20

Вернувшись в машину, я раскрываю красную кожаную папку и просматриваю бумаги, которые вложила в нее Наташа. Сертификат подлинности кольца. Условия возврата. Счет и квитанция об уплате налога. Я провожу пальцем по подписи Уилла, нацарапанной внизу страницы, сглатывая внезапно образовавшийся в горле комок. Вполне возможно, что Уилл купил это кольцо на украденные деньги, но это не отменяет того факта, что он купил его для меня. Он не побоялся прийти в молл и выбрать подарок, который что-то значил бы для меня. Для нас. Розовый цвет – любовь, желтый – верность, белый – дружба. Он, я и будущий малыш. Не важно, каким было его прошлое, не важно, где он взял деньги и как заплатил за кольцо, оно мое. Я никогда не сниму его.

И тут мой взгляд падает на реквизиты в счете. Под именем Уилла, под нашим домашним адресом указан неизвестный мне номер телефона. Вначале стоит один из телефонных кодов Атланты – 678, но остальные цифры мне незнакомы. Это точно не номер сотового Уилла, потому что тот начинается на 440.

Может, это его рабочий номер? Уилл всегда звонил мне с неизвестных номеров и говорил, что у меня должен быть только его мобильный, прямой телефон Джессики и основной номер «Эппсек».

Я открываю в телефоне страницу с его контактами и сверяю номера офисных телефонов с номером на квитанции из магазина. Ни один из них не совпадает.

Ну… и что это означает? Наташа указала неверный номер, когда вводила его в систему? Уилл дал ей несуществующий номер, чтобы не получать рекламную рассылку от магазина? А потом меня осеняет. Что, если у Уилла был второй сотовый, о котором я не знала? Другая жизнь, другая жена? Эта мысль – словно удар в живот, от которого начинает болеть внутри.

Пока моя решимость не улетучилась, я набираю номер, нажимаю на «вызов» и, затаив дыхание, слушаю гудки по установленной в машине системе громкой связи. Один, два, три. После четвертого гудка меня перенаправляют в голосовую почту, генерируемый компьютером голос повторяет мой номер и просит оставить сообщение. Я успеваю нажать на отбой раньше, чем раздается сигнал.

И что теперь? Я кусаю губу, смотрю через лобовое стекло на людей, передвигающихся по парковке, и обдумываю ситуацию. Может, это просто ошибочный номер, а если нет? Что, если он действительно принадлежал Уиллу? Мобильный телефон нужно оплачивать. Что, если я смогу отследить номер? Приведет ли это меня к банковскому счету, о котором я не знала и на котором лежит кругленькая сумма, украденная у «Эппсек»?

В руке начинает вибрировать телефон, и я подпрыгиваю на сиденье. Брат. Я делаю такой глубокий вдох, какой только могу, заклиная сердце биться потише, и отвечаю по громкой связи:

– К твоему сведению, ты меня до смерти напугал, и теперь мне придется идти обратно в молл, чтобы пописать.

– А к твоему сведению, мама думает, что ты упала в Чаттахучи. Подожди, а что ты делаешь в молле? Я думал, ты встречаешься с боссом Уилла.

– Так и было. – Я сую телефон в держатель для чашки, откидываюсь на сиденье и быстро, но подробно пересказываю Дэйву свой разговор с Ником. Про пропавшие деньги, про то, что Ник заметил кольцо, про то, как он ждал слова, которые я не смогла заставить себя произнести: «Мой муж этого не делал. Он невиновен». – Они наняли адвокатов, Дэйв. Ник сказал, что, если придется, он уничтожит Уилла, но доберется до денег.

– Конечно. Никто не позволит просто сбежать, прихватив четыре с половиной миллиона. А это значит, что тебе тоже нужно нанять адвоката. Надо позаботиться, чтобы все это не ударило по тебе.

Я чувствую, как позвоночник распрямляется вдоль кожаной обивки сиденья.

– Не ударило что? Я не украла ни цента. – Произнося эти слова, я вспоминаю предупреждение Ника. Он сказал мне, что, чтобы вернуть деньги, уничтожит и меня тоже, и по коже пробегает холодок.

– Может, и нет, но, если Уилл на украденные деньги покупал что-то, чем вы пользовались вдвоем, – машины, мебель, путевки и тому подобное, – как его жена, ты можешь быть привлечена к ответственности. Они могут добраться и до тебя.

Я снимаю правую руку с руля, на пальце поблескивает «Картье».

– Уилл заплатил за кольцо наличными.

В машине повисает многозначительное молчание.

Я роняю голову на грудь и несколько раз ударяюсь лбом о рулевое колесо.

– Как это произошло? Как всего за неделю я из счастливой жены превратилась во вдову, носящую ворованные драгоценности?

– Сейчас не время жалеть себя, Айрис. Нужно найти и нанять самого лучшего адвоката в городе.

