Глава 14

Инга плотнее запахнула куртку, сунула руки в карманы, поёжилась в предвкушении холода и вышла на веранду. Серые ветки соскребали остатки позднего лета с маленьких — ромбиками и квадратиками — террасных окошек, ветер закидывал в плохо прикрытую дверь жёлтые и коричневые листья с крыльца. Впервые у Архарова на даче они были полтора года назад. Вместе с Олегом.

Инга вдохнула холодный воздух и на мгновение почувствовала терпкий запах «Голуаз». Их курил Штейн. Тогда он с Кириллом только познакомился, шутил и балагурил, на самом деле приглядываясь к Архарову, не зная ещё, насколько ему можно доверять. Что бы они делали без Кирилла в тот раз? А в этот? Теперь «Дело коллекционера» казалось Инге скорее некоей печальной притчей в сравнении с обрывом в страшную бездну, у которого она стояла сейчас совершенно одна. Аромат чёрного табака исчез, как появился, за секунду, остался только холод.

Кирилл шёл к ней по тропинке — он собрал и запер весь инструмент в сарае до будущей весны.

— Пойдём в дом, — сказал он, поравнявшись с верандой. — Не май месяц ни фига!

На кухне Инга села за стол, покрытый клеёнкой, положила папку с материалами расследования по памятникам архитектуры. На плите булькал и хлопал крышкой чайник, Архаров доставал из буфета зефир и сушки.

— Блин, как Олега жалко, — проговорил он тихо, не оборачиваясь, — классный был мужик. Прости, угощать мне особо нечем, жена уж с месяц как закрыла сезон — дом холодный, осенью и зимой они сюда с дочкой не ездят. А я всё никак не мог время найти — доделать тут кое-что по хозяйству. Питаюсь вот из сельпо. Так что, чем богаты, тем и рады.

Пахло свежим чаем, мятой, газовой плитой.

— Я сто лет не ела зефир. — Инга взяла пирожное из коробки и откусила. Обнажился слоёный, шоколадно-белый бок.

— Это по тем перцам, что за тобой следили? — кивнул Кирилл на папку Инги.

— Всё, что удалось собрать нам с Олегом по делам о памятниках, — ответила она. — Последний дом, который был у нас в разработке — Поздняковский переулок, три. 1783 год постройки. Его поставили под снос с последующей реконструкцией. Жильцов выдавили, в пирожковой поджог устроили. При пожаре погиб человек.

Кирилл вопросительно посмотрел на неё.

— Я встречалась с хозяином этой пирожковой. Микаэлян Гурген Айвазович. Быстро открыл кафе в другом месте. Запуган. Сначала всё твердил — мол, бомж забрался, проводку попортил. Потом признался, что в ночь поджога пустил знакомого переночевать.

— Н-да, не повезло человеку. Вот что значит оказаться не в том месте не в то время.

— Не говори. Одно дело подпалить заведение, другое — непреднамеренное убийство. Олег накопал, что за всем этим стоят некто Жербаткин и компания «Деловой центр будущего». Он успел мне рассказать перед тем, как его убили.

Архаров поднял бровь:

— Убили?

Инга постучала ногтем по папке:

— Его и юриста «Делового центра будущего» Аллу Щекотко. А теперь они следят за мной.

Кирилл молча поднялся налить себе ещё чаю.

— Не утруждай себя, не доказывай мне, что Олег сам повесился, — резко сказала Инга, — пробей Щекотко — она с балкона выбросилась. Тоже как будто суицид.

— Ещё чаю будешь? — спросил Архаров, не оборачиваясь.

Он взял её чашку, долил заварки и воды, сел рядом.

— Рассказывай что знаешь, — сказал Кирилл.

— И Штейн, и Щекотко состояли в группе самоубийц «Чёрные дельфины». — Инга почти шептала. — Это закрытая группа Nасвязи, её не найдёшь простым поиском. Я думаю, что она и «Деловой центр будущего» как-то связаны. Организаторы «Дельфинов» убирают людей, встающих на пути «Делового центра будущего», выдавая это за суицид.

