Глава 20
Измена
«В свое время миралииты вообразили себя богами. Я часто задавалась вопросом, что об этом думают сами боги».
«Книга Брин»
Свой серый плащ Мовиндьюле спрятал на дне сундука. Он и сам не знал почему, ведь это была ничем не примечательная тряпка. Принц часто вспоминал о нем и наконец сдался: придвинул к двери стул, выудил плащ и надел. Портные из Инги и Флинна были так себе: стежки шли неровные и запутанные, материя самая дешевая… Просто ужасный плащ! И все же, накинув капюшон, Мовиндьюле вспомнил свой восторг в ту ночь, когда все ему аплодировали, а Макарета даже взяла его за руку.
Дверь задрожала, и сердце Мовиндьюле остановилось. «Попался! Вэсек и его секретные агенты пришли меня арестовать!»
– Мо? Что происходит? – раздался требовательный голос. Еще хуже, чем Вэсек, – пришел отец! – Мо, почему дверь не открывается?
Мовиндьюле сорвал с себя плащ, швырнул тряпку в сундук и опустил крышку, как раз когда отец ворвался в комнату. Вид у Лотиана был встревоженный.
– Почему здесь стул?
– Э-э, я поставил. Убрал с дороги на минуточку.
– Убрал с дороги? Он как раз на дороге! – Отец отодвинул стул, яростно сверкнув глазами, и закрыл за собой дверь.
Несмотря на смущение, Мовиндьюле сообразил, что произошло нечто из ряда вон. Отец никогда к нему не заходил. Принц даже припомнить не мог его последний визит. Уж точно не год назад, когда Мовиндьюле заболел и пролежал в постели целых две недели. К нему наведывался лишь седовласый целитель – такой встревоженный, что Мовиндьюле всерьез считал, что скоро умрет. Отец к недужному сыну не заглянул ни разу.
И когда Мовиндьюле завалил вступительный экзамен в Академию Эстрамнадона, отец тоже не зашел. Трэйя старалась вовсю: приносила цветы, взбивала подушки и говорила другим слугам: «Потише вы, дурачье! Подумайте о принце! Что будет, если он не сдаст Шархасу?» И даже тогда отец его не навестил. Вообще-то, до недавнего времени Мовиндьюле подозревал, что фэйн просто не знает, где находятся покои сына. Да, визит отца показался Мовиндьюле странным, но хуже всего было то, что Лотиан прикрыл дверь: похоже, дело не подлежало огласке.
– Как ты? – спросил Лотиан. Вопрос прозвучал неловко, напряженно и формально. Точно так же чувствовал себя Мовиндьюле, когда разговаривал с Макаретой.
– Хорошо, – ответил он, незаметно отходя от сундука.
«Вряд ли он пришел из-за плаща… А зачем тогда? Наверняка все знает».
– Вэсек говорит, что ты держишься отстраненно…
«Вот оно! Вэсек за мной следил! Либо среди Серых Плащей есть доносчик. Наверно, Эйден, разве я не прав?»
– Думаю, оно и к лучшему, – продолжил Лотиан. – Хорошо, что ты держишься на расстоянии. Не стоит слишком тесно общаться с людьми, которыми ты в свое время станешь править. – Фэйн прошел к окну и выглянул. – В том-то и проблема лидера. Нельзя привязываться к людям. Ведь неизвестно, что может от тебя потребоваться.
Отец замер возле изголовья кровати и коснулся столбика балдахина, задумчиво ощупывая дерево.
«Пытается объяснить, почему хочет меня запереть. Якобы ему жаль, но ради блага народа… Что ж, как-нибудь справлюсь. Может, кого другого это и расстроило бы, а я все равно почти всю жизнь просидел в этой комнате».
– Твоя мать… я не рассказывал тебе о матери?
Мовиндьюле ответил быстро, словно заученный урок:
– Ты говорил, что она похожа на фэйн Гику, чей портрет висит в кабинете.
– Хм. – Отец удивленно вскинул голову. – Ах да, конечно. Очень похожа. Хотя волосы покороче.
– Она еще жива? – спросил Мовиндьюле, чтобы нарушить молчание, и в то же время не желая помогать отцу собраться с мыслями. Последние секунды незнания принцу хотелось растянуть как можно дольше, словно красивый закат, за которым неминуемо следует ночь.
Фэйн отстранился от кровати и снова прошел мимо стула к двери.
– Ну да, она наверняка жива.
