В Большой дворец они отправились следующей ночью. Еще днем Владимир и Добрыня с десятком дружинников навестили одного киевского купца, давным-давно обосновавшегося в Константинополе. Его жилище располагалось неподалеку от Большого дворца, который представлял собой град во граде и занимал площадь поболе Киева. Эта резиденция византийских императоров, защищенная со всех сторон мощной каменной стеной, раскинулась на склоне горы, с которой открывался изумительный вид на море. За пять веков византийского владычества здесь было построено столько великолепных дворцов и храмов, что от одного вида золотых куполов и крыш дух захватывало. Почти каждый император считал делом чести возвести для себя новый дворец. Видно, старыми брезговал.

Непосредственно к Большому дворцу примыкали Ипподром и храм Святой Софии, куда имелись специальные входы для императора. Через один из них, охраняемый славянами, русы и собирались проникнуть в Большой дворец. Доспехи доставили заранее, и все стали дружно их примерять. Каждый подобрал себе тунику с короткими рукавами, невысокие сапоги, которые нужно было перетягивать шнурками, доходящие до бедер металлические латы, круглый щит, короткий меч и копье. Ну не варвары, а вылитая императорская гвардия!

Только вот Громыхало никак не мог найти одежду впору. Туника едва доходила ему до пояса и болталась, как тряпка, а самые большие сапоги при первой же попытке натянуть их на ноги предательски затрещали и разошлись по швам.

– Вот те на… – разочарованно произнес Громыхало, недоуменно рассматривая обрывки кожи.

– Да ты нарочно! – злорадно воскликнул Острожко.

– Что нарочно? – не понял Громыхало.

– Вырос таким здоровым.

Взрыв хохота сотряс дом. Его хозяин тут же выскочил из покоев во внутренний дворик, где размещались воины, и испуганно замахал руками.

– Тише, тише, весь Царьград переполошите.

– Да за такими стенами мы как в могиле, – попытался успокоить его Владимир.

– Тут даже стены имеют уши…

– Тогда мы будем вести себя тише воды, ниже травы.

Хозяин облегченно вздохнул, а Острожко снова обратился к Громыхало, который все еще продолжал держать в руках то, что осталось от сапог.

– Выбрось ты эти обрывки. Они тебе уже не помогут. Не видать тебе Большого дворца, как своих ушей.

– Как не видать? – возмутился Громыхало. – А для чего я сюда приехал? Негоже мне здесь отсиживаться!

– Не пойдешь же ты в Большой дворец босиком, – резонно заметил Острожко.

С досады богатырь разорвал кожу на мелкие кусочки и бросил наземь.

– Что же делать?

– Не сорить, – посоветовал хозяин дома, – а то придется заплатить золотой за уборку.

– Я не о том, – Громыхало поспешно бросился собирать обрывки. – Я хочу знать, в чем смогу пойти в Большой дворец.

– Иди в чем одет, – посоветовал хозяин.

– Как так?

– Да очень просто. Наемники обычно идут на императорскую службу со своим оружием и в своих доспехах.

– Что же ты сразу не сказал? – возмутился Владимир. – Мы тут огород городим, и все зря.

– Почем мне было знать, зачем вам доспехи, – развел руками хозяин. – Мне поручили – я выполнил.

– Опять недодумали, – с горечью произнес Великий князь. – Так нам и до Большого дворца не добраться.

– Ничего, княже, прорвемся, – радостно возразил Громыхало. – Я же с вами!

Воины охотно сняли с себя красивые, но неудобные в сражении греческие доспехи и облачились в привычные кольчуги. А чтобы впредь не попадать впросак, подробно обсудили все детали предстоящей вылазки. В эту ночь стражу в Большом дворце возглавлял свой человек. Через Ипподром и императорский переход он обещал провести небольшой отряд к дворцу, в котором размещалась принцесса Анна. Она каждое утро купалась в изумрудном бассейне, окруженном со всех сторон зарослями экзотических растений. В них и должен был затаиться Великий князь. Оттуда он сможет рассмотреть ее в полной красе, так как принцесса, будучи уверена, что ее никто не увидит, станет купаться в чем мать родила. Налюбовавшись Анной, Владимир, когда стемнеет, тем же путем выйдет из Большого дворца. В случае чего, Великий князь выдаст себя за стражника, а начальник караула подтвердит его слова. Малая дружина будет поблизости и в любой момент придет на выручку.

– Мы будем наготове, – сделав неприличный жест, пошутил Острожко. – Ежели с Анной не справишься, то зови. Всегда рады помочь.

