Книга: Святой язычник
Назад: Забота шестая. Сговор
Дальше: Забота восьмая. Свержение кумиров

Забота седьмая. Прогулка по Киеву

По одежке встречают, по уму провожают.
Пословица
Прежние жены ни за чтобы не поверили, если бы им сказали, что Владимир и Анна больше предаются не любовным утехам, а разговорам. Ну о чем можно болтать в постели с красивой женщиной?
И все же Великий князь прельщался не столько красотой принцессы, сколько ее умом и знаниями. Водрузив на пуховое одеяло Библию в кожаном переплете с золотой огранкой, Владимир раскрыл ее и, тыча пальцем в помеченные места, вопрошал:
– Растолкуй, почему в Ветхом Завете написано: «Око за око и зуб за зуб», а Иисус говорит: «Кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую»?
Анна не раз задавала себе этот вопрос и не находила однозначного ответа. Она спросила:
– Как ты думаешь, смогу ли я вырвать у кого-то зуб или око?
– Никогда! – убежденно воскликнул Великий князь.
– А подставлю ли я правую щеку, если меня ударят по левой?
– Подставишь, – не задумываясь, ответил Владимир.
– А ты?
Великий князь задумался:
– Раньше бы в два счета вырвал бы не только зуб, но и око.
– А сейчас?
– Не знаю. Может, и простил бы.
– Вот ты и нашел ответ. Христос пришел к нам, чтобы преобразить нас, чтобы указать путь, ведущий человека от варварства к Богу. Вступишь на этот путь и больше не сотворишь зла.
Ответить Владимир не успел. Дядька Добрыня бесцеремонно вломился прямо в опочивальню и буквально стащил племянника с постели.
– Пора, княже!
Владимир было вспыхнул, но Анна встала на сторону воеводы:
– Ступай и княжь.
Владимир оделся, поцеловал Анну и вышел, не оглядываясь. Княгиня села в кресло и, закрыв глаза, окунулась в сладостные воспоминания о первой брачной неделе. Они почти не спали и не замечали ни дня, ни ночи. Любовь и беседы, сменяя друг друга, текли, словно полноводная река. Дни и ночи пролетали, как одно мгновение.
И тут принцесса вспомнила о своей подруге Анастасии. Как она могла забыть? Патрикия покинула Константинополь и отчий дом и отправилась в Киев, на край света, чтобы разделить с Анной все тяготы и невзгоды. Надо срочно ее разыскать! Но как? В Константинополе десятки слуг и придворных моментально исполняли любую прихоть принцессы. Здесь же ничего такого не было. Прибывшая с Анной прислуга куда-то запропастилась, а местная ни слова не понимала по-гречески. Сама Анна пока выучила по-русски всего несколько слов: не до того было.
Местные женщины убирали отведенные ей горницы, предлагали всевозможные яства, но на все вопросы лишь виновато улыбались и непонимающе разводили руками. После долгих и настойчивых попыток изъясниться одна челядинка догадалась привести толмача.
– Где Анастасия?
– Чаво?
– Ты что, глухой?
– Не-а…
– Ты не знаешь, кто такая Анастасия?
– Не-а.
– Она знатная византийка, прибыла в Киев вместе со мной.
– Да вас тут столько понаехало, – отмахнулся толмач. – Как, говоришь, величать?
Принцессу непроизвольно покоробило. Русичи, похоже, слыхом не слыхивали ни про вежливость, ни тем более про правила придворного этикета: одинаково тыкали как холопам, так и королям. Видно, им было все равно, кто перед ними. Что делать? Таковы нравы.
– А-нас-та-си-я!
– Настя, что ли? – догадливо блеснул глазами толмач. – Так бы сразу и сказала.
– Где она?
– Да тут, недалече. Позвать?
– Отведи меня к ней.
Толмач повел принцессу по узким и тесным коридорам княжьего терема. Под ногами сквозь ковры поскрипывали деревянные половицы; от дубовых стен, увешанных гобеленами, приятно пахло лесом. Под резными арками Анна слегка наклонялась, чтобы не зацепиться за них высокой прополомой, которою здесь все называли прической. Принцессе вспомнилась убогая таверна на окраине Константинополя, куда однажды привезла ее мать. Феофано в ней родилась. В конце концов все возвращается на круги своя.
