Лучшие мужи Руси собрались на княжеском дворе. За длинными дубовыми столами сидели вместе воеводы и юные гридни, градские старцы и князья подвластных Киеву племен, седовласые волхвы и греческие священники в черных ризах. Нашлось место и простому люду. Челядь выкатила огромные бочки с виноградным вином, хмелем, вынесла чаны с сытой и медовухой, заставила столы икрой, рыбой, птицей, дичью и другими яствами, но никто не прикасался ни к еде, ни к питью. Все ждали Великого князя, и тот вскоре вышел на красное резное крыльцо в сопровождении дядьки Добрыни.

Владимир торопился. Ему не терпелось поскорее вернуться к своей возлюбленной. Поэтому, не обращая внимания на оглушительный приветственный рев, он уселся на высокий дубовый трон, изукрашенный золотом и искусной резьбой, и сразу перешел к делу:

– Речите, други!

Первым поднялся киевский боярин Претич и с глубоким поклоном обратился к Владимиру:

– Великий князь! Не гневайся на нас, неразумных, что не можем своим малым умишком охватить твоих великих замыслов, а потому отрываем тебя от утех свадебных…

– Чего же ты не уразумел? – нетерпеливо заерзал на троне Великий князь.

– Не могу понять, княже, какой бог у нас теперь главный.

– Христос! – недолго думая, выпалил Владимир и вызвал настоящую бурю.

– Слава Иисусу! – заорали христиане.

– Перун! – громыхали гридни, не участвовавшие в походе на Херсонес и потому некрещеные.

– Род! Род главный! – не менее яростно кричали волхвы.

– Велес! – не отставали смерды.

Молчал лишь Претич. Он терпеливо дождался, пока утихли крики, и снова спросил:

– А за что новому Богу такой почет?

Боярин сделал упор на слово «новому», но кто-то из сторонников христианства весело пошутил:

– Бог хоть и новый, а с бородой, как у тебя, Претич!

Народ громыхнул дружным смехом.

– Да они похожи, как две капли воды!

– Все мы тут бородатые!

Боярин терпеливо сносил все насмешки, ожидая ответа Великого князя. Но тот вдруг спросил:

– А ты как думаешь?

– Я бы не сказал, что Он самый сильный.

– Зато Он самый мудрый.

– Но Он и не грозный.

– Зато самый добрый.

– Но Он не славянский бог.

– Он и не греческий, и не римский, а те и другие Ему поклоняются. Видно, есть за что. Он Бог для всех!

Претич снова склонил голову:

– Доверяю твоей мудрости и подчиняюсь твоей воле. – Боярин выпрямился и воскликнул: – Слава Христу!

– Слава! – подхватил народ.

Все, кроме волхвов, подняли наполненные вином кубки и залпом осушили их.

События развивались так, как и задумал Добрыня. Однако дальше все пошло не так…

– Княже, а как быть с остальными богами? – спросил кто-то из дружинников.

– Не богами, а идолами, – поправил того Владимир и решительно махнул рукой: – Снести!

Ропот прокатился по княжескому двору.

– Как снести?!

– Продал нашу веру!

– Променял на принцессу!

Вперед снова выступил Претич.

– Княже, как же так? Мы же приняли Христа, как родного!

– Да, – согласился Владимир.

– Мы же признали Его главным Богом!

– Да.

– Зачем же сносить других богов? Зачем гневить их понапрасну?

– А затем, что идолы требуют жертв.

– Чего? – не расслышал боярин.

– Идолам нужны наши жизни! А я этого не хочу!

– А при чем здесь Христос?

– Ему не нужны жертвы!

– Чего же Он хочет?

– Любви!

– А кто же тогда будет любить наших девок? – непонимающе развел руками Громыхало.

Приступ хохота потряс княжескую округу. Так, со смехом, киевляне прощались со старой верой. Владимир, утирая слезы, изрек:

– Не прибедняйся, Громыхало: твоих силенок хватит на всех.

Не смеялись лишь волхвы. С каменными лицами, молча сидели они за длинными столами и не прикасались ни к питью, ни к яствам. Лишь гордо держали свои седые головы.

