Записки молодого учителя
«ВАССА ЖЕЛЕЗНОВА»
Часть первая

Впервые в жизни бабуля меня удивила. К сожалению, понял это я далеко не сразу, а когда понял – стало поздно: к тому времени, когда я взялся за свои «Записки», наша Ульяна Макаровна уже умерла и спросить было не у кого.

Пьесу Горького «Васса Железнова» я читал, еще лежа в постели: врачи разрешили мне вставать только на несколько минут, опасались за сердце. Бабушка регулярно заходила в мою комнату, проведывала, проверяла, чем я занят, контролировала прием таблеток и микстур, предлагала попить чайку с лимоном и с вкусным пирожком. Методы контроля у нее были простыми и жесткими, она, не говоря ни слова, вырывала из моих рук книгу и смотрела сперва на обложку, потом читала открытую страницу. Когда в ее руках оказался 17-й том собрания сочинений Горького, раскрытый на втором акте «Вассы», бабушка не пробежала глазами пару абзацев, как обычно, а читала долго и даже перелистнула страницу. Потом вернула мне книгу и странно усмехнулась:

– Не то читаешь, Володенька.

Про «Дело Артамоновых» мы с ней уже поговорили, и я слишком хорошо помнил ее ответ, чтобы обольщаться новыми иллюзиями. «Не то» наверняка в ее устах означало «не про революцию и не про торжество социализма». Но про социализм в «Вассе» как раз было, пусть и немного, и Рашель, жена сына Вассы, вполне отчетливо рисовала перспективы гибели капиталистического строя и торжества рабочего движения. Почему же «не то»? Может, бабуле не понравилось, что по всей пьесе разбросаны намеки на растление несовершеннолетних? Да что там намеки – прямым текстом сказано, что муж Вассы находится под следствием за это безобразие, ему грозят суд и каторга, и Васса в первом действии уговаривает его добровольно покончить с собой. Мне, десятикласснику, тема казалась довольно щекотливой, и я был уверен, что бабушка именно по этой причине недовольна моим выбором чтения.

– Это ты про мужа Вассы Борисовны? – Я нагло уставился в выцветшие старческие глаза за толстыми стеклами очков. – Про его преступление?

Предыдущий разговор с бабушкой о Горьком меня обидел и расстроил, и теперь во мне взыграло подростковое глупое желание поставить ее в тупик и заставить смутиться, растеряться, не зная, что и как ответить ей, старой коммунистке, мне, юному комсомольцу.

– Почему Борисовны? – непонятно ответила бабушка. – Она Петровна, а память мне никогда не изменяла. И Захар Иванович никакого преступления не совершал, ну, разве что банкротился не по закону, но это было лет за тридцать до событий.

– Захар Иванович? Это еще кто? В пьесе нет никакого Захара Ивановича.

Бабушка почему-то вздохнула и странно улыбнулась.

– Вот я и говорю, не то читаешь, Володя. Это не та «Васса». И если уж на то пошло, это вообще не «Васса», а что-то совсем другое. Дешевая подделка. Настоящая «Васса», первая-то, была куда как глубже и драматичнее, там такой клубок страстей и страданий… Там крепкая заварка была, настоящий чифирь, а тут – разбавленный чаек. Ты таблетки выпил?

– Выпил, – нетерпеливо ответил я.

Мне хотелось, чтобы бабушка поскорее покинула мою комнату и оставила меня одного: не терпелось узнать, чем закончится лихая вечеринка, устроенная Прохором, и выйдут ли в конце концов наружу страшные преступления, совершившиеся в доме Железновых. Сам ли отравился муж Вассы Борисовны или ему кто-то помог? И если помогли, то кто именно, сама Васса или горничная Лиза? И что на самом деле случилось потом с этой Лизой? Сама она повесилась или, опять же, ей поспособствовали? Меня, как любого подростка, обожающего детективы, мучил вопрос: если Лизу убили, то за что? За то, что отравила хозяина по наущению хозяйки? Или за то, что знала точно: Васса Железнова всыпала ядовитый порошок в чай мужу, чтобы не допустить позора и огласки? Терзаемый щедро рассыпанными по тексту загадками и недомолвками, я пропустил сказанное бабушкой мимо ушей.

– Чайку принести тебе? – заботливо спросила она.

– Не хочу, – отмахнулся я.

– Ну ладно. Захочешь чаю – покричи мне, я принесу.

И уже в дверях вдруг обернулась и бросила:

– Заварки захочешь – скажи, у меня есть.

Этих последних слов я уже как бы не слышал, впившись глазами в текст Горького. Именно «как бы», потому что спустя несколько лет, когда я взялся за «Записки», я снова начал перечитывать пьесы и вдруг вспомнил этот разговор, весь, целиком. «Там – крепкая заварка, настоящий чифирь, а тут – разбавленный чаек». Ох, не так проста и прямолинейна была Ульяна Макаровна Кречетова, как я считал, будучи школьником! «Заварка», стало быть, у нее где-то была…

Пришлось дожидаться момента, когда никого нет дома, и перешерстить все книжные полки, шкафы и стеллажи, а их в нашей квартире было немало. Родители имели возможность приобретать книги по «белому списку», поэтому дефицитных изданий, которые невозможно купить в магазине, у нас стояло множество. Да еще бабуля, имевшая во времена своей партийной карьеры весьма широкие возможности, любила собрания сочинений классиков, томов эдак по двадцать.