Мои мысли устремляются к Эвану Шеффилду, двухметровому адвокату, которого я встретила на церемонии прощания, потерявшему в катастрофе жену и маленькую дочку. Я думаю о нем и лежащем на его плечах тяжком бремени, и меня снова захлестывают эмоции. Шок. Ярость. Горе. Я представляю, как сижу напротив него, глядя в его печальные глаза, и рассказываю об исчезнувших четырех с половиной миллионах, и меня начинает трясти от страха.

– Я сегодня позвоню кое-кому, – говорю я, поднимая голову и видя перед собой парковщика, который стоит перед капотом моей машины и с беспокойством смотрит на меня. Я выдавливаю из себя жалкую улыбку, давая ему понять, что со мной все в порядке, и он удаляется.

– А пока, будь другом, не говори ничего маме и папе, хорошо? Отец и так грозится оплатить установку сигнализации, и я не хочу, чтобы они беспокоились еще больше.

– Ты уверена, что это хорошая идея? – спрашивает Дэйв, и в этот момент я слышу сигнал о поступившем сообщении. – Ты не можешь…

Дэйв продолжает что-то говорить, но я больше не слушаю его. Я смотрю на сообщение, отправленное с номера, начинающегося на 678: «Привет, Айрис. Где ты взяла этот номер?»

Внутри у меня все обрывается. Дрожащими пальцами я печатаю ответ: «Откуда вы знаете мое имя? Кто вы?»

На дисплее видно, что мой собеседник печатает. Я задерживаю дыхание и жду ответа.

– Э-эй, – раздается из динамиков голос Дэйва. – Айрис, ты там?

Не отрывая взгляд от экрана мобильного телефона, я нажимаю кнопку на руле, чтобы завершить разговор. Через несколько секунд экран вновь загорается.

К горлу подступает тошнота. Кто бы ни был на том конце провода, он спрашивает про деньги. Сообщник?

Я еду домой длинной дорогой, медленно двигаясь по Ленокс-Роуд, словно в тумане. Телефон валяется на полу рядом с пассажирским сиденьем, куда я швырнула его, словно горячую картофелину. Я едва замечаю, как внушительные особняки и идеально ухоженные газоны уступают место стрип-клубам, магазинам нижнего белья с затемненными окнами и мужским клубам на Чешир-Бридж. Я медленно тащусь, пристроившись в хвост вереницы неспешно катящих автомобилей с иногородними номерами и останавливающихся на каждом шагу автобусов. Пальцами я намертво вцепилась в руль, рискуя, того и гляди, разломить его пополам.

Прежде никто и никогда не угрожал меня убить. И хотя угроза была получена по эсэмэс и прислана бог знает откуда, возможно, даже с другого конца земли, слова холодными ударами отзываются у меня в животе.

На светофоре я наклоняюсь, чтобы взглянуть на телефон. Слава богу, по-прежнему ничего. Кто бы ни был человек, писавший мне с номера с кодом 678, я ни секунды не сомневаюсь, что угроза вполне реальна. Этот человек знает Уилла, знает про четыре с половиной миллиона и думает, что я знаю, куда Уилл их спрятал. Люди убивают и за меньшее.

Мне в голову приходят сразу два вопроса. Первый: откуда отправителю известно, что он пишет именно мне? Для этого у него уже должен быть номер моего мобильного, но откуда? Второе: если это не номер Уилла, почему он назвал его Наташе? Почему указал его в квитанции на покупку, сделанную на ворованные деньги?

Машина позади меня сигналит, и, подняв голову, я вижу, что на светофоре уже горит зеленый. Я роняю телефон на пол и нажимаю на газ, пристраиваясь за белым джипом.

А потом еще одна мысль заставляет меня крепче вцепиться в руль. Может скрытый номер и номер, начинающийся на 678, принадлежать одному и тому же человеку?

Я обдумываю эту мысль со всех сторон. Тот парень из компьютерного отдела в «Бест-Бай» сказал, что сообщения, приходившие на мой телефон со скрытого номера, отправлялись с мессенджера и поэтому их невозможно отследить. Что, если на телефоне с номером 678 тоже установлен мессенджер? Тогда вполне вероятно, что они отправлены с одного телефона.

Я сворачиваю направо на Норт-Хайленд-авеню и следую по двухполосной дороге через центр зеленого района Вирджиния-Хайленд. Сейчас уже около шести часов, самый час пик, и на улицах и тротуарах настоящее столпотворение. Я двигаюсь черепашьим шагом, одновременно стараясь убедить себя, что все сообщения посланы одним и тем же человеком, но не могу. Тон, в котором они написаны, абсолютно разный.