— Не рычи на меня сразу, но я всё-таки спрошу. — Кирилл откинулся на спинку стула. — Олега нашли повешенным. Это раз. Рядом — предсмертная записка. Это два. И ты всё равно думаешь, что его убили из-за вашего расследования по ветхому фонду?

— Записка ничего не значит. Все члены этой группы пишут её в качестве первого задания. Ещё насчёт Олега — я видела результаты вскрытия. У него был высокий уровень алкоголя в крови, а удушение — двойное и разных типов. Предположительно сначала его придушили подушкой, а потом только повесили.

— Это ты сама так в экспертизах наблатыкалась? — спросил Кирилл, раскрывая её папку. — Или наша общая знакомая помогла?

— Меньше знаешь, лучше спишь. — Инга не улыбалась.

— А про задание и записку? — Архаров смотрел ей в глаза и тоже не улыбался.

— Я состою в этой группе под именем Елизаветы Суховой, — сделав вид, что не замечает его взгляда, ответила Инга.

— Твою мать, Белова! — Архаров пристукнул ладонью по столу.

— А ты думал, как? Олега убили, а я буду сидеть сложа руки?

Кирилл, не читая, перелистнул пару документов из папки Инги, потом выпрямился и протянул к ней руку — будто хотел дать щелбан.

— Не, ну точно! В тебя, когда собирали, забыли инстинкт самосохранения ввинтить, ей-богу! Кроме меня, кто-нибудь ещё об этой твоей партизанщине знает?

— Посмотри лучше бумаги. — Инга проигнорировала его выпад. — Достаточно тут для ареста Жербаткина? Я поэтому к тебе приехала. Ты можешь отдать собранные нами материалы юристам в отдел преступлений на почве недвижимости или как он там у вас называется? Взять Жербаткина за убийства мы, конечно, не можем, но я уверена, что у меня достаточно улик против него как против мошенника. А вдруг он сознается? Щекотко, кстати, была его женой.

— Ничего себе, — Кирилл просматривал документы, — то есть у них был семейный бизнес, а потом она ему начала чем-то мешать?

— Я встречалась с её подругой. Она рассказала мне, что у Щекотко был любовник.

— Н-да, мотивов у вашего Жербаткина полно. — Кирилл захлопнул папку и посмотрел на неё. — Наверняка не скажу, но, похоже, для возбуждения дела и ареста тут бумаг достаточно. При грамотном свидетеле пойдёт твой Жербаткин «до восьми» на строгий режим, дела с московским старым фондом всегда громкие — властям выгодно выставить козла на съедение прогрессивной общественности. Чиновников мочить — это сейчас в тренде. Давай так, я отдам документы нашим «экономистам». Жербаткина к концу недели они возьмут. А ты уверена, что с его арестом твои злоключения кончатся?

— Спасибо тебе, — искренне сказала Инга. — Конечно, я не уверена ни в чём. У меня только предположения. Я думаю, что группой самоубийц верховодит не Жербаткин, а другой человек, с которым у него договор. Я не знаю, кто это и как на него выйти.

— Вот тут имею, как говорится, некоторые сомнения.

— Насчёт чего?

— Что твои «Дельфины» и «Деловой центр будущего» связаны. Звучит как из области фантастики.

Экран её телефона загорелся, и Инга хмуро повернула его к Архарову.

— Кто такой Харон? — Кирилл глянул на сообщение.

— Админ суицидной группы. Он пропесочивает меня, думая, что я — Сухова.

— «После ваших ответов на мои вопросы я окончательно убедился, что вы избраны для этого пути, — прочитал Архаров вслух. — Как я уже писал раньше, вы прекрасно справились с первым заданием группы, и теперь пришло время для второго. Оно будет более сложным, потребует гораздо больших усилий, чем написание предсмертной записки…» Белова, ты спятила? Ты написала предсмертную записку?!

— Не я, а Сухова, — парировала Инга. — Это было условием вступления в группу.

— Ты хоть понимаешь… нет, я формально должен удостовериться, что ты в своём уме, хотя ответ знаю — нет, но всё равно задаю вопрос: ты своими руками готовишь нужные им улики. Ты понимаешь, что творишь?

— Я специально изменила почерк.

