра отрывали руки, ноги и головы. Звон клинков, крики и стоны раненых слились в один яростный гул, гул битвы. Кто-то падал и снова вставал… многие же и не поднимались вовсе, война снимала свой урожай.
Какой-то здоровенный шведский фельдфебель, выскочив вперед, ударил штыком в лошадь Давыдова. Целил в брюхо, да гусар вовремя взвил коня на дыбы, обрушив сверху сокрушающий удар сабли, что приобрел взамен той, сломанной. Добрый оказался клинок – уральский. Мощный удар расшиб шведу плечо, едва не отрубив напрочь правую руку… Кривясь от боли, фельдфебель выронил из рук мушкет, упал на колени…
Денис проскакал мимо… едва не угодив под мощный залп! Вовремя заметив стрелков, штабс-ротмистр бросил коня в сторону, обернулся… и горестно поджал губы. Похоже, атака захлебнулась – шведы активно отстреливались, перестраивались и временами контратаковали.
– Отходим! – оценив сложившуюся обстановку, глухо скомандовал Кульнев.
Жалобно запела труба…
Денис повернул коня. Ища глазами друзей… тех, кто остался… Помахал саблей Культякову – поручик выглядел весьма браво, правда, где-то потерял свой кивер, видать, сбило картечью или пулей… Где же, черт побери, корнет?
– Эй, Костя, Тошки не видел? – нагнав Культяков, закричал Дэн.
– Рядом был все время… Да вон он! Ранен, кажется…
Скакавший позади всех корнет и впрямь держался в седле как-то кривовато и все время прижимал правую руку…
Денис придержал коня, подождал:
– Ранен, парень?
– Рука…
Юный гусар попытался улыбнуться. Получилось не очень: скорей, не улыбка – оскал. Черный провал рта, запекшиеся губы, бледное, как простыня, лицо…
– Ничего! – подбодрил Денис. – Рука не живот. Прорвемся!
– Прорвемся, – Тошка покивал… и вдруг начал заваливаться в седле.
– Эй, эй…
Беспокоясь, штабс-ротмистр подскочил ближе, подхватил парнишку…
– Ну-ну… Прорвемся! Ну-ну… Потерпи чуток, парень.
Корнет вдруг распахнул глаза, с ужасом глядя куда-то в сторону Оравайса:
– Там… там…
Денис обернулся и закусил губу: преследуя отступающих кульневцев, растянулись по всему фронту шведские кирасиры! Враги приближались, уже хорошо видны были их сверкающие палаши…
– Эх, Тошка… Теперь уйти бы… А ну, давай-ка ко мне…
Как мог быстро, Давыдов пересадил теряющего сознание раненого на свою лошадь, погнал… чувствуя, что их, конечно, догонят. Не кирасиры, так драгуны. Не драгуны, так уланы, кто-нибудь.
Над головою вновь просвистело ядро. Ухнуло, громыхнуло где-то совсем рядом. И тотчас же послышался крик:
– Дени-и-ис!
Культяков! Поручик! Заворотив коня, он несся прямо на шведов, словно заговоренный от ядер, картечи и пуль. Весь такой красивый… Сверкающие серебром пуговицы, синий с белой шнуровкой доломан, ментик с голубою опушкой…
Что-то ухнуло. Громыхнуло. Вздыбилась в небо земля…
– Костя! – страшно закричал Денис. – Костя…
Не было больше лихого поручика Культякова Кости. Ни поручика не стало, ни коня. Одно лишь кровавое месиво.
– Эх, Костя, Костя… Ну, гады! Ну, сволочи… Ну, подождите…
Вражеские кирасиры уже охватили гусаров подковою, летели, кровожадно подняв палаши. Вот-вот зарубят… или захватят в плен. Впрочем, судя по злым рожам шведов, плен – это вряд ли!
– Не возьмете, – придерживая корнета, Давыдов пришпорил коня. – Вот хрен вам! Выкусите.
Шведы гнались, преследовали упорно… а потом вдруг как-то куда-то делись, пропали, сгинули. Денис на скаку обернулся, удивленно округлив глаза…
Откуда-то сбоку грянуло вдруг «ура!»… Господи… свои! Русские! Зеленые и белые пехотные мундиры, сверкающие штыки, барабаны раскатистой дробью! Много как… не меньше полка… уж никак не меньше.