Я ныряю на парковку, нащупываю на полу телефон и просматриваю сообщения со скрытого номера. По сравнению с угрожающим посланием, присланным с номера 678, они кажутся почти безобидными. Они убеждают меня ехать домой, не верить всему, что я услышу про Уилла в Рейнир-Виста. Как будто кто-то не хочет, чтобы я узнала правду про Уилла.

Я размышляю о том, кто может желать, чтобы я оставалась в неведении относительно прошлого Уилла, кто может что-то выиграть или потерять в случае, если я о нем узнаю, и прихожу к выводу, что единственный, кто это может быть, – это… Уилл. Уилл не хотел, чтобы я знала, и поэтому врал про родителей, свое прошлое, свои корни в Рейнир-Виста и Сиэтле. Уилл, вероятнее всего, и есть тот, кто посылал мне эти сообщения.

Чего, конечно, не может быть. Покойник не может посылать эсэмэски.

А потом я вспоминаю слова Корбана про то, как Уилл заставил его поклясться могилой матери: «Я обещал, что, если с ним что-нибудь случится, я о вас позабочусь». Скрытый номер принадлежит Корбану, анонимному защитнику, исполняющему обещание, данное погибшему другу? Я обдумываю эту новую вероятность, но чувствую, что в ней есть что-то неправильное, что-то не сходится.

И тут меня осеняет. Корбан тоже не знал о том, какое прошлое было у Уилла в Сиэтле. Он был потрясен так же, как я, когда узнала о нем. Ну, или этот человек первоклассный актер.

Я чувствую, как меня охватывает разочарование, включаю заднюю передачу, разворачиваюсь и на полной скорости еду домой. Где искать помощь? Обратиться в полицию, чтобы они отследили номер 678? Может, мне нужно рассказать им про то, как Ник угрожал уничтожить меня, чтобы вернуть деньги? Возможно, Ник стоит за этими сообщениями?

Но что, если Дэйв прав? Меня могут привлечь к ответственности. И еще они могут попытаться забрать кольцо. Я разжимаю пальцы, держащие руль, и кольцо вспыхивает в лучах солнца, падающих через лобовое стекло. Я представляю себе, как снимаю кольцо с пальца и опускаю его в пакет для вещдоков, и чувствую, как в груди нарастает паника. Я вспоминаю мягкую улыбку Уилла в тот момент, когда он надевал кольцо мне на палец утром того дня, когда он погиб, и рука непроизвольно сжимается в кулак.

Им придется отрезать мне палец, чтобы снять кольцо.

Моя система устарела. Так говорит мне мастер из фирмы по установке сигнализации – пузатый мужик, попросивший меня называть его Большой Джим, – не успеваю я переступить порог дома. И еще что-то про панели и датчики движения, слишком примитивные с точки зрения новейшей технологии, которая работает через GSM, а не через телефонные кабели. Он сообщает мне все это в бессвязной, иносказательной манере, используя слишком много слов для того, чтобы передать суть.

Я прерываю его на полпути в никуда, смягчая свои слова улыбкой:

– А как-нибудь можно узнать, сколько это будет стоить?

Большой Джим отвечает мне широкой улыбкой, обнажая неровные, желтые зубы.

– Узнать-то можно, но я как раз собирался сказать вам как-нибудь помягче, чтобы не слишком вас испугать.

– Это как отрывать пластырь. Просто сделайте это быстро, и покончим с этим. Так будет наименее безболезненно.

– Шесть сотен баксов. – Он протягивает мне написанный от руки перечень услуг, постукивая карандашом по губам. – Это за то, чтобы установить новое оборудование плюс поставить датчики разбития стекла в комнатах на первом этаже, заменить ваши старые панели и добавить еще одну новую на стену в вашей спальне, после чего ваша система начнет отвечать требованиям нашего базового пакета.

Лежащий в кармане сотовый жжет мне бок, в мозгу вспыхивают угрожающие слова. «Скажи мне, где Уилл спрятал деньги, или присоединишься к нему».

– Сколько стоит ваша система? – спрашиваю я.

Большой Джим высоко приподнимает бровь.

– Вы имеете в виду камеры и двустороннюю голосовую связь и тревожные кнопки?

– Это лучшее из того, что у вас есть?

– Да, мэм, последняя разработка. Идет в комплекте с системой видеонаблюдения, с помощью которой вы можете контролировать свой телефон или компьютер.

– Продано.

– Но я не сказал вам цену.

– Я заплачу любую. А если вы установите все сегодня, получите дополнительный бонус в виде домашнего ужина и щедрых чаевых. Судя по запаху, сегодня у нас спагетти. – Я одариваю его улыбкой, которая должна означать «это ваш счастливый день». – Мамины фрикадельки – лучшие в мире.

Он покачивается на каблуках и фыркает.

– Договорились.

Я оставляю его делать свою работу и прохожу по коридору на кухню, где мама возится у плиты, помешивая что-то в кастрюле такого размера, что хватило бы накормить весь квартал. Она слышит, как я бросаю сумку на стол, и улыбается мне через плечо.

