Глава 23

Низинку, в которой путники с давних пор вырыли колодец и остановился южный обоз, широкой цепью окружали конники. Вечерело, мы поели, и Шай как раз разговаривал с охранниками, распределявшими время караула. А тут на тебе – непрошеные гости! Стража изготовилась. Обозники вставали и шли к своим телегам. Дин зычно свистнул и, подняв руку, пальцем нарисовал в воздухе круг.

Когда первые всадники вышли на ближайший пригорок, телеги уже поставили кругом, а лошадей загнали туда, как в загон. Костры залили водой, чтобы они огня не испугались, мало ли. Мужчины, похоже, заняли оборону возле повозок. Мы с Эльсой на всякий случай испачкали лица золой, натянули кепки пониже и надели безрукавки, вроде как спрятались. И от беспокойства, чтобы себя занять, убрали посуду и начали чистить котлы.

На вытоптанной обозом площадке, окруженной прошлогодним сухостоем, слышался только скрип телег, фырканье лошадей и перестук копыт приближающегося чужого отряда. Даже насекомые словно замерли в ожидании: что дальше? Наконец к нам выехали наемники – знакомые по Аверту Валиановы выродки в темной форме. Наверное, чтобы каждый встречный и поперечный видел, знал, кто такие, боялся и помнил, что эти недобрые молодцы покорили большой северный край.

«Черное» воинство грозной молчаливой толпой окружало лагерь. Как же их много! Я считала и во все глаза рассматривала убийц, насильников, изгнанных из своих кланов – отщепенцев, из которых князь собрал войско. Семьдесят пять! В три раза больше, чем нас. Черные наемники являли собой разномастную свору: волки, шакалы, гиены, мелкие и крупные коты, увидела даже несколько енотов, от природы довольно спокойных и трудолюбивых оборотней. Особенно удивила пара медведей-близнецов, молодых совсем, с лицами, отмеченными глубокими шрамами от ожогов. Словно им кто-то некую метку поставил… Наум смерил их злым, презрительным взглядом. Видимо, само нахождение в отряде наемников из его сородичей – это что-то неслыханное, невиданное и от того еще более отвратительное.

Черное живое кольцо замкнулось вокруг нас и давило тяжелым, угрожающим молчанием. Обозники смотрели спокойно, будто ничего страшного не происходит. А мы с Эльсой невольно мертвой хваткой вцепились в котлы унять дрожь в руках. Перепуганная Хвеся жалась к Мирону, застывшему у телеги.

– Говорите, куда путь держите! – мне показалось, притворно строго спросил один из черных, волк, по всему видать – матерый хищник, сродни моему брату, а может даже еще хлеще.

– Домой! – спокойно ответил Дин, почему-то не уточнив, куда именно.

Среди княжеских наемников из кошек были пумы, более мелкие гепарды, несколько пятнистых оцелотов и даже парочка болотных кошек. Эти часто живут в маленьких поселениях, обустраивая дальние родовые хутора, не более. Так что они делают здесь? Поймав их пристальный, оценивающий взгляд, обращенный на нас с Эльсой, лопоухих кошек, я поняла: разведчики. Они едва заметно кивнули на нас, вернее показали глазами, перехватив взгляд черного волка – не то главаря, не то командира.

Волк тот сразу заявил:

– Вы находитесь на землях великого князя Валиана Северного! Светлейший приказал досматривать все обозы, и в случае обнаружения врагов княжества…

– И кто эти враги княжества? – оборвал его на полуслове Шай.

Глаза Стального волка разгорались жутковатым желтым светом. В них отчетливо светилась жажда охотника и… лютого зверя. Его уши прижались к голове, как перед прыжком. Нас с Эльсой проняло, что уж говорить про чужаков. Вон как подобрались. И кони под ними занервничали, захрапели, почуяв хищника, готового напасть.

Глядя прямо на нас с Эльсой, командир наемников ответил, словно снизошел:

– Три бабы: гиена-альбинос, светловолосый сервал и рыжий каракал. Каракала желательно привезти живой, остальных – как получится. И мужчина… светлый и чешуйчатый.

– Смею вас огорчить, ата, – насмешливо начал Дин, – но среди нас только одна рыжая женщина. Ама Хвеся – супруга ата Мирона. Сомнительно, чтобы она успела стать врагом целого княжества по молодости лет.

Лисичка нырнула под руку к мужу и втиснулась ему под мышку – не оторвать.

Командир наемников смерил Дина злобным взглядом и процедил:

– Вы, правда, считаете, что дурацкие кепки и мужская одежда может укрыть от меня двух беглянок?