– Что грустите, кудесники? – задорно обратился к ним Великий князь.

Из-за стола встал верховный жрец Ган.

– Печалимся, княже.

– О своих идолах?

– О людях.

– О каких?

– О тех, кто отвернулся от богов наших предков.

– Уж не на меня ли ты намекаешь?

– На тебя, княже. Разве не ты шесть лет назад возвел в Киеве и по всей Руси священные капища? Разве не ты воздал хвалу нашим богам? Разве не ты принес им первые жертвы?

– Я, – согласился Владимир.

– Почему же сейчас ты от них отрекаешься? Не из-за царевны ли?

Все, затаив дыхание, ожидали ответа Великого князя, и тот тихо, как бы про себя, молвил:

– Да, из-за Анны. Все твои идолы не стоят ее мизинца.

– Как ты смеешь?! – взъярился Ган.

– Смею, – твердо ответил Владимир. – Я их воздвиг – я их и снесу. Я думал, что пантеон объединит Русь, но ошибся. Каждый народ продолжает поклоняться своим идолам. А ведь Творец один. Ему и будем молиться!

Великий князь обвел пламенным взором внимавший ему народ.

– Будем?

– Будем! – подхватила дружина.

– Будем! – поддержал простой люд.

По-прежнему молчали лишь волхвы.

– Так ты еще о нас печалишься? – обратился Владимир к Гану.

– Да, княже.

– И что же нас ждет?

– Смерть! Смерть страшная и лютая! Но еще бо́льшая кара настигнет тех, кто осмелится поднять руку на Перуна!

Глаза волхва яростно сверкнули. Свой посох он поднял над головой, грозя всякому, кто осмелится посягнуть на его божества.

– Ты бородой-то не тряси, – миролюбиво посоветовал ему Владимир, – а то всю еду со стола снесешь.

Белая, ниспадавшая почти до колен борода Гана в самом деле, то ли от возмущения, то ли от гнева ее хозяина растопырилась во все стороны и колыхалась, как конский хвост на ветру.

После едкого замечания Великого князя, волхв, устав держать посох, грохнул им оземь, но борода по-прежнему ходила ходуном, а глаза метали молнии в сторону Владимира.

А тот уже обратился к верной дружине:

– Кто дерзнет бросить вызов идолам?

– Приказывай, княже!

– Нет, кто по своей воле пойдет?

Заметив легкое замешательство среди воинов, Ган в третий раз поднял посох:

– Смерть! Смерть отступникам!

– Хватит пугать нас своими деревяшками! – гаркнул в ответ Громыхало. – Ежели часто пугать, то уже и не страшно. – Он решительно вышел вперед: – Я готов, княже.

Следом, грохоча сапогами, шагнула вся дружина, и каждый выдохнул:

– Я готов, княже!

Владимира аж слеза прошибла.

– Спасибо, други! Иного и не ждал.

Он обнял Громыхало, и тот, потрясая кулаками, выкрикнул:

– Я разнесу всех идолов в щепки!

– Нет, я сделаю это сам, – возразил ему Владимир.

– Как?! – всполошились бояре.

– Негоже Великому князю дрова рубить, – поддержал их Добрыня.

– Обижаешь, княже, – выступил за всю дружину Громыхало. – Аль некому боле в Киеве мечом махать? Срам на нашу голову, ежели допустим такое!

Однако Владимир был непреклонен:

– Я их воздвиг – я их и снесу.

Он положил руку на плечо Громыхало:

– А срама вам нет, ибо такова моя воля.

Посчитав, что сказано достаточно, Великий князь приказал челяди:

– Коня!

Пока седлали коня белого, народ запрудил священное капище. Там все так же стояли на каменных постаментах Перун, Даждьбог, Мокошь, Хорс, Стрибог и их верный слуга – крылатый пес Семаргл. Все так же сверкали на солнце золотые усы и серебряная борода Перуна и отполированный до блеска жертвенник из цельного валуна. Все так же ярко горели расположенные по кругу негасимые костры в честь могущественных богов. Все так же пугали люд пустые глазницы человеческих черепов на частоколе ограды.

