Мовиндьюл ехал рядом с Гриндалом во главе небольшой колонны солдат, изо всех сил сохраняя мужественный вид. Он стиснул зубы и сжал губы, которые постоянно норовили его выдать. Глаза принца были широко распахнуты, но с этим уже ничего не поделаешь. Он понятия не имел, как можно скрыть свое изумление. Мовиндьюле отчаянно хотелось казаться хладнокровным наследным принцем, а не зеленым юнцом, обитавшим до недавнего времени в дворцовом мирке и впервые столкнувшимся с великолепием огромного мира снаружи. Увы, на самом деле так оно и было.

Покинув Эстрамнадон, Мовиндьюле завороженно таращился на великие водопады Парталорена, на чудесную башню Авемпарты, на снежную вершину горы Мэдор, на фьорды Зеленого моря и на бескрайние просторы Рхулина. Расстояния и размеры всего, что он видел, потрясали воображение.

А что за цвета!

Игравшее на голых холмах и скалах солнце придавало пейзажу особую прелесть. Все вокруг так и пело о приключениях и тайнах. Мовиндьюле представлял, как едет по пустошам в одиночку, взбирается на скалистые хребты и заглядывает в затерянные пещеры. Вот он находит сокровище дхергов, которое хранят спящие драконы, и он их убивает. Или пусть клад охраняет отряд дхергов – маленьких чудовищ с сияющим оружием в руках, что выскакивают из подземных укрытий. В своих фантазиях принц неизменно одерживал победу, хотя иногда и позволял врагам нанести ему незначительный урон, чтобы после отплатить им сполна.

Когда на горизонте появился Алон-Рист, зрелище потрясло юношу до глубины души. Мовиндьюле не мог представить такого даже в самых смелых мечтах. Он словно попал в легенду. Башня устремлялась ввысь, как громадное копье, пронзающее небо. Купол цитадели напоминал шлем великана, спрятавшегося под огромной горой. Под деревьями Эриана подобный размах был немыслим. Здешний бескрайний простор казался принцу землей героев, где происходят многочисленные приключения. Даже издалека Мовиндьюле сразу и безоговорочно поддался духу романтики и проникся величием крепости, которую прежде воспринимал как нечто совершенно обыденное.

В подобном месте никого не заставляют плести фигуры из веревочки. Внутри вонзающегося в небо острия никому не нужно учиться жонглировать.

Мовиндьюле задумался о том, как часто Алон-Рист подвергается нападениям. Увы, война с дхергами окончилась задолго до рождения принца. И все же маленькие болваны выжили, скрылись в темных пещерах под землей, где замышляют возвращение в мир света и месть.

Может, раз в месяц? Раз в месяц было бы неплохо.

Мовиндьюле знал, что Гриндал в крепости надолго не задержится, разве что на неделю-две, не больше. Однако принц надеялся, что они застанут хотя бы один штурм. Как сын фэйна, он непременно станет во главе целого войска солдат. Как один из трех миралиитов на границе, он будет внушать им благоговейный трепет.

Мовиндьюле представил: полчища дхергов облепили скалы и стены, они лезут из всех щелей, словно одетые в броню крабы или мохнатые пауки. Воины Мовиндьюле визжат от ужаса, но их юный принц бесстрашно шагает вперед, невзирая на мольбы своего советника облачиться в доспехи. Отважный принц-смельчак смотрит на врагов с балкона и…

– Что за жалкое запустение, – пробормотал Гриндал, когда они начали восхождение к крепости. Наставник Мовиндьюле скривился, нет, скорее презрительно усмехнулся. – Вы только посмотрите! – Он указал на цитадель Алон-Риста. – Живут буквально в пещере. Неудивительно, что они превратились в зверей. Вся эта земля – никчемное захолустье, заброшенные залежи камней. Даже деревья гнушаются тут расти.

Внимание Гриндала привлекла черная подпалина слева.

– По крайней мере, паразиты уничтожены.

– Какие паразиты? – не понял принц.

– Рхуны, – ответил Гриндал.

