Он стоял по стойке «смирно» всего в паре метров от меня, в той же форме, что и на мне. Мой отец, Ксавье Улисс Лайтман. Живой.

Улыбающийся.

Он улыбался мне – моей улыбкой на моем, только постаревшем, лице. Человек, который сейчас стоял передо мной, мог сойти за меня самого, который прибыл из будущего, чтобы предупредить меня же о грозящей нам обоим опасности.

Краем глаза я заметил, как Дебби проходит через бронированные двери в противоположной части ангара. Чен, Майло и Ворди уже ждали ее в тоннеле, вместе с незнакомым мне офицером ОАЗ с японским флагом на куртке. Вся группа глазела на нас через раскрытые двери, пока через секунду они не захлопнулись с грохотом, который эхом разлетелся по огромному ангару.

Я едва заметил, что они ушли. Я почти не понимал, где нахожусь, – все мое внимание было сосредоточено на отце. Призрак отца, не дававший мне покоя почти всю мою жизнь, теперь стоял передо мной, чудесным образом воскресший. Я вдруг понял, что смотрю на каплю пота у него на лбу, на то, как она катится по его щеке, словно все это доказывало то, что он действительно существует. Это напомнило мне сцену из первого фильма «Вспомнить все»; я знал фильм наизусть по кассете отца.

Я долго смотрел на него, а он – на меня. Его лицо мне было хорошо знакомо, и поэтому мне было легко заметить, что он пытается скрыть страх.

Отец был старше, чем я предполагал, – скорее всего, потому, что на фотографиях, которые я видел, ему было не больше девятнадцати. Кажется, я подсознательно надеялся, что он вообще не постареет, что ОАЗ заморозил его в карбоните или отправил в путешествие со скоростью света, чтобы сохранить его молодым для грядущей войны. Ничего подобного. Сейчас ему, наверное, тридцать семь лет, как и моей матери, но, в отличие от нее, он выглядел лет на десять старше своего возраста. Он по-прежнему был в великолепной физической форме, однако темные волосы уже немного поседели, а в углах глаз – таких же голубых, как и у меня, – отчетливо виднелись морщины. На лице отца, казалось, застыла усталая решимость; наверное, так же буду выглядеть я, если доживу до его возраста.

Я все еще размышлял об этом, как вдруг заметил, что он уже идет ко мне. Внезапно дистанция, разделявшая нас, исчезла, и он обнял меня.

Где-то в глубине моей груди прорвало плотину, и наружу хлынул поток чувств. Я уткнулся лицом ему в грудь, и это внезапно пробудило во мне давно спящее воспоминание о том, как отец держал меня точно так же, когда я был еще младенцем. Возможно, это было воспоминание о том, как он держал меня на руках в последний раз перед тем, как навсегда исчезнуть из моей жизни.

Нет, не навсегда, сказал я сам себе. До сих пор.

– Я так рад тебя видеть, Зак, – шепнул он дрожащим голосом. – Прости… прости за то, что я бросил тебя и твою мать. Я и не предполагал, что это затянется.

От каждого его слова мое сердце увеличивалось все сильнее, и мне показалось, что оно вот-вот лопнет. Одной лишь фразой отец сказал все, что я мечтал от него услышать, – тогда, когда еще позволял себе думать о том, что он жив. И я был слишком ошеломлен, чтобы ответить. Отчасти я еще был уверен в том, что это какой-то сон, что я проснусь сейчас, в самый неподходящий момент, если скажу или сделаю что-то не то.

Я снова попытался заговорить, сказать ему, что мечтал об этой минуте всю свою жизнь. Но мой голос пропал. Отец, похоже, решил, что затянувшаяся пауза – знак моего неодобрения. Он отпустил меня, отступил на шаг и стал вглядываться в мое лицо.

– Я восемнадцать лет ждал, чтобы сказать тебе это, Зак. Я миллион раз представлял, как это скажу. Надеюсь, у меня получилось. Надеюсь, я не облажался.

