Карты и легенды

Ночью ветер с юго-запада принёс оттепель. Их разбудило журчание воды от таявшего льда. Мох выпутался из объятий Имоджин и покинул тепло постели, чтобы выглянуть в окно. Тропинка за домом через поле, ещё накануне утоптанная в снегу, теперь была полоской красноватой земли. Мальчик на пони и мужчина, шагавший сбоку, направлялись к дому.

– У нас гости, – сказал Мох, пряча оцелус в карман.

– Меня зовут Джэнсон. Мы пришли сюда отвести вас к Мэй. – Мужчина был рыжеволосым. Раздавленный ноготь на большом пальце левой руки переливался густыми оттенками чёрно-синей сливы. Одет он был в рабочую одежду – крестьянскую одежду. На его домашней вязки свитере было полно видимых прорех, на ногах ботинки военного образца. Взгляд тощего мальчика, сопровождавшего его, был неотрывно устремлён на гривку пони. У него была бледная кожа домашнего затворника, по которой от скулы к уголку рта бежала голубая жилка. На голове волосы, словно молочайный шёлк, колыхались под дуновением ветра. Мальчик был слеп. Когда он заговорил, Джэнсон поправил на его плечах соскользнувшее одеяло.

– Пойдёмте с нами, – сказал мальчик.

Все они повернулись, когда из дома вышла Имоджин. Волосы у неё были нечёсаны, веки всё ещё припухали ото сна. Она обернулась в одеяло. Джэнсон, казалось, ощетинился, увидев все эти подробности. Осмотр свой он остановил на её длинных ногах, где кончик татуированного зелёного щупальца заканчивался завитком.

– Зачем? – спросила Имоджин.

– Сейчас дойти легче, пока снег тает, – сказал Джэнсон.

– Куда направляемся? – поинтересовался Мох.

– В Дубовый Дворец. Так решило собрание. Умелец Ворон сказал, что никакого вреда от этого не будет. Там считают, что вы должны прийти взглянуть на карты. – Глаза Джэнсона так и буравили Имоджин.

– Всё в порядке, господин Джэнсон? – спросила Имоджин.

– Да вот, мальчишка. Он просил куклу. Мэй сказала, что, может, он и получит одну за то, что пришёл.

– Куклы, – произнёс мальчик.

Имоджин повела пятнистого пони с мальчиком, Лютером, на нём, а Мох с Джэнсоном пошли сзади. Лютер под своим одеялом крепко прижимал к себе куклу так, чтобы деревянное лицо с глазами из чёрного коралла высовывалось, словно второй наездник. Моху лицо куклы некстати и неприятно напоминало лицо Агнца. Мох с Имоджин уложили всё, что смогли, в котомку Моха и сумку. Возвращаться в дом кукольника им было незачем. Путь до деревни занял несколько часов. Всё это время Лютер говорил с Имоджин, не умолкая. Джэнсон сказал мало. Он, похоже, был человеком практичным: заметил, что добрый рабочий день пожертвовал на то, чтобы привести чужаков. Единственным его желанием было отделаться от этой обязанности и вернуться на своё поле.

– Что он говорит? – спросил Мох, когда они шли по каменистой дороге. Только что они миновали брошенную деревню, которая успела сильно зарасти всяческими растениями. На повреждённых стенах виднелись следы боевых действий. Мох искал, на что бы отвлечься.

– Он ей сказки рассказывает. Он на память знает все эти старинные россказни.

День уже догорал, когда они подошли к небольшому скоплению строений, отделённых от окружающих полей стенами, сложенными из камней всухую. В воздухе носился сладковатый запах дыма горящего дерева. Джэнсон повёл всех к строению, бывшему существенно больше остальных. Надпись на двери гласила: «Дубовый Дворец». Внутри это был сельский дом собраний. Стены увешаны поимёнными списками необходимых работ, разбитыми по домам: жильцы голубого дома, жёлтого дома, зелёного дома. Мох и Имоджин стояли в коридоре, притоптывали, сбивая холод, пока Джэнсон отводил пони в сарай. Лютер исчез вместе со своей куклой.

– И что теперь? – спросила Имоджин.

– Теперь вы поедите, – прозвучал в ответ незнакомый голос. Принадлежал он мужчине лет тридцати с длинными каштановыми волосами. Выглядел он так, будто донашивал обноски Джэнсона. – Я – Лесок. Остальные там.

