18
И отвечал сатана Господу, и сказал:
разве даром богобоязнен Иов?
Книга Иова, 1: 7
Можешь ли ты исследованием найти Бога?
Можете ли совершенно постигнуть
Вседержителя?
Книга Иова, 11: 7
Я ждал, когда же раздастся трубный глас.
Мои чувства смешались. Жаждал ли я вознестись живым на небо? Чувствовал ли себя готовым пасть в любящие объятия Иисуса? Да, Господь мой, да! Без Маргреты? Нет! Нет! Тогда ты избрал муки вечные в преисподней? Да… Нет, но… Выбирай же!
Мистер Фарнсуорт посмотрел вверх:
– А малютка-то здорово идет!
Я уставился сквозь прозрачную крышу автомобиля. Прямо над головой горело второе солнце. По мере того как я присматривался к небесам, оно делалось меньше и тусклее.
– Точно по расписанию, – продолжил Джерри. – Вчера вылет задержался, пропустили «окно». Пришлось рокироваться. А когда сидишь на пусковой платформе и атомный котел уже запущен, то даже небольшая заминка, связанная с выходом на орбиту, может вполне лишить тебя всякой надежды на прибыль. А вчера-то и аварии не было. Так, никому не нужная проверка по приказу какого-то толстозадого из НАСА. Вот ведь как получается.
Он вроде бы говорил по-английски.
– Мистер Фарнсуорт… Джерри… что это было? – испуганно выдохнула Маргрета.
– А? Вы что, никогда не видели запусков ракеты?
– Я не знаю, что такое запуск.
– М-да… Марджи, тот факт, что вы с Алеком явились из другого мира или миров, еще не просочился в мою толстостенную черепушку. В вашем мире нет космических путешествий?
– Я не понимаю, о чем вы. Наверное, нет.
Я сообразил, что он имеет в виду, и поспешно вмешался:
– Джерри, вы говорите о полетах на Луну, не так ли? Как у Жюля Верна?
– Да. Примерно так.
– Это эфирный корабль? Он летит к Луне? О святой Моисей! – Этот вульгаризм сорвался с моих уст непроизвольно.
– Не торопитесь. Это не эфирный корабль, это беспилотная грузовая ракета. Направляется она не на Луну, а летит только до НОО, то есть до низкой околоземной орбиты. Потом она вернется, приводнится недалеко от Галвестона, а оттуда ее перевезут в Северотехасский порт, откуда снова запустят на следующей неделе. Но часть ее груза действительно попадет в Луна-Сити или в Тихо-Нижний, а кое-что, может быть, даже на астероиды. Ясно?
– Э-э-э… не вполне.
– Ну, во время второго срока президентства Кеннеди…
– Кого?
– Джон Ф. Кеннеди. Президент с шестьдесят первого по шестьдесят девятый год.
– Прошу прощения, мне опять придется переучивать историю. Джерри, при бросках из одного мира в другой больше всего сбивает с толку не новая техника вроде телевизоров, реактивных самолетов или космических кораблей, а различия в истории.
– Ладно… Когда доберемся до дому, я вам дам историю Америки и историю космических полетов. Дома у меня такого добра много. Я, знаете ли, в космосе, можно сказать, по горло – начал делать модели ракет еще мальчонкой, а теперь я не только хозяин транспортной компании «Диана», но и владелец долей в «Лестнице Иакова» и «Бобовом стебле», обе в настоящее время убыточны, но… – Увидев выражение моего лица, Фарнсуорт сказал: – Извините. Я вам дам книги, почитаете, а потом и потолкуем. – Он посмотрел на приборную доску, нажал на что-то, опять посмотрел, снова нажал и объявил: – Губерт говорит, что звук будет слышен через три минуты и двадцать одну секунду.
Дошедший до нас звук меня весьма разочаровал. Я ожидал громового удара, под стать невероятно яркой вспышке. Вместо этого довольно долго звучал низкий гул, который постепенно сошел на нет; я так и не заметил, когда именно он прекратился.
Через несколько минут автомобиль съехал с шоссе, свернул направо по огромному кругу, а затем, промчавшись по туннелю, проложенному под шоссе, выехал на другую, более узкую дорогу. По ней (на указателе значилось: «83-я трасса») мы ехали минут пять, а затем снова послышался ровный писк и замигали световые сигналы.
– Слышу, – сказал мистер Фарнсуорт. – Погоди.
Он повернул сиденье вперед и ухватился за обе рукояти.
Следующие несколько минут были исключительно впечатляющими. Мне вспомнились слова мудреца из Ганнибала: «Если б не почести, я б лучше пешочком прошелся». Мистер Фарнсуорт, видимо, рассматривал каждое потенциальное столкновение, предотвращенное на расстоянии, легко поддающемся измерению, как нечто противоречащее спортивной этике. «Мягкое месиво» раз за разом спасало нас от синяков, а может быть, и от переломов. Снова запищало механическое устройство – бип-бип-бип! – но Фарнсуорт рявкнул: «Заткнись! Занимайся своими делами, а я – своими!» И снова подверг нас опасности почти неминуемого столкновения.