«Зачем он вспомнил о матери? Ему ведь просто надо меня арестовать, посадить под замок… Или все гораздо хуже? – Перед мысленным взором принца промелькнули сдвоенные образы летящей с плеч Гриндала головы и отца, убивающего инстарья на арене Карфрэйн. – Нет, я его сын! Я – принц! Он не может… не станет…»
Лотиан потянулся к стулу, замер и вдруг повернулся с решительным видом.
«Все, сейчас он нанесет удар».
– Я не хочу, чтобы сегодня ты присутствовал в Аквиле. Я буду выступать перед советом, и тебя там быть не должно.
– Следует ли мне считать, что я под домашним арестом? – Мовиндьюле напрягся всем телом, чтобы не разрыдаться.
Отец удивился так, словно Мовиндьюле признался, что он замаскированная снежинка.
– Что? Нет! С чего ты взял? Я просто не хочу, чтобы ты приходил сегодня в Айрентенон. Происходит кое-что неприятное, и я не хочу тебя в это вмешивать.
«О чем он?»
– Ты мой сын, наследник Лесного Трона. Уж я тебя знаю! Ты непременно вмешаешься и сунешь нос, куда не надо. Устроишь очередной спектакль. Во дворце подобные выходки – еще куда ни шло, в Айрентеноне же все гораздо серьезнее. Нельзя доставлять Имали такого удовольствия.
– Значит, дело связано с Имали?
– Нет, но это все равно поднимет ей настроение на целый век. В общем, держись сегодня подальше от Айрентенона. Сможешь?
Мовиндьюле понятия не имел, что происходит, и все же покорно кивнул:
– Конечно.
– Хорошо. – Лотиан обошел стул. – И не вздумай больше ставить мебель перед дверью.
«Он меня не наказывает. Он ничего не знает ни про плащ, ни про наши сходки… – Ужас обернулся облегчением, а затем и надменным удовлетворением. – Откуда ему знать? Я слишком умен! Я умнее всех их, вместе взятых!»
Успокоившись, Мовиндьюле почувствовал любопытство.
– Отец? – Слово прозвучало вяло – фальшивая нота, бездарно сыгранная от недостатка практики.
Тем не менее, отец остановился.
– Скажи хотя бы, какие у тебя планы на войну? Иначе я буду единственным, кто ничего не знает.
– На какую войну?
«На какую войну? Отец совсем из ума выжил? Или он думает, что я слишком мал, чтобы делиться со мной военными планами?»
– Разве ты не собираешься изложить Аквиле свой план вторжения в Рхулин? Мне хотелось бы знать, о чем ты будешь говорить.
Лотиан улыбнулся, и его лицо приняло странное, незнакомое выражение: ни язвительности, ни цинизма, ни высокомерия. Даже ни намека на сарказм! Вид у отца стал почти гордый.
– Ты еще молод и должен многому научиться. Ты понятия не имеешь, как устроен мир. Никакой войны не будет. Великаны уже наказали виновных. Нам достаточно лишь увеличить напряженность между кланами, чтобы снизить численность рхунов.
– О чем ты говоришь?
– Хотя грэнморы и не добились полного успеха, мое послание отправлено и получено. Теперь тот город опустел.
– Но ведь убийца Гриндала еще жив! Арион и Нифрон тоже…
– Да, живы еще многие, включая тебя.
Мовиндьюле понятия не имел, что это значит и почему отец включил его в список преступников. Старик наверняка теряет рассудок.
– Мы должны напасть и стереть их с лика Элан!
– Кого?
«Кого?! – Мовиндьюле изумленно моргнул. – Он что – издевается?»
– Рхунов! Их нужно уничтожить, всех до единого!
– Почему?
Мовиндьюле стоял, таращась на отца.
– Они убили Гриндала! – От досады Мовиндьюле почти кричал. – Их нужно наказать! Это не должно сойти им с рук!
Лицо фэйна смягчилось.
– Кто станет уничтожать все стадо из-за того, что одна коза сжевала старый сапог? Через грэнморов я отправил послание. Далль-Рэн больше не существует. Они поняли, что им придется заплатить за неповиновение, каким бы оправданным оно им не казалось. Арион точно знает, насколько я на нее зол. В свое время мы об этом еще поговорим, а пока пускай потомится.
«Сапог!.. Неужели он только что сравнил Гриндала со старым сапогом?!»
– Вэсек сказал, что рхуны готовятся к войне!
Лотиан снова улыбнулся.
