Глава 24
Серое утро быстро сменил яркий солнечный день. Кучевые облака стремительно сбежали на север от наступающей жары. Непривычно: у нас в это время было бы еще прохладно, а стоило отклониться на юг – и вот уже пахнет летом. Зной. Сушь. Суховей. Вдоль дороги густая, с взрослого мужчину высокая, сухая, пыльная трава. Ничего не разглядеть сквозь нее. Едешь, словно залез в узкую нору и никак не выберешься. Солнце медленно плывет по небу, обоз также медленно ползет по дороге вдоль желто-серой стены из толстых стеблей неизвестных мне растений.
Мы с Хвесей из любопытства вставали в телеге, рассматривая широкую степь, раскинувшуюся до предгорий. Непривычно видеть столько бесхозной, неиспользованной земли, чай не лесные угодья, как у меня на родине. Но шлеповцы – законченные рыбаки, гноши – торговые дельцы, да постоялые дворы держат, поэтому до самых гор тянется желто-серый частокол из прошлогоднего сухостоя. И в лесах здешних плодятся многочисленные стаи душников.
– Нехорошо это, не по-хозяйски, – хмурились Дашек с Мишеком, тоже глядя по сторонам.
– Земля совсем высохла, видать дождей с нашего прошлого перехода не было, – согласно ворчал Наум. – До гор больше суток по этому сушняку, найдем ли колодец?!
– Ну, вокруг Шлепа и Гношика зеленые поля были. Видно на них они воду и желание позаботиться нашли, – пожал широкими плечами Глен, и тут же поморщился от боли.
Героического красавца гепарда я залатала одним из первых, но болеть глубокие раны будут еще с неделю.
После нападения обозники были встревоженными, напряженными. Двух своих погибших мы похоронили перед рассветом, троих оборотней, тяжело раненных, уложили в телегу под мой присмотр. Но они не унывали, шутили, мол, раз ими сильная повитуха ведает, то, того и гляди, скоро бабами станут, да рожать научатся. Зря что ли вчера справили день рождения, ведь я их с того света вытащила. И что от моего дара щекотно. Меня это только радовало: дело идет на лад.
Вот и катили мы веселой компанией. Я время от времени касалась их руками, передавая часть силы, чтобы искалеченные, исполосованные когтями и сталью воины быстрее поправлялись. Да хоть немного боль снять, ведь трястись в телеге по тракту – сомнительное удовольствие. А устраивать передышки посреди степи нельзя, опасно. Сами болезные грустно отшучивались, косо поглядывая на хмурого Дина. Не по нраву ему пришлось мое тесное соседство с «соперниками».
Разноцветные густые волосы Дина развевал ветерок, иногда вынуждая его раздраженно подергивать округлыми мохнатыми ушами, если сухие травинки или листики случайно цеплялись. Широкое лицо с суровыми, даже хищными чертами, серые брови и яркие раскосые глаза. Я не могла наглядеться на свою единственную любовь!
Мимо неторопливо проехал в конец обоза сторожевой – главный среди охраны. Мы с девчонками проводили его тревожными, сочувствующими взглядами: как же у мужчин хватает сил на все? Уже который день они мало спят, постоянно настороже, ожидая нападения, вечером заботятся о лошадях, да еще мы с Эльсой крепко влипли, добавив хлопот. Спустя день после схватки с душниками нашим защитникам снова досталось, на этот раз от черных наемников.
Как проговорился Далей, только то, что среди них большей частью обычные мародеры и грабители, сыграло нам на руку. Всего двоих потеряли. В нашем обозе сильные, опытные воины, а в том отряде чернушники – выброшенные из кланов за преступления.
Я тяжко вздохнула: жизнь, оказывается, гораздо суровее, чем я представляла себе, сидя в клане! Страдала, что замуж не отдают! А стоило выбраться за долину Волчьего клыка, даже соседи напали, хотели отобрать золото. То душники, то мародеры, то сам князь – как же страшно жить. Невольно бросила озабоченный взгляд на Дина, ехавшего верхом на огромном белогривом коне коричнево-белой масти. Только мой «полосатик» сегодня оделся во все черное. Желтые тигриные глаза ярко вспыхнули, почти осязаемо приласкав и согрев меня.
– Что-то случилось? – Дин наклонился над телегой, свесившись с седла.
– Нет, – мотнула я головой, а потом неожиданно для самой себя пожаловалась: – Просто кругом так опасно.