Поиски увенчались успехом. Книги в одном из шкафов стояли в два ряда, и вот в одном из таких вторых рядов я нашел одинокий томик из собрания сочинений Горького, изданного в конце двадцатых годов. В этом томике и оказалась пьеса под названием «Васса Железнова (Мать)», написанная в 1910 году. А та «Васса», которой я взахлеб зачитывался в десятом классе, датирована 1935 годом…

Томик был сильно истрепан, страницы пожелтели, и видно было, что читана книга многократно. Я унес его в свою комнату и в тот же вечер прочитал пьесу. После чего перечитал второй вариант, 1935 года, уверенный, что память меня подвела и я, вероятно, многое забыл. Не может же быть, чтобы пьеса, которую считали слегка подредактированной, на деле оказалась совсем другим произведением! Оказалось – нет, ничего я не забыл. Да, права была Ульяна Макаровна, вторая «Васса» не имела ничего общего с первой, кроме имени заглавной героини (да и то с другим отчеством) и трех строчек из монолога Людмилы о работе Вассы в саду. Ну, и основной мотив действий Вассы, не то Петровны, не то Борисовны, остался прежним: нужно добиться, чтобы было кому передать дело, которому Васса и ее муж отдали десятилетия своей жизни, не допустить, чтобы дело развалилось и погибло. Но в этом как раз ничего нового не было, такой мотив вообще, видимо, сильно интересовал Алексея Максимовича и прописан во многих произведениях, в том числе и в «Деле Артамоновых». А «дело» у Вассы Петровны-Борисовны тоже разное: в первом варианте – заводы по переработке торфа и изготовлению кирпича и изразцов, во втором – речные перевозки. И семьи в пьесах разные: в первом варианте у Вассы Петровны трое детей – два сына и дочь, все взрослые, от двадцати четырех до тридцати лет, и, соответственно, две снохи и зять, а также трое внуков, у Вассы же Борисовны один сын, живущий со своей женой за границей и в пьесе участия не принимающий, один внук – ребенок сына, и две дочки, обе совсем молоденькие, шестнадцать и восемнадцать лет. У Вассы Петровны муж вполне приличный, ничем особо омерзительным себя не замарал, у Вассы Борисовны муж попался на педофилии. Одним словом, все в этих пьесах разное, повторяются только некоторые имена, что, кстати, меня изрядно удивило: зачем нужно было их использовать для совсем других персонажей? Например, в первой пьесе Прохор – брат мужа, Захара Ивановича, во второй он уже брат самой Вассы. Людмила и Наталья – жены сыновей Вассы Петровны, а у Вассы Борисовны они – дочки. Анна в более раннем варианте – старшая дочь, в позднем варианте – помощница Вассы, Анна Онашенкова. Ну и для чего всё это? Я не понял. У автора не хватило фантазии, он не знает других женских и мужских имен? Впрочем, мотивы Алексея Максимовича меня в тот момент не заинтересовали, гораздо более важным показалась сама пьеса в ее первом варианте.

И я, как обычно в последние месяцы, принялся мечтать, как подавал бы обе пьесы своим ученикам-десятиклассникам, если бы мне дали возможность стать учителем литературы, а не пытались бы вырастить из меня дипломатического работника с возможностями выезда в капстраны.

В учебнике литературы, который я сохранил еще со школьных времен, о пьесе «Васса Железнова» не сказано ни слова почему-то. Как будто такой пьесы не было вообще. Этот факт меня удивил еще тогда, когда я проходил Горького по программе. Теперь же, когда я узнал, что пьес было две и история создания второго варианта более чем невнятная, мне стало ясно, что лучше было совсем не упоминать о них в учебнике во избежание лишних и неудобных вопросов со стороны подростков. Хотя, возможно, авторы учебника руководствовались совсем другими соображениями. В этом случае мне очень хотелось бы узнать, какими именно.

В том собрании сочинений Горького, которое стоит у нас дома, почти каждый том сопровождается статьей литературоведа, анализирующей входящие в конкретный том произведения. Есть такая статья и в 17-м томе, и я не без трепета решил поинтересоваться, что же там написано про «Вассу». Первый же абзац поверг меня в ступор. Речь шла, конечно же, о втором варианте, написанном в 1935 году: «Васса рассказывает, что всю жизнь работала «детей ради», ради наследников, которым собирается передать свое дело, а наследников-то и не оказывается. Они – либо физические, либо моральные уроды, потерявшие желание и даже способность продолжать дело отцов». О ком речь? О социалисте Федоре и его жене Рашели, сыне и снохе Вассы, которые эмигрировали за границу, чтобы избежать ареста за революционную деятельность? Это они, по мнению литературного критика, физические и моральные уроды? Крайне маловероятно, иначе статью бы не включили в собрание сочинений, а автор давно уже потел бы на нарах. Тогда о ком? О шестнадцатилетней Людочке, девочке со странностями и явным отставанием в развитии? О восемнадцатилетней Наташе – начинающей алкоголичке? Да, обе не очень-то здоровы, но странно было бы предполагать, что Васса Борисовна вообще хоть каким-то образом рассчитывала на девочек как на продолжателей «дела». Тогда что литературовед имел в виду? Да ясно что! Он с удовольствием прочитал первый вариант, по которому у Вассы (правда, еще пока Петровны) двое сыновей, и именно на них она и рассчитывала как на достойных наследников. А сыновья-то не удались, оба не хотят жить в родном городе, оба стремятся уехать и оба не имеют ни малейшего желания заниматься «делом». Кстати, именно в первом варианте один из сыновей Вассы имеет физическое уродство, то самое, о котором писал автор статьи. Бедный литературовед! Все смешалось у него в голове… Писал о втором варианте, а перед глазами стоял первый. Но никто, по-видимому, этого не заметил.

Я предложил бы ребятам прочесть обе пьесы подряд, как это сделал и я сам, и в первую очередь расписать сходство и различие детективной составляющей. Безусловно, кто кого и за что убил – далеко не самое главное в этих пьесах, но я, недавний школьник, хорошо понимаю, чем можно зацепить внимание подростка. Детективы любят все, а вот читать их имеют возможность далеко не все, это как раз та литература, которая является областью товарного дефицита, и именно детектив может стать той приманкой, благодаря которой шестнадцатилетние ребята обратят внимание на действительно интересное произведение. После того как ученики расскажут мне, что в обоих вариантах по два убийства, при этом одно – отравление, а второе – непонятно какое, но инсценированное под самоповешение, я спрошу: заметил ли кто-нибудь пораненную и забинтованную руку Михаила, управляющего Вассы Петровны? Уверен, что не заметит никто. А ведь это важно для ответа на вопрос: кто убил Прохора? Горничная Липа, которую этот самый Михаил шантажом заставил передозировать сердечный препарат для больного Прохора? Или сын Вассы, Павел, которому очень ловко внушили, что «дядю Прохора нельзя дразнить и раздражать, он может разволноваться и умереть»? Или тот же Павел, но уже не умышленно дерзкими речами, а ударом ногой в грудь в пылу ссоры? Или все-таки Михаил, помогавший уносить обессилевшего от сердечного приступа Прохора в спальню и вернувшийся с перебинтованной рукой и сообщением о том, что Прохор скончался?