– Ты слушал внимательно. Это хорошо, хотя ты и не понял, что рхуны нам не враги. Они ближе к лосям или оленям. Воевать с животными глупо. У рхунов нет ни оружия, ни способностей к Искусству. Нам стоит опасаться лишь массового нашествия, поэтому нужно позаботиться о сокращении их численности.
Мовиндьюле так разозлился, что едва не выболтал отцу про рхуна, который не подчинился контролю Гриндала. Он специально не упоминал об этом ранее, потому что на необходимости сообщить фэйну о существовании девчонки настаивала Изменница. Принц не собирался ей подыгрывать. Он счел своим священным долгом спутать все ее планы.
Мовиндьюле не понимал, почему отец ведет себя столь возмутительно, но ведь Лотиан там не присутствовал! Он не был очевидцем нахальства Арион или того, как грязный рхун снес голову Гриндалу. Отец не видел крови и не слышал, с каким звуком голова упала на землю – с ужасающе обыденным стуком… Спорить с отцом бесполезно. Он не понимает, просто не состоянии понять!
И тут у принца возник вопрос.
– О чем же ты будешь говорить в Аквиле, если не о войне?
– Произошло нечто куда более важное. К тебе это не имеет никакого отношения, – проговорил отец и снова улыбнулся.
После ухода фэйна Мовиндьюле уставился на закрытую дверь, гадая, что это было. Еще больше его интересовало, что будет дальше.
* * *
Из-за запрета появляться в Аквиле Мовиндьюле стало решительно нечем заняться. Почти всю жизнь он провел, сидя на стуле, на который только что сетовал отец, или на кровати с ним рядом. Мовиндьюле редко бывал на свежем воздухе и никогда не занимался ни спортом, ни музыкой, хотя Изменница часто ему это советовала. Еще она предложила заняться живописью. Принц попробовал пару раз, но только разозлился. И все же после встречи с Макаретой он всерьез задумался, не написать ли ему пару картин и пригласить девушку к себе посмотреть, узнать ее мнение – поговорить как художник с художником. Ради нее можно и потерпеть. Будь Макарета здесь, он вообще никогда не выходил бы из покоев.
В тот прекрасный летний день компанию ему составляли, увы, лишь стул, сундук, лампа, шкаф и кровать. И принц решил пойти прогуляться: купить красок на рынке Гринвэй, а то и поставить где-нибудь мольберт и приступить к новому хобби. Проблема заключалась в том, что вечером он собирался посетить собрание Серых Плащей. Возвращаться принцу не хотелось, носить повсюду плащ – тоже. Вдруг кто-нибудь увидит? Это всего лишь плащ!
Он достал из шкафа наплечную сумку и запихал в нее плащ.
Что за докука! К чему они вообще нужны?
Мовиндьюле повесил сумку на плечо и вышел. Заметив на дальнем холме купол Айрентенона, он невольно задумался, что там происходит. Запрет отца привел принца в восторг. Нет нужды сидеть на очередном скучном совете – настоящий подарок! Решив даже не приближаться к Айрентенону, Мовиндьюле выбрал короткую дорогу – через Сад. Гулять там приятно, да и до Розового моста недалеко. На сходку идти рановато; можно просто покидать камешки или побродить по воде.
Едва принц вышел на солнце, как ему стало жарко.
Почему Феррол создал и жару, и холод?
Если бы мир сотворил Мовиндьюле, он сделал бы его идеальным. Температура оставалась бы одинаковой в течение года, днем и ночью. И не нужно ни пальто, ни плащей – разве что в качестве знаков отличия тайных обществ. Принц покачал головой: нет, плащи – глупость! Лучше кольца. Да, нужно поднять эту тему на сходке. Кольца – отличная идея! Макарете непременно понравится.
Тот самый незнакомец снова сидел на скамье – в той же грязной одежде, все так же упорно глядя на Дверь.
Служители Феррола созерцают Дверь часами напролет. По праздникам они налетают стаями, как перелетные птицы, сидят и молятся, очищая разум или прося совета. Может, просто думают о том, что у них будет на ужин. Или предаются мечтам о тех, кого вожделеют, или даже замышляют месть против собрата-жреца. Умалины любят изображать благочестие, однако Мовиндьюле уже понял, что в глубине души все эгоисты. Особенно жрецы.
А интересно, не жрец ли его мать… Отец сказал, что она еще жива. Кто она? Почему ей позволили бросить сына? Разве Феррол одобряет подобное поведение? Наверно, она жрец, ведь иерархи Феррола делают, что хотят, и составляют правила для всех остальных. Если бы он не собирался стать фэйном, Мовиндьюле перешел бы к умалинам.
