Я пробыла в «Медоу Лейк» чуть больше месяца, а мне казалось, что протянулось несколько лет. Джексон сам приехал забрать меня. Я сидела рядом с ним в его «мерседесе-родстере» и смотрела в окошко, боясь сказать что-нибудь не то. Джексон был в хорошем настроении и что-то напевал себе под нос, как будто был самый обычный день и мы просто решили прокатиться. Когда он подъехал к дому, у меня возникло странное чувство – я словно бы вылетела из своего тела и стала наблюдать за чьей-то жизнью. За жизнью женщины, живущей в прекрасном поместье на берегу моря. У этой женщины была уйма денег и все, что она только пожелает. Я вдруг затосковала по своей маленькой больничной палате, где могла находиться подальше от пытливых глаз моего супруга.

Первым делом, войдя в дом, я бросилась наверх, в детскую. Я рывком открыла дверь. Мне так хотелось взять дочку на руки, прижать к себе. В кресле-качалке с Таллулой на руках сидела красивая темноволосая девушка, которую я раньше никогда не видела.

– Кто вы такая?

– Сабин. А вы кто такая? – спросила девушка с сильным французским акцентом.

– Я – миссис Пэрриш. – Я протянула к ней руки. – Пожалуйста, отдайте мне мою дочь.

Девушка встала, повернулась ко мне спиной и отошла кокну.

– Простите, мадам. Мне нужно разрешение мистера Пэрриша.

Я пришла в ярость.

– Отдайте ее мне! – крикнула я.

– Что происходит?

В детскую вошел Джексон.

– Эта женщина не отдает мне моего ребенка!

Джексон вздохнул, взял малышку у Сабин и отдал мне.

– Пожалуйста, прости нас, Сабин.

Девушка сердито глянула на меня и вышла.

– А где Салли? Ты нанял эту… эту негодяйку? Она со мной себя вела нагло!

– Салли уволилась. Не вини Сабин – она попросту не знала, кто ты такая. Она позаботилась о Таллуле. Сабин будет учить ее французскому. Ты должна думать о благосостоянии дочери. Сейчас все идет как надо. Даже не думай путать карты.

– Путать карты? Это мой ребенок!

Джексон сел на кровать.

– Дафна, я знаю, что ты выросла в бедности, но от наших детей ожидается нечто большее.

– Ты о чем? Что значит – «я выросла в бедности»? Я из семьи среднего класса. У нас было все, что нужно. Мы не были бедны.

Джексон вздохнул и вскинул руки над головой.

– Прости. Хорошо, вы не были бедны. Но вы уж точно не были богаты.

У меня неприятно засосало под ложечкой.

– Наши понятия о бедности и богатстве сильно расходятся.

Джексон повысил голос.

– Черт побери, ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать. Ты не привыкла к тому, как ведут все дела люди с большими деньгами. Но это не имеет значения. Главное для тебя вот что: предоставь это мне. Сабин – важное приобретение для нашей семьи. И хватит об этом. Я запланировал особый ужин. Не испорти его.

Мне хотелось только одного – быть рядом с дочкой, но я прекрасно понимала, что жаловаться ни на что не должна. Нельзя было рисковать – иначе я бы снова оказалась в «Медоу Лейк». Еще один месяц там – и я бы точно лишилась рассудка.

За ужином Джексон пребывал в необычно хорошем настроении. Мы распили бутылку вина. Он попросил Маргариту приготовить мое любимое блюдо из морепродуктов – императорского краба. На десерт было подано «вишневое торжество» – то есть все выглядело празднично, как будто мою ссылку задумал и осуществил не Джексон и как будто я просто побывала в долгом и приятном отпуске. Все время, пока длился ужин, мысли бешено метались у меня в голове. Я пыталась поспеть за непрерывной болтовней Джексона, не слишком для него свойственной, и как-то на нее отвечать. К тому времени, когда мы закончили ужин и отправились в спальню, я была совершенно измождена.

– Я купил тебе кое-что особенное для сегодняшней ночи.

Джексон протянул мне черную шкатулку.

Я, трепеща от страха, открыла ее.

– Что это такое?

Я вытащила из шкатулки черные кожаные ремешки и повертела их в руках, гадая, что это может быть такое. Кроме ремешков, в шкатулке лежал широкий кожаный ошейник с металлическим кольцом.

Джексон подошел ко мне сзади и провел рукой по моему бедру.

– Это всего лишь приспособления для маленькой ролевой игры.

Он взял у меня ошейник и поднес к моей шее.

Я оттолкнула его руку.

– Даже не думай об этом! Я ни за что не надену… это! – Я швырнула ошейник на кровать вместе с упряжью из ремешков. – Я устала. Хочу спать.

Джексон стоял посреди спальни, а я ушла в ванную почистить зубы. Когда я вернулась, он лежал в постели с закрытыми глазами, и лампа с его стороны была выключена.