Такие же вопросы я поставлю и по второму варианту «Вассы». Почему внезапно умер Сергей Железнов, никогда ничем не болевший и славившийся отменным здоровьем? От предложения Вассы Борисовны «принять порошок и избавить семью от позора» капитан Железнов отказывается категорически и уходит в свою комнату. А через очень короткое время горничная Лиза вбегает к Вассе с криком: «Сергей Петрович скончался!» Коробочка с ядовитым порошком, как нам говорит автор пьесы, находится в кармане у Вассы Борисовны, и при разговоре с мужем Васса ее не вынимает и мужу не отдает, поскольку решать вопрос в добровольном порядке он все равно отказывается. Так от чего же умер Железнов, а? Сам по себе? Или ему подали чаю, предварительно всыпав в чашку порошочек? И если так, то кто всыпал? Сама Васса Борисовна собственной царственной ручкой? Или шантажом заставила сделать это горничную Лизу? Кстати, основание шантажа горничной в обеих пьесах одно и то же, но с нюансами: в первом варианте Лиза когда-то забеременела от сына Вассы Петровны, Семена, родила и убила младенца, во втором варианте отцом ребенка является другой персонаж, ибо сын Вассы Борисовны давно живет в Швейцарии, а при ней в доме – одни дочки. Так что человеком, соблазнившим горничную, Горький назначил Прохора Борисовича, родного брата хозяйки.

И еще отметил бы любопытный момент из ранней «Вассы» – ситуацию с завещанием давно и тяжко болеющего Захара Ивановича Железнова, мужа главной героини. Васса Петровна часто и настойчиво интересуется то у управляющего, то у священника, подписал ли ее муж духовную. Ответы она всегда получает отрицательные, мол, не подписал. А после смерти мужа объявляет сыновьям, что их покойный отец завещание все-таки оставил, и всё отходит ей, Вассе Петровне, а не делится между сыновьями, как полагалось бы при наследовании по закону. Ну, подписал – и подписал, ладно. Но вот сцена, в которой дочь Анна сообщает матери, что дядя Прохор нашел своего внебрачного сына и пишет ему письма, зовет к себе, вроде собирается его усыновить и сделать своим наследником, а это значит, что после смерти Прохора этот сын войдет в дело Железновых. Васса просит не отправлять письма и проследить, чтобы Прохор еще кого-нибудь не попросил сходить на почту. Анна возражает, мол, Прохор может велеть отправить письма заказными, и тогда нужно будет показать ему квитанции с почты, а где их взять, если письма на самом деле не отправлены? На что Васса Петровна ничтоже сумняшеся отмахивается, дескать, подумаешь, большое дело, в конторе на старой квитанции имя и адрес перепишем да штемпель проставим, всегда так делали, проблем не будет. Всегда так делали? Вот это уже интересно! И ситуация с невесть когда подписанным завещанием сразу приобретает совсем иную окраску. Любопытно, кто-нибудь из моих учеников обратил бы внимание на такую закавыку?

И вот после того как ученики мои полностью включатся в детективный анализ и глаза их загорятся, я смогу начать разговор уже о серьезных вещах. О том, что каждый человек имеет право прожить такую жизнь, как он сам хочет, а не такую, какую для него нарисовали в своих мечтах родители. Но безгранично ли это право? Разумеется, дети будут утверждать, что право это безгранично и безусловно. Тогда я предложу им подумать о том, как больно и обидно может стать родителям, которые всю жизнь свою, все силы, все здоровье положили на строительство и укрепление «дела», а теперь «дело» может рухнуть, потому что дети не хотят его принимать на свои плечи. И как тут быть? На чьей стороне правда? Что важнее: построить собственную жизнь или отдать долг родителям, не обидеть их, не разочаровать? В той или иной форме этот вопрос присутствует почти во всех произведениях Горького, и если бы мне довелось преподавать литературу в старших классах школы, мне пришлось бы ставить его перед учениками постоянно. Ведь этот вопрос необыкновенно важен именно в десятом, выпускном, классе, когда делается окончательный выбор: в какой институт поступать, какую профессию выбирать… Вот что по-настоящему важно, а вовсе не «дело буржуазии», за которое якобы борется Васса, и не то «дело пролетарской борьбы», ради которого ее сноха Рашель готова была бы отказаться от материнства. Вообще в литературоведческой статье слишком, на мой взгляд, много внимания уделено противостоянию Вассы и Рашели, которые, по мнению автора той статьи, олицетворяют две силы: старую буржуазную и новую революционную. Никакой такой Рашели в первом варианте нет. И если не прочесть оригинальный текст пьесы, а ориентироваться только на статью, то может сложиться впечатление, что вся пьеса целиком состоит из конфликта Вассы Борисовны с приехавшей из Швейцарии Рашелью, которая хочет забрать у свекрови пятилетнего внука. Дискуссия о внуке плавно перетекает в дискуссию о скором и неизбежном конце старых порядков и столь же скорой победе порядков новых, основанных на власти рабочих и пролетариата. Сильных убедительных аргументов у Рашели нет, в ее речах слышны одни лозунги, а Васса ей не верит и насмехается. В статье же пишется исключительно о том, что Васса практически сгибается под силой слов Рашели, признает собственную слабость и чуть ли не впадает в отчаяние от перспективы грядущей революции. Я уже не школьник, да и в школе не очень-то верил учебникам, а уж теперь вера моя в печатное слово ослабела окончательно. Я вырос в специфической семье и многие вещи начал узнавать и понимать куда раньше своих сверстников, поэтому к статье у меня претензий нет. Не мог доверенный филолог написать никак иначе, его задача – провозглашать Горького буревестником революции, даже если лично сам автор статьи с этим совершенно не согласен. Либо играй по правилам, либо пошел вон. И хорошо еще, если просто «вон», а не гораздо дальше. Так что статью эту я своим ученикам для прочтения рекомендовать не стану. Зато предложу подумать над вопросом: что важнее – вырастить ребенка здоровым и счастливым или заниматься «делом»? Пусть поразмышляют над образом Рашели, им это будет небесполезно.