Мне вдруг захотелось, чтобы здесь была мать, чтобы она могла познакомить меня с этим незнакомцем, похожим на меня.

– Ты не облажался, – наконец произнес я еле слышно. Затем откашлялся и повторил: – Ты не облажался. Я тоже рад тебя видеть.

Отец с облегчением выдохнул.

– Я не был уверен в том, что ты это скажешь. У тебя есть полное право злиться на меня, и я знаю, что характер у тебя резкий, так что…

Он замолчал, увидев, что я уже не улыбаюсь. Затем поморщился и нахмурил брови – совсем как я, когда скажу то, о чем сразу жалею.

– Откуда тебе знать, какой у меня характер? – спросил я, и гнев в моем голосе стал расти, словно ртутный столбик термометра. Отец невольно рассмеялся от неожиданной иронии в моих словах, однако я ее не услышал и разозлился еще больше. Каким-то образом возбуждение и эйфория куда-то испарились. – Откуда тебе вообще что-то знать обо мне?

– Извини, Зак, но я твой новый командир. Я прочитал твое досье, составленное ОАЗ, и в нем информация о тебе из школы и из полиции.

– И, наверное, все заключения психологов.

Он кивнул.

– ОАЗ старается узнать о потенциальных рекрутах как можно больше.

Я кивнул.

– А в моем «досье рекрута» не говорилось о том, что мои проблемы с самоконтролем, возможно, связаны с трагической судьбой отца, который погиб во время взрыва на говнофабрике, когда мне было десять месяцев?

Этот вопрос, очевидно, причинил ему боль, но я не удержался от того, чтобы воткнуть нож поглубже.

– По-твоему, мне легко жилось с мыслью о том, что мой отец погиб вот так? И с тем, что так считает весь город? Ты что, пытался мне жизнь разрушить? Нельзя было притвориться, что тебя машиной задавило?

Он несколько раз открыл и закрыл рот, прежде чем смог что-то сказать.

– У меня не было выбора, сынок. Это должен был быть взрыв, чтобы труп не могли опознать. Вместо меня похоронили какого-то бомжа. – Отец посмотрел мне в глаза. – Извини. В то время я сам был подростком. Не очень понимал, на что я соглашаюсь – и от чего отказываюсь.

Какое-то время мы молча смотрели друг на друга, затем пискнул его квантком. Отец взглянул на экран, нахмурился, снова посмотрел на меня.

– Нужно подняться в оперативный отдел, проинструктировать тебя и всех остальных, – сказал он. – Позже мы еще поговорим, ладно?

Я кивнул. Я уже столько ждал, что небольшая задержка значения не имела. Кроме того, а был ли у меня выбор?

Отец достал из кармана небольшой серебристый предмет.

– Вот, – сказал он, вкладывая его мне в руку. – Это тебе.

Я перевернул его. Флешка с гербом ОАЗ на корпусе.

– Что на ней?

– В основном письма. Я писал тебе и твоей маме каждый день, пока был здесь. – Я заметил, что отец переминается с ноги на ногу – я тоже так делаю, когда нервничаю. – Надеюсь, они объяснят, почему я принял такое решение и как сложно мне было жить с этим. – Он пожал плечами и отвернулся, все еще избегая смотреть мне в глаза. – Извини, что их так много. Возможно, у тебя не будет времени, чтобы прочесть все.

Его голос дрогнул. Я взглянул на флешку, затем сжал пальцы, чтобы уберечь ее. Меня взволновал тот факт, что у столь крошечного объекта может быть такое бесценное содержимое.

Отец нажал на несколько значков на экране кванткома. С металлическим лязгом раскрылись двери грузового отсека в брюхе шаттла, за которыми оказались кубические контейнеры. Отец шепнул в квантком несколько команд, и от ближайшей зарядной станции к шаттлу единым строем двинулись четыре БТГПБ. Три беспилотника стали выгружать контейнеры, а четвертый забрался в пассажирский салон, чтобы забрать наши рюкзаки.