Затем мы свернули на узкую, частную, как я решил, дорогу, поскольку въезд на нее перекрывала арка с надписью «ФАНТАЗИИ ФАРНСУОРТА». По пологому склону мы поднялись на вершину холма, где скрытые деревьями высокие ворота широко распахнулись при нашем приближении.
Там-то мы и встретились с Кейт Фарнсуорт.
Если вы добрались до этого места в моих мемуарах, то знаете, что я влюблен в свою жену. Это величина постоянная, вроде скорости света, вроде любви Бога Отца. Так знайте же, что вдруг я понял, что могу любить другого человека, другую женщину, нисколько не умаляя любви к Маргрете, не помышляя отнять эту женщину у ее законного мужа, любить без похоти, не стремясь к обладанию ею. Ну, во всяком случае, не очень стремясь.
Встретив ее, я понял, что пять футов и два дюйма – самый идеальный рост для женщины, что сорок лет – идеальный возраст, сто десять фунтов – наилучший вес, а контральто – прекраснейший регистр женского голоса. То, что моя любимая не обладала этими качествами, значения не имело; Кейти Фарнсуорт делала вышеуказанные качества идеальными для себя лично, ибо вполне довольствовалась тем, какова она есть в натуре.
Она наповал сразила меня своим непревзойденным доказательством истинного гостеприимства, подобного которому я не видел никогда.
От мужа она знала, что мы совершенно голые; вдобавок он предупредил, что мы стыдимся своей наготы. Поэтому она принесла нам одежду.
Сама же была полностью обнажена.
Нет, не так; это я был голым, она же лишь не одета. Нет, и это не верно. Голая? Нагая? Обнаженная? Раздетая? Нет. Она была одета в свою красоту, подобно праматери Еве до грехопадения. В этом наряде она выглядела столь естественно, что я не мог понять, отчего прежде считал отсутствие одежды крайним проявлением непристойности.
Похожие на створки раковины дверцы машины поднялись; я выбрался наружу и помог выйти Маргрете. Миссис Фарнсуорт уронила все, что держала, обняла Маргрету и поцеловала.
– Маргрета! Добро пожаловать, дорогая!
Моя девочка ответила на объятие объятием, и опять на ее глаза навернулись слезы. Затем миссис Фарнсуорт протянула руку мне:
– Рада видеть и вас, мистер Грэхем… Алек.
Я взял ее руку, но не пожал. Я бережно принял ее, как драгоценный фарфор, и низко склонился над ней. Я чувствовал, что должен ее поцеловать, но меня не учили, как это делается.
Для Маргреты миссис Фарнсуорт приготовила летнее платье цвета глаз моей любимой. Его покрой напоминал о мифической Аркадии; вполне можно допустить, что такие платья носили дриады. Оно держалось на левом плече, оставляя правое открытым, и запахивалось по фигуре, причем две ленты, прикрепленные к запахивающимся краям, служили своеобразным поясом; одну следовало пропустить в петельку сбоку, обвить вокруг талии и завязать бантом на правом боку. Я сообразил, что наряд относится к числу безразмерных моделей – он прекрасно сидел на любой фигуре, и его можно было сделать облегающим либо свободным, в зависимости от того, как туго завязать.
Кейт также принесла Марге голубые сандалии, под цвет платья. Для меня же у нее нашлись мексиканские шлепанцы, с открытыми мысками и без задников. Они годятся на любую ногу и в этом отношении сходны с одеянием Маргреты, так как все дело в том, как затянуть ремешки. Я получил брюки и рубашку, которые на первый взгляд походили на купленные в магазине «Второе дыхание», только эти были сшиты на заказ из тончайшей «летней» шерсти и ничуть не напоминали ширпотреб из дешевого хлопка. Носки и трикотажные шорты тоже прекрасно подошли мне по размеру и сидели как влитые.
Когда мы оделись, то оказалось, что на траве осталась одежда самой Кейт. Только тогда я понял, что она дошла до ворот одетой, разделась уже здесь и ждала нас «одетая» так же, как мы.
Вот она, истинная вежливость!
Мы оделись и все сели в машину. Мистер Фарнсуорт немного помедлил, прежде чем включить мотор.
– Кейт, наши гости – христиане.
Миссис Фарнсуорт пришла в полный восторг:
– Ой как интересно!
– Вот и я так подумал. Алек? Verb. sap. В наших краях не так уж много христиан. Вы можете свободно выражать свои мысли в разговорах со мной или с Кейти… Но при чужих лучше не афишировать свои убеждения. Вы меня поняли?
– Э-э-э… боюсь, что нет. – Голова у меня шла кругом, а в ушах звенело.
– Ну… закон здесь не воспрещает верить в Христа. В Техасе существует свобода вероисповедания. Однако христианство здесь не слишком популярно, и отправление христианских религиозных церемоний происходит в большинстве случаев, так сказать, в подполье. Хм… если вы захотите войти в контакт с единоверцами, то мы наверняка сможем отыскать их катакомбы. Верно, Кейт?