– Привет, милая. Ты как раз вовремя. Ужин будет готов через пятнадцать минут.

– Отлично. – Я целую ее в щеку, вдохнув щедрую порцию аромата помидоров, чеснока и специй, отчего в желудке у меня начинает урчать, и меня тут же скручивает очередной приступ тошноты. – Не возражаешь, я только что пригласила на ужин парня, который делает сигнализацию.

Мамино лицо светлеет. Для нее нет ничего лучше, чем угощать своей стряпней благодарных незнакомцев, а судя по внешнему виду, Большой Джим любит обильно поесть. Она вытирает руки о фартук, направляется к разделочной доске, лежащей на кухонном острове, и принимается резать огурцы для салата.

– Где ты была весь день? Я думала, ты ушла всего на часок.

– О, у меня было несколько срочных дел, но ты же знаешь, какие пробки в Атланте. Иногда бывает, что по дорогам не проехать уже в четыре часа. Мне пришлось возвращаться целую вечность. – Я включаю воду, чтобы помыть руки. – Тебе чем-нибудь помочь?

Кончиком ножа она указывает на миску с шалотом:

– Порежь это, хорошо?

Мама принимается рассказывать о своих идеях по поводу похорон, упоминая по ходу пару мест, которые она хотела бы посмотреть, и напряжение, сковывавшее меня, потихоньку слабеет. То ли мама на самом деле не обратила внимания на мой расплывчатый ответ, то ли решила не давить на меня. Но я намерена действовать так, как сказала Дэйву. Пока я не пойму, насколько серьезны обвинения, выдвинутые Ником, я не собираюсь посвящать родителей в историю о пропаже четырех с половиной миллионов долларов. Они и так волнуются, и рассказать им про угрозы и возможность привлечения к уголовной ответственности означает попросту убить их.

Но главная причина – и да, после событий нескольких последних дней я понимаю, что, возможно, кто-то назовет ее абсурдной – заключается в том, что я не хочу очернить их память об Уилле. Родители всегда любили его по той же самой причине, что и Дэйв, – потому что они видели, как сильно и искренне Уилл любит меня.

Мысль о том, чтобы увидеть недоброжелательное выражение на их лицах, наблюдать, как при упоминании имени Уилла в дни рождественских и семейных праздников на них появляется тень осуждения, тяжестью ложится на душу.

Дэйв входит на кухню через заднюю дверь, держа в руках айпад и бутылку пива, дизайнерские солнечные очки болтаются на вороте рубашки.

– Ты почему меня сбросила?

Что самое замечательное в том, чтобы иметь близнеца? Вы абсолютно синхронны, он, как ваше зеркальное отражение, знает, о чем вы думаете, без единого слова с вашей стороны. Но это пока у вас не появляется секрет, и тогда самое худшее заключается в том, что вы абсолютно синхронны.

Проблема в том, что я знаю Дэйва и знаю, что, если я расскажу ему про угрозы, он приклеится ко мне как банный лист и уже не отстанет. Хоть я и люблю брата, от мысли о том, что он постоянно будет висеть у меня на хвосте, начинает гореть и чесаться кожа.

– Я тебя не сбрасывала, – вру я. – Наверное, нас просто разъединили или был потерян сигнал.

Он прищуривается.

– А почему ты мне не перезвонила?

– Мы почти договорили. Что еще можно было сказать? Кроме того, я уже ехала домой. И подумала, что мы можем договорить там. – Я достаю из холодильника бутылку воды и поворачиваюсь к нему. – Вот сейчас, например. Давай договорим.

В кармане звонит телефон, бедром я чувствую, как он вибрирует, и от этого у меня учащается пульс и охватывает жар. Я расстегиваю молнию на толстовке и, стащив ее, бросаю на стол рядом с сумкой.

Он вскидывает голову и внимательно изучает меня, ощупывая взглядом мое лицо.

– Да что с тобой такое? Ты чего так покраснела? Ты мне что-то недоговариваешь?

– Ничего, Дэйв. Ничего я тебе не недоговариваю.

Он разводит руками:

– Это какая-то бессмыслица.

– Именно, как и этот разговор.

Мама испускает вздох, который я слышала уже миллион раз. То, что для нее звучит как спор, для нас с Дэйвом нормальный способ общения… но не в этот раз. Сейчас мы оба нервничаем, потому что он пытается разгадать мой секрет, а я, наоборот, стараюсь сохранить его.

– Ей-богу, вы ведете себя как дети малые. – Она сует Дэйву в руки стопку тарелок. – Давай накрывай на стол.

Он кидает на меня взгляд, означающий «Я наблюдаю за тобой», и идет к обеденному столу.

Как только он поворачивается ко мне спиной, я выхватываю из кармана телефон.