Кирилл вздохнул:

— Не смеши мои погоны. Любая экспертиза установит твой почерк. Если вообще кто-то будет заморачиваться.

— Это их дополнительная страховка.

— Дополнительная? А какая основная?

— Я подписала договор об оказании психологической помощи. В нём был пункт, что я совершеннолетняя и только я несу ответственность за свои поступки. Как-то так, я не помню точной формулировки.

Кирилл по-прежнему смотрел на неё как на сумасшедшую.

— От имени Суховой подписала, от имени Суховой, не волнуйся. И форма договора у меня есть — если что, будет улика к делу. Читай дальше.

— «В ближайшие дни вы должны пойти на недостроенную высотную парковку в Капотне по адресу:… и посмотреть сверху на мир, который вас недостоин, который вас отринул. На его злую суету и равнодушие. Сделайте это на закате. Вы обязательно должна быть одна. Не торопитесь. Постойте там подольше. Выложите фотографии в группе. Фотографии должны доказывать, что на месте были именно вы. Я буду ждать», — дочитал Кирилл. — Ну ты как хочешь, Белова, а туда я полезу с тобой. Давно не обозревал Капотню с высоты, чтоб её…

Из семи проституток, бывших с Малышевым в ночь, когда он вскрыл вены (Indiwind достал координаты всех семерых), встретиться согласилась только одна — под ником Линда. На розово-красном сайте висела фотография горячей брюнетки в коротких латексных шортах. Квартира оказалась обычной, безликой, но на свой лад уютной — гостиную и коридор соединяла арка, в комнате — телевизор и большой глубокий диван, старомодный тюль. Икеевская белая кухня, круглый стол, пластмассовые стулья. В спальню они с Эдиком не заходили.

Линда оказалась рыжей и довольно упитанной — ничего общего с брюнеткой на фотографии, которая выставила в камеру свой крепкий блестящий зад. Она провела их на кухню, встала спиной к окну, скрестив руки на груди.

— Так вы насчёт шизанутого чувака, который вскрылся? — подозрительно спросила она. — Я ментам уже всё рассказала.

— Мы его друзья, — сказала Инга, — и хотели бы понять, что на самом деле произошло.

— То и произошло, — буркнула девица, — вены себе порезал.

— Вы, наверно, хорошо помните этот вечер… — вкрадчиво начал Эдик.

— Забудешь, блин, такое, — пробурчала Линда. — Хорошо хоть мы толпой к нему подгребли. Это всегда легче, когда толпой. Страх он со временем притупляется, конечно, но в голове всегда свербит: а вдруг, сука, маньяк! А когда вызов коллективный, есть, конечно, риск, что нарвёшься на субботник, но оно всё равно как-то спокойней, когда девчат много-то.

Она замолчала, уставившись в одну точку под потолком.

Экран телефона, который Инга положила на стол, загорелся: пришла эсэмэс. Эдик перевёл взгляд с него обратно на Линду:

— И вы приехали, — подсказал он, — а клиент в квартире один. И вам полегчало окончательно.

— А то! — согласилась Линда. — Один-то что семерым сделает? А этот друг ваш явно не секс-гигант был… Пардон, если что.

— Всё нормально, продолжайте, — подбодрила её Инга.

— Он нам поляну накрыл, а сам уже весёленький! — Девица даже улыбнулась. — Сначала сказал заголиться всем, ну мы шмотки поскидали, а он нам такой: девчонки, а теперь прошу всех к столу. Жратва шикарная, бухла до жопы… С Ди он сразу отвалил. Но их не так чтобы долго не было. А мы чего, пожрать-то на халяву самое оно! А потом он начал отрубаться, и мы все ему уже как бы по барабану стали. Вообще картина маслом: семь голых девок за столом и мужик в простыне с пустыми глазами. Под метом он был, вот бля буду, под метом! У него настроение скакало, как у бабы в ПМС. Сидел спал и вдруг как вскочит! Я, говорит, пойду в ванную. И меня за плечи взял, крепко так сжал, ко мне потом придёшь, говорит. Ну мы к тому времени уже наелись до горла, развалились на диване. Ксю телик включила. Курорт. Мы не сразу и заметили, что его долго нет. Ди просто в какой-то момент хватилась, что вода давно не льётся. Пошли туда — а там уже капец. Всё красное вокруг, одна башка торчит…

— Линда, вы не заметили ничего странного? — спросила Инга.