Значит, что же? Не зря сдерживал шведов авангард Якова Петровича Кульнева! И поручик Культяков Костя погиб не зря. Все же сдержали, дождались своих… Вот она, пехота генерала Николая Ивановича Демидова! Та самая, о которой говорил Кульнев. Вот она… Дождались… Печатали шаг бравые усачи-молодцы. Бежали шведы.
Тем не менее враги упорно оборонялись до вечера. Ночью же войска генерала Демидова скрытно обошли шведские позиции лесом. Тем самым, непроходимым. Опасаясь возможного окружения, уже утром шведы дрогнули… отступили, ушли.
Тут бы их гнать и бить в хвост и в гриву, и дойти бы на неприятельских плечах до Стокгольма… Однако, увы! Нерешительный Буксгевден был сменен на своем посту главнокомандующего генералом Кноррингом… вдруг заключившим со шведами перемирие! Непродуманная глупость сия взбесила даже всегда спокойного императора Александра, и он даже послал в Финляндию своего полномочного представителя графа Аракчеева. Послал именно за тем – подгонять!
* * *
Коротая время в ожидании возобновления военных действий, генерал-майор Яков Петрович Кульнев вместе со своими войсками и штабом вновь обосновался в городке Хаминго, где все было уныло-знакомым, надоевшим уже до тоски. Вечно серое небо, ветер и сырость к началу зимы сменились морозцем и снежком, что вызвало хоть какое-то подобие веселья.
Солдатушки даже залили ледяную горку и катались там вместе с местной финской ребятней. Глядя на них, подтянулись и драгуны… а уж ежели драгуны, то гусарам-то уж сам бог велел!
Первым под общий хохот скатился Тошка. Рука его уже давно зажила, только вот с тех пор ныла на непогоду, словно суставы какого-нибудь подагрика или старика.
– А славно, господа! Ну вот, ей-богу, славно!
Выбравшись из сугроба, корнет выглядел таким счастливым и радостным, что гусары мялись недолго. Кто-то заранее припас куски рогожки, большинство же скатилось так, на рейтузах… не побрезговал, конечно же, и Денис!
Ка-ак ухнул, да метров с полсотни по льду, потом по снегу – в сугроб… И вправду весело!
Эту манеру катания на рогожках постепенно подхватили и местные жители… и даже не только местные, но и те, кто приехал из Або, Таммерфорса, Улеаборга… Отпраздновать Рождество с родственниками или на мызе. Теперь катания стали гораздо интереснее! Появились нарядно одетые дамы, смешливые городские девицы, за которыми грех было бы не приударить, тем более делать-то все равно было нечего.
Даже юный корнет Тошка быстро отыскал себе «на горке» молоденькую подружку. С оной юной особой молодой человек не только катался на одной рогожке, но и под ручку гулял. Дальше поцелуев дело у парня, похоже, не шло, потому как ежели б шло, так корнет уж всяко поведал бы о том своим друзьям-гусарам… Ах, жаль, жаль, Костя Культяков погиб, славный был воин да и сердцеед недурной – так бы уж сейчас порезвился…
Вспомнив погибшего приятеля, Давыдов немного взгрустнул и, отряхнув снег, решил прогуляться в одиночестве, просто подышать воздухом без всякой суеты, чему так способствовал погожий и теплый воскресный денек. Желтое солнышко не просто светило – растекалось по палевым облакам золотой сверкающей лавою, сияло на заиндевелых деревьях, отражалось от снега, так, что было больно смотреть.
Денис невольно зажмурился… и тут вдруг услышал голос:
– Что же вы это, господин гусар! На меня даже смотреть не хотите?
Тут же распахнув глаза, молодой человек обернулся:
– Матильда! Вы… вы здесь! Вот уж не ожидал встретить.
– Видите ли, Денис Васильевич… Мой муж отправился в Санкт-Петербург по одному неотложному финансовому делу. А я… я осталась одна… Вот и подумала: поеду-ка на Рождество на мызу, в деревню! У нас в Або сейчас все серо и сыро, здесь же… Сами видите, какая красота!
Как и прежде, баронесса сияла ослепительной красотой! Даже, пожалуй, стала еще красивее, утонченнее, что ли. То ли побледнела, то ли похудела… На фоне аристократически бледного лица карие, обрамленные пушистыми ресницами очи казались особенно большими и чувственными. Из-под кашемировой накидки-мантильи виднелся подол серого шерстяного платья, голову же баронессы покрывала классическая темно-вишневая шаль, тонкие руки были затянуты в перчатки.