– Готов, лейтенант? – спросил отец, кивнув в сторону выхода.

– Да, сэр, – ответил я, засовывая флешку в нагрудный карман куртки, чтобы она лежала прямо у сердца. Затем мы вместе пересекли ангар, и я наконец смог оглядеться.

При виде ангара лунной базы «Альфа» захватывало дух. На стенах бронированного купола были размещены сотни сияющих беспилотников-перехватчиков. В случае необходимости они на конвейерной ленте подъедут к пусковым установкам, которые выстрелят ими в космос. Именно этими беспилотниками мы будем управлять. Именно на этих беспилотниках мы будем воевать, когда через пять с половиной часов сюда прибудет враг.

В эту минуту я чувствовал себя Люком Скайуокером, разглядывающим ангар с истребителями A-, Y– и X-Wing перед битвой на Явине. Или капитаном Аполло, садящимся в кабину «вайпера» на летной палубе «Галактики». Эндером Уиггином, прибывшим в военную академию. Алексом Роганом в форме Звездной лиги, который во все глаза смотрит на ангар с истребителями «Ганстар».

Но это была не фантазия, а я – не Бак Роджер, Флэш Гордон, Эндер Уиггин или кто-то еще. Это жизнь. Моя жизнь. Я, Закари Улисс Лайтман, восемнадцатилетний парнишка из Бивертона, штат Орегон, недавно завербованный Объединенным Альянсом Земли, только что встретился на обратной стороне Луны с давно пропавшим отцом – и теперь мы вместе собирались защитить Землю и спасти человечество от уничтожения.

Если это сон, то я не был уверен в том, что хочу проснуться.

Однако сон должен был закончиться, и притом скоро – потому что к моей руке был прикреплен таймер, отсчитывающий часы, минуты и секунды до пробуждения.

Отец вышел через открытый шлюз в тоннель, который, если эта база действительно похожа на базу из «Армады», вел под поверхность Луны, к соседнему кратеру, Дедалу B, где находилась другая часть базы.

Я остановился у выхода, чтобы еще раз взглянуть на тысячи беспилотников, закрепленных рядами на стенах, и автоматическую линию их сборки в противоположном конце ангара, где даже сейчас работали компилировщики и нанороботы, собирая новые АБП-88. Если то, что сказал мне Вэнс, правда, то они, скорее всего, не успеют их закончить. Я поморщился; на меня накатила волна стыда при воспоминании о том, как я облажался в «Хрустальном дворце», о том, что мы потеряли целый ангар беспилотников.

Затем я вспомнил один из последних кадров из фильма ОАЗ, изображение армады европов – огромное смертоносное кольцо, некогда окружавшее ледяную луну, а теперь направлявшееся к Земле. Беспилотники, которые мы потеряли в «Хрустальном дворце», не сыграли бы никакой роли – точно так же, как и все беспилотники здесь, и все те, которые хранятся на Земле.

Отец увидел, что я остановился и подбежал ко мне.

– Зак, в чем дело?

Я рассмеялся этому нелепому вопросу.

– В чем дело? – повторил я. – Ох, дай подумать.

– Нужно идти, лейтенант. У нас мало времени.

Но я не сдвинулся с места. Отец ждал.

Я повернулся и посмотрел ему в глаза, а затем задал вопрос, который должен был задать:

– Насколько велико превосходство врага?

– Настолько, что об этом даже не стоит думать, – немедленно ответил он.

Беззаботность в его тоне снова меня разозлила.

– Тогда какого черта ты сюда меня привез? Чтобы быстро повидаться с сыном, пока мы оба не погибли? – Я указал на шаттл. – Если мы обречены, скажи мне прямо сейчас. Лучше я полечу на этой штуке домой и умру вместе с матерью. Ты хоть понимаешь, что она сейчас совсем одна?