— Нас даже менты сразу отпустили! — злобно вскинулась Линда. — В ванной нас не было! Ни одной! Отпечатков не нашли. И он записку оставил слава-те-осподи! Что типа в жизни всем на него срать было, так он хоть умрёт, как этот… партиец, что ли.

— Патриций?

— Ну я и говорю! В окружении красивых женщин после вкусной трапезы, — с трудом вспомнила Линда. — Как-то так.

— Может, ему звонил кто? Или заходил? — уточнила Инга.

— Да не звонил никто, правда, в телефоне он торчал. Это точно. В комп постоянно заглядывал, это помню, — задумчиво согласилась Линда. Она снова говорила безучастно, как кукла, у которой садятся батарейки.

Да она сама накачана!

— Он по виду был задрот полный. Толстый такой, ну сами знаете. Вот у тебя телефон загорелся — я вспомнила — эсэмэска ему пришла — как тебе сейчас — он прочитал, и шлёп-шлёп в ванную. Примерно в три ночи он и вскрылся. И резал как-то непросто, по-научному.

— Продольная — две поперечных? На букву I похоже? — спросил Эдик.

— Типа того. — Она безучастно посмотрела на него.

У Линды в заднем кармане джинсов затренькал телефон. Она не стала отвечать, но глазами показала на дверь:

— Клиенты звонят, вам пора.

— Кто там тебе всё время пишет? — как бы между делом спросил Эдик, когда они отъезжали от дома Линды.

— А, это Архаров. Пишет, что арестовали того афериста, Жербаткина. И что уже был допрос. Мне нужно позвонить ему, извини.

— Ну, раз нужно… — Эдик смотрел на дорогу.

— Алло, Кирилл, привет! Да, рассказывай!

— Белова! — Голос Архарова в трубке звучал бодро. — Ты себе рисуешь? Прихожу я такой к Голубеву — это наш главный по экономическим — с твоей папочкой. Говорю ему с ходу — Жербаткин. «Так он же у нас!» — это Голубев мне. Я даже папку твою открыть не успел. Представляешь, оказалось, они давно под него копали! У них было достаточно улик, чтобы Жербаткин, Щекотко и Куприянов сели — и надолго, наши их обложили со всех сторон, обстоятельно, не торопясь. Но тут Щекотко с балкона… так сказать, самоустранилась. Голубевцы и забегали — забегаешь тут, когда подозреваемые сигают в вечность, не понеся законной ответственности. Голубев, кстати, сказал, что оперативники ему божились по смерти Щекотко — чистый суицид, записка, все дела… Слушай, а может, всё-таки она знала, что на них вышли, вот и прыгнула? От греха подальше?

— Ну я тебе говорила про записку, их в этой группе заставляют писать сразу, — парировала Инга. — А третий — кто? Куприянов этот?

— Помощник Жербаткина, его правая рука, — сказал Кирилл. — Его взять не удалось. Жербаткин на первом допросе заявил, что тот пропал, он типа и сам не знает, где он. — Голубев говорит, что врёт. А я думаю, это тот самый хмырь, что следил за тобой. Серая BMW была его служебной машиной — это Жербаткин подтвердил. Но главное — твой Микаэлян Куприянова опознал. Это именно он ему угрожал. Так что висит теперь на наших голубцах поджог и непреднамеренное.

— То есть Куприянов всё ещё на свободе…

— Не переживай! Во-первых, теперь он точно ляжет на дно. А на этот случай у нас есть багор — мы его точно выловим. Во-вторых, скорее всего следил он за тобой по приказу босса, босса плотно закрыли, теперь-то зачем ему следить? Жаль, конечно, что не я Жербаткина допрашиваю.

— И мне жаль, — улыбнулась Инга. — Спасибо тебе большое. Видишь, даже и материалы мои не особо пригодились.

— И, Белова, не забудь: полезешь на гаражи, я с тобой.

— Конечно, мы же договорились. С тобой — на край света! Пока! И спасибо тебе ещё раз!