При других обстоятельствах Острожко как пить дать схлопотал бы оплеуху, но после вчерашнего позора Великий князь лишь зло огрызнулся:

– Хватит болтать! Займись лучше делом.

Казалось, было учтено все. Только вот в последний момент, когда уже присели на дорожку, Волчий Хвост вдруг ойкнул и схватился за живот.

– Что случилось? – c тревогой спросил Владимир.

– Живот свело, княже… Ничего, сейчас пройдет, – тихо ответил боярин, но тут же еще больше скорчился и тихо застонал.

Великий князь повернулся к хозяину дома:

– Займись им. А мы ждать не можем.

– Нет-нет! – запротестовал Волчий Хвост. – Я пойду с вами.

Владимир положил ему руку на плечо:

– Спасибо, друже. Только сам подумай: что мы делать будем, ежели тебе станет худо в Большом дворце?

В ответ боярин застонал еще громче. Воины ушли, а хозяин засуетился вокруг Волчьего Хвоста и первым делом велел слугам принести хорошо прогоревшую головешку.

– На, съешь. От несварения уголь хорошо помогает.

Боярин брезгливо отвернулся.

– Да не ел я ничего такого.

– А ты все же пожуй, не повредит. А мы пока отвар приготовим. От него тебя враз пронесет.

– Мне уже лучше, – отмахнулся Волчий Хвост от хозяина, как от назойливой мухи.

– Ты с животом не шути, – не отставал тот, – может плохо кончиться. Тебе еще повезло, что по соседству лекарь-еврей проживает. Я за ним уже послал.

Боярин вскочил, как ужаленный. Болезни словно и не бывало.

– Не надо лекаря! Мне уже совсем хорошо. Я побегу за своими.

– Куда же ты? Заблудишься! – попытался хозяин остановить «больного», но того уже и след простыл.

Нырнув в темноту городских улиц, Волчий Хвост не бросился догонять «своих», а спешно направился к Халке – медной башне, служащей главным входом в Большой дворец. Там он произнес пароль и тут же был проведен к начальнику императорской гвардии. Вскоре отборные отряды схолариев быстро и скрытно заняли все подступы к дворцу, в котором жила принцесса. Под особый контроль был взят открытый бассейн.

Тем временем ничего не подозревавшая Анна прогуливалась по Большому дворцу с патрикией Анастасией. Они любовались звездным небом, полной грудью вдыхали свежий морской воздух и, как музыкой, наслаждались доносившимися до них звуками прибоя. Неожиданно перед ними возник небольшой отряд. Свет придорожного факела упал на лицо первого из них, и принцесса ахнула. Это был тот самый варвар, от которого они едва унесли ноги, чудом сбежав с корабля. Он тоже узнал Анну и решительно шагнул к ней:

– Вот ты где… Ну, теперь от меня не уйдешь!

Принцесса пронзительно закричала. Кто-то из дружинников тут же занес над ней меч. Анна в ужасе замолчала и застыла с широко раскрытыми от страха глазами. Анастасия бросилась защищать Анну, но не успела. Жизнь принцессы спасло вмешательство Владимира. В последний момент он почему-то приказал воину остановиться.

– Они же нас выдадут! – возмутился тот.

– Уже, – спокойно ответил Великий князь.

И действительно, отовсюду раздался звон оружия, лязг доспехов, короткие приказы начальников и топот ног бегущих стражников.

– Тогда тем паче они заслужили смерть, – не унимался дружинник и для убедительности добавил: – Они видели нас на корабле. Они выдадут нас.

– А может, прихватим их с собой, – ласково поглядывая на Анастасию, предложил Громыхало.

Она явно ему приглянулась.

– Дурень! – обругал его Добрыня. – Нам бы самим ноги унести.

– А мы возьмем их в заложницы, – не сдавался Громыхало.

– Да после тебя за них никто не даст и ломаного гроша.

Благо что разговор велся на славянском, и ни принцесса, ни Анастасия не понимали ни слова. Хотя их судьба, казалось, была предрешена. Сам ход событий обрекал девушек на смерть. Варвары скоры на расправу, и два воина снова обнажили мечи. Их остановил Владимир:

– Нет, с женщинами мы не воюем.

Дружина зароптала:

– Как же так!

– Они нас погубят!

Великий князь решительно оборвал дружинников:

– Мы не за этим сюда пришли. Все! Уходим!