У отца был такой вид, словно я только что воткнул нож ему в живот. Я почувствовал укол вины, но к ней примешивалось какое-то извращенное удовлетворение. Мне было приятно, что я его обидел, – это была расплата за то, что принятые им решения искалечили мою жизнь.

Когда отец наконец заговорил, голос его звучал жестко.

– Я не «привез» тебя сюда, лейтенант. Ты добровольно поступил на военную службу в Оборонительный Альянс Земли. Ты не сможешь убежать домой просто потому, что тебе страшно. Поверь мне.

– Мне не страшно, – соврал я, не моргнув глазом.

– Если тебе не страшно, значит, ты идиот. Но я знаю, что это не так. – Он посмотрел мне в глаза. – Зак, я провел на этой войне половину своей жизни, и я в ужасе. Ты даже не представляешь, как долго я боялся этого дня, и вот он настал.

– Это меня не обнадеживает.

– Я понимаю, каким безнадежным выглядит наше положение, особенно если учесть, что вам рассказали. Но поверь мне, сынок, ты еще многого не знаешь о ситуации и о нашем противнике.

Он оглянулся через плечо, посмотрел на большую камеру слежения, установленную над ближайшим выходом, – она медленно водила объективом из стороны в сторону. Затем он повернулся ко мне, и мне показалось, что я впервые увидел в глазах отца то, что сильно меня встревожило. Намек на безумие, которое я боялся унаследовать.

– Мы не можем говорить здесь и сейчас, – шепнул он мне. – Но дела совсем не безнадежны, Зак, клянусь. Вот почему я рад, что ты здесь. Ты поможешь мне кое-что сделать.

– Что сделать? – спросил я, поборов сомнения.

– Спасти планету, сынок. Ты готов к этому?

Я выпрямился и впервые заметил, что мы с ним теперь одного роста.

– Да, генерал. Однозначно.

– Я надеялся, что ты так скажешь. – Отец похлопал меня по спине. – Следуй за мной.

Он выбежал из ангара.

Я еще раз украдкой оглянулся на сияющие истребители, а затем помчался за отцом – хотя до сих пор не знал, куда именно он меня ведет.

Пока генерал Лайтман вел меня по полутемным коридорам лунной базы «Альфа», я время от времени прикусывал щеку изнутри – каждая вспышка боли доказывала, что я не сплю, что все это происходит на самом деле.

Кружным путем мы двигались к оперативному отделу, и я дивился тому, какой удивительно знакомой кажется мне база, и тому, как идеально ее версия в «Армаде» соответствовала оригиналу.

Когда я сказал отцу, что определенные элементы были позаимствованы с базы «Клавий» из фильма «2001: Космическая одиссея», он радостно подтвердил, что так оно и есть.

– Группа инженеров, которая работала над проектом, так торопилась, что ей пришлось заимствовать из других проектов, – объяснил он, указывая на коридоры. – Много идей взято у Сида Мида и Ральфа Маккуорри. – Он ухмыльнулся. – А коридоры на уровне техслужб, похоже, украдены прямо со съемочной площадки «Чужих». Погоди, ты их еще увидишь.

И я сразу начал замечать элементы «воровства» из научно-фантастических произведений. Все вокруг было изящным, эргономичным, дизайн был ретрофутуристичным, и часто форма главенствовала над функциональностью. На стенах висели постеры старых рок-групп и фильмов, однако я был почти уверен, что их развесили обитатели базы – и они же, скорее всего, написали красной краской на одной из стен фразу: «Торт – это ложь».

Мы прошли по коридору, на стенах которого висели десятки фотографий мужчин и женщин в форме пилотов ОАЗ. Судя по прическам, снимки были сделаны в течение не менее четырех десятилетий. Под каждой фотографией – небольшая табличка с именем офицера, двумя датами и «сроком службы в Оборонительном Альянсе Земли». Под этими данными была надпись: «Пожертвовал(а) всем, чтобы защитить всех».

