XXVII
На площади собралась почти вся деревня. Те, кто не пришел, наблюдали из окон с любопытством и страхом.
Две группы встали друг против друга: с одной стороны – жители деревни во главе с Бенедиктом Риглером и Францем Каррером, с другой – баварские солдаты под предводительством капитана.
Между ними на снегу лежал убитый солдат.
Со стороны гор задувал холодный ветер. Жители вполголоса переговаривались между собой.
Капитан взглянул на Риглера. Лицо у него было неподвижное.
– Что произошло? Отвечай!
Не успел Риглер ответить, как вперед выступил Франц.
– На ваших людях Божье клеймо! – выкрикнул он со злостью. – Посмотрите на них, скоро вы все станете такими же!
Он показал на мертвого солдата и черные вены на его груди.
– Он прав. Теперь вас только Господь может спасти! – сказал Иосия Вельтер.
– Молчать! Суеверные олухи! Единственное, что я здесь вижу, так это своего убитого солдата! – Голос капитана громом разнесся над площадью.
Все испуганно замолчали.
– Он его избавил! – упрямо прошептала старая Зальцмюллер.
Капитан резко развернулся.
– Что ты сказала, старая карга?
Старуха выдержала его взгляд. Потом поцеловала два пальца, сложила в защитный знак и сплюнула капитану под ноги.
Тот побелел от ярости, и ладонь его легла на рукоять сабли.
– Старая ведьма, я тебе покажу…
– Успокойтесь. Успокойтесь все! – С этими словами к капитану подбежал Кайетан Бихтер. – Прошу вас. Вы не понимаете, о чем говорите. Кто получит однажды Божье клеймо, станет как они. – Он показал дрожащим пальцем в сторону леса. – Посмотрите же внимательнее на покойного. Видите эти черные паутины? Это верный признак заражения.
Теперь слово взял и Бенедикт Риглер.
– Вам попадался кто-нибудь на пути в деревню? – спросил он капитана.
Капитан кивнул.
– Да. Когда опустились сумерки, мы наткнулись на одного, закутанного в тряпье. Мы хотели только спросить у него дорогу. Он ничего не сказал, а сразу бросился на нас. – Командир выдержал короткую паузу. – Это было последнее, что он сделал.
Бихтер покачал головой.
– Никто не давал вам на это права.
Капитан шагнул вплотную к священнику.
– Заруби себе на носу, поп: никто безнаказанно не нападает на моих людей. И никто не ставит под сомнение мои решения! Если б я допустил такое, то мои люди, за которых я несу ответственность, не прожили бы и часа на поле боя. – Он отступил назад, голос его разносился над площадью. – Когда мы пришли в эту деревню, разве я неясно дал понять, как нам следует держаться друг с другом? – Он обвел жителей взглядом. – Мы придерживались договоренности, вы – нет.
Он встал рядом с убитым солдатом.
– Кто это сделал? Кто убил моего солдата?
Молчание.
Капитан развернулся и посмотрел на бойца, который доложил о происшествии. Тот молча показал на Франца Каррера. Когда капитан повернулся к Францу, остальные невольно отступили от него.
Тот побледнел, но не двинулся с места.
Капитан кивнул. Двое солдат обступили Франца с обеих сторон и крепко схватили за руки.
Капитан взглянул на Каррера и произнес так, чтобы все слышали:
– Я объявляю тебя виновным в убийстве моего солдата. И выношу приговор по законам военного времени. Альбрехт!
Он подал знак адъютанту. Тот вынул нож.
Франц стал отчаянно вырываться, но тщетно – солдаты держали его как в тисках. Над толпой прошел ропот.
– По какому праву вы устраиваете суд в моей деревне? – возмутился Риглер.
– Прошу вас, ради Господа, проявите милосердие! – взмолился священник.
Капитан презрительно сплюнул.
– Ту же милость, отче, какую вы проявили к моему солдату? – Тут он холодно улыбнулся. – Раз уж вы заговорили о Господе, не сказано ли: око за око и зуб за зуб?
Он кивнул адъютанту. Тот подошел к Францу и без колебаний всадил ему нож в горло, с левой стороны, затем схватил за волосы и оттянул голову вниз. Кровь ручьем хлынула на снег; Франц широко распахнул глаза и издал звук, похожий на поросячий визг.
Жители словно оцепенели. Даже некоторые из солдат отвернулись.
Франц медленно опустился на колени и рухнул лицом в снег. Его ноги несколько раз дернулись, и он затих.
Люди стали постепенно осознавать, что произошло. Женщины заплакали. Мужчины опустили головы и крестились.