Дружинники с неохотой вложили в ножны мечи и медленно потрусили за уже скрывшимися в темноте товарищами. И как раз вовремя. В следующее мгновение подоспели запыхавшиеся схоларии во главе с начальником дворцовой гвардии. Узнав принцессу, пали ниц.

– Божественная! Вы невредимы! Слава богу! – не поднимая головы, залепетал начальник дворцовой стражи. – Что прикажете?

Однако Анна после пережитого потрясения не могла произнести ни слова и лишь молча указала направление, в котором скрылись варвары. Опытный придворный сразу все понял. Оставив нескольких воинов охранять принцессу, с остальными бросился в погоню. А Владимир и дружина метались по Большому дворцу, как затравленные звери. Первоначально уходить из Большого дворца предполагалось той же дорогой, то есть через Ипподром. Но туда, судя по шуму и многочисленным огням, путь был заказан. Поэтому русы стали пробираться к другому выходу, ведущему прямо в собор Святой Софии. Этот отход на случай провала был оговорен с начальником караула. Он старался стянуть побольше сил к Ипподрому, чтобы освободить дорогу в храм.

Все же отряд греков обнаружил беглецов и успешно преследовал их, быстро настигая. Вскоре завязалась жаркая сеча. Русы сражались храбро, но силы были неравны. Один за другим падали замертво лучшие гридни Владимира. Оставшиеся в живых прикрыли собой Великого князя.

– Уходи, княже, – тяжело дыша, прохрипел Добрыня. – Мы задержим их.

– Други! – воскликнул Владимир. – Не посрамим землю Русскую!

С этими словами он напал на врага. За ним решительно последовали остальные. Греки, не ожидавшие такой атаки от, казалось бы, обескровленного противника, после короткого боя отступили, сочтя за благо не рисковать и дождаться подкрепления, уже спешащего к ним. Поэтому о преследовании ромеев не могло быть и речи.

Русов осталось всего четверо: Владимир, Добрыня, Острожко и Громыхало. Воевода от полученных ран едва держался на ногах и рухнул бы наземь, если бы его не поддержал Острожко.

– Несите его, – приказал Владимир. – Я вас прикрою.

– Нет! – запротестовал Добрыня. – Бросьте меня. Главное – спасти князя!

– Делайте что я велю! – закричал Владимир. – Мы или все спасемся, или все погибнем.

Острожко и Громыхало потащили огромного, но обессиленного Добрыню в храм. За ними, пятясь, с обнаженным мечом шел Владимир. Они благополучно добрались до крытого прохода, миновали его и оказались внутри собора.

Все четверо непроизвольно зажмурились. Внутри огромное помещение освещалось тысячами огней. Свет от них, причудливо преломляясь в красочной мозаике, украшающей и пол, и потолок, и стены, отражаясь от взметнувшихся ввысь колонн и повсюду сверкающего золота, производил впечатление внеземного великолепия. Осторожно приоткрывая глаза, беглецы дивились даже не столько обилию света, сколько красоте небесной. На какое-то время застыли они в изумлении, забыв о погоне.

«И не знали – на небе мы или на земле мы: ибо нет на земле такого зрелища и красоты такой, и не знаем, как рассказать об этом».

Первым очнулся Острожко, которому доводилось бывать здесь и прежде.

– Княже, пора, – произнес он почему-то шепотом.

При этом он слегка коснулся плеча Владимира, словно выводя его из забытья.

– Ага… – механически ответил тот. – Несите Добрыню. Я – следом.

Он было двинулся за спешащими к выходу товарищами, но невзначай поднял голову вверх и снова остановился. С небесной выси скорбящим и умиротворяющим взором смотрела на него Богоматерь. На руках Она держала Младенца и, видимо, как и любая мать, предчувствуя судьбу своего ребенка, одновременно радовалась и печалилась. Впервые в жизни открылось Владимиру нечто необыкновенное. Словно передал ему взор Богоматери великий смысл и великую тайну, которую нельзя описать словами. Мгновенное озарение потрясло Великого князя. Его товарищи покинули храм, а он, словно зачарованный, продолжал неотрывно смотреть ввысь, откуда изливался на него свет Божий.

Он даже не заметил преследователей, которые окружили его со всех сторон.

– Сдавайся! – крикнул начальник дворцовой гвардии.

Владимир просветленным взором посмотрел на него, потом с удивлением уставился на окровавленный меч, который все еще держал в руках, и снова перевел взгляд на Богоматерь, словно вопрошая. Затем, облегченно вздохнув, бросил меч и сдался на милость победителей.