– Эти люди служили здесь? – спросил я.

Отец кивнул:

– И умерли тоже здесь. Это офицеры, погибшие при исполнении служебного долга.

– Но ведь они – операторы беспилотников? Как они все умерли?

– Во время атак противника на эту базу. – И, не успел я задать следующий вопрос, он добавил: – Я все объясню на брифинге.

Когда мы дошли до конца коридора, отец завел меня в турболифт, который всего за несколько секунд отвез нас вниз, в оперативный отдел, находившийся на глубине более мили. Затем мы прошли через огромные, похожие на пещеры залы, в которых располагались генераторы холодного термоядерного синтеза, системы жизнеобеспечения, наноассемблеры и огромный блок искажения гравитации.

– Я не знаю, как все это работает, – признался отец. – И даже как этой техникой управлять. Но мне это и не нужно, потому что все системы на базе полностью автоматизированы. А техобслуживанием занимаются беспилотники, которыми управляют люди с Земли.

Когда мы проходили мимо застекленной стены медотсека, я увидел, что там тоже работают только беспилотники. Роль доктора играл специально оснащенный БТГПБ с парой рук, благодаря которым хирург на Земле мог оперировать пациентов.

– Несколько лет назад с помощью такого медробота один доктор из Лондона удалил мне аппендикс, – сказал отец. – Никаких осложнений.

На том же этаже располагались жилые помещения – пятьдесят модульных комнат, каждая из которых была рассчитана на двух человек.

– В данный момент заняты только три комнаты, поэтому каждому из вас достанется личное жилье. – Он указал на дверь с номером «А7». – Это твоя комната. Дверь закодирована твоими биометрическими данными, а рюкзак уже должен лежать внутри.

Я посмотрел на таймер своего кванткома.

– Зачем вообще мне она? – спросил я. – Авангард прибывает всего через несколько часов – вряд ли за это время я захочу немного вздремнуть.

– Нет. – Отец улыбнулся. – Но, возможно, тебе захочется побыть одному – когда у тебя будет возможность позвонить матери.

Я уставился на него.

– А ты ей звонить собираешься? – спросил я.

Он покачал головой:

– Это не очень хорошая мысль. Вряд ли она захочет говорить со мной, как только узнает, что я жив… и бросил вас обоих.

– Ну конечно, захочет! Она будет так рада узнать, что ты жив! – сказал я и, не подумав, добавил: – Как и я.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Ты так думаешь?

– Не думаю, а знаю, – ответил я, хотя сам не был в этом убежден. – Она так и не смирилась с тем, что потеряла тебя.

Внезапно отец отвернулся и издал какой-то странный звук, словно раненый зверь, попавший в капкан. Увидев, что он не собирается отвечать, я указал на другие двери.

– А ты где живешь?

Отец указал на первую дверь в конце коридора с номером «А1».

– Это в программу экскурсии не входит, – сказал он, пытаясь вести меня в противоположном направлении.

– Дай мне просто заглянуть туда – на секундочку. Пожалуйста… сэр.

– Да там не на что смотреть, – ответил он, загораживая собой дверь.

Но судя по его реакции, там, очевидно, было на что посмотреть – и я намеревался это увидеть. Наше противостояние длилось секунд десять, после чего он наконец отступил и приложил ладонь к замку, краснея от смущения. Я протиснулся мимо него и заглянул в крошечную комнату.

Вся стена напротив двери была увешана нашими с мамой фотографиями, в том числе снимками из всех моих школьных альбомов. Над кроватью висела фотография мамы в форме медсестры – ее он, наверное, нашел на сайте больницы. Остальные стены были абсолютно голые.

Прежде чем я успел еще что-то разглядеть, отец вытолкал меня в коридор и запер дверь.

– Поторопись, – произнес он. – Каждая секунда на счету.