Деревенский полицейский участок размещался в самом обычном доме. К нему много лет назад пристроили что-то вроде склада без окон. Свет с улицы проникал только в те две комнаты, где располагались кабинеты полицейских. Самый светлый кабинет шеф оставил себе. Остальные три сотрудника ютились во втором. У них имелся один компьютер с матричным принтером, стоявшим на расшатанном столике. В кабинете шефа находился металлический сейф, где они хранили четыре пистолета и укороченную винтовку, к которой никто не прикасался с тех самых пор, как коммунисты более пятидесяти лет назад реквизировали дом и превратили его в полицейский участок.

По доброте душевной, проявленной майором, стены полицейского участка покрасили два года назад. Денег на настоящий ремонт не было, поэтому новенькие флаги Чехии и Евросоюза не слишком сочетались с осыпающейся штукатуркой. На замену труб средств тоже не нашлось, поэтому снизу доносились пугающие звуки. Иногда казалось, что по канализационным трубам с оглушительным писком носится вся деревенская популяция крыс. Скрипели гнилые половицы. Двери кабинетов сейчас были закрыты; в другие помещения участка не проникал даже лунный свет.

На единственную камеру наблюдения выделил деньги один из деревенских богачей, чтобы на его сына не заводили дело из-за наезда на курицу: молодой человек в тот момент находился в состоянии алкогольного опьянения. Камеру установили прямо над входной дверью, и показывала она, что происходит в участке. В поле зрения попадали приемная и стол дежурного офицера, а также широкая полка, выкрашенная в белый цвет, которая тянулась вдоль всей стены; поддерживали ее остатки строительных лесов. Деревенский плотник сделал столешницу на петлях, чтобы она поднималась и позволяла офицерам зайти за стол, но копы обращались с ней неаккуратно, петли расшатались от слишком частого использования. Стол дежурного почти полностью занимал длинный коридор. Вдоль стола стояло несколько стульев, образуя зону ожидания. Еще один, перпендикулярный этому коридор, тоже находившийся недалеко от двери, вел в два кабинета и туалет. За углом располагалось большое помещение, бывшее когда-то складом. Примерно посередине установили тяжелую решетчатую дверь с двумя автоматическими замками, чтобы держать за ней арестантов, временами сидевших тут — максимум сутки. Как правило, это были пьянчужки, которым следовало протрезветь, или деревенская молодежь, затеявшая дебош. Никто не помнил, чтобы в этой импровизированной тюрьме содержались опасные преступники. Как правило, сидевшие там люди никому не причиняли особого вреда, и зачастую их удавалось немного вразумить. Полицейская служба в маленькой чешской деревушке была необременительной. Здесь редко приходилось заниматься чем-то серьезным, например, расследовать случаи домашнего насилия или следить за процессом голосования на выборах.

Очутившись в камере, напоминавшей кадры из вестернов пятидесятых годов, Криста и Чарльз сели на железную кровать, которую принес из дома начальник полиции Милош Бамбенек. Поставили ее примерно час назад. Все попытки поговорить с детективом потерпели крах, поэтому они просто сидели и ждали, что будет дальше. Приближалось утро.

На данный момент у поезда стояло одиннадцать полицейских автомобилей, автофургонов и карет скорой помощи, вокруг сновали люди в самом разном обмундировании. После того как место преступления сфотографировали и опечатали, собрав улики, два старших по званию офицера ввязались в ожесточенную дискуссию насчет того, отпускать ли поезд или нет. Ведь кто-то из пассажиров совершил преступление. Его нужно было найти. И полицейские размышляли, как быть: задержать всех для допроса или хотя бы снять отпечатки пальцев. Первый офицер заметил, что ситуация сейчас складывается удачно, пассажиры находятся в таком месте, откуда не убежишь, в то время как в городе… Если сейчас на них смотрят камеры, то что же будет в Праге? Ясное дело, еще хуже. Поскольку принять решение им не удавалось, они стали ждать распоряжений из министерства. Однако пассажиры начали возмущаться: у них были дела, своя жизнь, задерживать их — нарушение их прав, это несправедливо, и кто, черт побери, здесь главный? Ожидание казалось бесконечным. Движение по железной дороге застопорилось, а ведь на линии между Брно и Прагой всегда царило оживление. Сущий кошмар для логистов.

В какой-то момент второй старший офицер додумался спросить у Бамбенека, не забыл ли он, что его просили присматривать за деревней, на случай, если преступник или преступники ухитрились сбежать в суматохе. Бамбенек с гордостью подтвердил, что двое его ребят патрулируют деревню, и сообщил, что может выяснить, как там дела, если кто-то из офицеров даст ему телефон. Его собственный разрядился. Бамбенек набрал по очереди каждого из полицейских. Трубку никто не взял.

— Знаете, в этой местности сигнал пропадает по нескольку раз в день, так что я позвоню в участок, на стационарный телефон, — заявил Бамбенек.

Там тоже никто не ответил. Это показалось ему странным, поэтому он направился к своей машине, чтобы попытаться связаться по рации: все безуспешно. Затем он позвонил по выпрошенному телефону домой. Ему ответил раздраженный голос, звучавший так, словно этого человека только что разбудили. Девятнадцатилетний сын Бамбенека приехал на каникулы из колледжа, и шеф несколько минут лез из кожи вон, уговаривая парня сбегать в участок и посмотреть, что там происходит. Полицейский настаивал на том, что ситуация чрезвычайная. Парень воспользовался этим, чтобы вытрясти из отца обещание увеличить сумму, которую тот выделял ему ежемесячно.

Бамбенек согласился:

— Ладно, пусть так, но прежде чем пойдешь туда, пообещай, что осмотришь все снаружи, и, если увидишь что-то подозрительное, к зданию не приближайся.