Доносчик

Имоджин влажной тряпкой отёрла засохшую кровь с лица Моха. Дневной свет был нестерпим. Прикрыв ладонью глаза, Мох старался сообразить, где он. Тело Оливера повисло в воде аквариума. Съежившийся, будто личинка, с подобранными руками, книготорговец медленно поворачивался вслед лёгкому движению воды, оставляя за собой красноватый шлейф. Весьма мало что осталось от мягких тканей: знак того, сколь долго Мох был без сознания. Птичьи ноги Оливера лежали на дне бака. Мох прижал ладонь ко лбу, и на несколько секунд весь мир сошёлся в прохладе этого прикосновения. Мысли его обратились к Радужнику. Он огляделся, но друга нигде не было видно.

– Мох, – произнесла Имоджин. Она указала на бак, не глядя на него. – Жалко, что Оливера постиг такой гадостный конец.

– Кто это сделал?

– Радужник. Я помогала, – ответила она. – Это самый быстрый способ избавляться от тел. Выглядит мерзко, но, по сути, немногим отличается от того, что происходит, если тело закопать в землю или бросить в море.

Мох недоверчиво уставился на неё, но Имоджин отвернулась, втянув щёки.

– Где Радужник? – спросил наконец Мох, стараясь не смотреть на плавающее тело.

– Он там, – ответила Имоджин и указала в конец зала, где дневной свет лился в двери, ведшие к вольеру. Вставая, Мох застонал. Имоджин бдительно следила за ним. – Спасибо вам за помощь. Этот головорез меня убил бы. – Она встала, теребя в руках влажную тряпку.

– Уверен, что он так и планировал, – сказал Мох. – Мне нужно поговорить с Радужником.

Он пошёл к вольеру. Имоджин за ним. Вольер был гордостью музейного хранилища, геодезическое стекло и металлический купол использовался для выращивания образцов для Зала птиц. Среди пышной растительности когда-то жили сотни птиц со всего земного шара. С земли стекло вольера и медные отблески сияли при восходе солнца как пойманная звезда. После войны от вольера остались одни руины.

Мох с Имоджин вышли из дверей на обширную площадку, блестевшую битым стеклом. Вид был захватывающий. Радужное море раскинулось гладким голубым полотном. Чуть ближе располагалась великая лестница, запруженная людьми, которые шли по обычным своим утренним делам. Фуникулёры, расставленные на расстоянии по бокам лестницы, перевозили людей и грузы туда и обратно, из города до доков в сотнях футов внизу. На ступенях всё ещё были заметны шрамы войны. Выбоины в известняке, кучи щебня и разрушенные артиллерийские укрепления, видимые с верхотуры Полотняного Двора, позволяли рассмотреть историю города, не занесённую ни в какие бесчисленные книги, написанные на эту тему. Воздействие ветра и воды сгладило многие шрамы, в камне появлялись раковины и пустоты. Местами они стали обиталищем морской жизни, пополнявшейся с каждым приливом. Радужник стоял перед этой панорамой. Стоял опасно близко к краю площадки, выдававшейся над крышами Полотняного Двора.

Имоджин осталась в дверях. На открытой площадке было очень свежо. Заслышав приближение Моха, Радужник отвернулся от города, обратившись лицом к нему. Его потрёпанное пальто было забрызгано кровью. Это было то самое пальто, в котором Мох увидел его впервые за стенами брикскольдской тюрьмы. Тогда голову Радужника скрывал чёрный капюшон, зато сейчас вся она была подставлена сиянию дневного света.

– Радужник, что случилось?

– Я освободился от двух мужчин, которые набросились на меня сзади, и пытался проследить за Агнцем, но он сбежал.

– Я спрашивал, что это было такое, с девочкой?

– Я всё ещё сам стараюсь это понять. – Бриз долетел с океана. Полы пальто Радужника захлопали по его ногам. – Мне нужно было стоять в стороне. Я пришёл сюда наблюдать.

– За чем? – Впервые Мох четко различил шестой оцелус. Тот был темнее других: «дымчатый», такое слово пришло ему на ум.

Радужник поднял вверх руку и взял тёмный оцелус пальцами. Вложил его Моху в ладонь. На ощупь тот был тёплым, как взятое из гнезда яйцо.

– Хочу, чтоб ты взял камешек и берёг его. – Радужник сжал пальцы Моха вокруг оцелуса. – Я нашёл его в походном сундуке. Пока ещё не понимаю, что это значит, но после того, что произошло сегодня, мне необходимо оставить его с тем, кому я могу верить. – Он сжал руку Моха. – Ты единственный, кому я верю, Мох.