Мовиндьюле видел рхунов лишь на картинах. Знаменитые художники, посетившие Эврлин, заполонили Тэлвару и Айрентенон фресками. По большей части это были напыщенные, размашистые пейзажи, воспроизводившие приграничье на закате или при восходе солнца. Другие изображали неправдоподобно высокие горы и невообразимо бурные реки. На нескольких были запечатлены рхуны – поникшие фигурки, завернутые в одеяла возле гаснущих костров. Некоторые художники вывели их свирепыми дикарями. Хотя рхуны и уступали дхергам, гхазлам, грэнморам или драконам, их дикие глаза и грубое оружие все равно внушали изрядный страх.

Мовиндьюле обрадовался, что сможет увидеть настоящего рхуна. Узнав о поездке в Эврлин, он тут же составил список того, на что мечтал посмотреть: медведи, горные львы, гхазлы, гора Мэдор, великаны, море, башня Авемпарта, рхуны, река Большой Урум, дхерги и драконы. Вообще-то, последние два пункта были вверху списка, гхазлы – в самом низу. В детстве Мовиндьюле очень боялся этих жутковатых существ, и перспектива встречи с ними показала, что страх исчез не до конца. Пока он вычеркнул из списка только гору и башню.

Гриндал покивал.

– Да, рхуны. Полагаю, это одна из их деревень. Хоть что-то Петрагару удалось.

Мовиндьюле видел лишь кучу грязи, на вершине которой лежали обгорелые бревна.

– Прошу прощения, что притащил вас в этот кишащий крысами подвал, мой принц, – сказал Гриндал. – Однако ваш отец считает, что для формирования характера вам нужно претерпеть унижения. Я с ним не согласен! Это все пережитки ушедшей эпохи, когда мы не знали Искусства. Миралиитам подобные глупости ни к чему. Нам требуется понимать тех, кто ниже нас, ничуть не больше, чем примерять на себя жизнь улитки или муравья. Именно идея о связи с ними и мешает нам раскрыть свой потенциал в полной мере. Единственная причина, по которой нас еще не причислили к пантеону богов, – наше собственное восприятие, отказывающееся принять эту данность. Абсурдность становится очевидна, когда понимаешь, насколько безумна идея нашего равенства с животными. Вы можете поверить в то, что принадлежите к племени самых высокоразвитых коз или коров?

Мовиндьюле хихикнул при мысли о том, что корова предложит ему пожонглировать.

Гриндал кивнул.

– Понимаете, что я имею в виду? Это бессмысленно. Миралиитов нельзя сравнивать с низшими формами жизни. Мы управляем четырьмя ветрами, заставляя их идти у нас на поводу. Способен ли на это рхун? – Гриндал помолчал, пристально глядя на Мовиндьюле, чтобы тот понял: сейчас последует самая суть урока. – Разве на это способны инстарья, асендвэйр или умалины? Идемте со мной, мой принц. – Гриндал направил лошадь в сторону обгоревших обломков. Обернувшись, он распорядился: – Солдатам ждать на дороге.

Отец Мовиндьюле выделил для его охраны двадцать фрэев из своей личной гвардии. Миралиитов среди них не было, что означало лишь одно: отец послал коров защищать бога. При мысли об этом Мовиндьюле посмотрел на Хувина и улыбнулся. Капитан гвардии улыбнулся в ответ, ошибочно приняв гримасу Мовиндьюле за одобрение или даже за дружелюбие. По правде сказать, принц представил Хувина в виде коровы с отвисшим выменем.

Мовиндьюле последовал за Гриндалом в глубь сожженных руин, провонявших гарью.

– Ведь вы понимаете, что я имею в виду? – серьезным тоном спросил Гриндал.

Мовиндьюле кивнул, хотя ему было не очень-то понятно. Он думал, Гриндал хочет сказать, что миралииты лучше всех, об этом принц и так знал. И все же он подозревал: новый наставник имеет в виду нечто гораздо большее. Мовиндьюле часто казалось, что он многого недопонимает. То ли принц действительно был невежей, то ли люди притворялись умниками, чтобы заставить его чувствовать себя глупым. Арион постоянно ставила принца в тупик. Жонглирование камешками и игры с веревочкой якобы обладали некими преимуществами, которых ему было пока не понять.