– Ну конечно, мы найдем того, кто в курсе дела. Я осторожно поспрашиваю.
– Только если Алек попросит, милая. Алек, никакой опасности, что вас побьют камнями, нет. Наш штат – это вам не какое-нибудь деревенское захолустье. Так что особых неприятностей не ждите. Но я не хочу, чтобы моих гостей в чем-то ущемляли или оскорбляли.
Кейти Фарнсуорт добавила:
– Сибил…
– Ах да! Алек, наша дочь – хорошая девочка и вполне цивилизованна, насколько это слово применимо к тинейджерам. Но она обучается колдовству и только недавно приобщилась к Древней религии. И поскольку она одновременно и прозелит, и тинейджер, то относится к религии очень серьезно. Сибил не станет грубить гостям – Кейти обучила ее хорошим манерам. Кроме того, она знает, что в случае чего я с нее шкуру живьем спущу. Однако я был бы вам очень признателен, если бы вы не дали повода для ненужного нервного напряжения. Вы же знаете, каждый подросток – бомба с часовым механизмом, которая только и ждет, чтобы взорваться.
Маргрета ответила за меня:
– Мы будем очень осторожны. А Древняя религия – это что, культ Одина?
У меня просто мороз по коже прошел. А я ведь и без того чувствовал, что теряю почву под ногами и вряд ли выдержу дополнительный стресс. Однако Джерри ответил:
– Нет. Во всяком случае, не думаю. Вы спросите у Сибил, если не побоитесь, что она вас насмерть заговорит. Она ведь обязательно попробует обратить вас в свою веру. Жутко настойчивая девица.
– Не помню, чтобы Сибил упоминала Одина, – заметила Кейти Фарнсуорт. – Обычно она говорит о «богине». А друиды почитают Одина? Право, не знаю. Боюсь, что Сибил смотрит на нас как на ископаемые, а потому не считает нужным обсуждать с нами теологические вопросы.
– Ну тогда и мы не станем их обсуждать, – поддержал ее Джерри, и машина двинулась по подъездной дорожке.
Особняк Фарнсуортов был длинный, приземистый и не слишком изысканный в архитектурном смысле; зато было в нем нечто такое, что заставляло подумать о неге и изобилии. Джерри остановил машину у подъезда, и мы вышли. Он похлопал автомобиль по крыше, как похлопывают по шее доброго коня. Машина отъехала и завернула за угол дома как раз в ту минуту, когда мы входили в дверь.
Я не стану много говорить о доме; он был прекрасен и по-техасски роскошен, однако не вызывал особого желания его подробно описывать. Бóльшую часть того, что мы видели, Джерри называл «голые граммы». Как их охарактеризовать? Застывшие грезы? Трехмерные картины? Скажу лишь одно: стулья были настоящие. То же самое относится и к столешницам. До всего остального в этом доме следовало дотрагиваться с осторожностью, убедившись сначала, что предмет, прекрасный как радуга, не является столь же иллюзорным, как и она.
Не знаю, как создаются такие фантомы. Может быть, в этом мире законы физики не совсем таковы, как в Канзасе моих юных лет.
Кейт ввела нас в комнату, которую Джерри называл «общей гостиной» и увидев которую он чуть не окаменел.
– Проклятущий индийский бордель!
Потолок огромной комнаты уходил в высоту, невероятную для одноэтажного дома в стиле ранчо. Все стены, арки, альковы, потолочные балки и сам потолок были украшены барельефами и статуями. Но какими! Я почувствовал, что краснею. Фигуры были, видимо, скопированы с пресловутого храма в Южной Индии – с того самого, который демонстрирует все возможные разновидности извращенного сладострастия, причем в самых вульгарных и непристойных подробностях.
Кейти воскликнула:
– Извини, родной. Здесь молодежь порезвилась! – Она быстро отошла куда-то влево и исчезла в ближайшей скульптурной группе. – Какую программу включить, Джеральд?
– Э-э-э… Ремингтон номер два.
– Будет сделано.
Непристойные фигуры внезапно исчезли, потолок опустился, и теперь его покрывала штукатурка и деревянные балки, одна стена комнаты стала «пейзажным окном» с видом на горы – больше похоже на Юту, чем на Техас; противоположная стена украсилась массивным каменным камином, в котором весело потрескивал огонь; мебель обрела формы, свойственные так называемому «стилю испанских миссий», а пол оказался сложенным из мраморных плит, покрытых индейскими коврами.
– Отлично. Спасибо, Кэтрин. Присаживайтесь, друзья. Выбирайте местечко по вкусу и располагайтесь поудобнее.
Я сел, решив держаться подальше от того, что явно было «отцовским креслом» – массивным и обитым настоящей кожей. Кейти и Марга выбрали кушетку. Джерри уселся в «отцовское» кресло.
– Любимая, что будешь пить?
– Кампари с содовой, пожалуйста.