Переживания Вассы Петровны (первый вариант) куда сильнее переживаний Вассы Борисовны (второй вариант), потому что у второй, более поздней Вассы, есть надежда. Внук еще совсем мал, всего пять лет, и есть все основания полагать, что при правильном воспитании мальчик вырастет таким, как нужно бабушке. Если, конечно, уберечь его от Рашели и не дать увезти ребенка в далекую Швейцарию, но тут Васса Борисовна уж точно не растеряется, спрячет внука так, что и полиция не найдет. От мужа она вполне удачно избавилась в самом начале пьесы, ненужную свидетельницу – горничную Лизу – тоже убрала. И чего ей теперь переживать до самого финала?

С Вассой же Петровной все иначе. Трое детей выросли, обзавелись собственными семьями, и никаких иллюзий Вассе питать не приходится. Старшая дочь Анна замужем за офицером-алкоголиком, родила от него двоих детей, которые были больны уже с рождения и не выжили, потом родила третьего, здоровенького и крепкого. Но уже от любовника, а не от мужа. За вступление в «морганатический» брак против воли отца Анна была изгнана и из дома, и из числа наследников. Сын Семен под влиянием жены подумывает о том, чтобы выделить свою долю, уехать и открыть собственное дело, младший сын, кривобокий Павел, тоже настроен на выделение доли из общего капитала, хочет торговать старинными вещами и иконами. Ни тот, ни другой к торфу, кирпичу и изразцам ни малейшего интереса не питают. Васса Петровна понимает, что если сыновья настоят на своем и выпорхнут из родового гнезда, то и детей своих приставят впоследствии именно к новому делу, ювелирному (как мечтает Семен) или антикварному (по вкусу Павла). Так что надежды на детей рухнули, а на внуков – призрачны и, вероятнее всего, несбыточны. Как это страшно, как невыносимо тяжело жить, зная, что ждать уже нечего и надеяться не на что! Кровные наследники дело не примут, это уже очевидно, но Васса Петровна готова переступить через вековые традиции, согласно которым кровное родство – самое главное. Мало того, что она предлагает дочери Анне вернуться в родной дом и привезти детей (заведомо рожденных вне законного брака), так она еще и предлагает снохе Людмиле, жене своего младшего сына, которого Васса отправила в монастырь, снова выйти замуж, народить деток, и Васса Петровна готова считать их своими внуками. Какова широта натуры, а? Петровне труднее, чем Борисовне, но она оказывается сильнее: если Вассе Борисовне (второй вариант) Горький уготовил в конце инсульт и смерть, то Васса Петровна жива, бодра и готова к бою. И вроде бы Горький в самом финале показывает Вассу Петровну поникшей, раздавленной, говорящей тихо и устало, но… Вот последние слова пьесы, точнее, авторская ремарка: «Анна и Людмила, переглянувшись, наклонились к ней – она, сняв очки, смотрит на них, угрюмо усмехаясь». Угрюмо усмехаясь, вот как! То есть Васса не сломлена, она еще себя покажет. Мощная тетка! Права была бабуля Ульяна Макаровна: чифирь! А через 25 лет из него выцедили слабый чаек.

Ну и конечно, в обеих пьесах присутствует самоубийство, как и почти во всех других пьесах и романах Алексея Максимовича. Ах, как много мне хотелось бы в этой связи обсудить со своими учениками! Но – нельзя. Да и учеников у меня нет…

Дети устали, это было заметно даже мне – человеку, плохо разбирающемуся в людях. Мы с Виленом в период подготовки к квесту такой вариант предусмотрели и решили, что, как только увидим в участниках признаки снижения интереса, усталости и «замыливания», предложим им «Вассу». И не потому, что эта пьеса (точнее – две пьесы) легче или проще, а потому, что размышления Владимира Лагутина о данном произведении существенно отличались от тех, которые навевали ему другие пьесы Горького. Пусть ребята переключатся и отдохнут.

Записки о «Вассе Железновой» состояли из двух частей. Вторая часть, совсем короткая, являла собой один из тех образцов измененного почерка, на которые обратил внимание Эдуард Качурин, наш доктор. Эту часть, что очевидно, Володя писал, будучи нетрезвым, находясь в той начальной стадии опьянения, когда фразы делались более короткими, чем обычно. Судя по «Запискам», длинные и путаные предложения появлялись уже потом, когда действие алкоголя становилось сильнее.

Текст, посвященный «Вассе», представлялся мне малоинформативным с точки зрения стоящих передо мной задач, но ребятам должно быть интересно попытаться увидеть в классических драматических произведениях столетней давности вполне современную детективную составляющую. С каждым днем мне становилось все более жаль их – молодых детей свободы, загнанных в жесткие рамки непривычных и непонятных ограничений. Они увядали на глазах, теряли кураж, становились вялыми и безразличными, особенно после наших импровизированных комсомольских собраний. И я подумал, что настал как раз такой момент, когда им не помешает немного развлечься.

Затея вполне удалась, хотя, когда я давал задание прочесть две пьесы, а не одну, как обычно, лица у моей молодежи растерянно вытянулись. Пришлось пойти на уступку и дать им свободный день, чтобы получилось больше времени для знакомства с пьесами. Читать никто не стремился, всем понравилось слушать, а прослушать две пьесы всего за один вечер – это уж слишком, как для самих участников, так и для наших актеров. Зато через день, утром, мы начали не с докладов о том, что привлекло внимание и зацепило, как раньше, а с чтения «Записок», после чего все принялись обсуждать указанные Лагутиным нюансы и недомолвки. Идея Вилена оказалась плодотворной, участники оживились, глаза загорелись. Ребята так увлеклись, что на обед разошлись позже обычного.

