Глава 21
Перед рассветом прошел ливень и, несмотря на ветер, погнавший тучи дальше, несколько раз принимался дождик, разводя сырость, пролезающую под куртку, как ни кутайся. Непогода, вдобавок к мучающему меня стыду, особенно раздражала, вот и сидела я у костра нахохлившись. Сегодня даже похлебка не желала вариться – дрова дымили, не давая жара.
Неожиданно на мои плечи легла непромокаемая накидка – Дин укрыл от непогоды и слякоти, и сел рядом. Сложил на коленях руки со сбитыми, опухшими костяшками. После вчерашней драки болят небось! Не поднимая на него глаз, я сразу положила поверх них ладони и отпустила дар, чтобы улучшить кровоток, снять отек, тем самым ускорить заживление. Ссадины, конечно, тотчас не пропадут, но боль стихнет и к обеду все непременно пройдет. А то мало ли… как у тигров раны заживают? Я-то в основном с волками дело имела.
Ох, как же не хотелось отнимать свои руки от больших мужских, кто бы знал. Так приятно было ощущать их тепло и силу. И тут я опять испугалась своего отклика. Ведь хотела же семью, из-за чего рвалась на свободу, прошла через испытания, сбежала. А ну как сейчас ошибусь? Отдам сердце этому тигру, по словам Глена, блудливому. Он наиграется, а потом что? Как самой быть?
Дин задумчиво осмотрел свои руки, подвигал пальцами, затем провел пятерней по мокрым волосам. И, неожиданно нахмурившись, окинул меня внимательным взглядом:
– Глен тоже охотится на тебя, Савери! Лучше не верь всему, что он говорит!
Я неуверенно улыбнулась и, скосив на полосатого охотника глаза, решила его попытать, коль случай вышел, словно он мои мысли подслушал:
– Значит, ты не блудливый кот?
Дин хмыкнул и, тоже искоса глядя на меня, ответил:
– Нет, и не был никогда. Хотя, как ты понимаешь…
– Понимаю, понимаю, женщины у тебя, конечно, были, – кивнула, чувствуя, что от души отлегло.
– Были, я не отказывал себе в удовольствии, – признал, как оказалось, неблудливый кот, улыбнувшись чуть снисходительно, но не обидно.
– Глен сказал, тебе тридцать пять. Приличный возраст для холостяка, уж больно близка черта. Но я не думаю, что такой заботливый дядюшка к душникам подастся. Неужели ты и правда из-за Эльсы семью не смог завести?
– Нет. Соврал он, – зло мотнул влажной головой Дин, – на юге женщин гораздо меньше мужчин, вот многие и холостякуют до сорока, пока, наконец, не обзаведутся семьей. Да, рискуют, но жизнь вообще сурова. А что до меня: просто не встречалась женщина по себе, чтобы… хотелось быть только с ней до самой смерти.
– Больно привередлив, смотрю, – буркнула и неожиданно для себя расстроилась: вдруг и я не та самая.
– Может, я просто тебя ждал? – блеснул белоснежными клыками в улыбке Дин. Потом, увидев мою ироничную ухмылку, добавил: – Хотя без Эльсы тоже не обошлось. Охоту связаться со мной брачными узами она у многих женщин напрочь отбила.
Мы посмотрели на его своенравную племянницу, в это время охму… обхаживающую Шая с другой стороны костра. Они стояли вплотную друг к другу. Шай держал кружку в руках, а Эльса, склонившись над ней, дула, видимо остужая взвар. Стальной волк загадочным взглядом уставился на ее макушку, довольно прикрывая глаза, когда большие округлые уши сервала мягко касались его лица.
Вот ни за что не поверю, что она не видит, или не чувствует, как ушами оглаживает, щекочет обожаемого волка, а тот откровенно наслаждается. Нарочно так делает, завлекает, соблазняет. Ах ты плутовка!
– Дин, скажи, Шай – хороший, порядочный мужик? – вырвалось у меня, глядя на влюбленную парочку.
– Мне кажется порой, даже чересчур, – спокойно, серьезно ответил он.
– Это как?
– Шай – племянник главы клана Обжигающая лощина. – Дин задумчиво наблюдал за другом и родственницей. – Это несколько горных селений, кругом одни камни. Террасы делают вручную, возят землю отовсюду. Сама понимаешь, жизнь там не мед и жители тоже суровые. Шай спокойный, справедливый, преданный, но одиночка. Дом построил на отшибе села. Не любит шумных гостей, гуляний, ярмарок… Охраняет границы клана, за что ему хорошо платят, притом еще и лучший охотник на душников. Но дело это не легкое, требует долгих дней одиночества, терпения, выдержки. Главное – он охотник не по нужде, а по желанию. Любит убивать…
Слушая обстоятельный, неторопливый рассказ, я все сильнее беспокоилась: как же Эльса могла влюбиться в свою полную и беспросветную несхожесть?