Или таким образом она хотела показать, насколько он глуп?

Может статься, в этих играх не было ни малейшего смысла, и она просто смеялась над сыном фэйна. Наверняка Арион каждый вечер приходила домой и потешалась вместе с друзьями над тем, как заставляла принца выполнять всякие идиотские задания. И поэтому когда Гриндал сказал, что скорее всего Арион мертва, Мовиндьюле ничуть не опечалился.

– Я знал, что вы меня поймете, – проговорил Гриндал. – Вы умнее своего отца. Вы видите то, чего не видит он. Фэйн безнадежно погряз в обманчивом прошлом. Он и представить не способен будущее, отличное от привычного настоящего, потому что ему не хватает воображения. Знаете, какой самый важный признак величия Искусства?

Мовиндьюле покачал головой, хотя и вспомнил, что твердила Арион: контроль. Он заподозрил, что Гриндал ждет совсем другого ответа.

– Воображение! – заявил Гриндал. – Способность мыслить творчески. Именно поэтому мы и называем это Искусством. Воображение – это сила. И в вас, Мовиндьюле, я вижу огромную силу. Огромную! Вас не ограничить традициями и глупыми законами, придуманными тысячи лет назад фрэями, что и представить не могли силу, которой мы обладаем сегодня. Неужели вы думаете, что фэйн Гилиндора согласилась бы с нелепыми ограничениями, наложенными ею на себя и всех прочих фрэев, обладай она силой, которая есть у нас? Она – порождение своего времени. Тогда подобные законы были необходимы. Безудержные межклановые войны грозили уничтожением всем фрэям. Но разве вы можете представить хоть одно племя или же союз нескольких племен, успешно атакующий миралиитов?

Мовиндьюле покачал головой. Он видел, что отец сотворил с главой инстарья, видел своими глазами гору Мэдор, поэтому знал: сила миралиитов абсолютна и непререкаема.

– Вот почему законы нужно изменить, или, точнее сказать, вот почему остальные должны понять, что эти правила больше неприменимы к миралиитам, да и никогда их особо не касались. У богов подобных рамок не существует. Вы ведь меня понимаете?

Мовиндьюле снова кивнул. Наставник принца улыбнулся и вдруг погрустнел.

– Что не так?

Гриндал покачал головой.

– До чего прискорбно.

– Чего?

– Вместо вас правит ваш отец, – проговорил Гриндал с невеселым вздохом. – Будь фэйном вы…

– Когда-нибудь и я стану фэйном!

Гриндал посмотрел на него с сочувствующей улыбкой.

– Ваш отец совсем не стар. Ему едва сравнялось второе тысячелетие. Вероятно, править он будет еще тысячу лет. Между тем с вами может что-нибудь случиться. К примеру, вы погибнете во время нашего путешествия. Печальный исход, ведь нам сейчас так нужна ваша мудрость!

– Вместе мы могли бы его переубедить, – предложил Мовиндьюле. – Докажем ему, что Феррол предназначил миралиитам стоять во главе всех прочих фрэев.

– Я пытался, поверьте. Мои усилия привели к обратному результату. Я убедил его примерно наказать Зефирона, однако после он пожалел о том, что случилось на арене, и даже изменил свои чувства к обычным фрэям. Фэйн… ну, разговаривать с ним все равно, что учить камень летать. Он просто не понимает, как это делается!

Мовиндьюле захохотал, Гриндал засмеялся с ним вместе.

Они молча ехали сквозь почерневшие руины. Даже после нескольких дней в пути Мовиндьюле не привык к седлу. Он не понимал, к чему им передвигаться верхом – солдаты-то остались пешими. Они шагали сзади двойной колонной. На лошадях настаивал Гриндал, только замена вышла равноценная: вместо того, чтобы натирать ноги, они натерли седалища. Сидеть на лошади было страшно. Кроме хлипких волосков на шее животного держаться особо не за что. Если это существо бросится вперед, на спине не усидишь. Уже трижды оно спотыкалось и внезапно дергалось. И трижды принц едва не завопил от ужаса. Зато в седле он был заметно выше и видел дальше. Мовиндьюле это нравилось: он был ниже ростом почти всех солдат, а так им приходилось смотреть на него снизу вверх.