Он покрепче сжал колени и протянул ко мне руки:
– Иди ко мне.
Свободная рубаха распахнулась на мощной груди, штаны натянулись на сильных бедрах, мохнатый полосатый хвост постукивает в нетерпении по ботинкам. Я приподнялась, протягивая руки. И опять понеслись смешки:
– Ого, Дин, ты наконец-то прокатишь девчонку на своем могучем жеребце?
Да плевать, вот впервые в жизни совершенно плевать на чужие шуточки и что обо мне думают. Дин ухватил меня под мышки – и я взлетела к нему в седло. Кепки нам разрешили сегодня не надевать, если только голову не напечет, – поздно уже скрываться, кому надо знают про нас. Поэтому, откинув косы за спину, прижалась к груди любимого мужчины, обняв его за торс, и расслабилась в крепких руках. Как же он пахнет вкусно цветами аррайи с нагретым песком и жарким солнцем. Как только будет оказия, высажу в своем саду этот цветок, хоть и ядовитый, но теперь вроде как родной.
– Не бойся, моя хорошая, – глухо и с немного раскатистым «р» успокаивал меня Дин, – завтра к вечеру доберемся до гор, еще три дня на переход – и мы на своих землях.
– На наших землях! – ехидно уточнил Дашек. – Моему клану впору начинать с вас всех подати брать. А то мы, пограничники, не живем, а вечно служим вам защитой и преградой…
– Ну ты прямо как тот кабан, – ядовито процедил Глен. – Тоже уж такой защитник был, только вони от него слишком много…
– Ты на что намекаешь, болезный? – дружно вскинулись братья гиены.
– Да зачем намекать, я прямо говорю! – рыкнул Глен, настроения которому ноющее исполосованное брюхо и грудь не добавляли. – Вдоль всей Большой гряды не только ваш клан в защитниках состоит. Мы все своих лучших воинов к вам отправляем на службу, а как лавры собирать, так вы единственные.
– Дымовичи тоже у границ с восточными живут и сами свои земли охраняют, еще и вам помогают, – поддержал Глена другой раненный, сидевший рядом с ним в телеге. Верно из тех мест.
– Там зарвавшихся князей пока не завелось, и вы только от душников земли чистите, а к нам все отморозки лезут, – набивали себе цену гиены.
Я навострила уши, уж больно интересно послушать будущих соседей: чем они дышат, как дружат. Дин тихонько усмехнулся, заметив мое любопытство, легонечко, игриво так, куснул меня за ухо и перехватил мои руки. Положил обе себе на ладонь, на которую повесил повод, а второй рукой начал поглаживать пальцы. Кажется, он именно мне показывал, какая маленькая у меня ладошка по сравнению с его рукой с длинными, сильными пальцами, с шершавыми подушечками, свойственными всем кошкам. И когда он повел шершавыми кончиками вдоль моих рук, слегка поглаживая, лаская, я замерла от разливающегося по телу тепла. Не обычного или душевного, нет, от настоящего чувственного.
– Дин, – сипло шепнула я, не то умоляя, не то возмущаясь.
Мой соблазнитель довольно усмехнулся, и я ощутила его улыбку макушкой.
– Как чудно порой бывает. Мы так похожи на других. Кажется, что вокруг все одинаковые, часто непримечательные, пресные… а жизнь – сплошная обыденность и тьма обязанностей, которыми ты заполняешь свою никчемную жизнь, – издалека начал Дин, но я догадалась, что вот-вот скажет о чем-то важном или интересном. – Но одним пригожим днем ты вдруг сталкиваешься с худенькой девицей, одетой как парнишка, и от одного ее неумелого поцелуя напрочь теряешь голову. Ты не знаешь, как ее зовут, даже как она пахнет, откуда свалилась к тебе в руки и почему так стремительно удрала, опозорив при этом.
Выслушав признание, я едва слышно выдохнула:
– Прости…
– Простил, сразу же. А вот за то, что потом целый день искал тебя по всему Малиннику, переживал, что встретил и сразу же потерял, ночь не спал в думах, где дальше искать хорошенькую кошку, – прощу не скоро. Даже Мирон с Хвесей в храм без меня ходили, пока я метался как ошпаренный по городу. Ведь запаха-то у тебя не было. А следы пропали сразу, площадь большая, народу тьма, – незлобиво попенял Дин, прижавшись виском к моему уху.