– Слабачка! А вы, Марджи?
– Мне тоже кампари с содовой.
– Две слабачки. Алек?
– И мне того же.
– Сынок, слабому полу я еще могу дать поблажку. Но уж взрослому мужчине – никак. Давайте-ка снова.
– Э-э-э… шотландский виски с содовой.
– Если бы у меня был под рукой хлыст, я бы вас высек. Дружище, у вас остался только один шанс.
– Э-э-э… бурбон с водой.
– Ну наконец-то! «Джек Дэниелс», воду отдельно. Недавно в Далласе какой-то тип попытался заказать себе ирландский виски, так его, знаете ли, вынесли из города на шесте – но потом, правда, извинились. Выяснилось, что он янки, а потому откуда ж ему знать, что хорошо, а что плохо.
Говоря, наш хозяин все время постукивал пальцами по миниатюрному столику, что стоял возле кресла. Когда он наконец прекратил барабанить, на столике у моего кресла появились стопка с коричневой жидкостью и стакан воды. Тут я увидел, что и остальные обслужены таким же способом. Джерри поднял свой стакан:
– Ну, выпьем за то, чтоб у нас всегда водились конфедератские деньжонки! Salud!
Мы выпили, а он продолжал:
– Кэтрин, ты не знаешь, где прячется наша разбойница?
– Думаю, они все купаются в бассейне, милый.
– Так.
Джерри снова нервно побарабанил по столику. Внезапно прямо перед ним из ниоткуда возник трамплин, на котором сидела юная дева, залитая ярким солнечным светом, хотя в комнате царил прохладный сумрак. На теле девушки сверкали капельки воды. Сидела она лицом к Джерри и, следовательно, спиной ко мне.
– Привет, пискля!
– Привет, папуля. Чмоки-чмоки.
– Со свинтусами не целуюсь. А ты помнишь, когда я последний раз тебя хорошенько отшлепал?
– В день, когда мне исполнилось девять. Я еще подожгла тетю Милли. А в чем я сегодня провинилась?
– Заклинаю тебя позолоченными полновесными половыми придатками Бога, с какого перепугу ты оставила в гостиной эту вульгарную порнографическую программу?
– Папуля, куколка, не выступай. Я же видела кое-какие книжонки в твоей библиотеке.
– Не твое дело, что я храню в своей личной библиотеке! Отвечай на вопрос.
– Я забыла ее выключить, папочка. Извини, пожалуйста.
– То же самое сказала корова миссис Мерфи, но пожар от этого не погас. Послушай, милочка, тебе не возбраняется менять программы в свое удовольствие. Однако, после того как наиграешься, ты обязана вернуть дисплей в то состояние, в котором ты его нашла. А если не знаешь, как это сделать, переключи на ноль, чтобы на дисплее ничего не было.
– Да, папочка. Я просто забыла.
– И не елозь ты так, я еще не договорил. Заклинаю тебя колоссальными медными яйцами Кощея, признавайся, где ты выкопала эту программу?
– В университетском городке. Это учебная программа по курсу тантрической йоги.
– Тантрическая йога? Слушай ты, Вертлявая Попка, тебе этот курс ни к чему. Мама об этом знает?
– Я ее и уговорила, дорогой, – пояснила Кэтрин. – Сибил, как всем известно, очень талантлива. Но одного таланта мало. Хорошее образование ей не помешает.
– Вот как! Я никогда не спорю с мамой по таким вопросам, а потому отойду на заранее подготовленные позиции. Насчет твоей программы. Как ты ее получила? Известны ли тебе законы, регулирующие распространение материалов, на которые имеется копирайт? Мы оба помним, какой шум подняли из-за записей Jefferson Starship…
– Папочка, ты прямо как слон, никогда и ничего не забываешь.
– Верно. Только я гораздо хуже слона. Предупреждаю, что все сказанное тобой будет записано и использовано против тебя в другом месте и в другое время. Что скажешь?
– Требую адвоката.
– Ах так! Значит, все-таки чистое пиратство с твоей стороны?
– А тебе очень хочется, чтоб так оно и было? Так вот – фиг тебе! Мне тебя очень жаль, папочка, но я оплатила сумму, указанную в каталоге, – в полном размере и наличными. А программу мне скопировали в университетской библиотеке. Вот так. Съел?
– Думаешь, выкрутилась? Бросаешь деньги на ветер.
– Не думаю. Мне она нравится.
– Мне – тоже. Но ты выбросила деньги на ветер. Надо было меня спросить.
– Да ну?
– Попалась! Я-то сначала думал, что ты подобрала ключи к моему кабинету или открыла дверь заклятием. Рад слышать, что ты всего лишь экстравагантна. Сколько ты заплатила?
– Хм… со студенческой скидкой – сорок девять пятьдесят.