Возвратился Джэнсон и, похоже, был доволен свалить с себя груз обязанности, после того как двое мужчин обменялись, как показалось Моху, многозначительными взглядами. В конце коридора они прошли через дверь во вторую комнату, поменьше. Примерно человек тридцать сидели за длинным столом и ели, а другие мужчины и женщины подавали еду из клубящихся паром котлов. Спёртый воздух насквозь пропах варёными овощами. В дальнем конце находилась кухня, где в полном разгаре была суета часа кормления. Лесок повёл их к свободному месту за столом. Мох чувствовал, как его исподволь разглядывают, но, когда он смотрел на других, то его приветствовали уклончивыми кивками или обычными, осторожными улыбками.

– Гости тут редки. Естественно, вы им любопытны, – сказал Лесок.

– Иначе и не скажешь, – пробурчала Имоджин.

Они сели, и им сразу же принесли поесть. Прогулка вызвала в них зверский голод, и они ели, не тратя время на разговоры. Ещё и до половины ужина не добрались, как по полу заскребли стулья: другие поднимались и покидали комнату или присоединялись к мытью посуды. Вскоре они остались почти одни. Лесок принёс из кухни чайник с кофе. Когда всем было налито, он обратился к Джэнсону:

– Спасибо, что привел их.

Джэнсон кивнул и вышел из-за стола, оставив свой кофе нетронутым.

Лесок перенёс внимание с Имоджин на Моха:

– Вам следует знать, что в этой комнате проходило очень шумное собрание. Многие из тех, кто ели тут сегодня, склонялись к тому, что вас отсюда надо прогнать. Мэй и Умелец Ворон преуспели только в том, что убедили людей, что вас нужно сюда привести.

– Не очень-то утешительно, – сказал Мох. – Мы тут не останемся.

– Люди напуганы. Ходит слух, что ведьма, известная как Элизабет, вернулась. Люди здесь считают, что это связано с вашим присутствием. Говоря прямо, ваше пребывание в доме кукольника виделось как дурное предзнаменование. В нашем селении исключительно высок уровень детской смертности, а вместо научного объяснения этого некоторые, менее образованные, вновь ударились в суеверия. Таких кучка небольшая, но, каковы бы ни были их верования, эти люди наши друзья и родня, и мы должны уважать то, во что они верят.

– Зачем же вы нас ужинать пригласили? – спросила Имоджин, поводя головой.

– Причина вашего приглашения сюда, – терпеливо разъяснял Лесок, – в том, чтобы дать вам необходимое для продолжения вашего путешествия. Другими словами, мы вас снабдим. Мы народ не плохой, просто осторожный. Взамен мы просим вас никогда не возвращаться и не упоминать о нашем существовании. Вам нельзя располагаться тут или в доме кукольника.

– Что дает вам право жить тут? Остров Козодоя – территория запретная, – сказал Мох.

– Эти люди пережили грязную войну. Почва заражена химикатами, но это наша родина. Их семьи крестьянствовали тут из поколения в поколение. Им некуда больше идти.

– Как они уцелели в Чистке? – спросил Мох.

– Этого я не готов вам рассказывать, – сказал Лесок. – Никогда не знаешь, что будущее тебе уготовит.

– Вполне справедливо. Тяжкая, должно быть, это жизнь.

– Люди живут тут недавно, – заметил Лесок. – Женского полу рождается куда больше, чем мужского. Есть болезнь, которая забирает большинство в раннем детстве. Врать не стану, бывает тяжко. – Он повернулся к Имоджин. Хотя до сих пор держался он спокойно, тень смирения легла на его лицо. – Некоторые люди верят, что вы – такая же, как Элизабет.

– Почему? – спросила Имоджин и испуганно глянула на Моха.

– Сочетание всякого. Тот факт, что сознание ваше переносили, татуировки…

– Чушь собачья! Не нужна нам ваша помощь, – заговорил Мох. Он встал. – Мы сейчас же уйдём. Никогда и не собирались оставаться.

– Подождите, – остановил его Лесок. Он повернулся к двери. – Ладно, входи.

Крупный седовласый мужчина, которого Мох видел за ужином, вошёл в дверь с ружьём в руках.

– Тьфу! – вспыхнул Мох, глядя на Имоджин.

Из-за спины мужчины выбежал Лютер в ночной рубашке. В одной руке он держал куклу, в другой жестянку из-под печенья и картонку с нарисованной шахматной доской. Мальчик сел напротив Имоджин. Моха поразили дружелюбие и уверенность, с какими он проделал это. Воистину, Лютер был у себя дома.

– Имоджин останется тут и поиграет с Лютером в шахматы, – сказал Лесок. – Ты пойдешь со мной. Меньше чем через час оба вы отправитесь своей дорогой. Провизией вас снабдят.

– Имоджин я тут не оставлю, – заупрямился Мох.

– Всё в порядке, Мох, – успокоила его Имоджин. – Я поиграю с Лютером в шахматы. Сходи выясни, что им нужно.