– Ты меня искал? – потрясенно выдохнула я, замирая от восторга.
– А нам он не признался, чего как ужаленный носился по улицам наперегонки с медведями, – проворчал Мирон, обернувшись с козел своей телеги. – Я чуть не обиделся: друг, называется, мне счастье привалило – жену нашел, а он унесся, как на охоту. Да хвала Луне, Далей надоумил не мешать ему свое счастье искать…
– То-то я смотрю, тебя, Дин, так та неудача напугала, что ты свою кошку сразу под мышку засунул и больше не выпускаешь, – хохотнул Глен, сразу поморщившись от боли.
Дашек и Мишек, как обычно, подкалывали:
– Ага, только в реке поплавать и решился отпустить. Правда, потом всем обозом ловили, но кто старое помянет, у того хвост отвалится. А так наш тигр свою зазнобу все под чугунным котлом прячет, чтобы, наверное, не увели из-под носа драгоценную…
– Если не заткнетесь, друзья-соседи, то… – пригрозил Дин.
Какое там, ото всех желающих высказаться понеслось:
– Глухую!
– Слепую!
– Доверчивую!
– Саму невинность!
– Бедняжку! – припечатал Наум, неожиданно присоединившись к гоготу остальных насмешников.
Эльса привстала на коленях и, уперев кулаки в боки, в своей обычной манере уточнила с угрозой:
– С чего это – глухую, слепую и прочее?
Гиены переглянулись и не без азарта начали перечислять:
– Предупреждений не слушает.
– Опасности не видит.
– Доверяет некоторым, а те ее в самый неподходящий момент из телеги под ноги тиграм вышвыривают. – Это был большой камень в огород моей подружки, и она сразу скуксилась.
– Про могучих жеребцов ничего не знает – повезло тем самым тиграм, – продолжали похихикивать братья.
– Как такая замечательная девица, да еще с нужным, ценным даром будет уживаться с вами, хитрыми котами, в Еловом ручье… даже не знаем. Может лучше к нам поедет?
Эльса, красная как рак, беспомощно хватала ртом воздух. Допекли ее все-таки язвы гиены. Я тоже насторожилась, не зная как относиться к подобным, недобрым шуточкам.
Дин зловеще хмыкнул и пообещал:
– Через месяц смена отрядов на границе. Так вот, в этот раз к вам поедет Тимоха, а то заскучал он дома чего-то. Давненько просится.
Дашек выпучил желтые глазищи, засветившиеся почище тигриных. Мишек, как и Эльса, подышал, открыв рот, и злобно прорычал:
– Если ты этого кобеля к нам снова пришлешь, то я, то мы…
– Сыграешь, наконец, свадьбу своей дочери. Ничего, что кобель, она же его все равно любит… бедняжка. Слепая, глухая, доверчивая и сама невинность. Про кобелей еще мало знает, повезло тем самым кобелям. И придется твоей дочери тоже как-то уживаться с котами в Еловом ручье. Даже не знаю, справится ли несчастная…
– Мы же друзья?! – возмутились братья. – А ты нам угрожаешь… этим?
– Мои друзья вряд ли поливали бы грязью мой клан и меня самого, чтобы отбить повитуху для своего клана, – спокойненько ответил Дин.
– Да ты сам не лучше! Как куда заявишься, так самых хороших и ценных оборотней к себе переманиваешь! Дружище называется! Ваш Еловый лопнет скоро от твоего усердия. Все расширяешься.
Выслушав гневную отповедь Дашека, Дин строго сказал:
– Ты шишки с иголками не смешивай. Савери не из-за дара своего ценная, она – моя! Понимаешь? Моя!
После сильного душевного выплеска, назревавшего после погребения погибших друзей, над обозом повисло тягостное молчание.
– Прости, Савери, заигрались, – неожиданно повинился Дашек.
И Мишек добавил:
– В пути двоих потеряли, больно нам всем от этого. Тяжело! С мужиками погибшими давно знались, все же здесь хорошие соседи собрались. А тут…
– И о твоем даре прознали, – вклинился в разговор Глен со своим алтыном. – Гиены… своего никогда не упустят. Самые плодовитые на весь край, а в клане лишь обычные повитухи без дара.