– Ох, вот бедняжечка! – вырвалось у меня.
– Действительно, не повезло бедняге, – согласился со мной Дин. Потом совсем мрачно добавил: – Еще и друга потеряю!
– Ты о чем это? – прищурилась я, засомневавшись, правильно ли поняла, кого жалеет Эльсин дядюшка.
– Я про Шая, а ты? – чуть приподнял он серые брови.
– Ты что – совсем бессердечный? – вспылила я. – Эльса влюбилась в Шая по самые уши, а он – волк-одиночка. Да еще и убийца по желанию.
– Нет, Савери, сердце у меня как раз есть, и оно сейчас особенно болит за друга! – возразил Дин, а потом проворчал: – Моя племянница – безмозглая, своевольная, себялюбивая, безответственная бестия, которая раз за разом выбирала таких же малолетних обормотов. Ты не представляешь, с каким трудом я ей достойных женихов находил. А эта зараза – сбежала! Ну ничего, жизнь ее скоро проучит! Шая, конечно, жалко, хороший был мужик…
– Почему был? – ошарашено переспросила я.
– Потому что с такой женой характер быстро испортится! – прошипел Дин, оторвав взгляд от обсуждаемой пары.
Я в долгу не осталась, тем более за подругу обидно:
– А у тебя и без жены характер не медовый!
Дальше мы возмущенно сверлили глазами друг друга, пока Дин не сказал:
– Хвеся тобой всю дорогу до Малинника восторгалась: какая на смотринах девица каракал из северного клана была пригожая, вся из себя затейница да хозяюшка добрая. И как хорошо, что сбежала. Вдобавок еще и знахарка хваленая. Так что вся надежда на тебя, лу Савери. Может, характер мой подправишь, подлечишь, как сейчас руки, раз не нравится?
Поджав губы, я буркнула:
– Вот еще! Безнадежное это дело!
– А может, похлебочки погреться? – к нам подошла Эльса и протянула по плошке с вкусно пахнущей, горячей едой.
И смотрела она так заискивающе, по-доброму, что мне еще обиднее стало: зачем зря наговаривать?!
Завтракали мы втроем; правда, Эльса под пристальным, ух, кажется уже хозяйским взглядом Шая. Ох и попала моя подружка, здорово попала!
* * *
На ночь нам сегодня расстелили на траве несколько шкур рядом с телегой Дина, куда переложили часть поклажи с других повозок. Мы с подругами улеглись. Правда, к Хвесе тут же примостился Мирон, обняв ее, словно от всех напастей закрывая. Дин вышел из леса, обернувшись тигром, неспешно, гордо ступая. Улегся рядом со мной, вызвав раздражение этим своеволием и одновременно – восхищение его красивым матерым зверем и тайную радость. Ведь, как намедни пояснил Глен, таким манером Дин приручает моего каракала. Чтобы привыкала к тигру, ощущала себя рядом с ним уверенно, ничего не опасалась, проникалась запахом и доверием. Тогда и моя человеческая половина проще и легче пойдет на сближение с самим Дином. Хитрец какой!
Эх, если бы он только знал, что я с первого взгляда, вздоха и звука его голоса запала на него, прониклась еще в «Логове большого лиса», в Аверте! И как потом носилась по базару за его хвостом! Трудно представить, как бы южанин-тигр повел себя. Наверное, взял, да и объявил бы, что я его, и палец о палец не ударил, чтобы завоевать. Надавил бы посильнее своей тигриной сутью – и все!
Тигрище огромной полосатой тушей вытянулся впритык, от него шло тепло – хоть не укрывайся. Положил на здоровенные пушисто-когтистые лапищи лохматую голову, повернувшись ко мне. В темноте желтые звериные глаза светились загадочным светом, округлые уши изредка шевелились, улавливая ночные шорохи, длинные толстые усищи щекотно касались моих щек и лба.
Я повернулась на другой бок и, притворяясь спящей, старательно мерно дышала, не выдавая напряжения от близкого соседства со зверем. И когда, наконец, начала погружаться в дрему, наслаждаясь необычайно приятным, уже, кажется, каким-то родным запахом тигра, его хвост лег на мои бедра, огладил и чуть придвинул меня к звериному боку. Вот же охальник!