После обеда им раздали вторую часть «Записок», но обсуждение застопорилось с самого начала и так и не развернулось ни во что более или менее продуктивное. Что было тому причиной? Затрудняюсь ответить определенно. Возможно, участники действительно устали, и их хватило только на первую часть обсуждения. А возможно, сыграло роль случившееся позавчера происшествие, в результате которого трое наших юношей пребывали в несколько, я бы сказал, растрепанных чувствах.

Позавчера вечером, когда я собирался пригласить Назара составить мне компанию за ужином, он вдруг явился сам. Вид у него был крайне озабоченный.

– У нас проблема, Дик.

Назар рассказал об истории с мобильным телефоном Виссариона и о Тимуре, которому кровь из носу нужно было позвонить. Но самым плохим в этой истории оказалась причина, по которой все это случилось. Причину Тимур, конечно, старался утаить, но Назару с его опытом и навыками не составило никакого труда все выяснить.

За несколько дней до отъезда на квест Тимур получил по электронной почте письмо, присланное на тот адрес, который был открыт специально для обмена информацией при подготовке к мероприятию. Адрес этот, как и временные адреса всех участников и сотрудников, висел в открытом доступе, на сайте проекта. В письме был номер телефона и предложение заработать денег.

Тимур, естественно, позвонил. Сначала ему задали ряд вопросов о самом квесте, об условиях пребывания и о правилах участия, а потом сказали, что для получения довольно приличной (по меркам самого Тимура, разумеется) суммы ему нужно выполнить сущую безделицу: постараться сделать так, чтобы Артем Фадеев не уехал из поселка раньше времени. Женщина, с которой разговаривал Тимур, ничего не объясняла, никак свою просьбу не мотивировала, просто озвучила суть задания и размер оплаты.

Услышав краем уха, что Сергей подумывает о прекращении участия в проекте и что Артем, скорее всего, тоже уедет вслед за ним, Тимур решил, что нужно позвонить и спросить совета: что делать? Тем более что заказчица строго-настрого велела, во-первых, отчитываться каждые два-три дня, а во-вторых, предупредить, если ситуация выйдет из-под контроля.

Все это крайне дурно пахло. Я с самого начала изо всех сил старался сделать свой проект и всю нашу работу максимально прозрачной и честной, ни от кого ничего не скрывал (кроме своих отношений с Энтони Лагутиным), и все равно даже на таком чистом поле сумели прорасти сорняки лжи и подлости.

– Что говорит Артем? – спросил я.

– Артем – мальчик умный, он сразу сообразил, о какой женщине идет речь. Оказывается, он подал на конкурс свой проект, победитель конкурса получит контракт на разработку и сопровождение маркетинговой стратегии для крупной сети торговых центров. Контракт дорогой и долгосрочный. Но лицо, принимающее окончательное решение, делает это только после личной встречи и составления собственного впечатления о конкурсанте. Собеседования должны проходить в начале июля, то есть как раз сейчас. Перед отъездом Артем созванивался с некой дамой по имени Алена Игоревна, которая принимала его проект, и она сказала, что босс уже видел его материалы, и они его не впечатлили, так что Фадеева даже на собеседование приглашать не намерены.

Да уж, ситуация – хуже некуда. Вероятно, наш Артем сделал настолько хорошую работу, что реальных конкурентов у него в этом конкурсе не было. Единственное, что могло помешать его безусловной победе, – неявка на собеседование. Похоже, неведомой Алене Игоревне очень нужно было пропихнуть какого-то другого конкурсанта, чья работа выглядела лучшей после работы Артема. Для этого всего лишь следовало помешать претенденту на первое место явиться на личную встречу к шефу, и второе место почти автоматически становится первым.

– Разве она знала, что Артем окажется без мобильной связи и без интернета?

– Знала, – вздохнул Назар. – Артем сам ей сказал, когда просил выяснить судьбу своего проекта заранее. Он объяснил, что если его будут искать, то он об этом вряд ли узнает, потому что почту проверить не сможет, и если есть вероятность, что его пригласят на собеседование, то он откажется от участия в нашем проекте и никуда не поедет. А Алена Игоревна его заверила, что поговорила с шефом и шансов у Фадеева нет, поэтому он может ехать с чистой совестью.

– И что он решил? Как реагировал?

– Реагировал спокойно, он же парень флегматичный, не взрывной. А насчет принятия решения – я попросил его не торопиться, ничего пока не решать.

– Где он сейчас?

– У меня сидит. Тимур и Сережа тоже там. Ждут, что ты скажешь. Ты же главный, твое слово – закон. Тимур ждет, выгонишь ты его или нет. Сережа ждет решения Артема, да и на Виссариона он, по-моему, крепко обиделся, ведь Вася его в воровстве обвинил. Короче, Дик, давай, распоряжайся.

Распоряжайся! Если бы я знал как. У меня нет опыта управления коллективом, я всегда был одиночкой. Я переводчик, а не кризисный менеджер. Но коль я взвалил на себя роль «главного», надо что-то предпринимать.

– Собирай всех сотрудников, – я посмотрел на часы, – через час. Пусть поужинают и приходят на четвертый этаж. Делать секрет из ситуации не будем, у нас принцип полной открытости. Сотрудники должны все знать и иметь возможность высказать свое мнение, особенно кураторы мальчиков.

Через час мы собрались на четвертом этаже. И в этот раз дверь в квартиру я, вопреки обыкновению, попросил запереть, чтобы не провоцировать в молодых участниках излишнее любопытство. Назар рассказал о том, что произошло, а я подвел итог:

– Мы можем отстранить Тимура за грубое нарушение. Весь вопрос в Артеме. Если он решит уехать и попытаться исправить ситуацию с конкурсом, то следом за ним может потянуться и Сергей. Тимур Сергея сильно раздражает, это видно даже со стороны, а вот если Артем уедет, Сергей останется без общения. Ни с кем из девушек он особо не контактирует, так что Артем – его единственная отдушина. Таким образом, мы потеряем трех молодых людей, то есть всю мужскую половину участников. У нас останутся только девушки. Но здесь еще один тонкий момент. Вы все помните, что во время отборочного тура Марина нарушала правила и звонила подругам на мобильные номера. Мы тогда промолчали, сделали вид, что ничего не узнали, потому что опасались, что отчисление Марины повлечет за собой потерю Натальи.

