Ночи стали теплее. Деревья покрылись листвой. В лесу замелькали светлячки. Это и был календарь событий Сури, ее хронологический перечень вещей, требующих внимания. Звезды объявили время сбора диких трав на дальнем хребте и урожая зимнего сухостоя. Она уже должна была нарвать полную миску одуванчиков и залить их водой. Туре особенно нравилась первая партия. Весна неспешно сменялась летом, и Сури запаздывала, ведь у нее были дела поважнее – до полнолуния оставалось всего ничего.

Сури взобралась по ступенькам и вошла в Большой зал чертога. Ночью он навевал на нее мысли о смерти. Тура эту тему почти не обсуждала. Наткнувшись на мертвую птицу или лису, они просто ее закапывали. «Надо восполнить убыль», – говаривала Тура. Стоило же заболеть самой старухе-мистику, она велела Сури: «Когда я уйду, положи мое тело на кучу дров и подожги. Потом дай ветру развеять пепел над лесом и лугом. Хочу полететь, как пушинки одуванчика».

Единственное, что Сури не поняла – куда уйдет сама Тура. Она спрашивала не раз, но ответы были уклончивы. Хотя старуха отлично знала, сколько прожилок на листке клена, и настаивала на неукоснительно точном следовании рецепту яблочного повидла, о смерти она говорила крайне расплывчато. Рассказывала о Пайре, том свете. Если верить Туре, он делится на три части: Рэл, Нифрэл и Элисин. Рэл – место заурядное, куда попадает большинство; в Элисин отправляются лишь великие герои, а в Нифрэл – настоящие негодяи. Когда Сури пыталась выпытать подробности вроде того, где именно находится Пайр или как Тура собирается туда попасть, старуха меняла тему. Сури догадалась, что она и сама толком не знает. Это ее испугало, ведь Тура знала все на свете! После того, как Сури сожгла ее тело в неглубокой рытвине, девочка представляла смерть не в виде таинственного места под названием Пайр, а не иначе, как яму с огнем. Сури вспоминала об этом всякий раз, когда ей приходилось присматривать за миралиитом.

Входить в темный зал – груду мертвых деревьев, освещенную извечным огнем – было смерти подобно. На стенах плясали отблески пламени, девочка-мистик старалась осторожно обходить шкуры на полу и не смотреть на отрубленные головы зверей, боясь узнать среди них друга.

Наверно, поэтому Тура и попросила ее сжечь. Чтобы странные люди в далле не смогли повесить части ее тела в своем чертоге.

Персефона попросила о помощи, ведь Сури одна из немногих понимала язык, на котором разговаривала безволосая госпожа. Сури не возражала – Арион ей нравилась, несмотря на ее одержимость словами «мне» и «я». Мало кто умеет делать из веревочки такие интересные фигуры, вдобавок большую часть времени миралиит спала. Однако у Сури была и другая, куда более веская причина, заставлявшая ее терпеть посещения этого склепа Далль-Рэна. Она искала встречи с Мэйв.

С тех пор, как Сури услышала разговор Роан и Гиффорда, старуху ей встретить не удавалось. Мэйв была неуловима, словно единорог или даже больше, поскольку их-то Сури видела по крайней мере дважды. Хранитель скрывалась в недрах деревянного сооружения, обследовать которое Сури брезговала. Она согласилась присматривать за Арион в надежде, что их с Мэйв пути пересекутся снова.

– Время на исходе. Вряд ли ты захочешь ее вынюхивать? – спросила Сури у Минны.

Волчица молча подняла взгляд.

– Ну и ладно. Понимаю тебя. Придется открыть пару дверей.

Сури не хотелось открывать никакие двери в чертоге. Судя по тому, что за ужасы выставлялись на всеобщее обозрение, люди прятали ото всех вещи еще более отвратительные.

Никто ее не остановил. Как обычно, чертог пустовал. Вождь с друзьями съехал сразу после того, как на втором этаже поселилась Арион. Наверно, они опять ушли к стене. Сури с Минной каждый день сбегали из деревянной тюрьмы, чтобы глотнуть свежего воздуха, иначе точно сошли бы с ума. Во время этих вылазок девочка-мистик часто видела группу людей, собиравшихся на восточной стороне далля возле большого камня. Там бывали Коннигер с женой, однорукий, который напал на Персефону у водопада, толпа мужчин человек в двадцать, но только не Мэйв. Этот старый единорог не показывался никогда.

Босые ноги Сури и четыре лапы Минны протопали по деревянному полу. При звуке сдавленного кашля обе замерли. Хотя Сури казалось неправильным нарушать тишину мерцающей светом гробницы, она была обязана рискнуть.