Пока мучилась сомнениями: возмутиться или нет, наглый тигр хвостом придвинул меня вплотную, влажным холодным носом уткнулся мне в шею и шумно вздохнул. Моя человеческая половина опасливо напряглась: а ну как продолжит домогаться или бесстыдно кусаться, лишая сна? А моя каракал наоборот – мурлыкнула одобрительно, зараза! Я расслабилась и словно растеклась по шкуре довольной кошкой, устроившейся на печной лежанке в мороз. Еще бы, уж мой рыжий зверь точнехонько пронюхала, что на нее ведется охота, да еще таким сильным бывалым котом. Какая кошка устоит?
– Сладкая… – едва узнаваемо из-за звериного обличья выдохнул Дин-тигр, слегка придавливая меня пушистым боком.
А я… мне впервые стало плевать на приличия, потому что с тигром спокойно и тепло, и так приятно ощущать ладонью его мягкий густой мех, что мысленно приняла чувства своей второй ипостаси. И сама положила голову на крупную тигриную лапу, уткнулась лицом в меховую полосатую шею и заснула безмятежным сном.
Утром меня ждал неожиданный подарок. Причем настолько, что, открыв глаза, не сразу сообразила – это сон или явь. Там, где спал Дин, лежал букетик ярко-синих колокольчиков с капельками росы, поблескивающими на лепестках, – одних из первых цветов, которые, как в народе говорят, встречают лето. Пахнут хрупкие, трепетные колокольчики ненавязчиво, нежно, трогательно, совсем как я сейчас, когда тело только-только очищается от многолетнего воздействия настойки.
Я села, не сводя глаз с чудесного подарка – первого в моей жизни подарка такого рода. Затем осторожно взяла букетик в руки и невольно расплылась в улыбке, наверняка глупейшей, но счастливой. Зарылась носом в синие цветики, вдохнула, чтобы навсегда запомнить этот момент и огляделась в поисках ухажера-дарителя.
Дин нашелся неподалеку, у костра, и с довольной улыбкой наблюдал за мной. Поймав мой благодарный взгляд, улыбнулся шире. Шай, стоявший рядом с ним, увидев цветы в моих руках, досадливо поморщился, кинул взгляд на Эльсу, зашевелившуюся рядом со мной, встрепенулся – и стремительно исчез в лесу. Наш стальной волк, видно, тоже решил за цветиками сгонять. А вот Глен хмурился, сидя на козлах своей телеги, поджав губы: расстроился, что не ему затея с букетом в голову пришла.
В общем, все утро я не выпускала из рук цветочки, жаль, что скоро поникшие, и в душе пела от счастья. Впрочем, Эльса недалеко ушла от меня: из подаренного Шаем наскоро собранного разнотравья, можно сказать, веника, умудрилась венок сплести и красовалась, словно ей венец с драгоценными каменьями и жемчугами преподнесли.
Тем временем Дин продолжал удивлять: то водички в дороге предлагал, чтобы «горлышко промочить», то в обед нам с Эльсой плошки с лучшими, по его мнению, кусочками мяса подал, как будто нас Наум от котлов, коими мы продолжали заниматься, отгонял. А уж какие мне взгляды от тигра доставались – слов нет. Можно сказать, меня, как лакомство, медленно, с наслаждением пробовали, потом пережевывали, продлевая удовольствие. Моя кошка оценила: хвост по ветру держала – куда взгляд тигра «подует», туда и хвост вел. Прямо засада какая-то, все мои чувства и расположение к мужчине выдавал. Хоть к ноге привязывай или прячь хвост, раз озорничает!
* * *
Тракт уже некоторое время бежал вдоль быстрой реки с крутыми, каменистыми берегами. Запросто к воде не подойдешь! Впереди показался Шлеп – город, где обосновался многочисленный клан енотов. Мы уже несколько раз встречали их обозы с рыбой и проезжали мимо хуторов и деревушек, а сегодня добрались до их главного родового поселения.
Очень жаль, но наведаться в Шлеп нам с подругами не разрешили. Мужчины увели обоз гораздо дальше от города и устроили стоянку возле речушки-притока, бежавшей из родника и срывающейся с каменистого утеса в большую, полноводную реку. В этот раз в город поехали малознакомые обозники, а остальные устраивали лагерь, занимались лошадьми и проверкой поклажи – все ли тюки крепко связаны, не разболталось ли чего дорогой, в порядке ли повозки.
– Может пройдемся вдоль обрыва? – предложила заскучавшая Эльса.