– Вашему отцу не хватает вашего воображения. Экая досада! Вы уже способны править гораздо лучше, чем он, а с вами все еще обращаются как с ребенком!

Мовиндьюле закивал. Положа руку на сердце, он был более чем согласен. Именно эти мысли приходили ему в голову много раз.

– Ты и правда так думаешь?

– Конечно же! Дело не в том, что это вредит нам с вами. – Гриндал поводил пальцем между собой и принцем. – Это вредит и остальным. Наши люди значительно выиграли бы, сумей мы избавить их от ограничений прошлого. – Гриндал подался ближе и шепотом добавил: – Знаю, с моей стороны недостойно так говорить, и все же порой я мечтаю о том, чтобы с вашим отцом что-нибудь случилось. Ничего фатального, разумеется, лишь бы он больше не смог исполнять свои обязанности и передал их вам. Знаю, звучит ужасно, но я сомневаюсь, что ваш отец способен вести нас в светлое будущее. Его правление обернется катастрофой. Поверьте мне, Мовиндьюле, правление вашего отца поставит под угрозу весь наш образ жизни! – Гриндал прильнул еще ближе. – Не исключено даже, что кому-нибудь придется убить фэйна, чтобы это предотвратить!

– Убить? Тогда он нарушит Закон Феррола. И перестанет быть фрэем!

Гриндал сжал губы, будто хотел что-то сказать, но передумал. Мовиндьюле никогда прежде не видел этого выражения на лице своего нового наставника и спросил:

– Что?

Гриндал покачал головой, крепко сжимая губы.

– Хочешь сказать, это неправда? – удивился принц.

– Я хочу сказать… Думаю, получить прощение Феррола можно. – Мовиндьюле уставился на него озадаченно. – Если убийца фэйна сразу подует в Рог Гилиндоры – для этого нужна хоть капля фрэйской крови в жилах – и если этот отверженный выиграет поединок… В общем, разве правитель фрэев может не быть фрэем?

– Ты хочешь сказать…

– Я всего лишь озвучиваю одну из своих многочисленных забот. Ваш отец – мой друг, и я боюсь, что его верность традициям вынудит кого-нибудь действовать безрассудно.

Внезапно Гриндал кое-что заметил.

– Что там? – спросил Мовиндьюле.

– Чистые камни. – Гриндал направил лошадь вперед.

В центре холма с плоской вершиной принц увидел то же, что и его наставник: в выжженную пещеру фундамента здания насыпана свежая земля, на обгорелых камнях появились новые.

– Похоже, нескольких крыс Петрагар упустил, – заметил Гриндал.

Он обвел лошадь вокруг развалин, глядя с легким прищуром. Глаза его сновали то влево, то вправо. Наконец он ухмыльнулся, подобравшись к груде камней и почерневших бревен. По мановению руки Гриндала бревна бросились в разные стороны, оставив без укрытия пятерых скрюченных существ.

Рхуны!

Они настолько перемазались сажей, землей и золой, что Мовиндьюле едва смог различить их черты. На фрески они ничуть не походили. Волосы длинные и засаленные, причем не только на голове. Грязные заросли покрывали щеки и подбородки самцов. Все одеты в лохмотья, исходного цвета которых даже не угадаешь. Обуви нет, если не считать за нее корку грязи. За куски звериной кожи, обвязанные вокруг пояса, заткнуты примитивные ножи и топоры из камней и палок.

– Будто крысы, – презрительно бросил Гриндал. При звуке его голоса съежившиеся рхуны взвыли и задрожали от страха. – Смотрите-ка, вернулись. И уже строят свои маленькие логова для размножения.

Гриндал подъехал к Мовиндьюле, повернувшись спиной к рхунам, которые всхлипывали и жались друг к другу.