– Что ж, недорого. Я заплатил шестьдесят пять. Смотри, если эта сумма вдруг всплывет в твоих счетах за семестр, я вычту ее из твоих карманных расходов. Еще одно, моя сладенькая: у нас в гостях очень милые люди. Леди и джентльмен. Так вот, мы вошли в гостиную, точнее, в то, что раньше ею было. И этим милым людям пришлось любоваться твоей камасутрой в самых что ни на есть натуральных цветах. Как это тебе?
– Но я же не хотела…
– Ладно, забудем. Но запомни, что шокировать людей крайне невежливо, особенно если они – гости. В следующий раз будь поосторожней. Ужинать придешь?
– Да. При условии, что меня отпустят пораньше и я помчусь со всех ног. Свидание, папочка.
– А когда вернешься домой?
– Не вернусь. Мы до утра репетируем «Сон в летнюю ночь». На шабаш соберутся тринадцать ведьмовских ковенов.
Он вздохнул:
– Гм. Уф, хвала трем старым каргам, что ты сидишь на пилюлях.
– Пилюли-люли. Тормоз ты, папочка. На шабашах не беременеют, это всем известно.
– Всем, кроме меня. Ладно. Спасибо и на том, что согласилась с нами отужинать.
Внезапно она с визгом свалилась с трамплина. Камера отслеживала ее падение.
Над бассейном взметнулся фонтан брызг, а потом Сибил всплыла, отплевываясь.
– Папочка, ты меня спихнул!
– И как у тебя язык поворачивается говорить такое? – ответил тот, притворяясь обиженным.
Живая картина мгновенно исчезла.
Как бы продолжая разговор, Кейти Фарнсуорт сказала:
– Джеральд все пытается командовать дочкой. Разумеется, без особых успехов. Лучше бы затащил ее в постель и удовлетворил свои инцестуальные желания. Но и он, и она для этого слишком благонравны.
– Женщина, напомни мне, чтобы я тебя выпорол.
– Конечно, дорогой. Тебе не пришлось бы даже применять силу. Ты только скажи, чего хочешь, и она разрыдается от облегчения и тут же тебе отдастся. И все у вас получится в самом лучшем виде. Я права, Маргрета?
– Да, конечно.
К этому времени я был настолько шокирован, что ответ Маргреты меня не возмутил.
Ужин восхитил бы заправского гурмана и возмутил бы светского льва. Стол накрыли в обеденном зале, то есть в той же общей гостиной, но с совершенно другой голографической программой. Потолок стал выше, окна – огромные, расположенные через равные промежутки и обрамленные тяжелыми портьерами – выходили в ухоженный сад.
Один из предметов меблировки въехал в комнату самостоятельно – уж он-то точно не был голограммой, а если и был, то не полностью. Этот банкетный столик, насколько я понимаю, служил одновременно буфетной, плитой, холодильником – короче, представлял собой прекрасно оборудованную кухню. Таково мое мнение, которое вполне может быть оспорено. Я могу только утверждать, что никаких слуг не видел, а наша радушная хозяйка ничего ровным счетом не делала. Тем не менее муж нахваливал ее отличную стряпню и делал это с превеликой вежливостью; мы – тоже.
Джерри все-таки кое-чем занимался: нарезал мясо (великолепный ростбиф на кости, которого хватило бы на отряд голодных скаутов) и, не сходя с места, разложил его по тарелкам. Наполненная тарелка медленно подплывала к тому, кому предназначалась, подобно игрушечному поезду, бегущему по рельсам, хотя ни поезда, ни рельсов тут не было. Возможно, соответствующие механизмы были скрыты голограммами. Впрочем, это лишь спрятало бы одно чудо за другим.
(Позже я узнал, что в этом мире техасские богачи держали прислугу и даже хвастались этим. Но у Джерри и Кейти скромные вкусы.)
За столом нас было шестеро: Джерри – на одном конце, Кейти – на другом, Маргрета сидела справа от Джерри, его дочь Сибил – слева, я – справа от хозяйки, а слева от нее – юноша, с которым встречалась Сибил.
Звали молодого человека Родерик Лаймен Калверсон Третий; мое имя он не уловил. Я уже давно подозревал, что самцов нашего вида, как правило, следует выращивать в бочонках и кормить сквозь дырку для затычки. А по достижении восемнадцатилетнего возраста торжественно принимать решение – выпустить чадо в люди или наглухо закупорить его в бочонке.
Юный Калверсон не дал мне оснований изменить это мнение. И я охотно проголосовал бы за то, чтобы упомянутую выше дырку закупорили.
В самом начале ужина Сибил объяснила, что они оба из одного университета. Тем не менее Калверсон был в равной степени чужд и нам, и Фарнсуортам.
Кейт спросила:
– Родерик, вы тоже учитесь колдовству?
Он поглядел так, будто понюхал какую-то дрянь, но Сибил спасла его от необходимости отвечать на столь грубый вопрос.
– Мамочка! Род удостоился атама уже несколько лет назад.
– Простите мое невежество, – спокойно произнесла Кейти. – Атам – это диплом, который выдают по окончании обучения?
– Это священный нож, которым пользуются при различных ритуалах. Его можно применять…
– Сибил! Здесь присутствуют иноверцы! – Калверсон бросил укоризненный взгляд на Сибил, а потом уставился на меня.
