Книга: Записки одессита. Часть вторая. Послеоккупационный период
Назад: Молдаванка и Пересыпь
Дальше: И текли, куда надо, каналы…

Дерибасовская

Качественно вымощенная булыжником мостовая Дерибасовской не претерпевала больших изменений. По ней ездили в основном легкие упряжки биндюжников. Лошади с безразличным видом задирали хвосты, и высыпали на мостовую шарики отработанной спрессованной соломы. Конский помет хаотично валялся на проезжей части, но его запах никому не мешал наслаждаться вечерним променадом по главной улице Одессы.
Изредка проезжали трофейные автомобили, пугающие лошадей и биндюжников громкими сигналами. Почти все гуляющие одесситы знали друг друга если не по имени, то хотя бы в лицо. Никто не сомневался в том, что это — лучшая улица планеты, и, возможно, самая чистая (по этому поводу некоторые сомнения всё же порой возникали).
Нечетная сторона Дерибасовской приобрела статус более престижной. По ней прогуливались интеллектуалы и одесситки с претензией на привилегированное положение в обществе. «Бобкин-стрит» — гордо именовалась эта сторона, вместе с ее обитателями.
Четная же половина Дерибасовской получила название «Гапкин-штрассе». По ней ходить было менее почетно. Здесь прохаживались шумные «бичи», курсанты ШМО, жители Пересыпи и Молдаванки с неприхотливыми деревенскими «невестами».
На углу Ришельевской гуляла голытьба у бабы Ути, а на пересечении с Екатерининской пили водку с пивом матросы и бичи. За углом Преображенской помещался в глубоком подвале «Гамбринус». В горсаду рядом с кинотеатром «Уточкино» никогда не пустовали столики ресторана «Кавказ» — здесь гуляли те, кто что-то заработал, а каким способом, не имело значения.
Во всех этих забегаловках посетители, напившись разливной водки с пивом, каждый вечер выясняли отношения — между жителями Пересыпи и Молдаванки, гражданским и курсантами морских училищ, и другими социальными группами в любых комбинациях…
Каждый вечер, после шести, на открытой пролетке катался по центру мостовой с гордым видом одинокий «Шнапс-капитан», как его именовали одесситы. Капитан лет тридцати пяти был всегда в отутюженном мундире, чисто выбрит и «пьян до синевы». В полунищем городе он выгодно отличался внешним видом. Откуда офицер брал деньги, чтобы так открыто щеголять в то время, о том историческая наука умалчивает. Восседал он одиноко позади биндюжника, горделиво посматривая по сторонам, и небрежно похлопывал себя по колену закинутой вверх правой ноги белыми перчатками, снятыми с рук. Через какое-то время «Шнапс-капитан» вежливо останавливал биндюжника и спускался к бабе Уте, чтобы не трезветь и не ронять своей репутации в глазах одесситок.
Горсад днем был очень спокойным местом отдыха пожилых одесситов. Часто в ротонде выступал оркестр, иногда военный или флотский. Репертуар составляли вальсы и мелодии военных лет. Спокойную и ненавязчивую музыку слушать было приятно.
Под лестницей кинотеатра «Уточкино» толпились пацаны моего возраста в очереди за билетами, а у кого оставались деньги, те покупали еще и мороженное.
К вечеру Горсад становился продолжением «Гапкин-штрассе» со всеми последствиями — теми же мордобоями и разборками, которыми славилась пьяная четная сторона.
В середине пятидесятых по «Гапкин-штрассе» стали робко прогуливаться начинающие стиляги. Они строго следили за своим внешним видом. Месяцами нестриженые волосы с аккуратно уложенным «коком» надо лбом сдабривались тюбиком бриолина. Такая вызывающая прическа служила главным «стильным» отличительным признаком.
Из одежды особым шиком считался цветастый с золотым или серебряным отливом длинный галстук. «Дуже амерыканськый» пиджак из Сингапура подчеркивал статус обладателя стильной одежды. Брюки-дудочки упирались в туфли на толстой каучуковой подошве, «манной каше». Остальная молодежь продолжала носить брюки — клеш.
Когда я был мальчишкой,
Носил я брюки — клеш
Соломенную шляпу,
В кармане — финский нож…

Стиляги «подрывали культуру нашего образа жизни». Появились комсомольские патрули, состоящие преимущественно из заводских хулиганов, которые нападали на стиляг, и распарывали их «дудочки», лохматили волосы, а иногда даже обстригали «красу и гордость» стиляг — кок. Активистов патрулей запоминали, и они часто не оставались безнаказанными. Милиция как могла, помогала комсомольцам, но у нее и без этих разборок было чем заняться. Борьба со стилягами считалась задачей второстепенной.
Вечерами по «Бобкин-стрит» вояжировали в красивых кремовых костюмах братья Беловы, именующие себя сыновьями генерала Белова. Молодые модницы вились возле них табунами. Мало того, что братья были красавцами-блондинами, они еще и выглядели весьма небедно, разговаривали с женщинами свысока, а модницы млели. Нам хотелось походить на таких «стиляг», но в материальном плане наши притязания оставались беспочвенными.
Позже я узнал, что братья Беловы работали газосварщиками и к «золотой молодежи» в действительности не имели никакого отношения…
Ходить по «Гапкин-штрассе» наша компания не могла по причине отсутствия средств на потребление пива. Кроме того, что делать трезвым пацанам среди пьяных бичей и дебоширов? Приходилось гулять по «Бобкин-стрит».
Знакомились с себе подобными школярами, слушали новые одесские анекдоты и хохмы или просто беседовали ни о чем. Не интересовались, кто где живет, а иногда и именами собеседника, но при встрече «в городе» приветствовали друг друга, как лучших друзей. Это было и «шапочное знакомство», и нет…
Иногда обсуждались похождения богатого по тем временам стиляги — Тарзана, которому отец купил автомобиль «Москвич», а может «Победу». О нем одна одесская газета даже написала статью под заголовком «Чужой труд». Личные автомобили регистрировались тогда с номерами, первыми буквами которых были «ЧТ» (частный транспорт).
Быстро входил в моду рок-н-ролл. А петь большинство одесситов продолжало:
На Дерибасовской открылася пивная,
Там собиралася компания блатная…

Назад: Молдаванка и Пересыпь
Дальше: И текли, куда надо, каналы…