– Мэйв? – окликнула мистик.

Раздался скрип открывающейся двери. Старуха выползла из тени в мерцающий свет. Костлявая рука крепко сжимала ворот у горла. Мэйв смотрела на девочку, нахмурив брови.

– Чего надо? – Она посмотрела на потолок. – Тебе положено быть наверху. Играть в сторожа, в сиделку или чем ты там занимаешься?

– Мне нужно поговорить с тобой… про Шайлу.

Мэйв отшатнулась, словно Сури ее толкнула. В глазах старухи вспыхнули огонь и страх.

– Оставь меня в покое! – Она двинулась к двери.

– Я знаю, как ее освободить.

Хранительница остановилась.

– Освободить? Что значит – освободить?

– Покинутое в лесу дитя беззащитно перед духом морвин, словно мышонок перед совой. Духи налетают и хватают беспомощное создание, которое дает им возможность разгуливать по лику Элан, даруя физическое присутствие. Дитя уцелеть в лесу не способно, и морвин принимает форму зверя – в основном волка или медведя. Поэтому молва о них идет самая дурная.

Сури опустила взгляд и сочувственно похлопала Минну по голове.

– Чаще всего они просто живут невероятно долго, потом умирают. Дитя внутри живо и борется, поэтому зверь ничего плохого не делает. Однако стоит ему попробовать человечьего мяса, как дух ребенка ослабевает, и морвин получает преимущество. Чтобы взять верх, злому духу нужна человечина. Чем больше он съедает, тем слабее становится дух ребенка и тем сильнее демон. Если ребенок слишком ослабнет, то демон обретет безграничное могущество и станет сеять зло повсюду.

Каждое слово заставляло Мэйв корчиться от ужаса.

– Ты сказала, что знаешь, как ее освободить?

– Я прочла будущее по костям, – продолжила Сури мягко, как могла. – Бурая Грин придет и уничтожит всех жителей далля. Это случится завтра на восходе. Я собираюсь к ней в пещеру, чтобы остановить морвин, освободив твою дочь. Без тела злой дух не сможет причинить вреда никому. Хочешь пойти со мной?..

Открылась дверь, и усохшая старуха-рхун, чье лицо напоминало Арион прелое яблоко, медленно поднялась. Она изо всех сил старалась не шуметь, чтобы не разбудить миралиита.

Арион не спала. Она и так выспалась на долгое время вперед. Тело требовало отдыха, и она проваливалась в забытье постоянно. Дни бывали хорошие и плохие, когда перед глазами все плыло, и голова едва не взрывалась от боли. В плохие дни она с нетерпением ждала наступления хороших. С недавних пор хороших дней стало больше, что обнадеживало.

Идя на поправку, Арион утратила потребность спать. Долгие часы она лежала на спине и смотрела на деревянные балки. Большую часть времени Арион прислушивалась к звукам внешнего мира: к дыханию того, кто за ней присматривал, к ветру над крышей, глухим ударам внизу или крикам снаружи. В тот вечер Арион слушала шепот старухи, старавшейся не потревожить ее покой.

Стражницы сменялись раз в несколько часов, и всегда были одни и те же: Персефона, Сури и старуха, чьего имени Арион не знала. Даже если она его слышала, то не запомнила. Старуха не говорила на фрэйском, поэтому была ничуть не интереснее стула, на котором сидела. Глаз Арион не открывала, потому что и так знала, кто пришел: стук когтей по дереву нельзя не услышать. Девочка с волком вернулась. Хотя Арион и пугал зверь, имевший привычку пристально смотреть, облизывая длинные клыки, смен Сури она ждала с нетерпением.

Девочка была поистине потрясающая. Она плела сложные фигуры и жонглировала. Сури знала фрэйский и разговаривала с волком так, будто тот ее понимал. Само по себе это не значило ничего, но все вместе свидетельствовало об особых наклонностях. Будь Сури фрэем, Арион непременно проверила бы ее на возможность поступления в Эстрамнадонскую Академию Искусства. Загадка заключалась в том, что Сури была рхуном. У фрэев способности к Искусству встречаются очень редко, рхунов же до недавнего времени считали сродни животным, не способным не то что к Искусству, а даже к примитивному мышлению.

К сожалению, Арион была по-прежнему лишена своих способностей.

Девочка-рхун так и не объяснила, что имела в виду, когда сказала, что оно вернется. Арион приставала к ней с расспросами, однако Сури притворялась, будто не понимает, и каждый раз отделывалась улыбкой.