Я подумал, что ему здорово пошел бы фонарь под глазом, но постарался убрать с лица даже следы этой мысли.
Джерри спросил:
– Значит, теперь вы остепененный чернокнижник, Род?
Сибил опять вмешалась:
– Папочка! Правильный термин…
– Помолчи-ка, сладенькая, пусть он сам ответит. Так что же, Род?
– Это слово употребляют невежды…
– Погоди-ка, Род! В некоторых вопросах я недостаточно информирован и в таких случаях стараюсь пополнить свои знания; именно этим я сейчас и занят. А ты не имеешь права, сидя за моим столом, упрекать меня в невежестве. Ну а теперь ответь мне, и, пожалуйста, без этих, как их там… обсинуаций.
Калверсон негодующе раздул ноздри, но взял себя в руки.
– Адепта нашего искусства обычно именуют «ведьма» или «ведьмак», «ведун» или «ведунья». «Маг» или «колдун» – приемлемая формулировка, но технически не очень точная; она означает «чародей» или «волшебник»… но не все волшебники – ведьмы, и не все ведьмы занимаются магией… Слово же «чернокнижник» употребляется в оскорбительном смысле, так как ассоциируется с поклонением дьяволу. А наше искусство – отнюдь не поклонение дьяволу; к тому же употребленный вами термин и его производные подразумевают нарушение запрета, клятвопреступление – а ведьмы ни клятв, ни запретов не нарушают. Поправка: наше искусство запрещает нарушать клятвы. Ведьме, нарушившей клятву, данную даже иноверцу, грозит суровая кара, а в особо тяжких случаях – изгнание. Поэтому меня следует именовать не «остепененный чернокнижник», а «посвященный мастер» или, если вам так угодно, «ведьмак».
– Хорошо сказано! Благодарю вас. Примите мои извинения за то, что воспользовался словом «чернокнижник» применительно к вам… – произнес Джерри и выжидающе умолк.
После долгой паузы Калверсон поспешно добавил:
– Да-да, конечно! Я нисколько не обижен, да и обижаться тут не на что.
– Благодарю. И хочу добавить к вашим комментариям в отношении производных, что слово «ведьма» происходит от слова «ведать», то есть означает того, кто обладает ведовством, иначе говоря, знанием, мудростью… Чем, видимо, и объясняется тот факт, что большинство ведьм – женщины. Можно предположить, что наши предки знали нечто такое, чего мы не знаем. Во всяком случае, ваше «искусство» – это сокращенное обозначение понятия «искусство мудрости». Верно?
– О да! Мудрость. Именно на ней и основана Древняя религия.
– Отлично. Сынок, а теперь слушай меня внимательно. Мудрость включает в себя способность не злиться без необходимости. Закон игнорирует мелочи, и так же поступает мудрый человек. Мелочи вроде тех, когда юная девушка пытается объяснить иноверцам, что такое атам – кстати, само по себе это знание вовсе не является эзотерическим, – или когда старый дурень использует какой-то термин не по назначению. Понятно тебе? – Джерри подождал ответа, а потом негромко повторил: – Я спрашиваю, понятно тебе?
Калверсон глубоко вздохнул:
– Да-да, мне все понятно. Мудрый человек не обращает внимания на мелочи.
– Хорошо. Не желаете ли еще ростбифа?
После этого Калверсон вел себя примерно. Я – тоже. И Сибил. Кейти, Джерри и Маргрета поддерживали вежливую застольную беседу, не обращая внимания на то, что одного из гостей только что прилюдно выпороли. Потом Сибил спросила:
– Папочка, вы с мамой хотите, чтобы в пятницу я посетила церемонию поклонения огню?
– «Хотите» – в данном случае неприменимое слово, поскольку ты избрала иную религию, – ответил Джерри. – «Надеемся» будет точнее.
Кейти добавила:
– Сибил, сегодня ты считаешь, что тебе не надо иного духовного окружения, кроме твоего ковена… Однако впоследствии все может измениться. Насколько мне известно, Древняя религия не запрещает своим приверженцам участвовать в религиозных отправлениях иных верований?
Тут снова вмешался Калверсон:
– Это связано с многовековой, многотысячелетней историей преследований нашей религии, миссис Фарнсуорт. По нашим законам, каждый участник ковена официально принадлежит к какому-нибудь общепризнанному вероисповеданию. Правда, теперь мы не настаиваем на строгом соблюдении этого правила.
– Понятно, – сказала Кейти. – Спасибо, Родерик. Сибил, раз твоя религия поощряет принадлежность к другой вере, вероятно, будет неплохо, если ты станешь регулярно посещать нашу церковь, чтобы не растерять свои зачетные баллы. Возможно, в дальнейшем тебе это пригодится.
– Совершенно верно, – согласился отец. – Именно что зачетные баллы. Ты никогда не задумывалась о том, что твой родитель стал столпом конгрегации и обладателем толстой чековой книжки именно потому, что он лучший в Техасе продавец «кадиллаков»?