– Ах, Денис Васильевич, я хочу вас поблагодарить за свое освобождение… Меня ведь поначалу приняли за шпионку, вы знаете?
Штабс-ротмистр закашлялся:
– Ах, ну да, ну да…
– Правда, обращались достойно, а вскоре вообще выпустили. Как сказали – именно вашими стараниями.
– Ах, госпожа Матильда…
Гусар не знал, что и сказать, но все же нашелся:
– Мы же, кажется, с вами были на «ты».
Пухлые губки баронессы растянулись в улыбке:
– Мне тоже так кажется. А знаете… Знаешь, что, Денис Васильевич! А давай-ка ко мне на мызу. У меня здесь сани с кучером. Кстати, говорят, шпионкой-то оказалась моя двоюродная кузина! И ей помогал мой слуга Матиас! Да-да, мальчишка… Его, правда, тоже отпустили. А вот Анна-Кайса сбежала в Швецию. У нее родственники в Гетеборге. Будет там блистать на балах… если денег хватит.
– На мызу… – Давыдов задумался, и Матильда мягко взяла его за руку, заглянула в глаза:
– Ну, поедем! Ну, правда… Ведь сочельник же!
«И правда – сочельник, – подумал Денис. – Католическое – финское – Рождество оно вот уже – завтра».
– А и поедем, – все же решился штабс-ротмистр. Да и как было бы не решиться, иначе какой бы он был гусар?
Сани и впрямь стояли невдалеке, у военных складов… тех самых, где ушлая саамская колдунья чуть было не отравила господ офицеров шампанским, точнее говоря, подсыпанным в бутылки ядом. Ах, Тарья, Тарья… Сбежала тогда. Так и не поговорили толком. Обещала письмо написать… да где оно, то письмо? Ага, напишет она, как же! Дожидайся, жди…
Кучер оказался Давыдову не знаком, впрочем, это было неважно. Уже часа в два пополудни хозяйка и гость уселись за обеденный стол. Все тот же мальчишка слуга Матиас (о, тот еще фрукт!) ловко сервировал стол, разливая по тарелкам наваристый финский суп из форели. Он же разлил и шампанское…
Денис и Матильда чокнулись… посмотрели друг другу в глаза… И больше ничего говорить уже было не надо! Что зря болтать, когда все и так ясно без слов?
– Матиас… – поставив наполовину выпитый бокал на стол, баронесса повелительно щелкнула пальцами. – Возьми Конрада и Хейко, да отправляйтесь скорее за елкой. Что это такое – сочельник, а рождественской елки нет!
Естественно, баронесса говорила со слугою по-фински… но гусар уже кое-что понимал.
– Госпожа! – Матиас выпятил грудь. – Arvoisa, olemme tutkineet jälkeen hyvä kuusen ympärillä. Voi käsitellä sitä nopeasti!
– Voi, ei, ei! Ota aikaa. Tässä on rahat. Mene matkalla pubiin juomaan.
С этим словами Матильда протянула слуге несколько серебряных монет и, выпроводив парня за дверь, пояснила:
– Они срубят елку и заедут в трактир. Пусть выпьют за мое здоровье… У нас есть часа два…
Дальше можно было не продолжать. Баронесса и не продолжала. Просто встала со стула, потянулась, сбросив на кушетку накинутую на плечи шаль. Модное голубое платье ее, пошитое из тончайшего батиста, как тогда говорили «dans le style antique», имело обширнейшее декольте и коротенькие – фонарями – рукавчики, почти полностью обнажавшие руки.
Заглянув в окно, Денис подошел к женщине сзади, обнял, поцеловал в шейку… и осторожно спустил платье с плеч… Очень хорошее платье… очень быстро снималось… соскользнуло буквально в один миг, явив восторженному взору гусара поистине греческую фигуру!
Подхватив нагую красавицу на руки, молодой человек закружил ее, положил на кушетку, и, опустившись на колени, принялся покрывать поцелуями изысканно-белое тело…
К возвращению слуг гость и хозяйка вполне прилично сидели себе за столом и пили шампанское.
– Meillä toi joulukuusi! – войдя, снял шапку Матиас.
Красавица улыбнулась:
– Они привезли елку. Думаю, мы поставим ее здесь. Tuoda. Tänne laittaa!
