19

Когда я сворачиваю за угол к «Инман-Парк», Ник стоит на тротуаре, в кулаке у него зажаты две бутылки с водой. Белокурые волосы, громадные руки и ноги, рыхлый живот, выпирающий из-под заправленной в брюки рубашки, словно наполовину надутый баллон. Должно быть, мне было даже хуже, чем я думала, если я не запомнила его на церемонии прощания. Большой и грузный, он точно не из тех парней, кого можно не заметить. Пара, судя по их виду, абсолютно новеньких, только что из коробки, кроссовок «Найк» выглядывает из-под брюк цвета хаки, и мне внезапно становится неудобно, что я вытащила его гулять посреди рабочего дня.

– Здравствуйте, Ник.

– Здравствуйте, Айрис. Спасибо, что согласились встретиться со мной. Вы готовы?

Я пытаюсь уловить его настроение, но его глаза скрыты большими темными солнечными очками, а интонация и выражение лица сдержанны.

– Всегда готова.

Сейчас я совершенно уверена: о чем бы Ник ни собирался со мной разговаривать, это не сулит ничего хорошего. Иначе с чего ему звонить мне шесть раз за каких-нибудь пару дней и настаивать на личной встрече? Если у меня и были сомнения, его приветствие и язык тела только что развеяли их, превратив мои подозрения в страх, такой же темный и липкий, как смола.

Он протягивает мне бутылку, холодную как лед и запотевшую, и мы направляемся по аллее, ведущей к тропе, в тяжелом молчании, от которого у меня начинает сосать под ложечкой.

Как и в любой другой солнечный весенний день Атланта Белтлайн, сеть парков и троп, протянувшаяся по территории неиспользуемого железнодорожного коридора, многолюдна. Мамочки в спортивных костюмах от «Лулемон» катят перед собой коляски, соревнуясь за место на дорожке с бегунами, собачниками и школьниками на скейтбордах. Мы с Ником вливаемся в их ряды, следуя по тропе, ведущей на север в направлении виднеющихся в отдалении высоток Мидтауна.

– Мне невероятно трудно, – начинает он, когда мы выходим из тени от эстакады Фридом-Парквей, и, хотя на его офисной рубашке тут же начинают проступать пятна пота, я понимаю, что причиной тому не наша пешая прогулка. Голова у него опущена, взгляд приклеен к тротуару. – Я взял вашего мужа на работу. Я учил его. За те восемь с лишним лет, что он работал у меня, я шесть раз повышал его в должности. Не потому, что этот парень мне нравился – это так и было, – а потому, что он того заслуживал.

– Хорошо… – Я растягиваю это слово, сердце бьется слишком быстро, почти выпрыгивая из груди. Я чувствую, что сейчас последует «но». Это ощущение давит на меня, словно наэлектризованная грозовая туча, заставляя каждый волосок на моем теле встать дыбом.

– Я не знаю, насколько хорошо вы разбираетесь в нашем деле, но большинство инженеров не интересует, откуда берутся деньги. Уилл был одним из тех немногих, кого это интересовало, но он думал и о том, как сделать, чтобы денег стало больше. Одна из причин, по которой он так блестяще справлялся со своей работой, заключалась в том, что он умел придумывать вещи, о желании иметь которые заказчик даже не догадывался до тех пор, пока он их ему не показывал. – Он хватает меня за локоть, увлекая к краю тропы, чтобы уступить дорогу троице велосипедистов. – Парень был гением, но уверен, вам это уже известно.

– Да.

– Это одна из причин, почему у нас ушло так много времени. Уилл был последним, кого мы стали бы подозревать, мы и предположить не могли.

Его слова проникают мне под кожу, одновременно в груди нарастает отчаяние. И я уже больше не в силах скрывать свое нетерпение.

– Простите, Ник. Но прошлой ночью я спала в самолете, а до этого неделю, можно сказать, не спала совсем. Я устала и почти совсем без сил, так что, пожалуйста, не могли бы вы сразу перейти к делу и сказать мне то, ради чего пришли сюда?

Он останавливается посреди тропы, развернувшись ко мне всем своим большим телом.

– С наших корпоративных счетов пропали деньги.

Ледяной снаряд ударяет меня в грудь и взрывается, сковывая холодом все тело, внезапно все становится на свои места. Это напоминает один из психологических тестов, которые я даю ученикам, где предлагается понять смысл предложения, несмотря на то что большинство слов в нем отсутствует. В данном случае не хватало слов: «Ваш муж вор».

Я обхватываю себя руками, дрожа всем телом, несмотря на то, что столбик термометра приближается к двадцатиградусной отметке.

– Сколько?