— Только чур близко к краю не подходить! Тебя-то я знаю, а вот твою альтер-эго Сухову — пока не очень. Вдруг она тоже ненормальная!

Инга некоторое время улыбалась. Пока не посмотрела на профиль Эдика: внешне почти ничего не изменилось, только уголки рта зло сползли вниз.

— Представляешь, оказалось, что Жербаткин уже давно в разработке… — начала она осторожно.

— И куда ты со своим полицаем намылилась?

— Успокойся, не на свидание. Кстати, тот мужик, что за нами следил, работал на Жербаткина.

— Его взяли?

— Нет, смылся. Но Архаров найдёт, уверена.

— Меня всегда умиляла твоя вера в людей! — желчно сказал Эдик. — И твоя беспечность! Ну жди, пока тебя спасёт твой мент!

— Эдик, не начинай! Ну ты что сейчас можешь сделать?

— Всё, я понял, — оборвал её Эдик.

Инга резко отвернулась к боковому окну. Начался дождь. Над Москвой стояла серая, непроглядная мгла. Эдик молча остановил машину у дома Инги. Она наклонилась поцеловать его в щёку, но он отпрянул, скривил брезгливое лицо.

— Пока, созвонимся, — сказала она, выходя из машины. Решила не играть в молчанку: они не сделали друг другу ничего плохого, только эта подростковая глупая ревность. Но Эдик даже головы не повернул и ничего не ответил. Инга хлопнула дверью. Машина в ту же секунду рванула с места.

Харон не унимался. Каждый день мягко, но настойчиво он укутывал Елизавету-Далиду своими речами, напоминал, что ждёт от неё выполнения второго задания. Инга понимала, что у Indiwind не будет проблем слепить фотографию Суховой на фоне гаража в Капотне, но всё равно боялась, что Харон раскусит подделку. У неё был слишком умный соперник, с которым не стоило играть в игры. За эти дни она пару раз позвонила Эдику — тот не поднял трубку и не перезвонил. Сергей тоже куда-то пропал — наверное, налаживал личную жизнь с новой пассией.

Пойти на недострой она решила в среду. Утром отправила эсэмэс Кириллу. С Архаровым было, конечно, намного спокойнее. Они встретились у метро в пять.

— Я пойду вперёд, а ты за мной, — сказала ему Инга. — И держись подальше — я должна быть как бы одна. Я хоть не называла Харону ни конкретной даты, ни времени, но он всё равно может следить.

— Вот тут поправка. Следят не «на адресе», а на подступах к нему. Если кто за тобой и топчется, то, во-первых, уже, а во-вторых, срисовал, что никакая ты не Сухова, и тебе всё равно хана. — Кирилл спокойно посмотрел на неё. — Так что дудки, идём вместе. Не хотелось бы, чтобы кто-нибудь пихнул тебя с самой верхотуры, мне совсем не улыбается соскребать тебя потом с асфальта.

Недостроенная многоэтажная парковка скелетом древнего звероящера торчала посередине спального района. Они медленно поднимались по пандусу: второй этаж, третий. Стен у парковки не было, ветер продувал её со всех сторон. Вокруг по-домашнему горели окна. Инга шла вверх и думала, что там, в окнах, за шторами, в тёплом свете люстр и абажуров садятся за круглые столы ужинать счастливые семьи — они вместе смеются своим шуткам, у них солидная работа, их прилежно слушаются дети, им неведомо, что такое развод, а их лучшие друзья не висят в петле. Недоступная, неведомая, идеальная жизнь горела в чужих окнах.

На крышу парковки вела железная пожарная лестница.

— Ты первая, я за тобой, — негромко сказал Кирилл. Им обоим было немного не по себе, хотелось говорить шёпотом.

Перекладины лестницы были шершавые, цепляли кожу рук. Инга подтянулась, встала на четвереньки, поднялась на ноги. Она была на крыше. Над домами. Ветер наждачил лицо. К краю было страшно приближаться. Кирилл кряхтя вылез следом.

— Круто быть руфером? — сказал он. — Что ты там должна сделать? Сфоткаться? Доказать, что ты была одна? Подумать о бренности этого мира?