За всеми хлопотами не заметили, как стемнело. Впрочем, в Финляндии в это время года темнело быстро, почти и дня-то не было. Как и в Санкт-Петербурге. Там, где летом белые ночи, зимой – черные дни.
Денис Васильевич счел не совсем приличным оставаться на ночь. Слуги всенепременно растрезвонили бы, а баронесса Матильда все же была солидной замужней дамой. Которую вовсе не стоило компрометировать – Давыдов все же был человеком чести! А посему откланялся.
– Конрад довезет вас до Хаминго, – красавица улыбнулась на прощание. – Эй, Конрад…
Выйдя на крыльцо, гость чуть задержался, дожидаясь, пока подадут сани. Посмотрел на звездное небо, на месяц, зацепившийся за сумрачные вершины сосен, улыбнулся…
– Sinulle kirjeen, Herra, – подойдя сзади, тихо сказал Матиас. – Пис-мо.
– Письмо? – гусар удивился… хотя не совсем. В принципе, он ведь и ждал письма… только вот при чем тут слуга?
Сложенный вчетверо лист желтоватой шведской бумаги, заклеенный похоже, что рыбьим клеем, Дэн распечатал уже в своей комнатенке в Хаминго. Велел Андрюшке-слуге зажечь пару свечей, уселся за стол, сбросив доломан на печку…
«Lupasin kirjoittaa. Halusin sanoa. Kiitos. Tiedän, velho, Croato vie sielusi. Mutta et ole kuollut. Niin, sinulla on kaksi sielua. Nyt siellä oli yksi. Et ole sinä. Et ole täältä. En tiennyt sitä ennen. Mutta hän ei. Nyt – uskoa…»
Увидев финские слова, гусар растерянно потянулся к трубке. Раскурив и выпустив в низкий потолок клубы табачного дыма, снова подозвал слугу:
– А ну, Андрей Батькович, сбегай-ка за толмачом. Поди не спит еще. Скажи, чтоб шел сей же час.
– Ага, батюшка! Все сделаю, не сомневайся. Толмача враз сыщу.
– Ну, ступай, ступай. Всем бы такого слугу, да.
Толмач явился минут через пять и перевел быстро – да и что тут было переводить-то? Денис же все записал в заветную свою, «поэтическую», тетрадочку. На всякий случай. Чтоб потом перечитать, поразмыслить. Вот что вышло.
«Я обещала написать, – выводила Тарья старательным девичьим почерком, как пишут те, кто недавно научился письму. – Я хотела сказать. Спасибо. Я знаю – колдун Кройто забрал твою душу. Но ты не умер. Значит, у тебя две души. Теперь осталась одна. Ты – не ты. Ты – не отсюда. Я знала это и раньше. Но не верила. Теперь – верю… Мы с тобой встретимся еще. Я знаю».
«Знает она, – посасывая кончик трубки, задумался Дэн. – Две души, говорит, было. Теперь – одна. Выходит, тот колдун, Кройто, забрал-таки душу гусара! Ну, это я и без Тарьи знал… догадался как-то. Хорошо хоть не полностью душу забрал, хоть что-то осталось. А-то как бы я нынче на коне скакал да махал саблей? Конечно, научился бы… Но это же – время, время… Эх! Не то написала колдунья. Вовсе не того я от нее ждал. Ждал, что подскажет – как выбраться? Как вернуться? Туда, к себе… Впрочем, и здесь уже привык, несмотря на то что война. Так ведь почти четыре года прошло… да, четыре. За это время к чему хочешь привыкнуть можно. Получается, и здесь уже – «у себя». И… там… в академии… там таких друзей не было! Таких вот, как здесь! Лешка Бурцов, Кульнев, Тошка, да множество… Еще Костя Культяков… Ах, Костя, Костя… Царствие тебе Небесное! Друзья… есть ли что-либо приятнее сердцу? Ну, окромя родителей… Родители… Родители гусара, похоже, живы еще. Еще придется их навещать… и как тогда? А, увидим…»
Денис вновь выпустил дым и вытянул ноги к печке:
«Трубка… Что ж я ее курю-то? Раньше ведь, там, не курил… А тут вот… Это все гусар? Ему приятно? Или я уже тоже втянулся, привык. Вроде и согревает. И прогоняет грусть».
– Батюшка, не изволишь ли щец? – отвлек от раздумий Андрюшка. – Хорошие щи, наваристые. С солью!
Гусар отмахнулся:
– Да уж, благодарствую, Андрей Батькович, в гостях ухи накушался. Ты, братец, это… ты ступал бы уже спать.