Анастасия при появлении Анны радостно вскрикнула, но утаить печаль не смогла.
– Что случилось?
– Все хорошо.
– Я же вижу, что ты расстроена.
Всегда жизнерадостная Анастасия вдруг зарыдала.
– Я тоскую по Византии, – пролепетала она сквозь слезы.
Принцесса крепко прижала ее к себе.
– Неужели тут все так безнадежно?
– Ужасно!
Она всхлипнула и принялась жаловаться:
– Представляешь, здесь нет ни ипподрома, ни театра и даже ни одной нормальной таверны. Храмы и те деревянные. Никто не имеет представления, как нужно вести себя со знатной дамой. Они даже не знают, кто такая патрикия. Как тебе это нравится? Я вся извелась. Я так больше не могу…
Анна, обняв подругу за плечи, терпеливо слушала ее стенания. Надо дать ей высказаться, а потом постараться чем-то отвлечь. Но какие здесь развлечения? Когда Анастасия немного успокоилась, принцесса как бы невзначай заметила:
– А я хотела прогуляться с тобой по Киеву.
– Да ты что?! Тут страшно за ворота выйти.
– Почему?
– Сразу соберется толпа зевак. Они будут глазеть на нас, как на чучела огородные, тыкать в нас грязными пальцами и хохотать так, словно увидели не светских дам, а шутов гороховых.
– Какой ужас! – воскликнула Анна, но тут же решительно добавила: – И все же мне интересно. Я хочу сама во всем убедиться.
– Изволь, если хочешь опозориться.
Принцесса лукаво улыбнулась:
– А мы воспользуемся нашей излюбленной уловкой.
– Ты предлагаешь нарядиться в местных барышень? – загорелась Анастасия. – Как в Константинополе!
Анна открыла стоявший в углу кованый сундук, забитый всевозможными нарядами.
– Я думаю, мы найдем здесь что-нибудь подходящее…
Подруги вывернули содержимое всех сундуков на середину горницы и с азартом принялись примерять местные наряды. Анна достала из кучи сплетенную из лыка обувь, уродливую и бесформенную.
– Что это?
– Лапти.
– Для чего?
– В них ходят.
– Не может быть, – не поверила принцесса, – правый невозможно отличить от левого. Не могут же оба быть на одну ногу.
Анастасия внимательно осмотрела лапти.
– Мне кажется, это неважно.
Принцесса грустно вздохнула:
– Интересно, в чем тут еще ходят?
– Как правило, босиком.
– И им не больно?
– Да у них пятки тверже конских копыт.
– Не приведи господь, – ужаснулась принцесса и стала примерять лапти. – Тут, видно, и такую обувь не каждый себе может позволить.
– Исключительно привилегия местной знати, – съехидничала Анастасия.
Кое-как нацепив лапти, гречанки взялись за одежду. Они облачились в льняные сарафаны, подпоясались цветными передниками, а на головы накинули тонкие шелковые платки, стараясь закрыть лица. Узлы завязали неумело, и платки сидели криво, то и дело сползая на плечи. Пришлось заколоть их золотыми фабулами, разукрашенными какими-то непонятными знаками. Из ларцов были извлечены и янтарные бусы, и золотые браслеты, и яхонтовые ожерелья, и подвески из драгоценных камней, и височные кольца, и дивные колты, и даже серебряные колокольчики. При каждом шаге от дам исходил нежный мелодичный перезвон, словно где-то рядом журчал веселый ручеек.
– А какими румянами они пользуются? – спросила Анна.
– Я слышала, что здешние девицы красят щеки свекольным соком, – со смехом ответила Анастасия.
– То-то, я смотрю, все такие розовощекие. Надо непременно попробовать.
– Ты еще больше удивишься, когда узнаешь, чем тут подводят брови.
– Я прямо сгораю от любопытства.
– Обычной сажей.
– Просто и гениально!
Анна решительно направилась к печи.