– Ты сегодня рано, – заметил неряшливый не-миралиит на скамье, не отрывая взгляда от Двери.
– Ты со мной разговариваешь?
– Думаешь, я стану болтать с дурацкой Дверью?
«Дурацкая Дверь?!» Мовиндьюле не доводилось слышать таких кощунств, тем более в Саду и перед Дверью.
– Что, в Айрентеноне не хотят марать твое имя своими делишками, да? Пятно на репутации тебе вовсе ни к чему.
– Пятно? О чем ты говоришь?
– Скоро узнаешь. Она расскажет тебе на сходке.
– На какой сходке? Кто «она»? – Принц прекрасно знал, о чем и о ком идет речь, но не понимал, откуда это известно оборванцу.
Тот не ответил и расхохотался.
– Ладно, если хочешь – продолжай притворяться. Я не стану разрушать твой наивный мирок. Однако мне тебя жаль.
Мовиндьюле показалось, что его каким-то образом оскорбили. Он выпрямился, сложил руки на груди и возмущенно насупился. Загадочный незнакомец этого не заметил, он по-прежнему глаз не сводил с Двери.
– Я – принц! – объявил Мовиндьюле, не дождавшись реакции.
– Знаю.
Мовиндьюле помолчал, ожидания продолжения.
Тишина.
Он решил не обращать внимания на оскорбление, если оно вообще было. Чего ожидать от богохульника, который отказывается почитать Дверь?
– Почему тебе жаль?
– Ты парень крепкий. Богатая, жирная почва. Я буквально носом чую ее плодородность. Из тебя произрастут на диво горькие плоды. Когда они созреют, ты пожнешь урожай и сделаешь отличное вино. Потом уберешь его подальше. Хорошему вину требуется время, и ты будешь весьма терпелив.
– О чем ты говоришь?
– О ненависти. Некоторые люди наполняются ею до предела и взрываются. Иные позволяют ей долгие годы сочиться по капле, как из дырявого ведра. В один прекрасный день они замечают, что ведро опустело, и уже не понимают, что на них нашло. Некоторые используют ненависть в качестве оружия и передают ее другим – уродливый, нежеланный дар, замаскированный под благое наследие.
Мовиндьюле был совершенно озадачен. Кто этот человек?
Незнакомец на скамье продолжал говорить, глядя на Дверь:
– Ты ничуть на них не похож. Ты – другой. Как я уже заметил, ты относишься к ненависти будто к вину и веришь, что с годами она становится лучше. А проблема в том, что она может прогоркнуть и превратиться в яд, если держать ее в бутылке слишком долго. Ненависть разъест любой сосуд и просочится в душу, словно подземные воды. Жажда мести не выдохнется никогда, потому что она продолжает бурлить в душе вечно… Ты не понимаешь главного: ненависть не просто в тебе, ненависть – это ты. Выпив вино, ты не сможешь от него избавиться. Ни вытошнить, ни выплюнуть. От себя никуда не денешься.
Незнакомец наконец посмотрел на Мовиндьюле.
– Вот почему мне тебя жаль.
* * *
В тот день Мовиндьюле ходил долго и быстро, и при этом так никуда и не попал. Он даже не помнил, где был. Он просто ходил. Вроде бы миновал рынок Гринвэй, на котором что-то хотел купить, однако даже не замедлил шаг. Постоянное движение не давало его мыслям метаться, не давало им вернуться к беседе со странным оборванцем в Саду.
Нет, не к беседе, поправил себя принц, – к кошмару, порожденному лихорадкой. Он ничего не понимал. Сначала отец, потом чудной незнакомец…
Когда солнце опустилось, Мовиндьюле порадовался, что день подошел к концу. Несмотря на ранний уход из дома и отсутствие дел, принц добрался до Розового моста поздно. И остановился в нескольких ярдах, пораженный размером сборища.
Обычно собиралось человек двадцать, иногда приходило не больше восьми. В ту ночь он увидел сорок или даже пятьдесят миралиитов. Костер горел ярко, под мостом вились снопы искр. Темные фигуры танцевали вокруг волшебного пламени, менявшего цвета и поднимавшегося на высоту трех фрэйских ростов. Ветер разносил смех, песни, бой барабанов и даже переливы флейты, хотя вроде бы никто ни на чем не играл. Плавающие шары света носились повсюду, словно обезумевшие светляки. Мовиндьюле услышал радостные вопли и крики, а подойдя ближе увидел, что река поднимается и подпрыгивает в такт музыке. Определенно, тайное общество сошло с ума.