Все закивали, мол, помнят, а как же.

– Юра отслеживает ситуацию и регулярно сообщает мне, что Марина продолжает эту практику. Вероятно, тот факт, что мы на отборе промолчали, вселил в нее уверенность, что мы ничего не проверяем. И если мы публично объявим, за какое нарушение отчисляем Тимура, будет неправильным обойти молчанием нарушения Марины. Ее тоже придется отчислить. И с ней вместе уедет Наталья. Таким образом, при самом плохом развитии событий мы рискуем остаться с одной Евдокией.

– Нет, это не годится, – горячо заговорила Ирина. – Надо что-то придумать, чтобы такого не случилось.

– Да уж, Вася, выступил ты удачно. – Полина Викторовна с ненавистью смотрела на Виссариона. – Как у тебя язык-то твой поганый повернулся обвинить Сережу в воровстве? Твое комсомольско-партийное прошлое из тебя лезет: надо сразу найти, кого обвинить, и скорее полить грязью, вывалять в подозрениях, чтобы потом тебя самого не обвинили в политической близорукости, дескать, морального урода проглядел. Все вы мастера свои задницы прикрывать. Плавали, знаем.

Подобной резкости и даже грубости я от Полины никак не ожидал. Видел, конечно, что она недолюбливает Виссариона, и даже вроде бы понимал почему, но чтобы вот так!

– Сережа и до этого говорил, что без Артема не останется, – отбивался Гримо. – Еще до того, как все случилось.

– До того он колебался, говорил предположительно, – не уступала Полина. – А теперь, когда ты так его обидел, ему невыносимо здесь оставаться. Он же не может сменить куратора, родителей не выбирают, таково условие задачи. Каково мальчику жить в одной квартире с тем, кто назвал его вором? Ты только масла в огонь подлил.

– Но я извинился! Признал свою неправоту!

– А что толку? Теперь Сережа знает, что при любом недоразумении ты склонен его подозревать и обвинять. Думаешь, это очень приятно?

Положение спасла Галия.

– Коллеги, разбор ошибок – это наше всё, – сказала она со спокойной улыбкой. – И мы непременно его продолжим. Но давайте не забывать, что у нас три мальчика, с которыми нужно что-то решать. Я предлагаю пригласить сюда Артема и поговорить с ним. В зависимости от позиции, которую он займет, мы будем двигаться дальше.

– Разумно, – тут же поддержал ее психолог Вилен.

Я попросил Юру привести Артема. Маркетолог выслушал мои разъяснения и кивнул.

– Я понял вашу логику.

– И каково же ваше решение?

– Ну, мое решение с вашей логикой никак не связано. У меня есть своя логика. За время пребывания в квесте я многое понял и увидел, насколько несовершенен был тот проект, который я подал на конкурс. Еще месяц назад он казался мне классным, я был уверен в победе, теперь я вижу, что это была лажа. И знаю, что могу сделать намного лучше. Конечно, на это потребуется время, а на то, чтобы прожить это время спокойно, потребуются деньги, которые я получу за участие в квесте. Поэтому я остаюсь. Моя логика понятна?

– Вполне. Спасибо. Значит, за вас и Сергея мы можем не волноваться.

Артем ушел, а мы начали думать, как поступить с Тимуром и Мариной. Отчислить только одного Тимура никак не получалось, если он – то и Марина, а если Марина, то мы теряем Наташу. В принципе, ничего страшного, Тимур и Марина для работы не особо ценны, а Наташа… Ну что ж, остаются Евдокия, Артем и Сергей, это очень неплохо. Но эти трое мыслят рационально, а Наталья – девушка эмоциональная, тонко чувствующая, она обычно обращает внимание на такие моменты, которые у других участников интереса не вызывают. Да, она крайне редко совпадает с Владимиром Лагутиным, но это как раз хорошо, поскольку помогает исключить из характеристики личности молодого учителя те или иные особенности восприятия и мышления. Например, благодаря анализу высказываний Наташи Вилен смог с уверенностью утверждать, что мой родственник Володя, несмотря на все свое передовое протестное мышление, был изрядным снобом и свысока смотрел на тех, кто был менее образован, меньше знал, меньше читал или имел более низкий социальный статус. Одним словом, отдавать Наташу не хотелось. Но мой печальный опыт с Мариной во время отборочного тура подсказывал, что совершать ту же ошибку во второй раз нельзя. Нельзя умалчивать. Нельзя делать вид, что ничего не произошло. Кто бы мог подумать, что отсутствие моей реакции на то давнее нарушение может сегодня привести к потере пятерых участников из шести! Где поп, как говорится, а где приход… И тем не менее именно так и получается.

Решение нашел Вилен. Вернее, не нашел, а предложил вариант. Мы ничего не скрываем. Мы ни о чем не умалчиваем. Мы готовы наказать всех провинившихся. Но у нас остается шанс сохранить группу.

– Пригласите, пожалуйста, Тимура и Марину, – попросил я Юру.

Офис-менеджер встал из-за стола, бросив вопросительный взгляд на Полину Викторовну. Та фыркнула в ответ и кивнула на доктора Качурина.

– Если она не дома, значит, ищи у Эдика.

Никаких запретов на личные отношения в нашем квесте не было изначально. Жизнь есть жизнь.

Тимур явился понурый, Марина же выглядела испуганной, она не догадывалась, зачем ее позвали. Войдя, бросила тревожный взгляд на Эдуарда, но он смотрел на девушку без всяких эмоций. Я предоставил слово Назару, который, строго глядя на провинившихся, объявил, что оба они допустили нарушения в пользовании телефонной связью, звонили на мобильные номера, поэтому по правилам квеста должны быть наказаны. В качестве наказания им предлагается либо отчисление без какой бы то ни было оплаты, как это предусмотрено в подписанном ими соглашении, либо денежный штраф в совокупности с общественными работами.