— Об этом я уже подумала, — без улыбки сказала Инга, доставая телефон, — я сделаю вид, мол, не поняла, что нужно было селфи. Сниму только окрестности. И запощу фотку в группу с грустной подписью.

Кирилл осмотрелся: крыша была пуста.

— Вроде никого за нами не было, — сказал он. — Давай иди, выполняй своё второе задание. Я на входе залягу. Но рядом.

Инга остановилась в трёх шагах от края. Она видела землю: малюсенькую детскую площадку, атомы редких прохожих. Нервными мелкими зубьями справа шёл забор. Около него стояли голые деревья — чёрно-белый ноябрь. А поодаль — одиноко возвышался клён, каким-то чудом сохранивший яркую крону.

Внизу — смерть, покачивалась и манила. Инга шагнула вперёд. Достала телефон. Сделала несколько снимков. Было слишком темно, вспышка не помогала — по фотографиям вообще невозможно было понять, что она на крыше. Олег бы обязательно что-нибудь придумал. Как он говорил: «Не можешь изменить мир, измени ракурс!» Она подошла к краю ещё поближе, посмотрела вниз. От неожиданного рывка качнулась вперёд.

— Тихо, Белова, тихо! — Архаров крепко держал её сзади за ремень джинсов. — Бросаться с крыши приказа не было!

— Блин, Кирилл, откуда ты взялся? Ты сам меня чуть не уронил! — Инга почувствовала, что вся вспотела, мокрыми были даже ступни в тяжёлых ботинках. — Да никуда я не собиралась прыгать! У Харона такой план, чтобы я по итогу наелась таблеток, а планирование в его суицидальном деле — самое главное. — Инга пыталась шутить, но Кирилл совсем не улыбался.

— Ладно, извини. Заканчивай поскорее со своим Форт-Боярдом. — Он вновь нырнул в темноту на свой пост у люка.

Инга осталась одна. Она вошла в ручные настройки камеры телефона и сделала максимальное ISO. Фотографии получились с крупным зерном, но чёткие и зловещие. Интернет на крыше был хороший, она зашла в «Чёрные дельфины», выбрала нужную иконку. «Загрузить». Снимки улетели моментально. «На крыше холодно и хорошо, — писала Инга. — Тёплый свет окон больше не греет — он не для меня, я не умею жить жизнью порядка и уюта. Земля внизу мягка. Я одна. Я никому не нужна. Как тот клён на краю детской площадки — яркая крона, тонкий ствол. Стоит он, никто его не замечает. Придут рабочие в оранжевых комбинезонах, срубят, выкорчуют пень, посыплют дыру в земле песком, не будет его завтра — никто не заметит».

Фотографии выскочили в «Чёрных дельфинах», она даже залюбовалась: Nасвязи они выглядели ещё лучше, антуражно и как-то уже совсем не по-любительски. То, что показалось ей браком две минуты назад — и темнота, и зерно, и заваленный горизонт, — вдруг наполнилось смыслом и стало маленькой, но картиной. Она помотала ленту группы чуть-чуть вниз и увидела очередной пост Харона:

Желудок скрутило, ноги потяжелели: ещё одна смерть. Ей захотелось завыть. Инга сунула телефон в карман и побежала по крыше к люку, стараясь не кричать. Вокруг были тишина и пустота. Грохотало и колотилось у Инги внутри.

Сильные руки схватили и повалили её на землю. Ладонь закрыла рот и нос. Моментально подступило удушье. «Тихо! Выключи телефон!» Она открыла глаза. Кирилл прижал её к земле. Он смотрел вниз в открытый люк.

— Я напортачил. Мы не одни. Не углядел всё-таки. — Кирилл говорил беззвучно, одними губами. — Ладно, поработаем по первой армейской специальности.

— Не двигаться! — раздалось снизу. — И чтоб я руки видел!

На этаже под ними по полу и стенам ползал луч фонарика. Инга немного вытянула шею и глянула туда же, куда смотрел Кирилл — в люк. В свете фонаря показалась фигура в бронежилете и каске, с автоматом. Вторая фигура, тоже в полной экипировке, не двигалась, удерживая в пятне света четырёх скрючившихся у стены человек.