Ничего не вернулось.

С каждым днем Арион все больше сомневалась, что Искусство к ней возвратится. Удар по голове оборвал ее связь с природой. Способность чувствовать жизнь исчезла. Как птицы, которые знают, когда нужно лететь на юг, Арион чуяла грядущий рассвет и воспринимала перемены погоды и времен года словно настроение, цвета или музыку. Обретя Искусство, открываешь ранее незамеченное окно, сквозь которое к тебе устремляется поток сознания Элан. Мир – костер силы, греющий непрерывно, Арион же это тепло утратила и очень мерзла. В отличие от рук и ног, чье онемение прошло довольно быстро, связь с миром и способность управлять им, используя Искусство, никак не возвращались. Запертая в своем теле Арион словно ослепла, оглохла и утратила дар речи одновременно.

– Можешь не притворяться, – сказала Сури. – Падера ушла.

«Падера! Вот как зовут старуху».

Арион открыла один глаз. При свете тусклой лампы девочка снова уселась на кресло, сунув под себя ногу, другую свесила с подлокотника. Рядом свернулась клубком волчица. Обе смотрели на Арион.

– Как ты догадалась?

– Когда спишь, дышишь иначе.

Арион осторожно оперлась на локти. Пальцы перестали неметь, что было хорошо, голова лишь немного ныла от боли. Ей заметно полегчало, хотя заботило ее сейчас совсем другое.

«Почему оно не возвращается? Почему я чувствую руки, но не могу ощутить Искусство? Неужели оно не вернется никогда?»

– Принесла свою веревочку? – спросила Арион. Помогать девочке с фигурами было одним из немногих ее развлечений.

Сури коснулась шнурка на шее, вынув его из-под одежды, потом передумала. Она сидела на кресле и смотрела в пол.

– Случилось что? – спросила Арион.

– Можем больше не увидеть.

– Собираешься ослепнуть? – спросила Арион, намеренно преувеличивая ошибки Сури в фрэйском.

Девочка насупилась.

– Знаешь, о чем я.

– Ты знаешь, о чем я говорю. Перед этим надо было сказать: «Мы можем больше не увидеться».

Арион ожидала раздраженной гримасы или даже спора. Она изо всех сил пыталась заставить девочку говорить правильно. Сури подчинялась неохотно, норовя поспорить. На этот раз она подчинилась безропотно. Вид у Сури был задумчивый, даже немного напуганный.

– Почему? Что происходит? – Первым делом Арион решила, что в деревне прошло собрание, на котором стая болванов постановила казнить скверного миралиита. Вероятно, они займутся этим на закате – устроят ритуальное жертвоприношение своему богу солнца.

– Нужно сделать кое-что опасное, – призналась Сури.

В окно влетел ветерок, угрожая затушить лампу. Огонек заметался, но не погас.

– Что ты собираешься сделать?

– Подраться с демоном за душу ребенка.

Арион решила, что ослышалась. Наверно, Сури перепутала слова. С ней такое случалось, и общение с девочкой стало словесной формой игры с веревочкой, где Арион пыталась выпутать смысл из звуков, издаваемых Сури.

– Слово «демон» обозначает злого духа.

Сури кивнула.

– В младенца вселилась морвин – злой дух. Превратила его в громадного медведя. Тот питается людьми. Кости говорят, что морвин придет сюда в утро полной луны. Завтра. Тогда ее сила станет огромной. Убьет всех нас, если меня ее не остановить.

Арион было не до исправления ошибок в речи Сури. У нее появились куда более важные заботы.

– Что ты имела в виду, когда сказала, что увидела будущее на костях?

Сури вытащила из сумки обгорелую палочку.

– Знаки очевидны. Даже часть имени демона – Грин. Видишь черточку, похожую на недобрую усмешку? – Девочка протянула ей старую куриную кость. Нижнюю половину покрывала копоть. – В лесу живет злая медведица по имени Бурая Грин. Точнее, не медведица, а морвин. Думаю, о ней и сказали кости. Ведь меня никогда не изгоняла демона! Если не справлюсь…

Сури посмотрела на Минну.

– Есть просьба.

– Ко мне? – Арион была так слаба, что едва могла сидеть. – Какая?

Ветер снова подул, едва не погасив лампу. Сури покосилась на нее и продолжила:

– Иду в логово медведицы с матерью девочки. Не драться, та слишком сильна. Единственная надежда – изгнать демона. Матери придется позвать ребенка. Медведь знает мать и меня вроде как тоже знает. Других не берем. Морвин нападет. Даже на Минну. – Сури почесала волка за ушами. – Надеюсь оставить Минну здесь. Только дверь ее и удержит.