– А сколько денег нужно заплатить? – спросила Марина.

Назар назвал сумму. Весьма, надо заметить, немалую.

– Ой, – растерянно проговорила девушка. – У меня столько нету…

– Сумму штрафа мы вычтем из вашей итоговой оплаты, – сказал Назар. – Эти деньги не нужно платить прямо сейчас.

– Тогда хорошо, – обрадовалась она.

– А общественные работы – это что? – спросил Тимур.

– Мы еще не решили. Например, вымыть лестницу, окна и стены в нашем подъезде. Произвести генеральную уборку в столовой. Уборщицы у нас нет, в квартирах вы наводите чистоту сами, а места общего пользования стоят грязными и неубранными. Кстати, квартира, где мы сейчас находимся, тоже нуждается в уборке.

– Получается, или штраф, или общественные работы? Или то и другое вместе?

– Вместе, сынок, вместе, – ответил Назар с нескрываемым злорадством. – Или платите и моете, или отчисление и отъезд. Выбирайте.

Когда Вилен озвучил свое предложение, мы все надеялись, что оба выберут штраф и мытье лестницы. Так и оказалось. Нарушения не остались безнаказанными, но группу мы сохранили.

Все это произошло позавчера. Вчера с утра участники квеста слушали первый вариант «Вассы», после чего вплоть до начала чтений второго варианта Тимур и Марина драили лестницы, стены и окна. А сегодня мы обсуждали пьесы и «Записки».

После разговора с сотрудниками Артем вернулся на пятый этаж, где в квартире Назара Захаровича его ждали Сергей и Тимур.

– Ну, чего? – сразу спросил Тимур, едва открыв дверь Артему. – Меня будут выгонять? Чего сказали-то?

– Про тебя базара не было. Спрашивали только, что я решил.

– А что ты решил? Будешь требовать, чтобы меня убрали?

– Да живи ты спокойно! – Артем с досадой махнул рукой. – С дурака какой спрос?

– Ну, хочешь, я еще раз извинюсь? Да, я козел и сволочь, признаю. Просто такой случай представился бабла влегкую срубить… А что такого-то? Деньги всем нужны, и тебе тоже, иначе с какого бодуна мы все тут собрались бы.

Артем не злился на него. Он слишком давно крутился в конкурентной среде и привык к тому, что обманы и подставы встречаются на каждом шагу. Это норма жизни. Все так делают, каждый бьется за свой кусок, и никому не стыдно, потому что… А кстати, почему? Он хотел обдумать эту мысль, но Тимур не давал сосредоточиться и продолжал скулить:

– Тебе, наверное, неприятно теперь будет, что я здесь… если меня не выгонят, конечно… Я тебя обманывал… шуршал за твоей спиной… ты меня не простишь…

– Да прощу я, прощу! Уже простил. Отвяжись, – сердито бросил Артем.

Сергей угрюмо молчал. Заговорил он, только когда пришел завхоз и увел Тимура на собрание сотрудников.

– Тёма, а ты что, на самом деле простил этого идиота? – спросил он, оставшись вдвоем с Артемом.

– А что, удавить его, что ли? Серега, я знаю эту ситуацию, я повидал всех этих людей хренову тучу. Если Алене позарез нужно пропихнуть своего человека, она его пропихнет, не таким способом – так другим. Даже если у нее по какой-то причине не получилось бы убрать меня из списка на собеседование и меня взяли бы на проект, она потом не дала бы мне работать. Начнутся подставы на каждом шагу, и в конечном итоге меня выпрут, а вдогонку еще и репутацию мне испортят. Алена будет меня ненавидеть за то, что ей не удалось впарить своего протеже, в котором она, видимо, сильно заинтересована, и нормально работать она мне все равно не даст. Ну и на фиг мне нужен такой геморрой?

– Легко ты прощаешь, – вздохнул Сергей. – А я Гримо не простил. Так противно мне… Неужели я похож на вора? Неужели обо мне можно так подумать?

– Не парься, Серега. Гримо старый, у него, может, возрастные изменения начались, деменция и все такое. Мне Вилен рассказывал, что старики часто становятся подозрительными, во всем видят обман и разводилово. Это не потому, что они изначально к людям плохо относятся, просто так природа устроила. Естественный процесс.

– Но у Тимура-то нет никакой деменции, а ты его все равно простил.

– А толку на него обижаться? Зачем эмоции тратить? У Тимура денежный интерес, я такое понимаю. И у Алены тоже интерес, может, денежный, может, личный какой-то. Каждый за себя, и обижаться бессмысленно.

Он помолчал, потом невесело усмехнулся.

– Как эта Алена меня сделала! Как ребенка, честное слово. И ведь я ни сном ни духом, ничего не заподозрил. Любопытно… Мать мне часто говорит: «Тёма, ты такой доверчивый, тебя обмануть – раз плюнуть». И я каждый раз думаю, что просто она сама очень недоверчивая и всех подозревает, потому что сомневается в себе и не уверена, что может распознать обман. А я-то умный, я же крутой, меня на кривой козе не объедешь. И вот объехали… Сразу двое. Сначала Алена, потом Тим. Ну, Алена – ладно, она баба в возрасте, хитрая, опытная, хотя все равно непонятно, почему я ничего не заметил. Но Тим-то – вообще пацан, он же младше меня!

Артему показалось, что Сергей хочет о чем-то рассказать, но колеблется. Может, и рассказал бы, однако вернулся Тимур, веселый и сияющий.

– Наказали штрафом и мытьем подъезда! – радостно сообщил он. – Не выгнали! Прикиньте, народ, Маринка, оказывается, тоже нарушает, на мобилы звонит. Ее тоже оштрафовали, будем завтра вместе с ней места общего пользования драить. Я прям удивился, когда ее вместе со мной на разборку поставили. Она ж такая, типа правильная, даже гулять не рвется, из дома не убегает… Никогда бы не подумал, что она чего-то там нарушает. Правильно Юра говорил.

– А что он говорил? – живо заинтересовался Артем.

– Что мы ни фига не умеем людей видеть.

