– И что теперь? – спросил Нифрон, тряхнув головой. – Все шло отлично до тех пор, пока… Почему ты не знал про дурацкое правило, что кинигом может стать лишь рхун? Ты же сам рхун! Почему ты не знал?

Они гуляли по берегу вдоль полосы прибоя. Вид у Малькольма был ничуть не виноватый и даже не обеспокоенный. Бывший раб отца Нифрона слегка улыбнулся и посмотрел на море.

– Знаешь, рхуны все прибывают, – заметил Малькольм. – Из Уоррика, Мэлена и Мэнахана шагают многие тысячи. Армия, о которой ты мечтал, уже в пути. Персефона обеспечила тебя средством, чтобы их вооружить. Осталось лишь научить людей сражаться.

– Ничего подобного! – прорычал Нифрон. – Армия – не моя, потому что я не киниг! Ты все испортил! Ты был так уверен… – Он схватил Малькольма за плечо и развернул. – Погоди-ка! Ты знал! Ты все знал!

Малькольм снова улыбнулся.

– Вообще-то, нет. Будучи рабом в Алон-Ристе, я не мог знать всех нюансов рхунских традиций и обычаев. Однако подозревал, что они не доверят эту роль фрэю. Особенно в случае войны с твоим народом.

– Тогда почему ты так самодовольно ухмыляешься? Что я упускаю?

– Странно, что ты сам не додумался… Закон запрещает тебе стать кинигом, но ничто не мешает на нем жениться. В качестве мужа Персефоны ты сможешь править с ней вместе.

Жениться? На рхуне?! Неудивительно, что Нифрону это даже в голову не пришло. Он и не собирался жениться. Брак – лишняя трата времени. С годами люди неизбежно отдаляются друг от друга. Его отец не был женат на его матери, и обоих это устраивало. Идея брака с рхуном казалась еще более абсурдной.

– Не говори чепухи!

– Ей нужно, чтобы ты обучал ее войска, помогал разрабатывать стратегию, указывал на слабости фрэев и на то, как лучше ими воспользоваться. Без тебя тысячи вооруженных воинов – лишь кучка пугливых земледельцев. Они побегут при первом же землетрясении, которое устроят миралииты. – Малькольм позволил себе широко улыбнуться. – Если подать это предложение в нужное время и в правильном свете, может и сработать. Даже если Персефона не находит тебя привлекательным, она наверняка осознает целесообразность подобного союза. Она женщина весьма практичная и целиком предана своему народу.

Нифрон оглянулся на далль. Рхуны собирали припасы. Теперь у них был новый лидер, новая надежда и вполне боевое настроение.

– Разумеется, ты переживешь и ее, и всех детей, которых она нарожает, – продолжил Малькольм. – После ряда поколений люди будут помнить лишь то, что захочешь ты… Про Персефону, про войну, про тебя… Я уверен, что когда-нибудь ты станешь зваться Нифроном Великим и твоя империя будет считаться самой могущественной в мире.

– Ты можешь ей хоть чем-нибудь помочь? – спросила Сури у старухи.

Арион была раз в двадцать пять старше Падеры, однако при этом не обладала признаками мудрости вроде морщин и седых волос. У Падеры же хватало морщин, чтобы считаться самой мудрой в мире; если верить Мэйв, то под платком она была не просто седой, а совершенно лысой. Даже Тура, которая могла вылечить кого угодно, не выглядела настолько старой.

– Хм-м, – протянула старуха, втянув нижнюю губу и покатав ее словно завиток из теста. Она задумчиво обошла вокруг фрэи.

Расставшись с Персефоной у ворот, Сури, Брин и трое гномов пронесли Арион вдоль стены Далль-Тирре и положили в лагере под навесом. Там осталась одна Падера. Старая вдова сидела у груды мятой одежды, споро зашивая дыру в рубахе, которая явно была для нее слишком велика.

Падера вскочила и положила руку на лоб Арион. Ее невероятно подвижные губы задумчиво шевелились. Старуха приложила большие пальцы к глазам фрэи и склонилась, будто собиралась ее поцеловать. Потом она сжала горло Арион, пощупав нежную шею. Падера кивнула сама себе и отправилась к очагу, бросила на угли два полена, раздула огонь и повесила над ним бурдюк.