– Хватит! – рыкнул Дин, заставив меня вздрогнуть у него на коленях. Остальные тоже опасливо оглянулись на разъяренного товарища. – Утром только погребение совершили, двоих потеряли. Вокруг недобитые мародеры шныряют, того и гляди в спину ударят, а мы клыки сушим, да лясы точим, делим не свое и мелко пакостничаем против друг дружки, как обычно.
– Прав Дин, глупо себя ведем, – согласился хмурый Наум. – Хуже девиц малолетних…
Ругаются мужчины, а неловко почему-то мне. Снова я причиной склоки стала.
– Я один раз для всех скажу, – как-то слишком спокойно начал Дин. Помолчал чуть-чуть и без малейшего сомнения заявил: – Савери – моя. И отвечаю теперь за нее – я.
– Да никто и не спорит, – осторожно согласились гиены. Похоже, тигр всех враз угомонил и остудил.
– А как же большой новый дом с красной черепичной крышей и белым штакетником? – улыбнулась я неуверенно. – Ты мне обещал от клана подарить…
– Я тебе его от себя лично подарю, – в хитроватом голосе Дина чувствовалась улыбка.
– Еще бы, всего три года назад для себя построил, почему бы новым не посчитать? – не смог удержаться от подколки Дашек. Язва!
– Так ты мне свой дом обещал? – Я подняла на Дина глаза. – Еще тогда?
Вопреки ожиданиям гиен, наверняка рассчитывавших на скандал, я наоборот смутилась, а потом расплылась в довольной улыбке.
– Все, братцы, потеряли вы повитуху окончательно, – махнул рукой Наум, с ухмылкой глядя на гиен. – До вас ее завлекли длинными усами и толстым полосатым тигриным хвостом. А вы заладили: крепкие ноги, быстрые ноги, во-о-он до того дерева и обратно. Надо было ее под мышку – и дом с черепичной крышей дарить! И обязательно с белым заборчиком. Бабы они такие, только на них и падкие.
– Да вы задрали уже, – рыкнул Дин, перехватил меня поудобнее и, тронув бока коня, увез в начало обоза, подальше от расходившихся друзей.
– С такими друзьями и племянницы не надо. Вечным холостяком останешься или к душникам подашься, там хохотунов поменьше будет, чем среди вас, – донеслось мнение Шая.
Затем я едва разобрала довольное ворчание гиен:
– Да в кои-то веки случилось отыграться на всесильном и премудром Дине, пока он ярмарочным дрыгунцом перед девицей скачет.
* * *
К вечеру «Еловый ручей» собрался своей «стаей», хоть и пара из других кланов присоседилась: Шай, по сути, уже родственник и давний друг Далей. Не то чтобы отделились от всех, но тесной компанией уселись на расстеленной на земле шкуре; мужчины по очереди носили еду от общего костра. Видно, даже словесные попытки отобрать свободную женщину, тем более одаренную, тем более у Дина, вконец исчерпали его терпение. Я ловила то насмешливые, то завистливые взгляды, бросаемые другими мужчинами на нас.
Я уже не смущалась и не беспокоилась из-за мужского внимания, ведь теперь рядом Дин. И пусть, по словам многих, он сейчас сам на себя не похож и ведет иначе, но показывал себя с хорошей стороны. Пока «еловые» охраняли, Далей с Дином охотились в высокой траве и вернулись с дюжиной кроличьих тушек. Нам с подругами досталось несколько веточек со свежим жаренным мясом, а мужчины ели густую мясную похлебку. По коротким разговорам я догадалась, что тигр с кугуаром на разведку ходили, а охотились заодно. И то, о чем разведали, им не понравилось, хоть виду не подали. Но коней не расседлали.
Пока укладывались, Хвеся ныла:
– Не нравится мне здесь. Скорее бы к горам добраться.
Мирон обнял жену, уложил на свою руку, и склонился, словно собой укрывая:
– Не бойся, любимая, мы сегодня далеко продвинулись. Завтра, ближе к вечеру, выберемся из степи.
– Как-то неспокойно мне на душе, Мир, тревожно, – вздохнула она, повернулась и уткнулась носиком мужу в грудь.
– Душа болит? – встрепенулась Эльса, явно намереваясь помочь. – Так может, я свой дар сонника отпущу и…
– Нет! – дружно и нервно отказались все.
Сонница, поймав потемневший взгляд дяди, стушевалась и, пожав плечиками, прощебетала:
– Ну нет, так нет. Я же только помочь хотела.