– С чего он это взял? – насторожился Сергей.

Тимур пожал плечами.

– Не знаю. Сказал – и все. И еще сказал, что это как раз особенность нашего поколения, потому что мы смотрим чаще в гаджеты, а не на людей. Ну чего, Артем? Мир? Или будешь дуться?

– Слушай, отвали! – рассердился Артем. – Я тебе десять раз уже сказал, что простил. Чего тебе еще надо? Целоваться взасос? Всё, разобрались и проехали. Пошли по домам, живем как раньше, продолжаем работать.

– А Гримо? – не отставал Тимур. – Как вы думаете, он меня простит за то, что я у него мобилу помылил?

– Вот пойди и сам спроси, – огрызнулся Сергей. – Задолбал уже.

Они втроем вышли из квартиры, захлопнули дверь и стали спускаться по лестнице. Тимур прошел мимо своего четвертого этажа и, поймав удивленный взгляд Артема, пояснил:

– Я с Серегой. Он же сказал, что надо с Гримо поговорить.

Вилена еще не было дома. Наверное, опять будет допоздна торчать у Ричарда. Артем вдруг почувствовал, что ужасно голоден. Когда разыгралась вся катавасия и Назар Захарович собрал их в своей квартире, Артем как раз собирался идти ужинать, а потом, когда им велели ждать решения высокого собрания, было как-то не до мыслей о еде. Теперь же буквально желудок сводило. Уже почти десять, можно еще успеть в буфет… Но ведь Серега и Тим тоже не ходили на ужин и, наверное, жутко голодные, значит, есть вероятность столкнуться с ними в буфете, и Тим опять заведет свою волынку на тему «простить и не дуться». Смешной он! Зато незлобивый и, в общем-то, не вредный. Только дурной, но это по молодости.

На кухне в одном из шкафчиков нашлась коробка ванильных сухарей с изюмом, и Артем решил, что вполне обойдется без буфета. Заварил чай и уселся ждать Вилена, положив перед собой том Горького: перед завтрашними чтениями нужно заранее пробежать текст глазами. Из-за этого балбеса Тима весь чудесный план на сегодняшний вечер полетел к черту. Они с Серегой планировали почитать пьесы под пиво с сухариками, а вышла какая-то ерунда и нервотрепка.

Психолог явился поздно, Артем к этому времени почти закончил читать первый вариант, а коробка с сухарями полностью опустела. Вилен посмотрел на раскрытую книгу, испещренную карандашными пометками, и одобрительно кивнул:

– Трудишься? Молодец. И молодец, что решил остаться. Ты поступил по-мужски, а не по-детски. А как Сергей? Сильно расстроен?

– Сильно. Ему обидно, что Виссарион мог так о нем подумать.

– Но он не уедет? Останется?

– Вроде останется… Не могу сказать точно.

– Как же так? Ты же с ним разговаривал, ты видел его реакцию, слышал голос, вы столько времени у Назара Захаровича вместе просидели – и ты не можешь сказать?

– Собственно, об этом я и хотел с тобой поговорить, – признался Артем. – Юра сказал Тиму, что наше поколение не умеет видеть людей. Ты тоже считаешь, что это так?

Вилен зажег газ под чайником, потряс пустую коробку из-под сухарей, заглянул внутрь, выбросил ее в мусорное ведро.

– Давай начнем не с вашего поколения, а с различий между мужчинами и женщинами.

– Тактическое и стратегическое мышление?

– О нет, это уже в прошлом. Об этом вообще забудь. Все намного тоньше и сложнее.

Артем с немалым удивлением прослушал короткую лекцию о различиях работы мозга у мужчин и женщин и о том, что девочки с самого рождения учатся смотреть в глаза и на лицо того, кто рядом, чтобы уловить настроение, одобрение или неодобрение, готовность утешить или наказать. А мальчики в глаза и на лицо смотреть не любят. Девочки с раннего детства приучаются ориентироваться на эмоцию, мальчики – на факт. Поэтому для мальчиков и мужчин имеет значение, ЧТО именно сказано и сделано, а для девочек и женщин важно, КАК это сказано и с каким выражением лица сделано. Отсюда вывод: женщины в большинстве своем лучше умеют видеть и чувствовать эмоции людей, нежели большинство мужчин. Они более тренированы в наблюдении за внешними проявлениями чувств.

– Тогда получается, что женщин вообще невозможно обмануть, – озадаченно проговорил Артем. – Если они лучше видят людей…

– Э нет, ты невнимателен. Женщины хорошо ловят чужие эмоции, но не чужие мысли. Мысли и эмоции – это про разное. Эмоция выражается внешне, и наши дамы хорошо умеют их считывать. А мысль выражается в сути сказанного и сделанного. Вся засада в том, что женщины больше доверяют именно эмоциям и меньше склонны анализировать суть. Сыграй нужную эмоцию – и ты легко обманешь женщину. А мужчины, наоборот, не склонны анализировать эмоции, они их почти совсем не умеют видеть и различать и делать из этого выводы. Они опираются в своих суждениях на факты, на суть. Но это, так сказать, на глобальном уровне. Различие статистически достоверно, но не абсолютно, сам понимаешь. Все люди очень разные, и есть огромное количество мужчин – хорошо тренированных мастеров считывания эмоций, и огромное число женщин, которые этим навыком почти совсем не обладают.

– Получается, если наше поколение больше общается с интернетом, чем с людьми, то у нас с этим навыком совсем плохо?

– Умница! – улыбнулся Вилен. – Даже нынешние девочки, не развивая природный навык, в значительной степени утрачивают его, а уж про мальчиков и говорить нечего. Ты, наверное, удивляешься, как тебя так легко обманула дама, которой ты сдавал свой проект?

– Ну да. Теперь понятно, конечно…

Артем удрученно вздохнул. Алена Игоревна – из того поколения, которое выросло без интернета. Хорошо тренированная. И женщина к тому же. А он – молодой мужчина. Куда ему с ней тягаться!

Хорошо, что он попал на квест. Не поехал бы – еще неизвестно, когда ему довелось бы узнать такие полезные для жизни факты.