Несмотря на тесноту, никто не осмеливался приблизиться к деревянным идолам. Перед Перуном, раскинув руки, словно защищая его, стоял волхв Ган и грозно вещал:

– Страшитесь! Перун разгневан! Грозная кара ждет отступников! Ужасные лишения и беды падут на головы тех, кто отринет богов своих предков…

Грохот оружия заглушил пророчества волхва. Это строй дружинников вклинился в толпу и проложил дорогу Великому князю. Тот стремительно въехал на капище на белом коне. Красное корзно, словно стяг, гордо веяло за его плечами. На всем скаку конь подлетел к Гану и резко остановился, едва не уткнувшись мордой в седую бороду волхва.

– Прочь с дороги! – запальчиво закричал Владимир, грозя старцу копьем.

– Опомнись! – поднял посох Ган. – Не равняйся с богами! Не смей свергать кумиров! Ты хоть и Великий князь, но не бог, а человек. Не тебе тягаться с Перуном! И сам пострадаешь, и Русь в пучину ввергнешь.

– Я их воздвиг – я их и свергну!

– Не посмеешь! – запальчиво воскликнул волхв.

– Ты мне не дашь?

– Христос убивать запрещает!

– Уйди! – взъярился Великий князь. – Возьму грех на душу!

– Пусть меня принесут в жертву! – воскликнул Ган, воздев руки к небу. – Лучше смерть, чем позор!

Остальные волхвы сгрудились за Ганом.

– И нас в жертву! – выкрикнул один из них. – Отдадим Перуну свою кровь и свою жизнь!

Владимир взмахнул копьем, но вдруг опустил его. К нему подъехал Добрыня:

– Порешить всех одним махом – и дело с концом.

– Нет, не хватало нам еще мучеников.

Повернувшись к Громыхало, Владимир приказал:

– Убрать!

Дружинник понимающе кивнул, неспешно подошел к Гану, легко сгреб его в охапку и отнес в сторону. Остальных волхвов дружинники попросту разогнали.

Великий князь, объехав на гарцующей лошади каменный жертвенник, почти вплотную подъехал к Перуну и, уткнув железный наконечник копья в искаженный устрашающей гримасой рот идола, попытался свергнуть его с постамента. Тот, прочно закрепленный в основании, даже не шелохнулся.

– Подсобим князю! – обратился к дружине Добрыня.

Сразу несколько копий воткнулось в истукана. Кем-то ловко наброшенный аркан на голову идола крепко зацепился за золотые усы.

– И… раз!

Перун покачнулся и под восторженные крики толпы рухнул на деревянный настил. От удара дубовая статуя вдруг подпрыгнула и, кувыркнувшись, полетела в толпу. Народ в ужасе шарахнулся в стороны. Гридень, набросивший аркан, отчаянно вцепился в веревку, которая зазвенела, как туго натянутая тетива. Никого не задев, идол рухнул к ногам люда. Серебряная голова с золотыми усами отвалилась и упала к ногам Владимира. Народ вначале взвыл, а потом принялся неистово оплевывать и чем попало колотить истукана. Дружинник, похваляясь, протянул статую по земле.

– Что делать с ним, княже?

Владимир гордо задрал голову:

– Не пойму, где же грозные молнии? Аль Перун совсем обессилел?

Взрыв хохота потряс капище: на небе не было ни единого облачка.

– Может, кто слышал раскаты грома?

– Что-то не слыхать, княже, – насмешливо ответили из толпы.

– А ты, Ган, ничего не слышал?

Очи старца сверкнули, словно молнии:

– Расплата придет! Перун испепелит всех и превратит в прах!

Владимир расхохотался:

– А мы Перуна в воду. Подмочим его молнии! Он оборотился к гридню: – В Днепр его, друже!

Тот весело свистнул и, взяв с места в карьер, потянул идола к реке. Народ с гиканьем и улюлюканьем бросился следом, с восторгом наблюдая, как обезглавленный кумир то рыхлил землю, то громко стучал по деревянному настилу. Славная потеха!

Остальных богов изрубили в щепки и сожгли в негасимых кострах.