Он пожимает мясистыми плечами:

– Трудно сказать точно. Бухгалтеры-криминалисты еще…

– Бухгалтеры-криминалисты? – Эти слова пронзают меня точно молния, заставляя мои резиновые подошвы прирасти к земле. Я не большой спец в финансах, но этот термин мне известен. Бракоразводные процессы в семьях учеников Лейк-Форест всегда проходят при участии одного из этих ребят, специализирующихся на выявлении скрытых финансовых резервов. В прошлом году мать Дженнет Дэвис, благодаря нанятым ею следователям, сумела заполучить половину офшорных счетов своего будущего экс-супруга.

– Как я говорил, до тех пор, пока бухгалтер-криминалист не представит нам свой итоговый отчет, мы не знаем точную цифру.

– Ну хотя бы приблизительно.

– Четыре миллиона четыреста семьдесят три тысячи. – Ник кашляет в кулак. – И будет еще больше.

– Так. А у меня вы хотите узнать, не заметила ли я лишние четыре с половиной миллиона на нашем общем банковском счете? – Слова на вкус как бамия, такие же колючие и склизкие.

– Нет, но… – Ник морщится. – Я… думал, может, вы что-то знаете.

Я широко распахиваю глаза.

– Нет, господи, нет. Конечно нет.

– На кону моя задница, Айрис. В следующем году мы собираемся стать акционерным обществом, и совет директоров требует от меня отчет. Никто не хочет покупать акции компании, чей внутренний регламент допускает, чтобы сотрудники исчезали с четырьмя с половиной миллионами. Пожалуйста, если вы что-то не сказали мне…

– Он не исчезал, Ник. Он сел в самолет, а тот рухнул с небес. – Я думаю о том, что мне сказала Лесли Томас, о полусонном пилоте, севшем за штурвал самолета с похмелья, и меня снова начинает тошнить.

Он морщится.

– Я знаю это, и мне чертовски жаль. Но я просто хочу сказать, что считал Уилла своим другом, и отчасти поэтому мне бы хотелось, чтоб все это осталось между нами.

– В каком смысле?

– В том, что если мы вернем деньги и поправим бухгалтерию, то на этом все и закончится. Это останется между нами, никаких вопросов. В этом случае меня не будет волновать, что и как. Мне просто нужно вернуть эти деньги.

– Вы действительно думаете, что мне известно, где они?

Он смотрит на меня с извиняющейся улыбкой, но она не смягчает его следующие слова:

– А вам известно?

Внутри меня нарастает гнев, безмолвный и стремительный.

– Вы же не можете спрашивать меня об этом всерьез?

Его молчание говорит мне, что он может. Внезапно меня начинает тошнить, в желудке у меня настоящая революция – слишком много чая и маминых брауни, – и я боюсь, что она может выплеснуться прямо на новенькие кроссовки Ника.

– Я уверена, что все это недоразумение.

– Нет. – Ник решительно качает головой.

– Откуда вы знаете, что деньги взял Уилл?

– Я не могу вам сказать.

– Четыре с половиной миллиона не могли исчезнуть за одну ночь. На это должны были потребоваться годы. И никто ничего не заметил?

– Этого я тоже не могу сказать. Я уже и так сказал слишком много. Мои адвокаты будут вне себя, когда я поведаю им об этом разговоре.

Адвокаты. Бухгалтеры-криминалисты. Большим пальцем я машинально кручу кольцо от Картье на безымянном: за последнюю неделю у меня появилась привычка вертеть кольцо каждый раз, когда я думаю про Уилла. Возможно, причиной тому то, как он преподнес мне его, неожиданно и с глазу на глаз, или, может быть, дело в его словах – «ты, я и будущий малыш». Но по какой-то причине, по множеству разных причин прикосновение к нему давало мне утешение.

До сих пор.

Тут я понимаю, что Ник заметил кольцо, и у него между бровей пролегла еще одна складка.

Я сую руки в карманы толстовки.

– Я ничего не знаю про деньги и могу уверить вас, что их нет на нашем банковском счете.

Он не отвечает целую вечность. Люди обходят нас со всех сторон, проносясь мимо на роликовых коньках и скейтбордах, а Ник просто стоит, перегородив грузным телом полдороги, и смотрит на меня ничего не выражающим взглядом. Я знаю, что он делает. Он ждет, что я начну убеждать его, что это неправда, что следователь ошибается, что Уилл Гриффит не мог украсть ни у него, ни у кого-либо еще, но мне не удается выдавить из себя хотя бы слово. Если мой муж смог когда-то поджечь дом вместе со спящими в нем людьми, кто поручится, что он не мог увести деньги со счета своего работодателя? Я стою перед ним, прикусив кончик языка, и чувствую, что вот-вот расплачусь.