– Папочка, а вот это уже совершенно бесстыдное хвастовство.
– Так оно и есть! Но хвастовство помогает продавать «кадиллаки». Кстати, насчет поклонения огню: ты прекрасно знаешь, что дело не в огне. Мы поклоняемся не огню, а тому, что он олицетворяет.
Сибил взволнованно теребила салфетку, ненадолго превратившись из вполне оформившейся молодой женщины в растерянную тринадцатилетнюю девочку.
– Папа, дело в том, что пламя всегда означало для меня нечто целительное, очищающее, связанное с бессмертием; но так было до тех пор, пока я не стала изучать наше искусство и его историю. Папочка, а теперь огонь несет ведьмам смерть!
Я чуть не поперхнулся от потрясения. До меня, так сказать, эмоционально еще не дошло, что эта парочка – ничем не выдающийся юный наглец и прелестная девушка, дочь Кейти и Джерри, двух несравненно добрых самаритян, – они оба колдуны.
Да-да, я знаю, Книга Исход, глава двадцать вторая, стих восемнадцатый: «Ворожеи не оставляй в живых». Такое же суровое наставление, как десять заповедей, данных Моисею Господом в присутствии всех детей Израилевых…
И я не побрезговал преломить хлеб с ворожеями?!
Что ж, считайте меня трусом… Я не встал во весь рост и не проклял их. Я даже не шевельнулся.
Кейти ласково произнесла:
– Милая моя девочка! Это же было в Средние века. Не сегодня, не сейчас, не здесь.
– Миссис Фарнсуорт, всем ведьмам известно, что террор может начаться в любую минуту и по любой причине, – возразил Калверсон. – К примеру, если год выдастся неурожайным. И события в Салеме не в таком уж далеком прошлом. Да и сам Салем не так уж и далеко. Христиане еще остались. И, дай им волю, разожгут костры. Совсем как в Салеме.
У меня был шанс придержать язык, но я не утерпел:
– Ни одной ведьмы в Салеме не сожгли.
Родерик посмотрел на меня:
– А вы-то что знаете об этом?
– Ведьм отправляли на костер в Европе, а не здесь. В Салеме их вешали. Кроме одной, которую задавили до смерти.
(В Америке огнем никогда не пользовались. Господь Бог не велел нам терпеть их существование, но не приказывал умерщвлять их в муках.)
Родерик снова поглядел на меня:
– Вот как! Значит, вы оправдываете смерть через повешение?
– Я не говорил ничего подобного! – (Господи, прости меня грешного!)
В разговор вмешался Джерри:
– Объявляю эту тему закрытой и ее дальнейшего обсуждения за столом не потерплю. Сибил, мы не хотим, чтобы ты посещала службу, если тебе это неприятно или напоминает о печальных событиях. Кстати, о повешении: что нам делать с защитой «Даллас ковбойз»?
Два часа спустя Джерри Фарнсуорт и я опять сидели в той же комнате, но теперь работала программа «Ремингтон-3». За окнами метель, по ногам чуть дует, где-то вдали завывает одинокий волк, а у пышущего жаром камина – просто благодать. Джерри налил нам по чашке кофе, плеснул бренди в бокалы размером с небольшой аквариум.
– Какой-нибудь «Наполеон» или «Карлос Примеро» часто называют благородным напитком, – сказал он. – В таком случае вот это королевский бренди, настолько королевский, что у него, наверное, гемофилия.
Я с трудом сглотнул. Шутка мне не слишком понравилась. Меня все еще пробирала дрожь при мысли о ведьмах… Об умирающих ведьмах. О болтающихся на виселице… о корчащихся в пламени… и у всех – лицо Сибил.
Есть ли в Библии определение ведьмы? А может, современные последователи так называемого искусства – вовсе не те, кого Иегова именовал ворожеями?
Хватит вилять, Алекс! Признай, что ворожеи в Книге Исход – то же самое, что современные ведьмы в Техасе. Ты судья, а она созналась. Сможешь ли ты приговорить дочь Кейти к повешению? Выбьешь ли у нее скамью из-под ног? Не увиливай, парень! Ты и без того всю жизнь увиливал.
Понтий Пилат умыл руки.
Я не осужу ворожею на смерть. Боже, спаси и сохрани, но я не могу иначе.
Джерри сказал:
– Выпьем за успех вашего предприятия. За ваш успех и успех Марджи. Отпивайте понемножку – тогда не опьянеете; бренди успокаивает нервы и оттачивает ум. Алек, а почему вы думаете, что конец света близок?
Битый час я перечислял доказательства, объяснял, что упоминания о знамениях содержатся не в одном-единственном пророчестве, а во множестве библейских источников: и в Откровениях Иоанна Богослова, и в книгах пророков – Даниила, Иезекииля и Исайи, – в посланиях Павла к фессалоникийцам и коринфянам… И в каждом из четырех Евангелий приводятся пророческие слова самого Иисуса.