– Неужели ты будешь мазаться золою? – не поверила Анастасия.
– Еще как! – задорно ответила принцесса. – Мы должны выглядеть, как все. Иначе нас сразу разоблачат.
Напрасно византийки думали, что останутся незамеченными. Правда, вначале ничего не предвещало беды. Дамы благополучно миновали княжий двор, вышли за открытые ворота, удачно прошмыгнув мимо разомлевшего на солнце и задремавшего стражника, и очутились на торжище. Вокруг шла бойкая торговля и стоял невообразимый гам. При виде гречанок мужики почему-то начинали похабно скалиться, загадочно подмигивать и гортанно издавать непонятные, но явно непристойные звуки. Совсем по-иному встретили новоприбывших женщины.
– Совсем стыд потеряли! – набросилась на Анну и Анастасию какая-то грозная боярыня. – Уже и на торжище приперлись! Стыд!
– Срам! – подхватил кто-то из мгновенно собравшейся толпы. Ради забавы многие побросали товар и напрочь забыли про дела.
– Гоните их в шею!
– Бейте!
Люд радостно заулюлюкал. Молодецкий свист пронесся над головами оробевших гречанок. В них полетели комья грязи, смешанной с навозом. До смерти напуганные чужеземки попятились к воротам детинца, но проснувшийся к тому времени страж грозно преградил им дорогу.
– Ку-да?! – протяжно заревел он, словно входящий в ярость бык. – Брысь! Тут вам не место!
– Верно! – поддержала толпа. – Там и своих некуда девать.
Анастасия попыталась хоть что-то растолковать дружиннику, но от страха все русские слова, какие она выучила, вылетели из головы.
– Византия, Царьград… – бормотала она растерянно, указывая на себя и Анну.
Это еще больше раззадорило народ.
– Так они из Царьграда!
– Вылитые принцессы!
– Аж две сразу!
Толпа наседала. Кто-то грубо сдернул с Анастасии платок, и ее черные длинные волосы рассыпались по плечам и спине. Люд, гогоча, стал щипать и пинать гречанок. Те в ужасе метались между толпой и стражником, но укрыться было негде.
– Украли! – вдруг пронесся над торжищем пронзительный крик, и все, как по команде, помчались на свои места.
Чужеземки бросились прочь. Они бежали, куда глаза глядят, не разбирая дороги – лишь бы подальше от безумной толпы. Однако им снова не повезло. Сметая всех на своем пути, навстречу мчался конный отряд.
– Дорогу!
Дам как ветром сдуло с деревянного настила в вонючую лужу из густой вязкой жижи. Рядом радостно хрюкал и повизгивал поросячий выводок. Появление в луже новых обитателей свиньи восприняли с нескрываемым восторгом.
Оглушительно стуча копытами по сосновым плахам, лошади, управляемые вооруженными всадниками, пронеслись мимо, обдав гречанок теплой воздушной волной, пропитанной запахом пота.
– Громыхало! – отчаянно выкрикнула Анастасия, указывая пальцем на одного из дружинников. Но тот и не оборотился.
Видя, как вспыхнули глаза подруги, принцесса поняла истинную причину ее плохого настроения. Все дело, как всегда, в мужчине. Громыхало, с которым Анастасия познакомилась еще в Константинополе, из-за службы не мог уделять ей много времени. Будь он рядом, и Киев показался бы ей краше любого города.
Подруги кое-как взобрались на настил и дико захохотали, глядя друг на друга.
– Боже, на кого мы похожи! – сквозь смех пролепетала Анна. – Неудивительно, что Громыхало нас не узнал.
– Очень хорошо, – покраснела Анастасия, – узнай он нас – я сгорела бы от стыда.
– И то верно.
Обсудить эту тему они не успели, так как вернулись собаки, гнавшиеся за лошадьми, и с громким лаем налетели на благородных дам, вымещая на них накопившуюся злость от недавней неудачной погони. Женщины схватили палки и стали отчаянно отбиваться от наседавшей своры. Однако из подворотен выскакивали все новые и новые псы, и гречанкам ничего другого не оставалось, как позорно бежать с поля брани.