Шай с Дином и другими мужиками проверяли колеса, упряжь и копыта лошадей. Заодно я с огромным удовольствием полюбовалась широкой, мощной спиной обнаженного по пояс Дина, легко управлявшегося с огромными тяжеловозами, а те слушались его словно ягнятки. Шай в черной рубахе поднимал задок телеги, чтобы снять поврежденное колесо. Вокруг лагеря несли караул бдительные охранники. Так что кроме меня доставать неугомонной соннице было некого. Мирон с Хвесей тоже вон ее приданое перекладывают, скорее для порядка и поговорить о своем, семейном, чем по нужде.
Я поправила венок на голове, который, по примеру Эльсы, сплела утречком из цветов, подаренных Дином. Уже третий день он меня букетиками балует – приятно, до невозможности! Потом, пожав плечами, согласилась:
– Давай. Отчего не пройтись.
Предупредив Наума, что будем на виду, мы пошли вдоль обрыва.
– Ты знаешь, откуда и чем занимается Шай? – осторожно начала я, что ни говори, а предупредить подругу надо.
– Мы поговорили позавчера, он мне сам обо всем рассказал, – беззаботно улыбнулась Эльса. – И предупредил что и как.
– И о том, что жить тебе придется на выселках? В уединении? – настаивала я.
– Ой, ну не на Желтой стороне, в конце-то концов, – отмахнулась Эльса и вприпрыжку подбежала к самому краю обрыва. Раскинула руки: – Какая красота-а…
– Эль, Шай не простой оборотень, а племянник главы клана. Он границы клана защищает и на душников охотится, а знаешь, какой норов для этого нужен?
– Мне все равно. Я люблю его, – пожала плечами она.
На фоне бескрайнего неба и белых облаков, на краю обрыва девушка в мужской одежде – крепких ботинках, темных штанах и голубой рубашке – смотрелась особенно уязвимой, даже беспомощной. Эдакая золотоволосая, нежная лу, да еще с веночком из желтых одуванчиков на развевающихся на ветру волосах. Хороша – кто бы сомневался!
Впрочем, венок, только из синих колокольчиков украшает и меня, и отлично подходит к моим рыжеватым косам и беленой рубашке, что я сегодня надела. Дин прямо глаз оторвать не мог и дальше всю дорогу так смотрел, будто касался, и не скрывал желаний. Несколько раз предлагал прокатить на своем могучем жеребце, а я упрямо хорохорилась: отшучивалась или язвила. А то сдамся быстро, как, наверное, другие его зазнобы, и перестану интересовать. Да к тому же смущал хохот обозников, стоило им про могучего жеребца услышать, заставляя гадать: что смешного Дин сказал? Или бесстыжего? А может просто привычно подшучивают?! С них станется.
– Савери? – неожиданно Эльса внимательно заглянула мне в лицо.
– Да?
– Не бойся, Дин не обманет тебя.
– Не надо, я сама раз…
– Сейчас он совсем другой, – оборвала меня Эльса на полуслове. – Смеется часто, шутит, на тебя все время смотрит, а ты не замечаешь.
– Эль, я не боюсь. Я…
– Да любому заметно, что стоит ему тебя коснуться рукой, а не звериной лапой, ты сжимаешься, словно сейчас ударит. Дин даже спит теперь в тигрином обличье. К тому же цапаетесь вы часто по любому поводу. Ты не видишь, а он вокруг тебя круги нарезает, нервничает, когда другие просто подходят к тебе. Он уже с несколькими мужиками на ножах из-за этого, а ты все в облаках витаешь.
– С кем? – сперва удивилась я. И сразу же отшила заступницу: – Я – женщина, между прочим, и тоже хочу, чтобы за мной ухаживали. Завоевывали. В чувствах признавались, да так, чтобы за душу брало. А не подшучивали на каждом шагу.
Я подошла к подруге и встала рядом, тоже залюбовавшись красивыми, но суровыми что ли берегами – крутыми, каменистыми, держащими в оковах быструю, шумную, полноводную реку. Дальше по течению виднелась холмистая местность, поросшая деревьями. В небе парит копчик, небольшой ястреб – следит за нами. Мне, если честно, как-то страшновато было стоять на краю обрыва, высоко и мутная вода внизу бурлит. А вот Эльсе все нипочем: опять раскинула руки в стороны и подставила лицо солнышку.
– Глупенькая ты, Савери. Языком молоть каждый может, а Дин – другой, он делами покажет, что нужна ему ты и никто другой.
Неожиданно меня прорвало похихикать:
– Вот смотрю я, у тебя ума палата! Чего же ты раньше любимого дядюшку занудой считала, изводила и девиц от него гоняла?!