Мне надо было сразу понять, что уж слишком легко и просто все получилось.

Я ворочалась в кровати до тех пор, пока не услышала негромкое сонное сопение Джексона. Только тогда я наконец расслабилась и позволила себе задремать. Не знаю, долго ли я проспала, но очнулась я от того, что к моим губам прижалось что-то холодное и твердое.

Я резко открыла глаза и попыталась отвернуться, но Джексон цепко сжал мое запястье.

– Открой рот, – приказал он глухим, гортанным голосом.

– Что ты делаешь? Отпусти меня!

Он еще крепко и больнее сжал мою руку. Другой рукой он схватил меня за волосы и тянул до тех пор, пока мой подбородок не запрокинулся вверх.

– Второй раз просить не стану.

Я разжала губы и в ужасе напряглась. Джексон вставил мне в рот какой-то металлический цилиндр. Я начала задыхаться. Он расхохотался. А потом он сел на меня верхом и включил лампу с моей стороны кровати. Только тут я поняла, что у меня во рту – это было дуло пистолета.

«Он убьет меня». Страх охватил меня. Я лежала совершенно неподвижно, боясь пошевелиться. В ужасе я следила за тем, как его указательный палец лег на спусковой крючок.

– Что я скажу Таллуле, когда она вырастет? – прошипел Джексон. – Как я ей объясню, что ее мамочка не любила ее так, чтобы хотеть жить.

Мне хотелось завопить от ужаса, но страх сковал меня по рукам и ногам. Я почувствовала, как по щекам бегут слезы и затекают в уши.

– Пожалуй, я мог бы солгать и сказать, что в вашей семейке многие были самоубийцами. Может быть, в один прекрасный день я ей расскажу, что с собой покончила ее тетя Джулия. – Джексон рассмеялся, наклонился и поцеловал меня в лоб, и его взгляд стал холодным. – Либо ты можешь начать делать то, что тебе велят.

Он вытащил пистолет у меня изо рта, провел кончиком дула по моей шее, груди и животу Это было нечто вроде любовных ласк. Я до боли зажмурилась. Я слышала только, как кровь стучит у меня в ушах. Я никогда не увижу, как вырастет мое дитя. Мое тело напряглось в ожидании гибели.

– Открой глаза.

Джексон слез с меня, но продолжал держать меня под прицелом.

Я выдохнула и не сумела скрыть облегчение.

– Надень сбрую.

– Я сделаю все, что ты хочешь – только прошу тебя, убери пистолет, – удалось прошептать мне.

– Не заставляй меня повторять.

Я соскользнула с кровати и взяла коробку с кресла. У меня так сильно дрожали руки, что я все время роняла ремешки. Я не сразу сообразила, как их правильно нацепить на себя.

– И ошейник не забудь.

Я застегнула на шее кожаный ошейник.

– Потуже, – распорядился Джексон.

Я завела руки за спину и застегнула ошейник плотнее. Сердце у меня бешено колотилось, я пыталась отдышаться. Я думала – может быть, если я все буду делать, как он говорит, он перестанет целиться в меня из пистолета.

С ленивой улыбкой Джексон подошел ко мне, схватился на металлическое кольцо на ошейнике и рванул к себе. Я резко наклонилась вперед. Он потянул еще сильнее – и я упала на пол.

– Встань на колени.

Я выполнила его приказ.

– Вот хорошая маленькая рабыня. – С этими словами он подошел к своему шкафу и вытащил оттуда галстук. Он несколько раз обернул его вокруг моих запястий и туго связал. Затем отошел и описал руками квадрат – словно прикидывал, как это будет выглядеть на картине. – Нет, не совсем хорошо. – Он вернулся к шкафу и принес небольшой мячик. – Открой рот пошире. – И он вставил мягкий пластиковый кляп мне в рот. – Вот так неплохо. – Он положил пистолет на тумбочку и, взяв смартфон, принялся делать снимки. – Получится неплохой альбом. – Он разделся и подошел ко мне. – А теперь заменим этот мячик кое-чем другим… – И он сделал еще несколько снимков. Потом отстранился и посмотрел на меня осуждающе. – Ты меня не заслуживаешь. Знаешь, сколько женщин мечтало бы прикоснуться ко мне губами? А ты ведешь себя так, словно это тяжкая повинность.

– Мне жаль.

– Да, тебе стоит пожалеть об этом. Не двигайся с места и думай о том, что значит быть хорошей женой, как доказать мне, что я для тебя желанен. И может быть, утром я позволю тебе ублажить меня. – Он лег на кровать. – И даже не думай пошевелиться до тех пор, пока я тебе не позволю.

Он сунул пистолет под подушку.

Он выключил лампу. В комнате стало темно. В какое-то мгновение я была готова пожалеть о том, что он меня не убил.