Преследуемые собачьей стаей, они быстро оставили позади жилые постройки, проскакали по огородам, изрядно потоптав посадки, взлетели на какую-то гору и с разгону скатились в ложбину, исцарапавшись и изодрав одежду о колючки. Зато собаки отстали. Затаившись, подруги еще долго со страхом прислушивались – нет ли погони. Но лишь птицы щебетали вокруг.
С расстройства Анна прижала грязные руки к лицу и тут же в ужасе отдернула их.
– И что нам теперь делать?
Анастасия критичным взглядом осмотрела измазанную с головы до ног принцессу.
– Прежде всего вымыться.
– Но где?
– Когда мы убегали от этих страшных собак, я мельком увидела реку.
– Где?
– Точно не помню: то ли справа, то ли слева. Надо подняться на гору и посмотреть.
– Ни за что! – задрожала Анна как осиновый листок. – Там собаки и люди.
– Ну не век же нам тут сидеть.
– Не пойду! Нас снова примут за гетер.
– Скорее за нищенок.
– Почему?
– Уж очень мы грязные.
– А собаки?
Анастасия с опаской осмотрелась по сторонам.
– А в этой сырой лощине должно быть полно змей.
– Ой! – как ужаленная подскочила принцесса.
Она стрелой взлетела на вершину. Подруга едва поспевала за ней. Наверху они невольно залюбовались величественной картиной, открывшейся их взорам. Могучий Борисфен лениво нес свои воды к морю, поблескивая на солнце барашками и гребнями волн. За ним, насколько хватало взгляда, раскинулись девственные леса. Плавные изгибы темно-зеленых холмов только усиливали впечатление свежести и первозданности.
Вокруг не было ни души. Лишь вдалеке выплывали из-за излучины ладьи с наполненными ветром ветрилами.
– Смотри, тропинка! – радостно вскрикнула Анастасия, указав на едва заметную и заросшую травой дорожку.
Гречанки спустились по ней к небольшой песчаной отмели, окруженной густым кустарником, и прямо в платьях окунулись в прозрачные воды. Затем они сняли с себя намокшие одежды, выстирали их песком и разложили на берегу под теплым летним солнцем; сами же продолжили купание, резвясь и подшучивая над собой.
– Так тебя и перекрестить успели! – задорно воскликнула Анна.
– Как?
– Теперь ты не Анастасия, а просто Настя.
Подруга звонко рассмеялась:
– Я-то ладно. А вот за что тебя превратили в блудницу?
– А что в этом плохого?
– Я понимаю, что уродине не грозит стать гетерой, но нас едва не побили камнями.
– Как ту святую блудницу, которую спас Иисус.
– Только мы спаслись по чистой случайности.
– Так ведь случай и есть Божие провидение.
– Скорей бы какой-либо случай нас накормил, а то уж больно хочется кушать.
– А еще один – так провел через весь Киев, чтобы ни одна собака не учуяла.
– А еще один помог незаметно пройти мимо стражников.
– Не слишком ли много случайностей?
– А иначе нам не спастись.
Купальщицы звонко рассмеялись. Они только что перенесли столько невзгод, что предстоящие препятствия казались мелкими и незначительными. Видно, вода придала им сил и бодрости.
Весело щебеча и плескаясь, гречанки забыли об осторожности и привлекли внимание ватаги подростков. Те быстро сообразили, что к чему, и вскоре самый юркий из них, Гриня, ящерицей выскользнул из-за куста. Ничего не изменилось на берегу. Лишь почти высохшая одежда купальщиц ни с того ни сего поползла прочь от берега. Так и исчезла бы она бесследно в зарослях лозы, если бы Гриня не обернулся. Обернулся, да так и застыл с открытым ртом. В лучах заходящего солнца то ли почудилась, то ли привиделась ему фигура какого-то прекрасного божества. Самое удивительное состояло в том, что фигура была женской. Слегка запрокинув голову, водное божество выкручивало длинные косы. Изумрудные капли падали с них на желтый песок и бесследно исчезали в нем. Само же видение не растворялось. Оно было настолько явственным и восхитительным, что запомнилось мальчику на всю жизнь.