– Ладно. – Мох обратился к Леску: – Пошли.

Мужчина с ружьём сел за стол и закурил сигарету. Имоджин взяла у Лютера жестянку, выбрала в ней две фигуры разного цвета и положила их на ладони.

– В какой руке? – спросила она мальчика.

– В левой, – ответил Лютер. И усадил куклу рядом с шахматной доской – молчаливым свидетелем.

Мох чувствовал себя неловко, оставляя Имоджин, но пошёл за Леском через кухню, понимая, что иначе может дойти до перепалки. Ему хотелось узнать побольше, и в глубине души он не верил, что ей грозит опасность в присутствии Лютера. Пройдя кухню, они через дверь вышли наружу. Тропа, обрамлённая слабо светящими электрическими лампочками, вела к примыкающему строению. Оно было меньше и намного старее, стены сложены из полевых камней, а края крыши покрыты травой. Строение смотрелось как единое целое с окружавшим ландшафтом.

В тесном коридорчике Лесок попросил Моха снять ботинки. Поначалу Мох подумал, что это предосторожность, чтобы не дать ему убежать, но потом увидел ещё шесть пар сапог, стоявших возле обшитой деревом стены. Лесок снял свою обувь и ждал, пока Мох расшнуруется. Ступая в одних носках, оба мужчины вошли в основное помещение. В нём главенствовал старинный обеденный стол. Большинство стульев пустовали. Пятеро сидевших обернулись. Шестая, Мэй, сидела в конце стола с вязаньем и считала петли. Умелец Ворон сидел напротив неё, на другом конце стола. Он кивнул Моху. Среди остальных были две женщины и двое мужчин. В центре стола лежал чёрный обтекаемый предмет. Его вычерненная огнём форма напоминала Моху ската. Медные проволочки свисали в том месте, где располагались бы жабры. Предмет был уложен на круглое деревянное основание. Между двух распростёртых «крыльев» была глубокая дырка, достаточно широкая, чтобы Мох при желании мог засунуть в неё палец.

– Никто не знает, – сказал один из мужчин, заметив его любопытство. – Это бригада по расчистке привезла из глубины острова.

Мох продолжал стоять. Все терпеливо ожидали, пока Мэй закончит вывязывать ряд. Мох дивился этому, но понял, что так они выражают почтение. Наконец Мэй вздохнула и положила вязанье на стол.

– Эти рисунки с вязкой косичками меня изведут, – произнесла она, ни к кому особо не обращаясь. Вдруг Мэй подобралась, словно только-только осознала, что в комнате ещё семь человек, неловко ёрзающих. – Доктор Лесок, благодарю вас за то, что привели нашего гостя на заседание. Вы уже оповестили о затруднении, в котором мы оказались?

Доктор кивнул:

– Более или менее.

Мэй повернулась к тем четверым, с кем Мох не был знаком.

– Это Джэйсон, Эдриан, Сьюзен и Сара. – Мох раскланялся с ними по очереди. – Господин Мох и доктор Лесок, прошу вас, устраивайтесь поудобнее. – Когда они уселись, Мэй отодвинула вязанье в сторону и хлопнула ладонями по столу. – В нашем селении живут люди стойкие, связанные тяготами жизни.

Мох вглядывался в лица сидевших за столом и гадал, что за судьба была у каждого из них.

– Сколько вас? – задал он вопрос.

– Те, кого за ужином видели, – ответила Мэй, – плюс ещё немного тех, кто в городе провизией запасается. Осталась лишь половина той численности, что была пять лет назад.

– Доктор упомянул о какой-то болезни, – сказал Мох.

– Это верно. Эдриан объяснит.

Эдриан был печальным с виду молодым человеком с острыми чертами лица и руками механика.

– Благодарю, Мэй. Ещё пятнадцать лет назад число жителей было довольно стабильно. Так, обычные заболевания, какие можно ожидать в любом небольшом, закрытом сообществе.

– Что случилось?

– Однажды, в день, ничем не отличавшийся от нынешнего, – заговорил Эдриан, – одна из наших бригад по расчистке забралась в район в центре острова. Обычно-то мы держимся прибрежных областей, так легче передвигаться, да и завалов не так много. Несколько членов бригады помоложе рвались осмотреть обломки потерпевшего крушение воздушного судна, известного как «Горнило». Мы слышали, что на «Горниле» имелась работающая техника связи, которую мы могли бы использовать. Так вот, после многих дней блужданий по чащобе они таки нашли его. В конечном счёте ничего в рабочем состоянии не извлекли. Они и принесли вот это – своего рода память об их приключении. – Эдриан указал на лежавший на столе предмет. – Вот так он выглядит, этот реликт техники, которую у нас нет никакой надежды понять. Как бы то ни было, бригада ещё больше углубилась в лес, вышла к большому затопленному району. В заброшенном монастыре, известном как Глазок, они наткнулись на нечто совершенно необычное. На мальчика, лежавшего в небольшом углублении, заваленного листьями и землёй. Он свернулся в клубок, как впавший в спячку зверёк, корни оплели его члены, будто пролежал он там уже немало лет. Когда тело мальчика освободили, он проснулся.