– Да вот, нашла, наконец, умницу, которой готова передать родственничка. Заметь, в хорошие, добрые руки, – тоже хихикнула Эльса. А потом неожиданно спокойно, уверенно продолжила: – Сонники не только спать всех укладывают, но и души чувствуют. Твоя – чистая, искренняя у тебя душа. И на Дина ты смотришь так, что воск рядом плавится. И справлялась у меня – не насколько он богат, а будет ли у самой достойная работа в нашем клане.
У меня прямо душа запела, стало так радостно, что впору в пляс пуститься. Да берег больно опасный, мелкие камешки летят вниз – страшно.
– Какие мудрые мысли… изредка появляются у тебя, – защищаясь от смущения, усмехнулась я. – Правда, хороших родственников безоглядно посторонним девицам не раздают, а то вдруг…
Эльса недовольно топнула ногой:
– Вот упертая кошка!
– Ты не топала бы ногами, берег здесь больно хлипкий, – обеспокоилась я.
– Придумала тоже! – усмехнулась Эльса. – Веками стоит и нас выдержит.
– Я бы не стала зарекаться, – наблюдая за отколовшимся камнем, плюхнувшимся в воду, проворчала я. – Пошли отсюда.
– Трусишка! Трусишка! – запрыгала Эльса, – Как раз для нашего Дина, он любит опекать…
– Прекрати! – рявкнула я, пытаясь ухватить ее за руку, чтобы оттащить от края.
– Хорошо, пошли уже… – снисходительная усмешка слетела с лица Эльсы, когда под ногами дрогнула земля.
И вместе с обвалившимся пластом берега она полетела в реку.
– Какая же ты за-р-р-а-з-за-а-а… – вопила я, срываясь вслед за ней.
В воду мы вошли свечками, хвала Луне, не отбив себе все печенки. Рядом поднял брызги рухнувший кусок земли, большой, по счастью не задев меня, а Эльсе камень рассек лоб.
Безжалостный стремительный поток уносил нас прочь от обоза и защитников. Мы выныривали, отплевывались, хватали ртом воздух, снова уходили под воду. Плавали мы, как выяснилось, отвратительно и не утонули лишь благодаря бревну, которое каким-то чудом оказалось под руками. Вцепившись в него когтями, отдышались, отплевались и осмотрелись.
К вящему ужасу, выступа, с которого мы свалились, было почти не видать, лишь несколько темных точек-фигурок не берегу. Осталось надеяться, что обозники слышали наши вопли. А вокруг сплошь мутная, холодная, бурная вода и крутые берега, за которые не зацепиться при всем своем желании, потому как бревно к берегу не прибивалось, управляться с ним не получалось, а бросить его и пуститься вплавь, рассчитывая на свои силы – смерти подобно. Мало того, спасительное бревно переворачивалось – и мы с Эльсой тоже, с визгом. Наконец, нам повезло: впереди показался более пологий склон и небольшой пятачок, на который мы с трудом выбрались. Отдышались, и Эльса уверенно прохрипела:
– Думаю, спасать нас придут поверху.
– А может и не придут, – просипела я злобно, – порадуются, что от таких придурочных девиц избавились, которые без конца куда-нибудь вляпываются.
– Прос-сти, С-с-савери! – У Эльсы зуб на зуб не попадал.
Мокрая продрогшая, она сидела, обхватив себя руками, и тряслась от холода, впрочем, как и я. Вода в реке студеная и «купание» на пользу нам точно не пойдет, а солнце скоро сядет.
Я внимательно осмотрела склон и с сомнением предложила:
– Если разуться и выпустить когти, то можно попробовать выбраться отсюда. И пойти навстречу… Нас же будут искать?
– Обязательно будут! – упрямо и без толики сомнений лязгнула клыками Эльса.
Мы разулись и, выпустив когти, начали взбираться по каменистому, глинистому склону, кое-где поросшему травой и с виду чахлыми, но на удивление крепко вросшими кустиками. И так удачно у нас получилось, что совсем скоро мы, вновь с натуги дыша с присвистом, выбрались на верх.
Распластавшись на сухой траве, отдышались и, не веря в свою удачу, глянули вниз.
– Высотень какая, – содрогнулась Эльса.
– Елки зеленые! А наши ботинки?! – чуть не заплакала я, глядя на по глупости оставленную внизу обувку.
И ведь не спустимся обратно – сорвемся!
– Засада! – мрачно согласилась Эльса.