Ник принимает мое молчание за ответ и грустно улыбается, прежде чем уйти тем же путем, каким мы пришли сюда.

– Простите, Айрис, но я намерен вернуть эти деньги, даже если для этого понадобится уничтожить вас и покойника.

После ухода Ника я выбрасываю бутылку с водой в урну и решаю пробежаться. Стоит чудесный весенний день, и воздух наполнен звуками, какие можно услышать погожим, солнечным деньком в большом городе: жужжание машины для уборки листьев, мелодичный лай собак на поводках, отдаленный гул автомобилей и громкий стук моих кроссовок по дорожке. Восемь дней без нормальной еды и физической нагрузки сделали мои мышцы слабыми и неэластичными, и каждый шаг воспринимается как наказание, но слова Ника преследуют меня, и мне необходимо сжечь всю эту нервную энергию, пульсирующую в костях.

Нам с Уиллом нравился Белтлайн. Нравились объекты городского искусства и силуэты небоскребов на фоне неба и растянувшиеся на многие мили парки и зеленые зоны.

Мы любили исследовать его, оседлав наши парные велосипеды, такие старомодные машинки с тремя скоростями, металлическими звонками и плетеными корзинами на руле. Уилл удивил меня, преподнеся их в качестве подарка на мой день рождения.

– Ты понимаешь, что это значит, да? – спросила я, забравшись на свой и катаясь на нем туда-сюда по улице с громкими воплями.

Уилл улыбался, стоя уперев руки в бока в конце подъездной дороги и наблюдая за мной с высоты.

– Больше не будет счетов от «Убера»?

Я рассмеялась.

– Да, плюс если мы доедем на велосипеде до Мидтауна и обратно, то за обедом я смогу съесть картофель фри, не испытывая при этом угрызений совести.

Мы использовали любую возможность покататься на велосипеде. Отправлялись на прогулки в солнечные выходные и теплые вечера, ездили на них в рестораны и бары или катались просто так, и мы были той самой несносной парой, которую обсуждал весь Белтлайн, потому что мы ехали назад, взявшись за руки.

А сейчас, если верить всему, что я сегодня услышала, оказалось, что этот человек – преступник. Лжец и вор, который весь последний месяц свой жизни пребывал в дурном настроении. Он тот, кого выслеживали Ник и его бухгалтер-криминалист. Не нужно быть гением, чтобы понять, что Уилл чувствовал себя загнанным в угол.

Я бегу мимо вышек сотовой связи и расписанных граффити стен, мимо таунхаусов, парков и ресторанов, сейчас там «счастливый час», и на террасах полно народу. Солнце печет голову, и я останавливаюсь на обочине тропы, чтобы снять толстовку. Когда я завязываю ее вокруг пояса, на пальце вспыхивает на солнце кольцо.

Когда на прошлой неделе я просматривала наши банковские выписки, видела я среди статей расходов «Картье»? Я зажмуриваюсь и пытаюсь вспомнить. Вне всяких сомнений, я должна была заметить такую статью – дизайнерские брильянты стоят недешево. Я вытаскиваю из кармана телефон, проверяю оба приложения – банковское и для кредитных карт. Никаких следов дорогих покупок. Как и четырех с половиной миллионов, кстати.

Так как же Уилл заплатил за кольцо?

От этого вопроса в груди начинает тупо пульсировать, и я возвращаюсь к машине.

Магазин «Картье» располагается в самом центре универмага «Нейман Маркус» на Ленокс-сквер, между другими элитными брендами. Я торопливо шагаю по широкому проходу мимо «Тесла», «Луи Виттон» и «Прада», жалея, что у меня не было времени сменить беговой костюм и, может быть, что-то сделать с волосами.

За тяжелой стеклянной дверью расположился охранник в форме. Он смотрит на меня сквозь витрину оценивающим взглядом, в котором ясно читается: «Вы уверены, что вам сюда?» Я вздергиваю подбородок и протягиваю руку к латунной ручке, но он бросается к двери прежде, чем я успеваю дотронуться до нее.

– Доброе утро, мэм, – говорит он, поспешно распахивая дверь. – Добро пожаловать в «Картье».

Все здесь кричит о дороговизне. Темные деревянные панели, роскошный ковер, сверкающие ювелирные изделия, парящие в витринах из цельного стекла. Одни только цветочные композиции стоят столько же, сколько я плачу в месяц за электричество. Стоя среди них, я начинаю нервничать, будто кто-то здесь может понять, что я тут чужая, самозванка. Я оглядываюсь, но кроме охранника и белокурой продавщицы, полирующей жесткий золотой браслет куском темно-красной ткани, в магазине никого нет.

Продавщица смотрит на меня с улыбкой:

– Могу я вам помочь?