Перспектива остаться вдвоем с разозленной волчицей была ненамного лучше, чем попасть в руки разъяренных жителей деревни.

– На мой взгляд, зря ты это затеяла. Уж извини, только нельзя прочесть будущее по костям, демоны не вселяются в детей и не превращают их в медведей-убийц! Слишком это похоже на мифы древних племен, на глупые сказки, которыми пугают детишек!

– Могу оставить Минну здесь?

Сложно сказать, что именно повлияло на Арион: то ли сходство Сури с фрэями, когда она играла с веревочкой, то ли ее бдение рядом с кроватью Арион по ночам. Скорее всего, на миралиита подействовал ее горестный вид. Независимо от причин Арион сказала «да».

И тут же об этом пожалела. Арион открыла рот, чтобы отказать, и тут снова подул ветер. Лампа погасла, оставив их в темноте.

Арион отчетливо все различала: почти полная луна светила ярко. Поэтому в том, что случилось дальше, не могло быть никаких сомнений. Сури посмотрела на лампу, стоявшую на столе в другом конце комнаты. Девочка энергично потерла руки, прошептала пару слов и хлопнула в ладоши. Лампа загорелась.

– Как это удалось тебе? – ошарашенно воскликнула Арион. Она снова сделала акцент на местоимении, и на этот раз вовсе не из-за ошибки. Арион прекрасно понимала, как именно Сури зажгла лампу – до недавнего времени она и сама действовала бы примерно так же. Но ведь девочка – рхун! – Как это удалось тебе?

– Попросила духа огня зажечь лампу. Следовало попросить ветер перестать шалить, только ветер не слушается.

Не услышав ничего, что имело бы хоть какой-то смысл, Арион продолжала ошарашенно смотреть на Сури.

– Ты – рхун!

– А ты – фрэй. Тоже играешь в эту игру?

Арион понятия не имела, про какую игру говорит Сури, и ей не было до нее дела.

– Что еще ты умеешь?

Девочка пожала плечами.

– Есть, спать, бегать, прыгать…

– Ты не видишь разницы? – Сури посмотрела на нее недоуменно. – Разве все умеют зажигать лампы на расстоянии?

Сури задумалась.

– Разные люди умеют разные штуки. Тура хорошо пела. Падера готовит вкусный суп. Гиффорд мастерит красивые чашечки из глины. Сара делает одеяла. Минна быстро бегает. Ты останавливаешь мечи.

– Ты можешь остановить мечи?

Сури покачала головой.

– Можешь сделать дождь? – спросила Арион. Сури хихикнула. – Можешь открыть дверь в эту комнату, не касаясь?

– А ты? – парировала Сури.

Арион покосилась на закрытую дверь и вздохнула.

– Не сейчас.

Сури улыбнулась, и на ее лице промелькнуло лукавое озорство. Впрочем, Арион так мало знала о рхунах, что ей могло и показаться.

– Как ты научилась делать огонь? Тебе кто-нибудь показал?

– А как ты научилась ходить? – спросила Сури. – А говорить? Тебе кто-нибудь показал?

Арион невольно улыбнулась. Прекрасный ответ! И не только смысл, но и то, как она его донесла, – ответ в форме вопроса. Утверждения конечны, и применительно к Искусству нельзя говорить ни о какой замкнутости или завершенности. Девочка-рхун совершает невозможное, мыслит и ведет себя как недавно посвященный миралиит, и при этом она даже не фрэй!

Сури слезла со стула и подошла к кровати. Волк последовал за ней.

– Если не… – Сури бросила взгляд на волка, потом склонилась и прошептала Арион на ухо: – Если не вернусь, объясни Минне. Скажи ей, меня пришлось пойти!

Сури отпрянула, в глазах ее блеснули слезы. Девочка присела, обняла Минну за шею и зашептала что-то на своем грубом языке. Минна понюхала и облизнула ее лицо.

– Нет! – воскликнула Арион. – Сури, не уходи!

Девочка посмотрела на нее с удивлением.

– Не делай глупостей! Не надо рисковать! Ведь ты… ты – особенная!

– Ты тоже. – Сури улыбнулась.

– Нет, ты не понимаешь! У тебя талант, настоящий дар. И ты рхун. Тебе ясно, что это означает?

– Ясно одно: если не остановлю Бурую Грин до восхода солнца, погибнут все. Понять это не сложнее, чем зажечь лампу. – Девочка встала и посмотрела на мигающий свет. – Все еще хочешь меня удержать?

Арион закусила губу.