– Вы не представляете, мой принц, как быстро они плодятся! И года не пройдет, как принесут новое потомство! Даже эта горстка через пять лет может достигнуть двадцати пяти тварей. А через двадцать лет – кто знает? Зависит от того, сколько здесь самок, но их точно будет не меньше сотни. Всего через век… – Он с отвращением потряс головой. – Еще до вашего столетнего юбилея этот выводок превзойдет числом любой клан в Эстрамнадоне, даже нилиндов.

– Сколько рхунов всего?

Гриндал пожал плечами.

– Феррол их знает! Десятки, может, сотни тысяч. Слишком много, чтобы земля могла всех прокормить. Лишив их плодородных угодий за рекой Берн, мы не даем им размножаться в полную силу. – Он указал на горизонт. – Они истощают земли, на которых живут, и превращают их в бесплодные пустоши. В итоге голодают или едят друг друга. В любом случае, это хоть как-то контролирует их численность.

– Они что – едят себе подобных?! – Принц скривился.

– Совсем как ваши золотые рыбки.

Мовиндьюле посмотрел на кучку грязных существ с внезапным отвращением. Жалость, которую он испытывал к ним вначале, исчезла.

– Честно говоря, я предпочитаю крыс. Они почище. Больше всего боюсь, что кто-нибудь из них переправится через Берн или Урум, что еще хуже. Места там предостаточно, и если парочка проберется – быть беде. Они заполонят весь мир. Всем скопом они точно прорвутся в Нидвальден. И набросятся на Эриан, словно саранча. Сожрут всех детей Элан. Ничего не останется, кроме таких вот пустошей – сплошная грязь, скалы и щебень. Именно о подобных угрозах я и говорил! Ваш отец все в игрушки играет, потому что ему не хватает ни вашего воображения, ни вашей дальновидности. И мне становится страшно, очень страшно, мой принц!

Гриндал посмотрел на него в упор.

– Инстарья и несколько асендвэйр живут среди рхунов. Считают их своими питомцами, а порой и чем-то большим. Я бы не сильно удивился, если бы узнал, что некоторые из них берут к себе в постель рхуновских самок.

Мовиндьюле посмотрел на немытых, волосатых самок, сидящих посреди грязи и золы. Принц содрогнулся.

– Не может быть! Никто бы не стал…

– Не будьте таким наивным! Разумеется, они так делают. Вам нужно понять, что прочие фрэи куда ближе к рхунам, чем к миралиитам!

Мовиндьюле невольно оглянулся на солдат. Гриндал даже не пытался говорить тише, но если солдаты что и услышали, то не подали виду, что оскорбились. Ведь они состояли в личной гвардии фэйна и наверняка слышали вещи и похуже. Тем не менее, Мовиндьюле стало неловко. Что они подумают?

– Две группы подвергаются одинаковым ограничениям, подчиняются одним законам природы, – продолжал Гриндал. – То, что мы используем себе на радость, делает их рабами. Мы можем приказать солнцу светить или дождю литься с небес, в то время как не-миралииты замерзают до смерти, когда становится холодно – совсем как рхуны, дхерги, золотые рыбки и саранча. Все они одинаковые! Пора бы это понять. Мы, миралииты, не просто фрэи, мы – существа принципиально иные.

Мовиндьюле снова посмотрел на солдат, и ему в голову пришла новая мысль.

«Что, если они не оскорбились лишь потому, что думают иначе, чем я?»

Мовиндьюле обернулся к Алон-Ристу, теперь совсем близкому. Цитадель показалась ему другой – менее величественной и героической. Эти укрепления вытесали из камня сотни рабочих. Если бы Мовиндьюле захотел, он построил бы гораздо лучшую крепость. Да и весь Рхулин, как принц понял, вовсе не такой уж грандиозный или достославный. Так, жалкая пустошь.

– По сравнению со всеми остальными, – сообщил Гриндал, – мы – боги!

Наставник принца бросил взгляд через плечо и прищелкнул пальцами. Пятеро съежившихся рхунов лопнули, забрызгав развалины кровью.