– Гриня, беги! – сдавленно кричали дружки из кустов, но он встал и, как зачарованный, двинулся навстречу видению.
Только тогда Анастасия его заметила. К счастью, она не завизжала, как глупая девица, не бросилась наутек и даже не стала прикрывать руками обнаженное тело. По выражению лица подростка она поняла его состояние, приветливо улыбнулась и жестом подозвала мальчика. Когда тот несмело подошел, держа одежду на вытянутой руке, купальщица накинула сарафан и, усевшись с мальчиком на песок, завела беседу.
– Настя, – указала она на себя.
Подросток понимающе закивал головой. В отличие от взрослых, он сразу поверил, что перед ним настоящая гречанка. Местные девицы вели бы себя совсем иначе. Мальчик сообразил, что собеседница желает узнать, как его зовут, и ткнул себе пальцем в грудь:
– Гриня.
Анастасия указала на детинец, потрясла в воздухе воображаемым копьем и назвала еще одно имя:
– Громыхало.
При этом она вопросительно посмотрела на паренька. Тот радостно вскочил. Кто же не знает Громыхало? Первый богатырь в дружине Великого князя!
– Громыхало! – повторила гречанка, решительным жестом указав на свои босые ноги.
Все ясно: она желает, чтобы богатырь как можно скорее пал к ее ногам. Гриня понимающе кивнул и стремглав помчался на княжеский двор. Проскользнуть мимо стражника и найти оного дружинника не составляло для него никакого труда.
Не успели гречанки обсохнуть, как Громыхало и сам Добрыня в сопровождении ватаги ребятишек прискакали на песчаную отмель. Удивлению их не было предела.
– Как вы здесь очутились? Откуда на вас наряды блудниц? – могучим басом спросил Добрыня.
– Решили по Киеву прогуляться под видом местных жительниц, – честно призналась Анна.
Дружинник и воевода расхохотались.
– Как это вас камнями не побили?
– А мы убежали.
– Придется вас назад верхом везти – иначе киевляне прохода не дадут.
– Мы готовы, – радостно заявила принцесса.
– А на лошадях удержитесь? Кони-то с норовом.
Анна подошла к вороному, на котором прискакал Добрыня. Конь бил копытом, раздувал ноздри и яростно грыз удила, которые воевода не успел вынуть изо рта. Не то что сесть – подойти страшно. Принцесса смело погладила боевого коня по шее, что-то шепнула ему на ушко и вдруг птицей взлетела в седло. Мужи только ахнули. Вороной, почувствовал чужака, встал на дыбы, но Анна уверенными движениями укротила его, и конь послушно пошел трусцой. Мальчишки завизжали от восторга. Примеру Анны последовала Анастасия, оседлав коня Громыхало.
– Ну, мы поскакали! – озорно воскликнула принцесса.
– А мы?
– Догоняйте.
Подруги голыми пятками пришпорили коней и взлетели на гору. Мальчишки неслись следом, а уж за ними брели Добрыня и Громыхало. Анна и Анастасия, словно амазонки, проехали через весь Киев мимо свиней, с которыми недавно валялись в одной луже, мимо собак, которые снова их облаяли, и мимо торжища, где люд аж рты разинул. Вот тебе и блудницы! Даже стражник не посмел путь преградить.
А Гриня с тех пор безвылазно пропадал в детинце в надежде увидеть Настю. Они часто встречались и много времени проводили вместе. Паренек постепенно познакомился с греками, заполонившими княжеский двор. Они научили его грамоте. Мальчик пристрастился писать лики Божии. У него появилась мечта воплотить Настю в образе Богородицы. Он даже стал посещать первую церковную школу, основанную греками. Родители, когда узнали, избили сына. Говорили, что лучше бы в рабство его продали. Выручила Настя, заплатившая отцу целую гривну. Гриня перебрался жить в монастырь и принялся усердно постигать греческие науки, по-прежнему чуть ли не ежедневно встречаясь с очаровавшей его византийкой.
Назад: Забота шестая. Сговор
Дальше: Забота восьмая. Свержение кумиров