Мы огляделись и еще больше посмурнели: оказались на площадке, окруженной земляными валами с громадными камнями-валунами. Как по ним выбираться, куда? Осталось только лапы переломать. Но в одном месте, где с камнями поменьше вперемешку земля, заметили дыру между обвалом и скалой – вход в звериную нору, наверное. Я потянула носом и никого не почуяла, видать брошенная. Рядом огромный раскидистый дуб растет, обвивая мощными корнями камни, за ним заросли колючего шиповника, а дальше лес виднеется.
– Схожу облегчусь, заодно гляну, что там дальше, – буркнула Эльса, поднявшись, и направилась к зарослям.
Я тем временем сняла одежду и тщательно выжала. Натягивать ее обратно сырую, грязную было до дрожи противно, но нас же придут спасать?! И тут со стороны, куда ушла подруга, ветер принес странно знакомый запах, от которого волосы дыбом встали. Я замерла, настороженно вглядываясь туда. Неожиданно раздался громкий визг – и спустя мгновение из кустов вырвался здоровенный кабан с вопящей Эльсой на спине, сидящей задом наперед, вцепившись ему в хвост. Пока я стояла, раззявив рот, кабан пронесся под дубом и сбросил «наездницу», ударившуюся макушкой о низко висящую ветку. Она кулем свалилась с «коня», перепугав меня окончательно.
Кабан бестолково метался по площадке в панике, явно пытаясь найти место, куда бы спрятаться. Неужто его Эльса так перепугала? Кабан – зверь дикий, а не домашняя живность, еще и всеядный, поэтому я, с опаской посматривая на него, подошла к кряхтевшей и трясущей пострадавшей головушкой бедовой сонницей, пытающейся прийти в себя и приподняться.
– Эль, ты жива? – шепнула я, помогая ей сесть.
– Да вроде. Ой! – прошипела она, потирая шишку на голове. – Вот гадство, больно как. В речке по лбу, здесь затылком…
– Что это с ним случилось, пятый угол ищет? – спросила я, с подозрением глядя на кабана, наткнувшегося на пустую нору и начавшего остервенело рыть ее, углубляясь в землю
Ответом мне послужил леденящий душу вой – знакомый до боли в груди, от которого забываешь, как дышать. Поначалу Фенька долго изводил наш клан подобным воем.
– Душники! – выдохнула Эльса.
Мы переглянулись; в широко распахнутых от ужаса голубых глазах подруги я увидела свое отражение: мокрая лопоухая кошка с наверняка круглыми со страху глазами. Вой опять разорвал тишину, еще ближе и теперь с другой стороны – душников несколько, они загоняют добычу-кабана с разных сторон. Луна, ну зачем его к нам сюда понесло!?
Я схватила Эльсу за руку и потащила к каменной стене. Сервал шипела, потом все же вскочила и, пошатываясь, побежала за мной. Дальше мы безуспешно пытались забраться на стену, но глинистая, каменистая земля, размокшая от дождя, словно в насмешку, обваливалась комьями, и мы падали. Но стоило нам закрепиться на высоте четырех аршинов, сверху на нас взглянуло не менее пяти душников. Жуткие! Раньше я вблизи видела только Феньку. Кажется, измененный волк смотрелся малость лучше, чем те полуеноты, что сейчас с голодной жаждой в звериных глазах уставились на нас.
– Стая, – прохрипела Эльса.
«Мы в ловушке», – похолодела я.
– А если обернуться и…
– Не выйдет, – оборвала я подругу. – Эти зверюги бегают лучше, чем каракал с сервалом. Нас поймают, едва вылезем наверх.
Мы спрыгнули обратно и заметались по площадке. Вернуться прежним путем не выйдет, слишком высоко, внизу камни, а не вода. Разобьемся насмерть. И тут я увидела задние копыта кабана, шустро зарывающегося в старую нору, которую ему уже удалось как следует раскопать вглубь. Земля летела наружу, копыта только мелькали, зверь пыхтел от усердия.
Мы с Эльсой, не сговариваясь, ринулись к кабану, схватили за задние ноги, поднатужились – и вытащили под его возмущенный визг наружу. А сами ловко протиснулись вместо него в нору и, выпустив когти, заработали настолько проворно, что куда до нас этому молодому свину. Победный охотничий вой снаружи только подстегивал.
Наши старания нарушил кабан – задом протиснулся к нам. Видно, кошки-оборотни не так сильно пугают, как те хищники, которые воют снаружи. Свин почти заткнул своей вонючей тушей вход, но не выпихивать же его к душникам. Мы замерли как мышки, услышав шорох множества мощных лап душников, шныряющих вокруг, злобное порыкивание, ворчание, даже шум драки. Сдается, они начали делить добычу между собой.