– Вы говорите какими-то загадками, ата. Непонятно. – Дин улыбнулся так криво, что любой бы поморщился от обиды, что уж говорить про черного наемника.

Тот спешился – судя по вспыхнувшему желтым пламенем взгляду Шая, допустив смертельную ошибку, – и направился к нам. Мы с подругой замерли, в страхе глядя на приближающегося командира черных. Он на мгновение навис над нами – а затем резко сдернул кепки, заставив жалко пискнуть.

– Сервал и каракал – беглянки, которых мы ищем, – с мрачным удовлетворением выплюнул главарь наемников, нагло отбросив наши кепки в сторону.

– Ата, вы ошибаетесь, – по-прежнему насмешливо настаивал Дин, подходя к нам вплотную, оттесняя чужака, за спиной которого возник Шай с жутковатой улыбкой и светящимися звериными глазами.

– Хватит молоть чепуху. Раз эти две здесь, значит их подельница гиена и советник тоже спрятались. Обыскать обоз! – приказал командир.

Наемники слезли с коней и направились к телегам с оружием наготове.

А Дин, как ни в чем не бывало, продолжал гнуть свое:

– Вы сказали, что ищете трех женщин и мужчину, но если вы немного напряжетесь и принюхаетесь, то поймете, что эти две лу к вашим беглянкам не имеют отношения. Мало ли на Зеленой стороне разных кошек? Из гиен у нас только двое мужиков, а чешучайтых, видимо, чем-то больных, отродясь не бывало.

– Я смотрю, любезный, вы упорно нарываетесь на показательную порку?! – злобно процедил командир наемников, краем глаза наблюдая, как его воины черной сворой устремляются к телегам. – Так Светлейший разрешил нам показать южанам, что с северянами вам не тягаться. И если князь захочет, ваши кланы, как и местные, будут лизать его лапы и платить дань!

– Ты в этом так уверен, любезный? – мертвящим шепотом спросил Шай, нависая над зарвавшимся княжеским приспешником.

Главарь вздрогнул, хватаясь за оружие и пытаясь повернуться. Наемники тотчас ринулись с ножами на нашу охрану, как если бы заранее сговорились. Не вести разговоры и обыскивать, а под этим предлогом напасть и поубивать всех! Обоз-то большой, богатый – хорошая плата за службу князю. А девок потом отдать князю – приказ выполнили.

Время, как уже было не единожды, словно замедлилось. И пока разгоралась битва, Дин рыкнул нам с Эльсой, подтолкнув в спины:

– Под котлы, живо!

В таких случаях я привыкла повиноваться беспрекословно, Эльса тоже не противилась, коль запахло жареным.

Сидела я, скрючившись, под котлом, прислушиваясь к шуму и скрежету снаружи, и точно от страха у меня в голове помутилось. Потому что подумала: придется потом отмываться не от дерьма, а от каши, остатки которой попали за шиворот, сползали по щеке. Облизала пальцы, после того, как стерла кашу с лица. Вкусно, однако! Поскребла когтем черпак, доела кашу и оттуда. Тут по моей «крыше» что-то «вжикнуло», напомнив свистом стрелу…

Я чуть-чуть приподняла котел, а там жуть жуткая – кровавое побоище. Клочья одежды валяются на земле: времени раздеться, конечно же, ни у своих, ни у чужих не было. Частью южане бьются в полном обороте, а частью напоминают душников, полузверей, используя луки, кинжалы, кистени и прочее, и немаловажное оружие – звериную силу.

В лицо мне полетели камешки и пыль – перед носом мелькнули тигриные лапищи, оттолкнувшиеся от земли в стремительном прыжке. Дин воевал в полной звериной ипостаси и мощной когтистой лапой рвал вероломных наемников до самых потрохов. Это было настолько чудовищно, что меня нещадно затошнило. А огромный полосатый красавец-тигр в кровавом запале раскидывал поверженных врагов с вывернутыми наружу внутренностями в стороны и рычал так, что кровь стыла в жилах.

Из-под соседнего котла на меня зыркнула Эльса – глазищи испуганные, круглые, поди у меня такие же. Затем схватила стрелу, упавшую рядом с ней, и ловко пырнула ею в лапу наемника волка, хотевшего со спины напасть на ее Шая, тоже бившегося в облике огромного двухцветного зверюги… уже свернувшего шею чересчур прыткому главарю. Его голова, лежавшая рядом с телом, смотрела на меня страшными мертвыми глазами.

