Глава 16
Завершение римского процесса

Пилат нашел союзника и расстроил козни первосвященников. Как и префект, Ирод Антипа не считал необходимым казнить Иисуса. Что теперь делать? Пилату пришла в голову мысль (очередная неудачная идея) предложить сделку вновь явившимся к порогу его дворца Анне и Каиафе. Как обычно, на Пасху Пилат по просьбе народа собирался освободить одного из заключенных. Этот обычай стал предметом споров среди историков, поскольку о нем свидетельствуют только Евангелия. Специалисты по римскому праву без серьезных доказательств сближают эту «пасхальную привилегию» с целым рядом процедур. Во-первых, с аболицией: коллективным прощением, позволяющим отказаться от спорной юридической процедуры. Во-вторых, с индульгенцией: временным прекращением наказания благодаря апелляции. В-третьих, с венией: простым личным снисхождением. Но скорее всего, речь идет о воспринятом римлянами местном обычае, который был установлен, чтобы доставить радость еврейским простолюдинам во время пасхального праздника.

Пилат знал, что в одной из темниц Антонии его суда ожидает «известный узник», как его называет Матфей, по имени Варавва, иначе Бар-Аббас (по-арамейски Bar Abba — сын отца или господина). Поскольку Пилат посещал Святой город только по большим праздникам и тогда судил преступников, которых к нему приводили, этого человека должны были держать в заключении со дня последнего приезда Пилата. Если верить некоторым рукописям Евангелий, Варавва тоже носил имя Иисус. Почему бы Пилату не предложить народу выбрать между Иисусом из Назарета и Иисусом Вараввой? Последний, как уточняет Иоанн, был разбойником. Определение «разбойник» позднее применялось к бунтарям из евреев. Оно наводит на мысль о бандитах, связанных с псевдомессианским движением зелотов, которое было направлено против римских захватчиков. Но в случае с Вараввой такое понимание слова не выдерживает никакой критики. Ничто не позволяет уподобить разбойников того времени, проходимцев и грабителей с большой дороги, особенно многочисленных среди деревенских жителей, бунтарям или участникам партизанской борьбы за национальное освобождение. Иосиф Флавий никогда не применяет это определение к бунтарям периода первой римской префектуры (между 6 и 41 гг.). Террористы (они же сикарии, что значимт «наемные убийцы») появятся только в 54–60 гг., в правление прокураторов Феликса и Феста. Немного позже к ним присоедиится группа зелотов — молодых набожных иудеев, фанатичных националистов, зелотов, главными ценностями для которых были культовая чистота, Закон и Храм. Повторим: в 30-х гг. движения зелотов не существовало. Оно появилось к концу 66 г., после восстания сына (или внука) Иуды Галилеянина Менахема.

В эпоху Иисуса не было речи ни о каких политических волнениях, но в большие праздники деревенские районы, а возможно, и Иерусалим страдали от беспорядков и грабежей, о чем свидетельствуют притчи. В царстве было неспокойно. Именно грабежом и занимались «разбойники», о которых четырнадцать раз упоминается в Евангелиях, главным образом в притче о добром самаритянине.

Будь Варавва главой политического восстания, стремящимся поднять иудеев против захватчиков, Пилат казнил бы его без всякого промедления. Это его долг как солдата. Он не предложил бы собравшейся перед его дворцом толпе такой выбор, ведь существовал риск, что она выберет противника Рима. Но в тот момент Пилат хотел лишь одного — добиться свободы для Иисуса. И дело здесь не в симпатии, не в том, что префекта очаровали и увлекли слова Иисуса. Он хотел лишь помешать первосвященникам, сбить с них спесь.

Говоря коротко, Варавва был из тех людей, которые не признают ни веры, ни закона, и порядочные иудеи хотели от него избавиться. Заслуживают доверия слова Луки: «Варавва был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство». Преступление Вараввы было уголовным: без сомнения, за несколько недель до приезда Пилата (или за несколько дней, если выгодным случаем была Пасха 33 г.) он воспользовался наплывом паломников, чтобы поднять в городе возмущение и устроить грабежи. В ожидании решения префекта его держали в тюрьме.

Пилат обратился к толпе: «Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам царя Иудейского?» Пилат убежден, что симпатии толпы окажутся на стороне этого идеалиста, мечтающего установить царство не в этом мире, и «праведника», как назвала его жена Пилата. Но римский наместник не понял, что первосвященники и их сообщники, не сумев добиться быстрого и тихого решения по делу Иисуса, мобилизовали своих многочисленных должников, зависимых от них или подкупленных людей, стражников, подручных и всяческих прислужников, чтобы продемонстрировать свою силу. Поскольку интересы экономики и религии тесно переплетались, власть Анны и Каиафы была огромной силой в Иерусалиме. Среди 7200 священников и 9600 левитов, тысяч помощников, музыкантов, певчих и домашней прислуги сколько людей были верны первосвященникам? Эти люди быстро получили приказ, и толпа потребовала освободить Варавву. «А как быть с Иисусом?» — спросил Пилат. «Распни его!» — ответили ему. Толпа поднялась наверх из нижней части Иерусалима, из кварталов простонародья. Это было выгодное положение. Неприметные галилеяне, пришедшие отведать пасху в Иерусалиме, и паломники, которые стихийно приветствовали Иисуса, когда он входил в Святой город, остались далеко. В Иерусалиме было два разных мира, два разных народа.

Матфей добавляет к рассказу одну деталь. Когда Пилат увидел, что дело идет к бунту, он, чтобы его ясно поняли, взял воды, публично умыл руки и сказал: «Невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите и вы». Толпа ответила: «Кровь Его на нас и на детях наших!»

Эта формула, связанная с принятием на себя крови, которая тяготеет над все новыми и новыми поколениями проливших ее, происходит из Ветхого Завета. Увы, эти слова будут питать у христиан антииудаистские настроения и ненависть к еврееям, как к народу-богоубийце, для чего нет никаких оснований. Ответ толпы в течение веков будет предлогом для убийств, погромов и неприятия. Американский богослов Раймонд Э. Браун объясняет поведение сторонников первосвященников так: «В их возгласе нет ни жажды крови, ни самопроклятия: они утверждают, что, несмотря на приговор Пилата, объявившего Иисуса невиновным, они видят его вину и хотят нести ответственность перед Богом за пролитую кровь».

С точки зрения историка, нет никакой уверенности, что события действительно развивались так, как описывает их Матфей. Мы не можем утверждать, что столь радикальные слова были произнесены и что Понтий Пилат разыграл спектакль, изобразив невиновного, — смыл с рук кровь, которую его принуждали пролить. Но возможно, все было именно так. Быть может, в этом эпизоде следует видеть очередную насмешку Пилата над иудеями. Но не исключено, что пораженный сном своей жены Пилат хотел снять с себя ответственность, как позже сделает Иуда, вернув 30 сребреников.