Эльса в панике продолжила рыть вглубь, земли становилось больше, а места все меньше. Мы обе вздрогнули и запищали, когда кабан завизжал и задергал задними ногами, упираясь, изо всех сил. Мы с Эльсой дружно схватили его за копытца, не давая врагам выдернуть нашу единственную защиту из норы.
Рев, визг, обгадившийся от страха кабан, мы в его дерьме – все смешалось в сплошной вонючий кошмар. В какой-то момент свина вырвали из наших рук. Мы с воплями прижались к стенам норы, но и нас по одной вытянули наружу и швырнули наземь. Удивительно, как складывается жизнь! Кто бы сказал мне еще вчера, что сегодня буду стоять плечом к плечу с Эльсой над окровавленным кабаном, перед душниками – не поверила бы. Да ни за что!
Мы прижималась к стене, мелко дрожа, жалко всхлипывая, почему-то шипели, когда кабан не то угрожающе, не то истерично визжал. Мы знали, что умрем, обреченно глядя на дюжины две грызшихся душников, заполонивших площадку: огромные полуволки, полуеноты с густой шерстью, которую еще надо постараться продрать волчьими когтями, – вся многочисленная свора тешилась в предвкушении пиршества, распаляясь от жажды крови. Они откровенно делили, кому достанется самое вкусное мясо.
Один из душников метнулся к нам, отчего у меня сердце ухнуло в пятки. Кабан, от его удара, полетел в центр немного расступившейся стаи. Теперь каждый полузверь цеплял его когтями, увеличивая количество ран и наслаждаясь болью и запахом крови. А бедное животное крутилось на крошечном пятачке, пытаясь защититься небольшими клыками. Эх, молодой еще секач, больших не нарастил.
В ужасе глядя на эту звериную забаву, мы с Эльсой ждали своего часа, даже не надеясь отпугнуть душников когтистыми лапами, подобно несчастному кабану. Я краем глаза отметила движение, а через миг на обрыв вспрыгнул огромный тигр. Знакомый! Следом за ним появился невиданной прежде масти полосатый волк, тоже большой. Затем я впервые увидела кугуара, горного льва из рода пум, с черной мордой и едва ли не с тигра размерами. Он злобно, грозно ощерился, показав такие клычищи, что будь я на месте душников, умерла бы со страху.
Эти великолепные могучие звери сразу ринулась в самую гущу душников. Дальше они рвали когтями-кинжалами им грудь, сворачивали шеи и отрывали головы. Но и на каждом нашем защитнике гроздьями повисали сразу по несколько полузверей. Бой шел смертный, без мгновения на вздох. Такого кровавого месива я даже в кошмарном сне представить не могла.
И только бедолага кабан, на котором невольно остановила взгляд, кажется, еще живой, валялся недвижимый среди рычащей мясорубки. На голову мне посыпался песок и камешки, заставив испуганно посмотреть вверх. Через нас перелетали и спрыгивали с отвесов другие оборотни и с ходу кидались на врагов. Вот леопард, кажется, это Глен, вырвал клыками глотку полуволку. А это…
Вдруг Эльса метнулась в толпу, заставив меня поперхнуться криком, схватила за заднюю ногу нашего вонючего защитника, несогласно хрюкнувшего, и поволокла ко мне. Дернула меня за руку, выводя из оцепенения, и потащила в спасительную нору, напряженно прошипев: «Быстрее, там по тише».
Мы прижались друг к дружке и наблюдали кровавую бойню поверх оставленного лежать у входа свина, дергавшего ногами. Было страшно за своих, но закрыть глаза и не смотреть – еще хуже. Спору нет, драка Дина с Гленом была «дружеской», и в правду мужики пар выпускали. Потому что теперь они рвут врагов в каком-то зверином неистовстве и действо перед моими глазами не поддается описанию: миром правит жажда убийства, чужой крови и мужского безумия.
Душники отличны от обычных оборотней частичной ипостасью, а злоба, жестокость и бессердечие сейчас владеют и теми, и другими. Вот почему такой жизненно важный закон на Фарне: холостого оборотня сложно удержать в своей жажде крови, а семья и любовь могут унять ее. Вернуть разум и человеческий вид после охоты. Разделить животную суть и человеческую.
Скоро все вокруг устилали страшные, окровавленные, изуродованные трупы душников. А мы с подругой, удивительное дело, счастливо всхлипывали. Оборотни в звериной ипостаси ходили по площадке и добивали раненных душников. У меня в душе ничего не дрогнуло, хоть я и знахарка: душника, перешедшего грань и потерявшего вторую половину души, уже не спасти. Его волнует лишь голод, он жаждет убивать.