Поймав себя на том, что позорно пищала, подобно слепому, беспомощному котеночку, в последний момент успела убрать пальцы из-под края котла и отдернуть голову – сверху на него что-то рухнуло и зарычало, потом перекатилось и упало рядом, яростно завывая и шипя. Злобные коты! Я рискнула выглянуть снова и на миг опешила: двое гепардов рвут нашего Глена-леопарда; один – душит, второй – полосует когтями окровавленную золотисто-пятнистую шкуру. Я откинула котел – и врезала черпаком душителю по голове. «Оружие», по счастью, оказалось крепким, не даром медвежьим.

Этой подмоги Глену хватило, чтобы перекинуть через себя оглоушенного гепарда и разорвать горло и ему, и второму. Не успела я опомниться, рядом возник тигр, весь в крови, с оскаленной жуткой мордой, злобно рыкнул и огромной лапой затолкал меня под котел. Но разве я могла хотя бы не выглянуть в щель? Мелькали лапы тигра, леопарда и десяток других… И тут до самых печенок продрал слаженный торжествующий вой гиен, похожий на смех спятившего оборотня. Дашек и Мишек – знакомые голоса. Ох и воют! Затем раздался рев Наума и чужие медвежьи.

Я решила, что хуже быть не может, но по днищу моего котла проскрежетали чьи-то когти, затем мое укрытие подвинули с целым пластом земли. Видимо, опять кто-то упирался лапой. Мои мысли скакали с одного на другое: как же случилось, что жизнь превратилась в сплошной кавардак, постоянную беготню, прятки от смерти и терзающий душу ужас за себя, обозников и любимого? За что мне все это? И главное – когда закончится опасный путь?

Дальше я молилась Луне, сжимая в кулаке амулет мамы. Просила, чтобы богиня и мамин дух защитили тех, кто сейчас воюет с черными чужаками. Их семьдесят пять, а своих гораздо меньше. Сможем ли мы выжить при таком раскладе? Конечно, южане сильные воины, но и наемники привыкли воевать и убивать. Страх терзал меня сильнее, чем перед стаей душников. Тогда я готовилась умереть только с Эльсой, а сейчас мы, не приведи Луна, можем полечь все, а ведь я успела узнать, к каким хорошим и добрым оборотням попала.

Рев нападающих, крики умирающих, стоны и скулеж неожиданно смолкли. Тишина давила неимоверно. Можно подумать, что за пределами моего укрытия никого не осталось в живых, если бы не едва уловимая дрожь земли от удаляющихся лошадей, бьющих копытами, и топот убегающих людей или зверей…

Наконец я решилась выглянуть. Свои разбрелись по лагерю, тяжело, с присвистом дыша, утирая кровь, зажимая раны и оглядывая вытоптанное поле боя в поисках недобитых врагов. Земля, залитая кровью, внутренности, мертвые, искалеченные тела людей и зверей. Вдали мелькают головы удирающих наемников – тех, кто не выдержал и сбежал с поля боя. В нос ударил запах смерти. Хотелось волком выть и бежать отсюда куда глаза глядят.

Подошел и рухнул рядом со мной тигр. Живой! Полосатые бока ходуном ходят. Хвала Луне, отделался он только рваными неглубокими ранами. Откинув котел, я на четвереньках кинулась к нему. Обняла и зажмурилась, радуясь своему счастью. И такой родной и любимой была мощная пушистая тигриная шея и уставшая морда – не передать словами!

– Живой! – мурлыкнула я, целуя его нос. – Живой! Любимый мой!

– Главное – ты цела, моя кошка-крошка! – Я с трудом разобрала, что сказал мой тяжело дышавший тигр. – Р-родная!

Потискав тигра, я решила сбегать за водой, ведь воинам надо напиться и умыться. Схватила ведра и ринулась к колодцу. За мной понеслась радостная Эльса. За ней побрели полосатый волк и тигр, не захотевшие оставить нас без присмотра, когда вокруг – тихий ужас!

Мирон вытаскивал из-под тюков рыдающую Хвесю. Увидев нас, она быстро утерла слезы и замолчала. Было видно, что обрадовалась и старалась взять себя в руки. Шай приказал выставить охрану из самых крепких и целых. Наум-медведь сносил раненных южан в центр лагеря. Мы с Эльсой и Хвесей, дрожа от пережитого кошмара и украдкой вытирая слезы, разносили бойцам воду.

Кто-то разжег костер, я поставила греться воду в маленьких котелках, насыпав туда травяных сборов. Сейчас нужны и кровеостанавливающие, и противовоспалительные, и укрепляющие. Не всем повезло неглубокими ранами отделаться, но обессилели все. Работы мне предстояло – как никогда.