Шай улыбнулся, с нежной улыбкой глядя на свою суженую, погладил ее по большим ушам, а потом сгреб в объятия и прижал к себе, укладываясь спать. Я услышала счастливый вздох Эльсы и юркнула к Дину – окунулась в его тепло и силу. Меня дополнительно накрыли шкурой, а то к вечеру ветер разыгрался.
Тревога охватила меня во сне. Мой каракал то бесновалась, то скулила от ужаса.
– Подъем! – громко проревели над ухом.
Я вскочила, а Дина рядом нет. Покрутив головой, я увидела его стоящим на телеге. Он напряженно всматривался вдаль.
– Вроде только легла, а уже рассвет? – рядом проворчала Эльса, протирая глаза и убирая от лица волосы, которые трепал сильный ветер.
– Какой-то чудной рассвет, – отозвалась Хвеся. – Красноватый… наверное, сегодня жара будет…
А у меня в груди скручивался тугой комок паники и дикого страха.
– Это зарево! – глухо выдохнул кто-то поблизости.
В голосе мужчины тоже слышался страх.
– Быстро, уходим! – проревел Дин. Дернул хвостом и легко спрыгнул. Затем сграбастал нас с девчонками вместе со шкурой и отправил в телегу.
Собрались за считанные мгновения. Повезло, что лошадей не распрягали. Их даже поторапливать не приходилось: чуяли доносившийся ветром, пока еще слабый запах дыма. Благодаря сильным порывам ветра его и оборотни почувствовали на большом расстоянии. Темный горизонт на западе становился все ярче, словно кто-то незримый поддавал жару.
– Пожар в степи! – Глен погонял своих тяжеловозов.
Гиены поводили носами по ветру, затем Мишек зло рыкнул:
– Слишком широкое зарево на горизонте.
– Ветер к нам дует! – зловеще заметил Мирон.
– Если успеем уйти с подветренной стороны – повезло, – почему-то обреченно шепнул тяжело раненный.
Телеги неслись по ухабам, подпрыгивая. Мы с девочками и раненными цепко держались за борт и молились Луне.
Неожиданно из травы наперерез обозу начали выскакивать животные. Они словно обезумели и не обращали внимания на препятствия, убегая от пожара. Пересекали дорогу и скрывались в густой траве, нагоняя на нас страха и паники. Хвеся тихонько заплакала, уткнувшись в спину Мирона, погонявшего лошадей. Искала спасение в муже.
– До гор почти день пути, – зачем-то крикнул Глен.
Дин, скачущий рядом с нашей телегой, крутил головой, кажется отыскивая пути спасения. А небосклон слева становился все светлее и багровел. Ветер принес уже не только запах гари, но и дым, застилающий дорогу. Пока еще не слишком густой, но времени мало прошло, а пожар надвигается стремительно и неотвратимо.
– Может нам лучше вернуться? – крикнули с головы обоза. – И дорога будет под уклон.
– До гор – день пути, а до Гношика – сутки, думай, чего несешь, – зло воспротивился кто-то.
Над обозом пронесся предупреждающей свист, телеги начали резко замедляться, чуть не наезжая одна на другую под яростные ругательства возниц. Дин ускакал вперед, бросив на нас тревожный взгляд. Глен унесся за ним, но вернулся быстро. Я молча кусала губы, а Эльса никогда не отличавшаяся терпением, увидев его осунувшееся лицо и отведенный взгляд, заорала:
– Что случилось?
Ответил Глен зло, пытаясь скрыть страх:
– Прямо на нас выскочили наемники Валиана. Двоих поймали, они сами не ожидали встречи. Те недобитки, что удрали давеча с поля боя. Дин там с ними возится…
– И что? – просипела Хвеся. – Зачем с ними возиться?
– Эти твари решили нам отомстить! – За нашими спинами появился Мирон, подошел вплотную к жене. – Оставшиеся в живых выродки подожгли траву вдоль большого участка степи. Дождей не было несколько недель, прошлогодняя трава высохла до основания, земля потрескалась – устроить пожар раз плюнуть. Они думали, огонь нас ближе к горам догонит, а сами успеют уйти, но ветер ночью резко изменился и к утру усилился. Эти недоумки сами в свою же ловушку огненную попали. И мы с ними…
– Я не понимаю, скажите мне хоть кто-нибудь, что творится! – заголосила Эльса.