Пока остальные сносили и скидывали трупы в какой-то каменный развал, Дин, Шай и Далей с Гленом подошли к нам и устало легли рядом с норой. Отодвинув несопротивляющегося, тяжело дышащего кабана наружу, мы выбрались сами и юркнули к нашим спасителям.
– Кошки, как же от вас воняет навозом! – пророкотал Далей-лев, сморщив нос. – Хороши, прямо на редкость.
– И от хряка тоже прет, – скривил морду Глен-леопард.
Дин в запекшихся рваных ранах, оставленных когтями душников, обернулся человеком, сел и быстро осмотрел нас с Эльсой, изгваздавшихся в глине и дерьме с головы до ног, мерзко воняющих, аж у самих глаза щиплет. Он притянул меня, еще дрожавшую от пережитого ужаса, к себе на колени, крепко обнял, до боли стиснув, и хрипло прошептал:
– Живые! Луна! Живые!
Ну да, ему уже приходилось столкнуться с подобным, когда собирал останки родной сестры и шурина.
Эльса тряслась в беззвучных рыданиях в объятиях мрачного голого Шая, а тот терся носом о ее висок и успокаивал, успокаивал…
Забыв обо всем на свете, я обняла Дина за мощную шею и счастливо целовала его лицо. И когда прижалась к напряженно сжатым губам, он ответил. Наш поцелуй полыхал страстью – мы уцелели и непременно будем счастливы! Наконец Дин успокоился, уставился на меня блестящими желтыми глазищами и строго заявил:
– Дома сразу пойдем в Храм Луны брачную метку ставить. С тебя глаз нельзя спускать. Как и моя безголовая племянница, постоянно влипаешь в неприятности.
– Вот еще! – довольно фыркнула я. – Раскомандовался. Это не я виновата, что…
– Простите меня, пожалуйста, – прорыдала Эльса, уткнувшись в широкое, ею же заляпанное плечо Шая. – Это я опять виновата-а-а…
– Все будет хорошо, родная, – тихо шепнул ей любимый, поглаживая по вздрагивающей спине. – Не плачь, кошечка моя, я позабочусь о тебе.
Дин ехидно хмыкнул, небось решил, что Эльсу его суровый друг присмирит и успокоит. А сам с удовольствием успокаивался, обнимая меня и поглаживая по грязным волосам и спине. Когда оборотни прибрали тела полузверей и чуть перевели дух, он деловито распорядился:
– Надо уходить. Кровь и трупы скоро привлекут сюда других душников, уж слишком много их здесь развелось. Наверняка еще подтянутся.
– Странно, что так близко от Шлепа, город-то большой… – задумчиво протянул Далей-лев.
Шай досадливо поморщился, пояснив:
– Странно, что они в город еще не заходят кур пощипать. Еноты не любят охотиться, им хватает рыбы в реке. Поэтому ближайшие леса – угодья душников.
– Зря они, – сморщил нос черный лев. – Такой огромной стаи я давно не встречал, расплодятся и в самом деле в гости в Шлеп наведываться начнут.
Я прижималась к широкой, надежной груди Дина. Как же хорошо в его руках, ничего не страшно.
– Раз кабана не сожрали, сами зажарим, – рядом раздался голос Наума.
– Нет! – разом обернулись мы с Эльсой на огромного бурого медведя.
– Он подсказал нам, как спрятаться, нору раскопал, – всхлипнула Эльса.
– Вдобавок заткнул собой выход, дал нам еще время, почти спас нам жизнь, – поддакнула я.
Далей зафыркал по-львиному – рассмеялся. Встал и пошел к дубу, под нашими изумленными взглядами поднялся на задние лапы и потряс ствол.
– Оставшиеся с осени желуди послужат ему прокормом, пока не оклемается, – пояснил Дин, улыбаясь.
– Спасибо, Далей! – благодарно выдохнули мы. Лично я еще и восхищалась огромным, прежде невиданным, черным горным львом. Красивый у него зверь!
Перед тем как уйти я помогла сойтись нескольким, самым глубоким ранам на спине и боках кабана, чтобы не кровоточили. Он смотрел нам вслед маленькими черными глазами, наверное не веря в свое спасение. Мужчины возвращались в лагерь в звериных ипостасях, а мы с Эльсой – на своих двоих, к счастью, обутые в возвращенные нам ботинки. И такие смирные-смирные, послушные-послушные.