Мы с подругами старательно не смотрели по сторонам, занимаясь раненными. Ни к чему было дальше расстраиваться, и так хватило лиха, тем более живых черных наемников добивали. Но эти лиходеи знали, куда и зачем шли, и пощады им не светило: слишком длинный след из смертей невинных за ними тянется. Трупы и останки уносили подальше, за бугор. Зверье потом поживится, растащит наскоро сделанный могильник. А сейчас наши навоевавшиеся мужчины нуждаются в заботе и уходе.

– Двое погибли, – горестно, потерянно прошептала Хвеся, вернувшись от костра побледневшей и будто пришибленной.

– Не плачьте, все мы вызвались добровольцами в это посольство, – пояснил раненный кот, которому чуть не разорвали горло. – Каждый знал, что эта поездка могла быть в один конец. Нас могли и в княжеском дворце завалить. Но предупредить зарвавшегося властителя всея Зеленой стороны мы были обязаны.

– Холостые хоть, а то как сказать детям, что сиротами остались… – Хвеся горько качала головой, прислушиваясь к разговору у костра, где обсуждают, как быть дальше.

– Мои дед с бабкой несколько месяцев места себе не находили, когда мамку с папкой загрызли душники, – вспомнила Эльса. – Так что холостые иль женатые – не велика разница. Чьи-то семьи осиротели.

Мы обменялись с ней согласными взглядами.

Прикрытый до пояса леопард, один из самых тихих и скромных обозников, сцепив зубы, чтобы не орать от боли, менял ипостась. Бедняге распороли брюхо и мне пришлось зашивать его. Теперь он весь в целебной мази, прямо под моими руками оборачивался, от чего мои горячие от исходящей силы ладони то касались загорелой смуглой кожи человека, то зарывались во влажный, слипшийся мех зверя. Зато рана заживала на глазах, и оборотень стонал все глуше и реже – боль уходила.

– Ой, что там за возня… – насторожилась я, кивнув в сторону сухостоя, где в сумерках стояли Дашек с Мишеком и Далей.

Затем из тех зарослей вышел Шай, вытирая блеснувшее лезвие о сапог.

– Допрашивают выживших отморозков, – поморщился парень, из которого пришлось вытаскивать стрелу и долго потом возиться. – Чего-то сомневаюсь я, что Валиан настолько недалекий, что решил нас перебить и открытую войну Югу объявить. Особенно сейчас, когда советник удрал.

Шай тем временем подошел к беседующим у костра мужикам, и мы услышали, о чем ему удалось узнать:

– Ловят именно советника. Живым. Гиену-альбиноса приказали убить на месте. Наемник говорил, когда Валиан приказ по ней отдавал, аж слюной брызгал от ярости, костерил последними словами весь ее род до двадцатого колена…

– Допекла баба мужика, – хохотнул усевшийся рядом с Шаем Мишек.

– … рыжую повитуху каракала вернуть живой и нетронутой, а по сервалу такого уточнения не было…

– Занятно, повитуха, значит, не только знахарка сильная. – Дашек обернулся и посмотрел прямо на меня, невольно заставив смутиться.

Вот же въедливый мужик. Все-то ему знать надо.

Эльса расстроенно шмыгнула носом: ее живой вернуть приказа не было, если бы нас поймали, о смерти она бы мечтала. Мы переглянулись, подумав об одном и том же.

– Два дня назад четыре отряда наемников решили объединиться, – продолжал Шай. – Два недавно из Аверта по приказу Валиана прибыли, а два недалече рыскали. Мародерствовали. Меньшим числом напасть побоялись, вот и решили толпой.

– Неужели князь приказал и нас положить? – недоверчиво вскинул серые брови Дин.

Шай мотнул головой, подтвердив мои подозрения:

– Нет, это они сами вздумали. Знали, что груженые мы, двадцать с лишним подвод, кланы – за горами, князь – в Аверте, и забот у него без нас хватает. В пути всякое случается, вот и решили здесь, в удобном месте, напасть, а потом «следы» нападения душников оставить в горах.

– Хитромудрые какие, – поморщился Наум. Потом предложил: – Кто еще хочет есть?

Желающих взять добавки не нашлось. Все устали смертельно, но охрану выставили тройную и ночью, сдается, спали в полглаза. Сама я заснула, едва коснувшись головой шкуры, и проснулась среди ночи, только когда пришел черед Дину отдыхать. Он сгреб меня в охапку, зарылся носом в волосы и тут же уснул, а я, уткнувшись в него лицом, наслаждалась теплом, запахом и стуком огромного и такого родного сердца. Ведь сегодня я впервые произнесла заветное слово: любимый. И он слышал!