Глен мотнул головой, прижав ладонь к животу, наверняка еще побаливавшему. А потом сорвался:
– Да чего тут не понятного? Наемники Валиана подожгли степь в дневном переходе от нас. Думали, огонь подберется к нам ближе к горам, отрежет путь и зажарит нас именно там. Но ветер слишком сильный, его направление изменилось, и теперь горит вся степь по левую сторону от тракта. На телегах нам не уйти…
Я услышала чей-то предсмертный вскрик, судорожно заозиралась и затряслась еще сильнее: небо словно заполыхало огнем. Дыма становилось все больше, горло першило пока не сильно, но чувствительный нос защипало. И самое страшное: в небе замелькали искры, пока вдалеке, но эта искрящаяся, огненная стена движется на нас.
К нашей телеге подошло еще несколько оборотней. И такое напряжение скопилось вокруг. Солидные мужчины, сильные, опытные воины сейчас, не скрывая, боялись. Наше звериное начало до безумия боится огня. По наитию обернувшись в поиске защиты, я уткнулась взглядом в грудь Дина. Он положил мне на плечи тяжелые, но надежные руки, и я смогла с облегчением выдохнуть.
– На телегах не уйдем, – мрачно повторил Наум.
– Что там с этими? – спросил раненный, кивнув в сторону, где велся допрос.
Слово взял Дин:
– Двоих в расход. Еще пятеро успели проскочить мимо, но ловить мы не стали…
– Незачем, пожар скорее догонит! – выплюнул Шай.
Дин поморщился, оттого, что его прервали, и продолжил:
– Расклад такой. Слева от тракта – горит на всем протяжении нашего пути. Поэтому недоумки рванули не к горам или в Гношик, а наперегонки с огнем. При таком сильном ветре огонь доберется до нас через час в лучшем случае.
– Давайте вернемся в Гношик! – выкрикнул жилистый оборотень пума. – Или рванем за наемниками в степь. Ведь огонь слева, а мы уйдем вправо и…
Наум злобно зарычал, не сдержав раздражения:
– Ульден, огонь идет стеной по всей степи. До зеленых полей Гношика – сутки пути, до гор – день. Но у нас нет этого дня, ветер дует быстрее, чем бежит любой из нас, даже самый стремительный и выносливый. А значит, ты на полдороге зажаришься, так никуда и не успев!
Ульден в ярости крутанулся, вырвав хвостом пучок травы и прорычав от бессилия:
– Если выживу, вернусь в Шлеп и сам подожгу городишко этих ленивых водяных крыс. В лесах душников расплодили, а шакалы из Гношика сушняк на два перехода оставили, твари. Только вокруг себя заслон сделали, а на других им плевать… бездушные. Живыми зарою!
– Можешь помечтать, что они с гношами хотя бы покашляют от дыма, но не более, – буркнул другой оборотень.
– Хватит болтать! – рыкнул Глен. – У нас нет времени, надо бежать к горам.
– Не все такие быстрые, как ты! – устало возразил Наум.
– Стоять на месте и ждать смерти – не выход. А так хоть кто-то выживет… – вскинулся Глен, готовый сорваться прямо сейчас с места, лишь бы подальше от огня.
Дин молчал и задумчиво смотрел в сторону пожара. О, Луна, как же страшно умирать! Особенно заживо сгореть. Я всхлипнула, по щекам побежали слезы.
– Глен, ты ранен и еще не оправился. Далеко не убежишь, – выразил мои тайные мысли Дашек. – Многие из нас пострадали, на то и был расчет у мародеров, что мы не сможем уйти от пожара.
Мирон не выдержал:
– Все, время разговоров вышло. Вы можете рассуждать и дальше, а мы на четырех лапах попробуем уйти…
– Нет! – резко заявил Дин. Его глубокий, сильный бас многих заставил вздрогнуть. – Никто из нас не сможет добраться до гор или Гношика живым. Огонь скоро приблизится, искры подпалят шкуру, дым разъест дыхание и глаза. Может быть, твой гепард и успеет выбраться. Ты самый быстрый из нас; может быть, еще паре-тройке мужчин удастся продержаться в дыму и бежать несколько часов…
– Дин, ты сможешь, ты же выносливый как вол, а бегаешь лучше меня, – словно упрашивая присоединиться, выкрикнул Мирон.