Мовиндьюле неуверенно подошел, оглядывая толпу в поисках знакомых лиц. Хотя все носили серые плащи, многих принц никогда не видел прежде.
«Почему сегодня все не как обычно?»
Мовиндьюле хотел уже отправиться домой, свернуться в кровати калачиком и придушить день шелковыми простынями, как вдруг его заметила Макарета.
– Где ты прятался? – Голос девушки звучал громче, чем обычно. Она подбежала и порывисто его обняла. Мовиндьюле снова растерялся, всеобщее буйное веселье мешало ему думать. – Поздравляю, ваше высочество!
– А? – красноречиво вопросил принц.
Макарета ласково улыбнулась, растопив его демонстративное нежелание веселиться. Что за лицо! Что за глаза! Немного остекленевшие, щеки пылают, слегка шатается. Если бы Мовиндьюле выпил столько же вина, сколько и Макарета, он попытался бы ее поцеловать. Вряд ли она стала бы возражать. К сожалению, Мовиндьюле слишком долго раздумывал. Эх, жаль, что он опоздал! Наверное, всегда кто-то приходит чуть позже, просто он не обращал внимания, потому что увлекался разговорами и вином, не говоря уже о глазах Макареты.
– Поздравляю! – Эйден подошел с широкой покровительственной улыбкой. – Только что пришел?
– Почему все меня поздравляют?
– Как почему? – удивился Эйден и посмотрел на Макарету.
Она пожала плечами и повернулась к Мовиндьюле.
– Я не думаю… то есть… Тебя ведь не было сегодня в Айрентеноне? Мовин, разве ты не знаешь, что произошло?
«Мовин? Что-то новенькое. Вряд ли мне это нравится».
– Отец не хотел, чтобы я присутствовал на совете. А что случилось-то?
– И он узнает последним! Разве я не прав? – выкрикнул Эйден и крепко хлопнул Мовиндьюле по спине.
«Они все пьяны? Неужели и я веду себя так же, когда выпью?»
– Вы о чем?
– Видар признан виновным в государственной измене! – сообщила Макарета. – Твой отец объявил об этом прямо в Аквиле. Он планировал покушение на фэйна.
– Видар?! – На миг Мовиндьюле заподозрил, что речь идет о другом Видаре, о его злобном двойнике. Даже тень, преследовавшая принца во сне, не вязалась с пыльным стариком, слабым и едва способным за собой ухаживать. Видар был болваном, но никак не изменником.
– И новым старшим советником становишься ты, старина! – воскликнул Эйден, хлопая Мовиндьюле по спине еще сильнее и тряся его за плечи. – Теперь ты будешь нашим голосом в совете! Нас наконец-то услышат!
Мовиндьюле почувствовал, как на него напирает толпа. Стая, подумал он, хотя понятия не имел, стая кого, и с чего он это взял. Собаки у Мовиндьюле не было никогда, волка он видел лишь раз в жизни.
Некоторые из собравшихся широко ухмылялись, кто-то сунул Мовиндьюле кубок с вином.
– За нового старшего советника Аквилы! – вскричал Эйден, и все подняли кубки.
– Я тобой горжусь! – воскликнула Макарета, прижимаясь к принцу и чокаясь с ним.
– Почему? Что я такого сделал?
– Я горжусь тем, что ты сделаешь в будущем!
Она сжала его руку. Ее ладонь была горячей и чуть влажной. Это тайное прикосновение и соединенные руки, не видные остальным, взбудоражили принца. Он сделал глоток вина.
Эйден снова поднял кубок.
– За нашу первую победу!
Все подхватили хором:
– За нашу первую победу!
Они выпили. Мовиндьюле пить не стал.
– Погодите! Почему это ваша победа? – спросил Мовиндьюле.
– Ты ведь не думаешь, что Видар и в самом деле изменник? – спросил Эйден с хитрой улыбкой и подмигнул.
Сперва Мовиндьюле принял вопрос всерьез. Он даже открыл рот, чтобы ответить, и вдруг замер.
– Погоди-ка! Ты хочешь сказать, что Видар невиновен?
– Думаю, кое-что он определенно замышлял, только это уже не важно, – сказал Флинн. – Твой отец уверен в его виновности. Лотиан посадил бывшего старшего советника под арест, в ожидании приговора.
– И назначил на его место тебя! – восхищенно добавила Макарета.