Потом над площадью разнесся гневный крик. Появился Якоб Каррер, за ним Иоганн, Элизабет и Софи. Он стиснул кулаки и медленно прошел вперед. Люди молча расступались перед ним. Якоб склонился над телом своего брата, провел рукой по его волосам.
– Франц… – прошептал он едва слышно, затем поднялся и взглянул на капитана. – Ты… – он набрал воздуха, – ты за это заплатишь, ублюдок!
Капитан посмотрел на него с любопытством.
– Даже так? Тогда лучше не откладывать.
– Отец, не надо! – вскричала Элизабет. – Они тебя…
В этот момент в толпе поднялся крик. Якоб схватил дубину и бросился на капитана. Тот даже не пошевелился, потому как знал, что может положиться на своего адъютанта. И действительно, Альбрехт внезапно оказался на пути у Якоба и так ловко ударил в живот, что вышиб из него весь воздух. Каррер согнулся пополам. Все произошло молние-носно.
– Отец! Отец! – Элизабет бросилась было вперед, но Иоганн удержал ее.
– Пусть это станет для вас уроком! Если кто и может вершить здесь суд, так это я! – заявил капитан.
– Суд вершить может лишь Господь! – проговорил Бихтер и перекрестился.
Баварец сомкнул губы и подступил вплотную к священнику.
– Отче, – процедил он. – Предупреждаю, держите в узде свою паству или крови прольется куда больше.
После этого он повернулся к Риглеру.
– Эй, ты! Ты говорил, что это… клеймо у двоих солдат. Кто второй?
Риглер показал на того, кто был в харчевне. Капитан кивнул ему.
– Оголить торс!
– Но, капитан…
– Оглох?
Солдат принялся послушно стягивать рубаху, и тогда все увидели его грудь, опутанную сетью черных сосудов. Не так явно, как у его убитого товарища, но ошибки быть не могло.
– Я думал, это какое-нибудь заражение или вроде того… – робко пробормотал солдат.
Капитан повернулся к Альбрехту.
– Под замок его. – Он показал сначала на Якоба Каррера, а затем на растерянного солдата. – И его тоже. Запереть обоих в сарае и держать под караулом! Утром решу, что с ними делать.
Солдаты, в их числе и Готфрид, без проволочек исполнили приказ и потащили обоих к ближайшему сараю. И Каррер, и солдат сопротивлялись, но безуспешно. Их втолкнули внутрь и заперли.
Софи в ужасе наблюдала за происходящим. Как мог Готфрид так поступить?
В этот миг тот развернулся и бросил на нее беспомощный взгляд.
Дверь заложили тяжелой доской, и два солдата остались перед ней на посту.
* * *
– Вы не можете так поступить, этот солдат заразит моего отца! Прошу вас! – в отчаянии крикнула Элизабет.
– Она права. Вы подписали смертный приговор им обоим! – добавил Бихтер.
Капитан вздохнул.
– Отче, ваши суеверия меня не интересуют, и больше я повторять не стану. Лучше позаботьтесь о благополучии тех, кто еще не провинился. И… обеспечьте достойное погребение обоим убитым!
Он развернулся и зашагал прочь. Солдаты последовали за ним.
Жители, по-прежнему ошеломленные, подняли тела со снега.
– Отнесите их ко мне на задний двор, положите в малый амбар, – распорядился Риглер. – Там пусто. Долго им лежать там не придется, завтра мы их похороним. – Он посмотрел на священника.
Тот рассеянно кивнул.
Под предводительством старосты жители унесли тела с площади. Бихтер, казалось, хотел что-то сказать Элизабет, но потом лишь покачал головой и направился к церкви.
Софи тоже покинула площадь. Она понимала, что Готфрид не мог оспорить приказ своего командира. Девушка вздохнула – теперь все только усугубится… Но когда все останется позади, они вряд ли придадут этому значение.
* * *
Иоганн и Элизабет остались одни на площади. Элизабет посмотрела на сарай и на двух солдат перед дверью.
Потом перевела взгляд на кровавое пятно посреди площади – и залилась слезами.
Лист обнял ее – сначала осторожно, а потом крепко прижал к себе.
– Все будет хорошо, Элизабет. Обещаю.
Он запрокинул голову. С неба хлопьями посыпал снег…
Ему вдруг вспомнились слова Игнаца, произнесенные еще тогда, в лесу.
Когда зима особенно суровая, они спускаются к нам.
По всей видимости, солдаты должны волновать их меньше всего.
Он еще крепче обнял Элизабет.