У нее сильный русский акцент, и она являет собой воплощение всего того, что вы когда-либо слышали о «невестах по почте» из Восточной Европы. Высокая и худая, крашеная блондинка, надушена чуть больше, чем следует. Ногти слишком длинные, а макияж чересчур яркий, щедрые изгибы ее тела затянуты в слишком короткий и слишком тесный костюм. Тем не менее она удивительно хороша, хотя и не излучает душевного тепла.

Я утыкаюсь взглядом в бейдж с ее именем.

– Здравствуйте, Наташа, мой муж был здесь недавно и приобрел это для меня. – Я демонстрирую свою правую руку, и ее брови приподымаются совсем чуть-чуть, уж не знаю, что тому виной – ботокс, умело подавленное удивление или то и другое вместе. – Я подумала, может, вы посмотрите детали покупки.

– Это подарок, нет?

– Да.

– Вам не нравится?

– Нет, очень нравится. Просто я… – Я вытягиваю руку и начинаю разглядывать три толстые полоски из золота и брильянтов. Я просто что? Подозреваю, что мой муж купил его на ворованные деньги? Думаю, что в чеке может быть подсказка, где он прячет то, что осталось от четырех с половиной миллионов? – Мне нужны документы для страховки.

– А-а, конечно, – говорит она. Кладет браслет обратно в витрину, закрывает ее и опускает ключ в карман пиджака, затем жестом приглашает меня следовать за ней к изящному столу вишневого дерева, стоящему вдоль правой стены. – Пожалуйста, присаживайтесь.

Я опускаюсь на мягкий стул напротив нее.

– Как зовут мужа? – Она достает из ящика стола беспроводную клавиатуру и разворачивается к монитору.

– Уильям Гриффит. Он был здесь две или три недели назад, я полагаю.

По ее лицу я вижу, что она его вспомнила, и на нем появился отблеск улыбки.

– Повезло вам. Интересный мужчина.

– Вы помните его?

– Я продала ему кольцо.

Я пытаюсь представить, как мой муж склоняется над сверкающими витринами, он раздраженно хмурится, пока пышногрудая Наташа помогает ему выбрать идеальный подарок. Хотя и будучи красавчиком, он никогда не любил ходить по магазинам, и всегда ненавидел этот торговый центр. «Зачем толкаться в толпе? – говорил он. – Все, что нужно, я могу купить через Интернет, и мне доставят заказ прямо к порогу».

– Ваш муж хорошо подготовился. Он знал, какое кольцо, какой размер. Самая быстрая продажа в моей практике.

Я верю ей, в ее изложении события приобретают больше смысла. Конечно, он тщательно изучил их сайт, прежде чем прийти, и наверняка даже предварительно позвонил, чтобы убедиться, есть ли кольцо в наличии. Очень может быть, что Наташа ждала его у дверей с упакованным кольцом и терминалом для оплаты картой. Вошел, вышел, вернулся к своим делам.

Она нажимает на кнопку на клавиатуре, и принтер с жужжанием оживает.

– Он расплатился точно до цента.

Я вежливо киваю, но, когда до меня доходит смысл ее слов, по спине пробегает холодок.

– Постойте. Вы сказали, он расплатился за кольцо наличными?

Она наклоняет голову, но только чтобы кивнуть, и отвечает по-русски:

– Да.

– О какой сумме идет речь?

– Двенадцать тысяч четыреста долларов плюс налог.

Она озвучивает сумму так небрежно, словно речь идет о пачке сахара, в то время как я пытаюсь сообразить, есть ли у меня что-то, стоящее такую же кучу денег. Ипотека на дом. Банковский кредит на четырехлетний автомобиль. Даже мое брильянтовое обручальное кольцо, скромный камень в платиновой оправе, стоило дешевле.

Внезапно кольцо начинает сдавливать мне палец, словно на него намотали три тугие резинки.

– Двенадцать… двенадцать тысяч четыреста долларов?

– Плюс налог. – Она берет бумаги из принтера и вкладывает их в красную кожаную папку, сверившись с цифрами на экране. – Тринадцать тысяч двести шестьдесят восемь.

С налогом или без, сумма все равно остается непомерной.

Я смотрю на чек, вылезающий из принтера, и думаю, интересно, купил ли он в тот день что-то помимо кольца, раз уж четыре с половиной миллиона так жгли ему карман. Как он собирался спрятать такую кучу денег? Где он ее спрятал? В коробке под половицей? В сейфе на чердаке? Или ему понадобилась одна из тех огнестойких систем для хранения, рекламируемых на щитах вдоль Даунтаун-коннектора?

И самое главное: как мне ее найти?

Продавщица пододвигает буклет ко мне.

– Скажите мужу, Наташа передает привет.