Приключения одессита в Рязанщине

Месяцы учебы в техникуме сопровождались сообщениями по радио, телевидению и в прессе о небывалых достижениях тружеников Рязанщины, опередивших все области СССР по сдаче государству мяса и молока на душу населения. Складывалось впечатление о том, что эти души значительно мордатее среднего советского человека, наблюдаемого нами на улицах ежедневно.

На Украине и в Молдавии я уже побывал. Одесская область не могла похвастаться успехами во всесоюзном масштабе, а с питанием у нас тогда было вполне пристойно. Ну а если в Рязани с продуктами настолько хорошо, что их просто девать некуда…

Когда члены комиссии по распределению предложили мне ехать в Рязанскую область, я обрадовался (впрочем, особого выбора не было) и согласился без раздумий.

Получив направление, командировочные и всё, что причитается, я в приподнятом настроении отбыл в Москву. В столице остановился в одной из центральных гостиниц, куда меня доставил таксист, столь же вежливый, как и его одесские коллеги.

Я целую неделю отдыхал и знакомился с достопримечательностями столицы. Посетил Третьяковку, многие музеи, Кремль. Обедал в столовой на ВДНХ, ужинал в ресторанах. Впечатления от Москвы остались самые яркие. Еще и прибарахлился: прикупил чехословацкие туфли, очень хорошие, дешевые хлопчатобумажные брюки и пару рубашек марки «Дружба». Что еще нужно молодому специалисту?

Пора было добираться к месту распределения. На вокзале я купил билет на электричку до Рязани и тут же обнаружил несоответствие вида пассажиров моему сложившемуся представлению о том, какими им надлежит быть. Вместо мордатых хозяйственных мужиков на перроне толпились тощие, порой подпитые полунищие люди. В руках они держали большие мешки и торбы с торчащими из них буханками белого хлеба и батонами колбасы.

Подумалось, что эти колхозники собираются кормить собственных свиней этим добром. На Украине некоторые хозяева так делали, но в основном приобретали чернягу. Но почему люди такие тощие и столь скверно одеты?

Путь до Рязани занял два часа. Пришлось снова остановиться в гостинице — она была намного скромнее московской, но для провинциального города вполне приличной. Расположившись, я пошел в гастроном купить чего-то на ужин. В магазине обнаружились пустые витрины, а на полках стояли пирамиды банок наших одесских бычков в томатном соусе. Может быть, это не гастроном?

Спросил продавщицу:

— А где продаются колбаса, сыр?

— А вы откуда приехали? — совсем по-одесски ответила вопросом на вопрос она.

— Из Одессы…

— Тогда понятно.

И женщина рассказала, что такие продукты поступили в продажу лишь однажды — когда Никита Сергеевич приезжал награждать область орденом Ленина. Это изобилие длилось два дня, а потом стало так, как было всегда. Я почувствовал себя обманутым, но делать нечего — пошел в областное управление связи. Там мне выдали направление в село Большое-Коровино.

До райцентра, деревни Захарово, меня довезла почтовая машина. Этот населенный пункт удивлял потемневшими деревянными домами. Все дороги и улицы были грунтовыми.

Из административного центра на почтовой телеге, запряженной грязной худой лошадью, поехали в Большое-Коровино. В селе, проголодавшись, я зашел в столовку, заполненную нищего вида людом, уже привычно взял бычков в томате и попросил стакан вина.

— Вам какое — белое или красное?

— Дайте белого, пожалуйста.

Я надеялся получить, как в Одессе, легкий сухой кисловатый напиток. Продавщица пристально-испытующе посмотрела на меня и налила стакан водки. Стало понятно, что здесь понимается под «белым вином». Водку я пил нечасто, тем более из стакана при столь скромной закуске. Пришлось «держать марку».

Спросил у ребят, где находится почта. Мне показали направление к большому ставку — там стоял деревянный дом, в нем была служебная квартира начальника связи.

Иван Жаров, тридцатилетний местный житель, любил погулять и поработать. Он принял меня доброжелательно, предложил отдельную комнату в этом же доме, где проживал с семьей.

Жаров был членом партии, и ему уже предложили стать председателем колхоза в селе Захарово, но какие-то формальности еще не успели выполнить. Пока он занимал должность начсвязи в Большом-Коровино.

Меня оформили старшим техником с окладом 450 рублей. В селе такой доход считался очень высоким. Колхозники таких денег не видели — им платили 20 копеек за трудодень.

Село Большое-Коровино находилось ровно на сто первом километре от Москвы. В нем имели право жить те, кому ближе к столице селиться не дозволялось. Значительную долю населения составляла разношерстная публика, проведшая долгое время в лагерях и тюрьмах, отбывая наказание по всем статьям, какими богат Уголовный кодекс.

Председателем колхоза был «избран» бывший начальник колонии строгого режима — всегда пьяный и грубый, привыкший к беспрекословному повиновению. В конце пятидесятых времена изменились, и уже нельзя было никого расстреливать на месте, но он еще этого «не догнал».

На следующий день я покупался в корыте — горячую воду обеспечила хозяйка, нагрев ее на большой плите, и пошел в парикмахерскую. Работал в ней худощавый очень подвижный человек, как позже выяснилось, бывший медвежатник. Стриг он хорошо, взял всего трешку и в общем был похож на своих одесских коллег, хотя и не рассказывал анекдотов.

В селе нет секретов, и мне рассказали, что парикмахер когда-то в лагере пострадал от своей врожденной азартности. Однажды во время игры в буру у него кончились все ценные предметы, и он поставил на кон… собственную мошонку. Кончилось тем, что проигравшего специалиста по сейфам кастрировали посредством веревки.

Тем временем мне пора было приступать к своим трудовым обязанностям. Начались будни.