Дин горько усмехнулся:
– Может быть, но девчонки не смогут. Ты сам видел, какие бегуны из них. Рухнут как подкошенные через версту. А в дыму и половину не пробегут.
– Они поедут верхом на нас, – не сдавался Мирон.
Хвеся судорожно рыдала, как если бы себя хоронила. Впрочем, как и большинство из нас. Я видела, многие смирились, возможно и побегут, но к смерти готовы. Каждому ясно как белый день: огонь не перегнать, а уж при таком-то ветре, когда он мои тяжелые косы приподнимает и швыряет в лицо.
Дин с Шаем мотнули головами, подумав об одном и том же:
– Они не удержатся.
– А ты можешь просто не понять, что бежишь налегке. Я не готов рисковать своей женщиной.
– То есть, ты готов остаться здесь и сгореть? – заорал Ульден, сжимая кулаки.
О, Луна! Выходит, у них, сильных и выносливых, шанс выжить есть, но тигр не может бросить нас. Меня! Ведь он сказал, что не хочет рисковать своей женщиной. Мной! Как же поздно узнаешь, что дорог близким и любимым.
– Может степью бежать? Дыма меньше, шансов больше, – предложил Мирон, безотчетно крепко прижимая к себе жену.
– В такой траве мы сами себя потеряем без обоняния, – отозвался Дашек.
Гиены пристально следили за Дином, который, кажется, что-то решил. Тигр чмокнул меня в макушку, подтолкнул к Шаю и племяннице под присмотр, и в пару прыжков оказался на телеге. Он медленно, испытывая нашу выдержку, осмотрелся, послюнявив палец, вытянул его вверх и так несколько долгих мгновений постоял.
– Вы как хотите, а я не готов здесь за просто так зажариваться, – проорал один из оборотней и ринулся по дороге к горам.
– Стой! – проревел Дин. Спрыгнул, убедился, что все его хорошо слышат и жестким, непререкаемым тоном произнес:
– Один раз я видел что-то подобное, контролируемый верховой пал…
– Ты о чем? – подались вперед гиены с жадным желанием выжить.
Дин посмотрел на Хвесю:
– Ты сможешь быстро найти источник воды? Поверхностный? Но очень быстро?
– Д-да, н-наверное, – ответила она.
– Приступай, от тебя слишком многое зависит.
Хвеся сглотнула и медленно, словно сомневаясь в его словах, направилась к телеге.
Дин ее поторопил:
– Быстрее, времени нет! Ищи вдоль дороги источник, как найдешь, крикни, мы поможем отрыть.
– Что ты задумал, Дин?! – все обозники неотрывно таращились на тигра.
– Разводите костры, еще нужно сделать факелы. Самые быстрые должны будут пробежать вдоль дороги как можно шире в стороны и подпалить верхушки травы.
– Ты сдурел? Хочешь подпалить траву у наших задниц? Ускорить зажарку? – зарычали не поверившие Дину.
– Тихо! – рыкнули гиены, уже начавшие разжигать костер, безоговорочно поддерживая тигра.
Дин командовал:
– У нас есть совсем немного времени! Нам смертельно повезло, ветер слишком сильный! Мы запалим верхушки травы, она просто не успеет разгореться вниз, огонь понесет ветром поверху. Когда пожар с левой стороны доберется до тракта, то перебираться на правую будет искрами и пламенем по верхам. А мы их уже спалили.
– А вода зачем? Сделаем лужу и скопом в ней сваримся? – нервно хохотнул Глен. – Кому-то будет знатная, наваристая похлебка…
– В воде намочим все шкуры и тряпки, замотаем головы и тела лошадям, накроемся сами и, если удастся, телеги тоже. Дым и жар будут такими, что даже так будет жарко. Если успеем, прольем хоть сколько-нибудь уже прогоревшей травы, надо будет отойти подальше от границы с огнем. Всем все понятно?
– Ты уверен, что эта затея чего-то стоит? – неожиданно спросил Дашек.
– Да! Я видел подобное один раз, в юности. Подробно расскажу, когда до гор доберемся, а сейчас – за дело.
Больше никто не болтал. Появилась надежда, и каждый боролся. Мы с Эльсой таскали шкуры и тряпки в одну кучу, готовили мочить, если Хвеся воду найдет. Воды в бочке, что набрали для перехода по степи в колодце, не хватит.
