XXVI
Народу в харчевне почти не было. За столом посередине сидели Франц Каррер, Бенедикт Риглер, Алоиз Бухмюллер и еще несколько крестьян. Они пили вот уже несколько часов кряду, перед ними выстроились пивные кружки и чарки. Глаза у всех были красные от спиртного и дыма, который наполнял комнату и, казалось, вытеснил весь остальной воздух. Крестьяне с ненавистью поглядывали на трех солдат, сидевших чуть в стороне и пивших крепкое вино.
Франц бросил на троицу хмурый взгляд, после чего повернулся к Риглеру.
– Они тут уже несколько дней. Чертов сброд… – Он сплюнул на пол.
– Кому ты жалуешься? Что я могу сделать? Голыми руками вышвырнуть их из деревни? – Риглер взглянул на обрубленное ухо Франца и ткнул его в грудь. – Сам знаешь, как бывает с теми, кто выступает. – Он отхлебнул пива и громко рыгнул. – И ты еще легко отделался.
– Но до сочельника они должны убраться, – процедил Франц. – Нечего и праздновать, если они останутся.
– Да и без них особо не попразднуешь, – вставил Иосия Вельтер. – Сначала эта корова, потом солдатня… Я предложил бы подождать с приготовлениями к Рождеству, пока солдаты не уйдут из деревни. Если они прознают, что мы отмечаем праздники, нам от них не избавиться.
– Вот именно, – согласился Риглер. – Никаких украшений, веток или песен. И к столу ничего особенного не подавать. Они сами уберутся, стоит только подождать пару-тройку дней.
– Хозяин, три пива! – выкрикнул пьяным голосом один из солдат.
– Сию минуту! – отозвался Бухмюллер и кинулся к бочонку.
Остальные безучастно наблюдали за ним. Франц презрительно скривил губы.
«Трусы, все до одного», – подумал он и отхлебнул из кружки.
* * *
Алоиз Бухмюллер наполнил три кружки и поставил их на деревянный поднос. Он прекрасно знал, что о нем думали остальные, но ему не было до этого дела. Ему нужно было кормить семью. Баварцы ни гроша не платили за выпивку, но при этом и не пили сверх меры. А капитан следил за тем, чтобы солдаты не засиживались подолгу. Лучше уж так, чем остаться без ничего, в разгромленной харчевне.
Бухмюллер убедился, что никто на него не смотрит, и быстро наплевал в каждую кружку. После чего подхватил поднос и с широкой улыбкой направился к баварцам.
– Прошу! На здоровье!
– Какое здоровье от твоего пойла… Хочешь научиться варить пиво – поезжай в Баварию, толстяк, – нагло заявил один из солдат.
– Вас никто не заставляет пить. Но, быть может, после отведаете нашего шнапса и перемените свое мнение? – ответил Бухмюллер елейным голосом.
Баварское пиво, да уж!.. Но было бы неразумно вступать в спор с этим воякой. Его грубое, обветренное лицо не сулило ничего хорошего. Да еще бычья шея, и…
Бухмюллер насторожился. Он посмотрел внимательнее – нет, ошибки быть не могло. Немыслимо! Здесь, в деревне, в его харчевне, при дневном свете…
– Ну… рад служить… – запинаясь, проговорил Бухмюллер и медленно вернулся к своему столу.
Баварцы лениво смотрели ему вслед.
– Недурно ты его отбрил, Ганс, – ухмыльнулся один из солдат.
– Лицемеры, все до одного. Знаю я таких, повидал… Ну, будем!
И солдаты подняли кружки.
* * *
– Бенедикт! Бенедикт!
Бухмюллер уселся за стол. Он был сам не свой.
– Ну, что еще стряслось? Неужто баварцы с тобой заигрывают, или…
– У среднего и у того, что слева…
Риглер недоуменно уставился на трактирщика.
– Что с ними?
– На них клеймо! – прошептал Бухмюллер и перекрестился.
Над столом повисло молчание.
– Ты уверен? – спросил Риглер.
– Я своими глазами видел. У них на шее… – Не в силах договорить, Бухмюллер провел пальцем по венам у себя на шее.
Остальные смотрели на него в ужасе. Франц вдруг ударил кулаком по столу.
– Ну что ж… – Он поднялся.
– Франц, постой! – воскликнул Риглер и попытался удержать его.
Но тот стряхнул его руку и направился к столу баварцев.
– Ты смотри, кто к нам пожаловал! – протянул солдат с обветренным лицом. – Чего тебе, свинопас?
Его товарищи засмеялись.
– Расстегни воротник, – спокойно произнес Франц.
Смех мгновенно смолк. Солдат вскочил и грубо оттолкнул Франца, сбив его с ног.
– Ты что себе позволяешь, пес? Как ты со мной разговариваешь?
Его товарищи тоже встали и теперь с тревогой поглядывали на крестьян, обступивших их стол.
Риглер и Иосия Вельтер помогли Францу подняться.
Они переглянулись и, не сговариваясь, бросились на солдат.
Для баварцев это оказалось полной неожиданностью. К тому же они были в меньшинстве. Однако солдаты и не думали отступать, их боевой опыт уравновешивал численное превосходство крестьян. Кулаки мелькали в воздухе, чаша весов склонялась то в одну сторону, то в другую, но потом…
Франц выхватил перочинный ножик и вонзил в грудь толкнувшему его солдату.
Баварец захлебнулся кровью. Он в изумлении посмотрел на свою грудь, откуда торчал нож, перевел взгляд на Франца, после чего снова уставился на нож.
Затем медленно взялся за рукоять и рывком выдернул нож из груди. Кровь толчками хлынула из раны, как вино из пробитого меха.
Солдат вложил нож Францу в руку и стал заваливаться на спину. Когда его тело ударилось об пол, он был уже мертв.
Под ним быстро растекалась темная лужа.
На какой-то миг время в харчевне словно остановилось. Солдаты уставились на своего убитого товарища, потом на крестьян. Те тоже таращились на труп. Затем все посмотрели на Франца – тот, похоже, и сам не верил в то, что сотворил.
Когда оцепенение спало, солдаты попытались сбежать из харчевни. Одному это удалось, но второго схватили Риглер и Вельтер.
– Гнусные убийцы! Мы всех вас перевешаем! – орал солдат вне себя от злости.
– Заткнись! – крикнул на него Франц. – Вы нам еще спасибо скажете… Смотри!
Он склонился над убитым и разорвал на нем рубаху.
Увидев обнаженную грудь своего товарища, солдат в ужасе замолчал.
У остальных выдержки оказалось побольше, но и их увиденное повергло в шок: по всей груди паутиной расходились черные сосуды. Солдат смотрел на них, и они, казалось, пульсировали.
– Колдовство! – заорал он. – Вы его заколдовали!
Никто не обращал на него внимания.
– Господи, помилуй нас! – прошептал Бухмюллер и перекрестился.
Риглер повернулся к Иосии Вельтеру.
– Приведи священника! – распорядился он.
Иосия кивнул и выбежал из харчевни.
* * *
Через минуту в харчевню ворвались солдаты под предводительством старого Альбрехта.
Крестьяне подняли руки.
Альбрехт опустился на колени рядом с убитым. Он закрыл ему глаза, пару мгновений посидел неподвижно и только потом поднялся. Затем обвел крестьян холодным взглядом и бросил лаконично:
– Вывести! На площадь!