– Ага, барин. Покойной ноченьки!
Подстелив тулуп, ординарец завалился за печкою и вскоре заливисто захрапел. Денис же все сидел за столом, дымил трубкою, думал… Вот опять же, все эти словечки, манера говорить – она ведь, без сомнения, здешняя. Все эти «право же», «братец», «отнюдь»… Да и французский…
«Je sais pas en français! Je parle couramment le français, un peu plus, je lui parle! Bien plus tôt, le cadet Davydov cette langue ne le savais pas».
* * *
– Лед треснул, братцы! Лед…
Кто-то из вестовых крикнул это так громко, что все гусары, вздрогнув, разом повернули коней. Почти все гродненцы уже перебрались на пологий заснеженный островок, один из островов Аландского архипелага, что тянулся от низких финских берегов почти до самого Стокгольма. Князь Багратион давно уже предлагал совершить по островам победоносный рывок до шведской столицы… и вот, наконец, командование на сие решилось!
Непобедимый авангард Багратиона – кульневцы – во главе со своим генералом, бесстрашно взошли на лед, один за другим сгоняя шведов с попадавшихся по пути островов, больших и, мягко говоря, не очень. Вот как этот…
Погода портилась, налетал ветер, теплело. Лед уже начинал проваливаться, вот и сейчас не вынес тяжесть обозных саней.
– Лошадей! Вытаскивайте лошадей! – Подскакав, Денис спешился, бросился вместе со всеми к разверзшейся полынье, заполненной белыми осколками льда – шугой. Сильные руки солдат уже подхватывали коней под подпруги, кто-то уже ухватился и за оглобли…
– Эх, братцы, ухнем!
– Мешки, мешки тащи! Бросай сани, – закричал Давыдов, глядя, как сани неумолимо уходят под воду. Да и черт с ними! Деревянные – не утонут. Вот лошадки… лошадок жалко – вода-то холоднющая…
– А ну, потянем! Ага… И-и-и… раз-два… взяли!
Потянули дружненько. Гусары, драгуны… кто был. Обычно гусары к ездящей пехоте – драгунам – относились так себе, с неким оттенком презрения и жалости. Не повезло людям, что ж. Драгуны, впрочем, платили гусарам той же монетой, считая их неженками и лишенными даже намека на мораль. Так было во всех армиях мира, и Россия не являлась исключением. Однако в суровые дни боев все это куда-то пропадало… чтобы на привале, на отдыхе, возродиться вновь.
– И… р-раз… Взялись, драгунушки! От гусар-то какая подмога?
– Эй, гусары! А ну-ко, покажем… Йэх!
Взялись. Гикнули. Вытянули. Гусары – лошадку, драгуны – сани с продуктами. Другая лошадка все же пошла ко дну, не упасли голубушку, не успели.
Вытащив сани на берег, соратники принялись живенько разводить костер – обогреться. Кто-то из драгун побежал в рощицу, рубить сушины… да не успели, видать, не судьба.
Подскакал вестовой – корнет Тошка, завопил ломкими своим голоском что есть мочи:
– Шведы-ы! Шведы!
– Стройся! – взлетел на коня Давыдов. – Оружие – к бою.
Выстроились и гусары, и драгуны. Зарядили пистолеты и ружья, приготовили сабли и палаши.
– Так где, говоришь, шведы, корнет?
– А вон! – Тошка показал рукою. – Прямо за тем леском. Версты три… Изо льда чего-то там понастроили.
– Изо льда? Ну-ну… поглядим… Слушай мою команду! – на правах личного адъютанта генерал-майора Кульнева Денис взял командование на себя. – Гусары! Обходим лес слева… Драгуны… на первый-второй рассчитайсь!
– Первый… второй… первый…
– Первые номера – обходите лес справа. Как и гусары – конно. Вторые номера… спешились. Идете прямо через лес! Всем ясно?
– Так точно! – доложил драгунский поручик, здоровенный малый с широким крестьянским лицом. – Ясно, господин штабс-ротмистр. Разрешите исполнять?
– Вперед… И да поможет нам Господь, братцы.
Русская кавалерия обогнула лес двумя разноцветными лавами: синей – гроднеских гусар, и темно-зеленой, драгунской. Изо всех выделялся лишь командир – штабс-ротмистр Давыдов. Лейб-гвардия, чего уж… Ярко-красный доломан, такой же ментик. Золотые пуговицы, желтые шелковые шнуры… Вот уж верно сказано: хочешь быть красивым – поступи в гусары.