К моему удивлению, у Джерри оказалась Библия. Я выбрал из нее отрывки, понятные неискушенному читателю, выписал номера глав и стихов, чтобы он мог изучить их на досуге. Были, конечно, отмечены четвертая глава (стихи пятнадцать – семнадцать) Первого послания к фессалоникийцам, вся двадцать четвертая глава Евангелия от Матфея и те же самые пророчества в двадцать первой главе Евангелия от Луки (стих тридцать два), где говорится: «…Не прейдет род сей, как все это будет». Фактически же Христос сказал, что поколение, которое увидит эти знамения и чудеса, увидит и Его приход, услышит трубный глас и узрит Судный день. Это пророчество совершенно ясно, если читать его целиком, и вся путаница возникла лишь оттого, что из него выдирают кусочки и отдельные слова, забывая об остальном. Притча о смоковнице все это объясняет.
Я отобрал для Джерри также отрывки из Книг пророка Исайи, пророка Даниила и других Книг Ветхого Завета, где приводятся сходные пророчества.
Я передал ему все эти выписки и умолял тщательно их изучить, а если он натолкнется на какие-то трудности, привлечь дополнительные тексты. А главное – обратиться к Богу. «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете».
Он ответил мне:
– Алек, я готов согласиться с вами в одном. События последних месяцев меня тоже наводят на мысль об Армагеддоне. Вот, к примеру, завтрашний день… Он вполне может оказаться концом света и Судным днем, а после него мало что останется. – Джерри печально вздохнул. – Я частенько задумывался, в каком мире будет жить Сибил. Теперь же меня тревожит другое: успеет ли она повзрослеть?
– Джерри, поработайте над этим! Найдите свой путь к Божией благодати. Потом приведите на него жену и дочь! Вам не нужен ни я, ни кто другой. Вам нужен сам Иисус. Сказал же Он: «Вот, стою у двери и стучу; если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему, и буду вечерять с ним, и он со Мною». Откровение Иоанна Богослова, глава третья, стих двадцатый.
– Вы веруете.
– Верую.
– Алек, я хотел бы последовать вашему совету. Для тех, кто живет в современном мире, это стало бы подспорьем и утешением. Но видения древних пророков меня ни в чем не убеждают: в них можно углядеть что угодно. Теологические рассуждения – это как если бы непроглядной ночью в темном подвале искать черную кошку, которой там нет. Теологи способны убедить себя во всем, что им заблагорассудится. И моя церковь такая же. Зато она откровенно пантеистична. А тот, кто поклоняется Троице и при этом настаивает, что его религия – монотеизм, способен поверить всему. Дай ему только время самого себя убедить. Извините меня за откровенность.
– Джерри, откровенность в религии необходима. «А я знаю, Искупитель мой жив, и Он в последний день восстановит из праха распадающуюся кожу мою эту». Это опять Книга Иова, глава девятнадцатая. Он же и ваш Спаситель, Джерри. Я буду молить Бога, чтобы вы обрели Его.
– Боюсь, шансов на это маловато, – сказал Джерри, вставая.
– Это потому, что вы Его еще не отыскали. Не сдавайтесь. Я буду молиться за вас.
– Благодарю вас за доброе отношение. А как обувь? Не жмет?
– Все прекрасно. Спасибо.
– Раз уж вы решили двинуться в путь завтра утром, вам нужна обувь, которая не натрет мозолей до самого Канзаса. Так вы уверены, что все в порядке?
– Уверен. И уверен, что нам надо идти. Если мы останемся еще на день, вы нас так избалуете, что мы никогда отсюда не уйдем. – (На самом деле мне отчаянно не терпелось покинуть этот дом, но я не мог вслух сознаться в своем малодушии.)
– Давайте покажу вашу спальню. Только тихонько – Марджи, наверное, уже спит. Если, конечно, наши дамы не просидели за разговорами еще дольше, чем мы с вами.
У дверей спальни Джерри протянул мне руку:
– На случай, если вы правы, а я нет, напомню: вы сами сказали, что и вы можете не оказаться среди избранных.
– Верно, могу. Я далек от благодати, особенно сейчас. Мне над собой еще работать и работать.
– Ну, желаю счастья. А если вы и в самом деле не окажетесь среди избранных, то поищите меня в аду. Ладно?
Мне почудилось, что он говорит вполне серьезно.
– А я и не знал, что это дозволено.
– А вы попробуйте. И я попробую. Обещаю вам самое горячее гостеприимство, – ухмыльнулся он.
– Договорились! – с улыбкой ответил я.
Моя любимая уснула не раздеваясь. Я улыбнулся и тихонько улегся рядом, подложил ей руку под голову. Вот сейчас моя бедная девочка проснется, я помогу ей раздеться и уложу в постель. А потом я хорошенько обдумаю тысячи… ну ладно… десятки мыслей…
Вдруг я заметил, что светает. Матрас был в каких-то комьях и очень кололся. Свет стал ярче, и я увидел, что мы лежим на тюках сена в амбаре.