А мужики, разбежавшись по тракту, целовали родовые амулеты и поджигали верхушки травы. Страшно было до сводящего с ума ужаса, мужчинам, что неслись вдоль степи с огненными факелами, – особенно. Хвеся ходила по кругу, держа перед собой две скрещенные палочки артефакты и, сосредоточенно шевеля губами, искала источник. Лишь на миг она вынырнула из поиска, когда тракт озарил пылающий огонь, только уже справа от нас, беря в тиски с подступающим слева. В небо устремились сонмы искр, но ветер тут же подхватывал их и стремительно уносил прочь. Сейчас каждый из нас смог воочию убедиться, что удрать от огня немыслимо, он летит быстрее стрелы.
Степь рядом с нами уже пылала, а совсем скоро подойдет и большой пожар. Часть оборотней удерживала и вязали ноги беснующимся от страха коням. Телеги свозили ближе к правой стороне. Хвеся шла вдоль дороги и искала воду, мы с Эльсой следовали за ней верными псами и тряслись от страха.
Вдруг Хвеся замерла на обочине слева и задумалась, водя палочками из стороны в сторону. Мы задрали головы: светло, словно днем, только свет ярко-красный. Он играет страшными тенями на бледных, заплаканных лицах подруг. Сверху посыпался пепел – огонь уже очень близко. Мощные мужские фигуры на фоне разгорающегося дальше пожара выглядели еще более устрашающими. А горящие факелы в руках – жутко. Но Дин оказался прав: устроенный ими пал летел дальше в степь, оставляя за собой не сгоревшие до конца стебли. Желто-серый сухостой менял цвет на черно-серый.
– Здесь! – радостно закричала водница. Мы с Эльсой подпрыгнули от неожиданности. – Ата Дин, здесь большой источник и залегает близко.
Хвеся принялась разрывать землю. Мы с Эльсой подхватились и тоже начали рыть. Уж нам ли привыкать? Вон как недавно нору расковыряли. На помощь прибежали мужчины. Лишь бы успеть промочить все для защиты. Никто не говорил ни слова, а как только в яму просочилась вода, заработали еще быстрее. Сверху на головы сыпались искры, дым лез в глаза, в нос, стоял в горле, но мы упорно рыли, углубляя уже огромную яму. Туда кидали шкуры, топтали, потом уносили накрывать животных. Сновали туда-сюда как заведенные. Проливали горячую землю с другой стороны, где Дин приказал поставить лагерь.
Дальше нас, помимо пожара, накрыло ужасом. Огненная стихия ревела, гневалась, пытаясь перебраться через тракт и достать нас, жалких смертных, сбившихся кучкой вокруг животных. Шипела, испаряясь с защитных шкур, вода. Загоревшиеся от искр тряпки приходилось отбрасывать на дорогу, а самим вжиматься в ямы, вырытые в земле, спасаясь от жара и дыма! Страшное утро, которое не забудется никогда.
Не знаю, смогла бы я выдержать это сводившее с ума испытание, если бы не Дин. Порой хотелось вскочить и с криком броситься прочь. Думала, сгорим заживо. Но Дин крепко держал меня, накрыв своим телом, ладонью вжимая голову в сырую землю, собой защищая от огня. Ему приходилось еще и коня удерживать, которого он вынудил лечь на землю и завалил шкурами. Кажется, он нам обоим шептал, хотя скорее хрипел:
– Тихо, тихо родная моя. Скоро все закончится… Потерпи…
Я очнулась, лежа на руках у любимого мужчины и глядя в небо, застилаемое дымом. Палящий ужас закончился. Ветер погнал огонь и дым дальше. Рядом перебирал могучими ногами конь Дина, поднимая копытами черные клубы сажи, вздрагивая от любого шороха и посылая нервные волны по шкуре.
– Мы живы? – всхлипнула я, глядя на выжженное поле.
Мой тигр, черный от сажи, с всклокоченной, подпаленной грязно-серой шевелюрой наклонился надо мной, обнял крепче и, сверкнув белыми клыками в широкой улыбке, обрадовал:
– Живы, любимая. Все живы.
– Любимая? – Я окончательно разрыдалась.
– Самая-самая, – с какой-то необычайно трогательной нежностью заверил Дин. – Любимая и единственная.
– Я домой хочу-у-у, – рыдая, уткнулась в воняющий дымом и гарью живот Дина. – Я устала колесить.
– Скоро будем дома, любимая, скоро.