Обогнули лес – местами пришлось идти и по льду, по морю – выбрались на относительный простор… ринулись, понеслись! Слева – гусары – синие. Справа – зеленые драгуны…
– Ур-ра-а-а-а-а!
Над неприятельским редутом появились дымки: затрещали выстрелы, засвистели пули.
Куски снега и льда летели из-под копыт, неслись на ледовый редут гусары, и в числе первых – Денис Васильевич Давыдов, Дэн… Лошадь заскользила по льду, завалилась на бок… и вовремя – пронеслись совсем рядом пули. Штабс-ротмистр выбрался, подхватил саблю и попытался взобраться на ледовый вал… Не получилось. Скользко! Так же скользили и другие – гродненцы, драгуны, подоспевшая пехота…
– А ну, братцы, с разбега! – выкрикнув, Давыдов взмахнул саблею, отдавая приказ солдатам: – Поддержите огнем! Как побежим – дайте залп, а уж потом – бросайтесь следом в штыки.
Так и сделали. Отошли драгуны и гусары. Прикрывая их, грянул ружейный залп. Попадали с редута убитые шведы, и Дэн, махнув саблею, бросился в атаку, увлекая за собой всех.
– Ур-ра-а-а!
Добежали. Забрались. С разбега, помогая друг другу. Очутившись на ледовом валу, штабс-ротмистр бросился вниз, с оттяжкою рубанув целившегося в него шведского гренадера. На лице шведа вспыхнул алый косой шрам… брызнула кровь… выпали из рук пистолеты…
А тут и свои подоспели:
– В штыки, братцы! Коли их! Ур-ра-а-а!
Ледовый редут был взят, дорога на шведский берег – открыта.
В этот же день авангард генерал-майора Кульнева с ходу взял прибрежный городок Гриссельгальм, а еще через пару дней русские войска подошли к Стокгольму. Шведы выбросили белый флаг – сдавались, и королевский парламентер, срочно прибывший к Кульневу, слезно умолял не подвергать город разграблению.
– Не разграбим, – дал слово Яков Петрович.
Этого слова шведам было достаточно. Кульнева уважали все, и сам шведский король Густав Вильгельм был его ярым сторонником и доброхотом! Так уж вышло, да.
Под барабанный бой русский арьергард вошел в сдавшийся город. Шведская столица притихла, впрочем, никакой паники не было: король оставался в городе, полицию никто не разгонял, и даже войска не разоружили. Просто взяли слово – «не воевать», и шведы его держали, по крайней мере, насколько можно было судить.
Четко печатая шаг, маршировала перед королевским дворцом русская линейная пехота. Чинно проехала кавалерия – драгуны, егеря, «синие» гродненские гусары. Денис Давыдов, блистая щегольским лейб-гвардейским мундиром, держался по левую руку от своего прославленного командира и друга.
Вечером король пригласил Кульнева во дворец, куда Яков Петрович и явился в сопровождении адъютантов. Шведский венценосец Густав Вильгельм, оказывая великую честь, принял визитера стоя.
Яков Петрович и все его адъютанты, в том числе и Денис, с достоинством поклонились.
В своей краткой речи Густав Вильгельм искренне поблагодарил генерал-майора за сохраненный в городе порядок и пригласил на обед… точнее говоря, на ужин. В главной приемной зале уже были накрыты столы, туда и отправились ведомые их королевским величеством гости.
В позолоченных канделябрах жарко горели свечи. Играла музыка – в королевский дворец нынче был приглашен весь стокгольмский бомонд: важные господа, изысканно одетые дамы…
– Рад видеть вас, господин штабс-ротмистр, – после танцев кто-то совсем по-приятельски подхватил гусара под руку.
Денис повернул голову и хмыкнул:
– И вам не хворать, господин Шенгранн… То есть простите…
– Ларс. Ларс Ульвеус. Полковник королевского генерального штаба… и, смею думать, ваш друг!
В синем с золотыми эполетами мундире, с крестами и звездами многочисленных орденов, полковник выглядел нынче довольно браво, ничем не напоминая того одутловатого увальня банкира, кем прикидывался еще не так давно.