– Ну как? – спросила Сури.

– Поживем – увидим. – Падера налила в бурдюк воды из тыквы. – Она как будто не здесь. Не мертва и не жива.

Фрэя была бледная, почти белая, хотя и раньше особым румянцем не отличалась. Ни в пещере, ни на корабле Сури этого не замечала. Теперь, среди знакомой травы и земли, она увидела, насколько Арион стала бесцветной – фрэя казалась мертвой.

– Она не мертвая, – заверила Падера.

Мистик вздрогнула, заподозрив, что старуха прочла ее мысли.

– Нет, не мертвая, но почти. Так бывает обычно у больных лихорадкой. Они потеют, стонут, видят то, чего нет. Потом успокаиваются, лежат тихо и колеблются… словно решают, уйти им или остаться.

– Мы можем убедить ее остаться?

– Вряд ли, – проговорила старуха, вынимая листья из горшка и швыряя их в кипящую воду. Тут же запахло пижмой. – У тебя есть ивовая кора?

Сури кивнула.

– Так я и думала. Давай сюда!

Старуха взяла кору, поломала и добавила в отвар.

– Если она захочет уйти, то уйдет, и мы бессильны. Зато если захочет остаться, мы облегчим ей возвращение.

Сури поникла.

– Похоже, в земле дхергов все прошло не так уж гладко? – спросила Падера. – Вы хоть получили то, что искали?

Сури промолчала.

– Где твой волк?

Брин, начавшая разбирать сумку, застыла.

– Не думаю, что стоит… – пробормотала девочка.

– Я убила Минну, чтобы спасти Арион, – ответила Сури.

Старуха кивнула и взяла девочку за руки.

– Перестань себя винить! Этим ты никому не поможешь.

Горло у Сури сжалось.

Падера погладила Сури по спине и отошла. Переведя взгляд на Брин, она осведомилась:

– А ты что там делаешь?

Брин, рывшаяся среди сложенных у стены пожитков, ответила:

– В Кэрике я видела карту из обработанной шкуры. Мягкая, как тряпочка. Ее нарисовали тем, что называют чернила, то есть краской из мелового камня. Роан говорит, что может сделать и получше. Есть такое дерево – книжная сосна. Из ее сока получается смола. Если ее поварить, то она становится очень темной.

– Есть такое дело.

– Роан думает, что полая соломинка, перо или тростинка будет держать смолу, и значки станет выводить гораздо легче. Я ищу перья, которые вроде бы тут лежали.

– И зачем тебе это нужно?

Брин подняла сияющий взгляд.

– Хочу написать историю мира! Я запишу все на мягких выделанных шкурах животных, потому что их легко носить с собой, и они очень долговечны. И через сотни лет после моей смерти люди смогут по ним узнать, что произошло. Даже если фрэи победят в войне, даже если нас всех убьют, моя история останется! Я напишу истинную правду обо всем. Никто не сможет ни солгать, ни изменить ее, ни позабыть. Каждый будет знать, что был некогда подлый гном по имени Гронбах, ужасное чудовище Бэлгаргарат, отважная воительница Мойя, блестящий лидер Персефона и гениальная Роан. – Брин посмотрела на Сури. – Еще люди узнают о могущественной волшебнице Сури, о мудрой фрэе Арион… и о храброй и красивой волчице по имени Минна – самом мудром волке на свете.

– Спасибо тебе, – прошептала Сури.

– Про своих родителей я тоже напишу, чтобы их помнили. И тогда, в каком-то смысле, они будут жить. В общем, я напишу обо всем, чтобы никто не забыл ни их, ни нас. Еще я добавлю туда то, что узнала из табличек. Я создам самую полную, самую лучшую историю всех времен!

– Как ты ее назовешь? – спросила Падера. – Сказания клана Рэн?

Брин покачала головой.