Мовиндьюле снова ощутил прикосновение ее руки. Он хотел отстраниться, но это выглядело бы грубо. Ему нужно было подумать, однако близость девушки сбивала с толку.
– Если Видар не убийца, тогда настоящий заговорщик еще разгуливает на свободе.
Слова принца рассмешили почти всех присутствующих.
– Не было никакого убийцы! – заверил Эйден.
– Ты не прав. Был… точнее, есть, – настаивал Мовиндьюле. – Мастер Тайн узнал о заговоре несколько недель назад.
Все покачали головами, даже Макарета.
– Вэсек – идиот! – воскликнул Эйден. – Его шпионов обмануть легче легкого!
– Это Эйден все придумал, – призналась Макарета.
– Ну да, Вэсек вечно ищет заговорщиков, вот мы и подсунули ему одного. Мишень выбрал ты, – сказал Эйден Мовиндьюле. – Избавившись от Видара, мы смогли поставить на его место своего человека.
– Значит, заговор убийц – выдумка?
– Ага. Слух, который пустили мы сами.
Раздался радостный смех.
Мовиндьюле не знал, что и думать. Хотя добрых чувств к Видару он не питал, ему казалось неправильным наказывать человека за преступление, в котором он неповинен. Принц пил вино, пытаясь все осмыслить.
– Вэсек – просто бездарь! Как может асендвэйр хоть с чем-то управиться? Не понимаю, почему твой отец назначил его, а не миралиита. Вдруг Видар и правда был бы убийцей? Вэсек никак не смог бы защитить фэйна от миралиита, – громко объявил Эйден, вызвав одобрительный смех толпы. – Разве я не прав?
Все разразились одобрительными возгласами, ближайшие к Эйдену миралииты хлопали его по спине.
– Ну, не знаю… у Вэсека есть толковые идеи, – произнес Мовиндьюле.
– У Вэсека? Толковые? Эти два слова совершенно несовместимы! Что из сделанного им свидетельствует хотя бы о проблеске ума?
– Охранять дворец он поставил миралиитов. Все окна и двери запечатаны Искусством.
Эйден открыл рот, но Мовиндьюле не дал ему и слова сказать.
– В стены Тэлвары могут войти лишь те, кто там живет.
«Вот так-то, Эйден! Считает остальных тупыми, а сам не слишком-то умен. Кто тайком держит за руку Макарету? Я, кто же еще! Разве я не прав?» От этих мыслей Мовиндьюле невольно улыбнулся.
– Фэйна можно и отравить, – заметил Флинн.
– Нет! Не сработает. – Улыбка Мовиндьюле превратилась в усмешку. – Всю еду проверяют миралииты. Так что да, не будучи миралиитом сам, Вэсек знает, как использовать их в деле.
Все смотрели на Мовиндьюле и задумчиво кивали.
Мовиндьюле чувствовал себя прекрасно, словно только что нанес удачный удар во время поединка на мечах. Сам он никогда даже в руки меча не брал, зато вполне представлял, каково поймать клинок соперника перед смертельным ударом, выбить его и затем нанести свой собственный удар. В кои-то веки у него были все ответы, он отлично донес их до собеседника, да еще в присутствии девушки. От успеха у принца голова пошла кругом, и он в знак победы залпом допил вино.
– Из тебя выйдет великий старший советник! – восхищенно заметила Макарета. – Кого ты назначишь себе в помощники?
Мовиндьюле даже не знал, что это зависит от него.
– Отец наверняка кого-нибудь назначит.
– Выбор младшего советника – прерогатива старшего.
– Да? Я и не знал.
– До недавнего времени ты не знал, что назначен старшим советником… Кого бы ты выбрал?
– Я могу назвать любого?
– Мы не хотели бы, чтобы это был не-миралиит, ведь он станет твоим преемником, – напомнил Эйден.
– Вообще-то законы Аквилы это запрещают, – добавила Инга.
– В самом деле, – кивнула Макарета. – Эти правила утвердили на Первом Кворуме. А так ты можешь выбрать любого из нас.
– Ты многое знаешь об Аквиле, верно? – спросил у нее Мовиндьюле.
– Я бываю там часто. Ты же меня видел! Думаю, за последнюю сотню лет я не пропустила ни одного собрания совета.
Неужели она настолько старая? Выглядит молодо. Видимо, ей слегка за сотню лет, к тому же у нее есть опыт и знания, которых нет у него.
– Итак, ты уже знаешь, кого выберешь своим младшим советником?
– Думаю, да.