Ну Ларс, ну чертушко! Друг-то друг… А колдуна натравил! Дэн усмехнулся – съездить ему по физиономии, что ли? Да чего уж теперь, после драки-то кулаками… Разве что напиться до соплей да высказать под водку все, что в душе накипело… Так немного и накипело. В конце концов, этот чертов швед просто делал свое дело… и делал, надо сказать, неплохо.
– Вы водку пьете, Ларс?
– Пью. Но… – полковник вдруг замялся, словно бы собирался с духом что-то сказать… что-то такое неприятное либо неловкое… – Знаете, друг мой, вас очень хочет видеть одна молодая особа. Прямо упрашивала, чтоб я вас привел.
– Что за особа? – насторожился гусар. Впрочем, он уже догадывался – кто так хотел встречи. Та самая…
– Здесь недалеко, на набережной Стрэндваген, – уклончиво пояснил швед. – У меня карета.
Денис рассмеялся:
– Так и я не пешком! Ну, что же, Ларс, едем. Надеюсь, вы не захотите меня отравить?
– Что вы, Денис, что вы! Ведь мы же друзья.
Ряд нарядных доходных домов, желтых с белой лепниной, отражался в заливе. Парадный вход, ливрейный слуга, широкая мраморная лестница, устланная синей дорожкой. Третий этаж, апартаменты… анфилада комнат… небольшой, украшенный картинами и все той же лепниной зал с клавесином. Слышалась музыка. За клавесином, спиной к вошедшим, сидел щуплый молодой человек в синем, расшитом золотыми позументами мундире королевских гренадеров.
Подойдя ближе, полковник Ульвеус кашлянул и что-то сказал по-шведски. Молодой человек тотчас же перестал играть, обернулся…
– Тарья! – узнал Денис.
Что ж… не особенно-то он и удивился.
Саамская красотка улыбнулась, колдовские, зеленовато-карие глаза ее вспыхнули радостью:
– Де-нис! Hei! Olen hyvin iloinen nähdessäni sinut.
– Она очень рада вас видеть, – перевел швед.
Гусар улыбнулся:
– Я тоже рад. Письмо получил, но… осталось слишком много вопросов.
Почему юная колдунья прибегла к помощи переводчика, да еще такого… ммм… прямо скажем – одиозного типа? Эта хитрая девчонка ведь могла говорить и по-русски, правда чуть-чуть. Вот именно чуть-чуть. А тут, как видно, что-то хотела передать точно.
– Она попробует ответить, – выслушав девушку, пообещал полковник. – Как уж получится, и что сможет… Надеюсь, в вашей беседе не будет никаких военных тайн?
– Да если и будет, так что ж? Мы ж нынче друзья!
Герр Ульвеус не выдержал, рассмеялся. Денис же оставался серьезен, думая, как сформулировать вопрос.
– Тарья… ты… ты знаешь, кто я?
– Говорит, вы не из нашего мира. Чужой, – переведя, полковник хмыкнул и тихонько добавил от себя: – Несет невесть что. Видать, опилась мухоморов. Ох уж эти мне лапландцы…
– Я смогу вернуться обратно? Туда, где жил? – ничуть не стесняясь переводчика, негромко спросил Дэн.
И был оглушен ответом:
– Нет. Никогда. Вы там есть.
– Что?
– Вы там есть, – гере Ульвеус равнодушно пожал плечами. – Не знаю, что это значит, но сказала она именно так.
– Mutta voit olla onnellinen täällä! Erittäin hyvin onnellinen. Luota minuun! – встав, Тарья мягко провела ладонью по щеке Дениса.
– Говорит, вы будете очень счастливы здесь, – полковник обескураженно покусал губу. – Очень счастливы – так она сказала.
* * *
Стокгольм пришлось вернуть обратно шведам. Явился императорский гонец, передал приказ… Простившись с любезнейшим королем Густавом Вильгельмом, Яков Петрович Кульнев покинул Швецию вместе со всем своим войском. Война закончилась. По условиям мирного договора Великое княжество Финляндское вошло в состав России. За беспримерную доблесть и талант полководца генерал-майор Кульнев был награжден множеством орденов. Давыдов же, будучи представленным к ордену Святого Георгия, удостоился лишь Высочайшего благоволения… Император не забывал обид. Да и черт с ним, с императором! Один царь, другой – какая разница? Не ради царей воевали, но – ради Отечества, ради России! И Давыдова, и Кульнева, как и многих других, ждал еще 1812 год, ждало Бородино, ждали Париж… и бессмертная слава.
notes