– Это будет больше, чем история нашего клана. Больше, чем история Рхулина или Гула. Там будет обо всем. – Девочка умолкла и задумалась. – Знаю! Я назову ее «Мои записки соком книжной сосны».

– Думаешь, через сто лет люди будут знать, о чьих записках идет речь? Лучше используй свое имя и сделай покороче. Назови ее «Книжные записки Брин». Или еще короче – «Книга Брин».

– Мне нравится! Да, пусть будет так. – Брин улыбнулась.

Падера принесла чашу с отваром и влила немного в рот Арион. Фрэя застонала, но не закашлялась и не захлебнулась. Лекарство попало куда нужно.

– Падера, неужели ты больше ничего не можешь для нее сделать? – воскликнула Брин.

– Должно помочь. Лучшего я предложить не могу.

– Сури, а ты? – продолжала настаивать Брин. – Неужели ты не в силах ей помочь?

Сури посмотрела на нее с недоумением.

– Как?

– Дитя, мистики – не знахари, – объяснила Падера. – Тура в этом немного разбиралась, знала разные лечебные травы и все такое, но их призвание в другом.

– Сури не только мистик, – напомнила Брин. Она подошла ближе, нервно поглядывая на Падеру, словно ей было неловко говорить в ее присутствии. – Помнишь, что ты сделала, когда мы покидали Бэлгрейг? Или то, что было в Нэйте? Если тебе удалось все это, разве нельзя… – Брин указала на Арион. – Я не понимаю, как работает твое Искусство, только мне кажется, что вы с Арион способны на все, если не заперты в тюрьме и не отрезаны от источников… Здесь ты на свободе, и я подумала: вдруг помочь ей сможешь ты? Ну, хотя бы попробуй!

Сури это и в голову не приходило. Слова Брин наполнили ее волнением и страхом. Ведь она понятия не имеет, как исцелять больных, вдруг сделает только хуже?.. Однако, держа Арион за холодную руку, глядя в ее бледное лицо, мистик поняла, что хуже некуда.

– Если можешь, действуй поскорее, – велела Падера. – Довольно часто такие больные выбирают смерть, а не жизнь.

Руки Сури задрожали. Это вам не открыть или закрыть землю, и не создать дракона из лучшего друга! У нее не было вырезанного на каменной табличке заклинания или наставницы, шепчущей подсказки. Придется действовать наугад, вслепую ища путь, которого, может, и вовсе нет. Требовалось создать особую фигуру, совершенно незнакомую ей прежде. В случае ошибки Арион умрет. «Смогу ли я жить, убив их обеих?»

Сури не знала, что делать. Оставить все как есть – самое мудрое решение. Если она ничего не предпримет, и Арион умрет, то девочка будет неповинна в ее смерти.

Брин с Падерой смотрели на нее выжидающе. Сури закрыла глаза и отрешилась от всего.

«Ты просто боишься. Страх – твоя самая большая проблема. Ты касалась струн и знаешь, каково это. Ты понимаешь, что в них заключена огромная сила, ты видела, на что она способна. Ты боишься использовать Искусство, чтобы не нанести вред тем, кого любишь. Страх тебе мешает, значит, ты должна встретиться с ним лицом к лицу и преодолеть, чтобы расправить свои крылышки».

Сури погладила руку Арион. Такая холодная, такая неживая…

«Что мне делать? Тура, Минна, Великая Праматерь! Прошу, помогите мне решить! Что мне делать?»

– Глядите-ка! – воскликнула Падера. – Впервые вижу тут такую. Думала, морские ветра для них слишком опасны. Она ведь очень хрупкая.

– Красавица! – обрадовалась Брин.

Сури открыла глаза и справа от себя заметила бабочку. Большие зелено-золотые крылья по краю были окантованы черным. Гостья не издала ни звука, лишь некоторое время попорхала под навесом. За всю жизнь Сури ни разу не видела подобных бабочек. Вскоре та развернулась и вылетела прочь.

– Думаю, она заглянула на минутку, чтобы поздороваться, – заметила Падера.

– Вряд ли. – Сури сделала глубокий вдох, подняла руки и объявила: – Держись, Арион! Я иду к тебе!