– Я позабочусь о нём, – сказал Мох. И положил оцелус в карман. Выглядело это жестом незначительным, но он от растерянности не знал, что ещё сделать.

– Я вышел сюда полюбоваться океаном, – произнёс Радужник.

Мох долго стоял рядом с другом, прежде чем почувствовал руку Имоджин на спине.

– У нас посетитель, – сообщила она.

Эндрю стоял перед шкафом, наполненным брахиоподами. На нём было оборванное не по росту пальто. Взгляд обежал беспорядок, учинённый схваткой с бандой Агнца.

– Бойня, – произнёс мальчик.

– Ты говорил, у тебя есть что рассказать Моху.

Эндрю, не обращая на неё внимания, повернулся прямо к Моху:

– Он тебя продал. – И указал на плавающее в аквариуме тело Оливера.

– Я это вычислил, – кивнул Мох.

– Я был с ним, когда вчера вечером Агнец пришёл в старую пекарню. Квакуша рассказал ему, что как раз там Оливер прятался от людей, когда его разыскивали. – Эндрю сел на край стула и скрестил ноги, по-видимому, он был привычен к потёкам засохшей крови на полу. Малый он был не брезгливый.

– Оливер рассказал ему всё: про сундук со старыми книгами и про то, как навешал тебе лапшу на уши про похищение этой леди. – Он ткнул большим пальцем в сторону Имоджин. – Только чтоб вынудить тебя отдать ему сундук. Только это не сработало. Господин Агнец сказал, что он всегда не выносил доносчиков.

Это имело смысл. Мох верил мальчику.

– Где Агнец сейчас? – спросил Мох.

– Они привели чудачку-девчонку обратно в пекарню. Господин Агнец думает, что она ведьма. Он сказал, что она, может, что-то знает про ещё одну другую леди, какую он разыскивает. – Эндрю поднял взгляд на Моха. – Она и впрямь?..

– «Она и впрямь» – что, Эндрю?

– Девчонка… и впрямь ведьма?

Слово травило душу. «Ведьма» – это слово было у Моха не в чести. Его родная сестра, Дженни Сахар, была целительницей, изучала магию наряду с наукой. Сама частенько, не шутя, звала себя ведьмой. Мох знал, что было множество других, подобных ей. Знал он и то, что у него нет времени растолковывать значение этого слова мальчику с широко раскрытыми глазами.

– Улики, как представляется, подтверждают такой вывод, – выговорил Мох со вздохом.

– Фантастика!

Эндрю ушёл, едва бросив косой взгляд на Оливера Таджалли. Мох сел на стул, освобождённый мальчиком, раздумывая о разговоре с Радужником. Оцелус покоился у него в кармане. Радужник был там, где они оставили его. Пока Мох, повернувшись в сторону вольера, соображал, что делать дальше, на колени ему упало что-то тяжёлое. Не глядя, он понял, что это револьвер.

– Он на полу лежал. Удивительно, что никто из них не прихватил его, – сказала Имоджин.

Мох взял револьвер и задумчиво взвешивал его в руках.

– Я должен найти Агнца. Его люди уже успели доложить, что мы ещё живы. Вы знаете, что он этого так не оставит.

– Знаю лучше любого другого, – сказала Имоджин. Она сидела на стопке грузовых поддонов.

– В том-то и дело, так? Агнец – угроза для нас всех: для вас, меня… Мемории.

– В данный момент он отвлёкся на Элизабет, но это ненадолго. Благодаря Оливеру теперь он знает ещё и то, что сундук до сих пор существует. И сундук ему тоже понадобится.

Где он?

– Спрятан около входа. Они бежали аккурат мимо него.

– Тогда нам надо уходить и взять его с собой, – сказала Имоджин. – Мне он, положим, не очень-то нужен, но ещё меньше мне нужно, чтоб им владел Агнец, и нам нельзя допустить, чтобы сундук попал в руки Элизабет. В доме я слышала, как вы говорили с Радужником о путешествии на остров Козодоя для поиска Мемории. Я с вами.

– Прежде я должен убить Агнца, – заметил Мох. – Иначе как же ещё я могу быть уверен, что он оставит нас в покое и никогда не отыщет Меморию?

– Так убейте его, – сказала Имоджин. – Он чудовище, он и меня тоже обратил в чудовище.

– У тебя с Агнцем было шансов не больше, чем у Мемории под властью твоего отца. И сейчас не с одним человеком ты борешься, а со всей своей нынешней действительностью. Ты не чудовище. Просто ты блуждала в дебрях с одним из них.

– Я иду с тобой, – заявила Имоджин.

– Тебе следует остаться тут. Собери всё необходимое. Нам придётся когти рвать быстро… после. Поговори с Радужником, если сможешь. Что-то случилось. Он сам не свой.