– Как он выглядел? – спросил Мох, у которого бешено забилось сердце.

– Как мальчик, какого мы не видали никогда, – сказал Эдриан. – Он был прекрасен, умён и прозрачен, как медуза. Двое из бригады приняли его за нечто сверхъестественное и попытались убить на месте. Они тут же погибли, пронзённые в десятке мест светящимися камнями, которые парили вокруг головы мальчика и, очевидно, исполняли его приказы. Остальные, охваченные ужасом, убежали. На следующий день они попробовали вернуться, но, как ни старались, не смогли отыскать дорогу. – Эдриан положил руки на колени. – Мальчик же появился в их лагере и сказал, что сможет вывести их из леса. Слово своё он сдержал, только вот на обратном пути к селению несколько человек умерли от геморрагической лихорадки.

– Жаль только, что все они не подохли до того, как сюда добрались, – зло бросила женщина по имени Сара.

– Простите эту горячность, господин Мох, – сказала Мэй. – Сара на прошлой неделе потеряла сына.

– После того как оставшиеся члены бригады вернулись в селение, ещё многие умерли от этой болезни. Считалось, что мальчик принёс болезнь с собой, может быть, умышленно.

Джэйсон, мужчина, первым заговоривший с Мохом, продолжил:

– Недели спустя кто-то подговорил жителей селения самим решить дело, отведя мальчика к морю во время шторма. Ночью он уложил мальчика на плоский выступ, и разбушевавшиеся волны унесли его в океан. Больше мы его не видели.

– Если вы не знаете, кто это сделал, откуда знаете, что произошло? – спросил Мох.

– Я это видел своими глазами, – произнёс Умелец Ворон. – Только ночь была такая, что разглядеть лицо мужчины было невозможно.

– Тогда откуда нам знать, что это не был ты? – выкрикнула Сара.

– Тихо! – произнесла Мэй. – Что сделано, то сделано. У всех нас есть свои подозрения, кто это был.

– Джэнсон? – Мох не понял, как имя этого крестьянина вдруг сразу пришло ему на ум. Остальные не отвечали, но взглядами обменивались.

– Незадолго до того, как мальчик появился среди нас, – заговорил Эдриан, – произошёл несчастный случай. Дочь Джэнсона, Элизабет, упала в колодец и утонула. Она была красивой девочкой, и утрата её воспринималась мучительно. Тело её положили в Дубовый Дворец в ожидании похорон, и тут случилось нечто ужасное. – Мужчина умолк и издал нервный смешок. – Все находившиеся там ощущали в помещении какое-то присутствие. Ощущение передавалось от человека к человеку. Всякий раз, когда оно покидало кого-то, человек без чувств валился на пол.

– Это накатывалось невидимой волной, – сказала Мэй. – Пока не дошло до мёртвой девочки. Нетронутыми оказались лишь те, кто скорбел, сидя за столом. Когда это дошло до девочки, та стала оживать. Она сошла со стола и пошла отсюда прямо в лес – невозмутимо, как принцесса.

– Джэнсон был раздавлен. Мы уверены, что, когда Джэнсон видел того мальчика и бедствие, которое тот намеренно навёл на нас, то убеждался, что это связано с произошедшим.

– Не могу вам сказать, правда это или нет.

– Не важно, что правда. Важно то, во что люди верят, – сказал Лесок. – Вас с Имоджин увидели задолго до того, как вы добрались до дома кукольника. Ещё мы знаем, что у вас есть один из таких странных камней. Этого вполне хватает, чтобы изгнать вас, принимая во внимание нашу историю.

Мох посмотрел в упор на Умельца Ворона, но тот не отводил глаз от техники на столе. Был он другом или врагом?

Раздался спокойный голос Мэй:

– Эти люди, наверное, обречены – большинство из них во всяком случае, вот только если они не поверят, что вся община думает одинаково, не будет никакой возможности поддерживать единство. Людям вроде Джэнсона никак нельзя предоставлять возможность разобщать людей. Вы должны поспать несколько часов, а потом уйти ещё до утра, иначе мне не обеспечить вашу безопасность. Прошу извинить. Эдриан, будь добр, собери карты из другой комнаты.