Глава одиннадцатая. Успех не для всех
Мы были, есть и бу-у-удем есть.
Иногда даже вку-у-усно!
Черные лакированные сапоги, белоснежные костюмы с кучей застежек, брендированные щиты, белые перчатки… Казалось бы вот они – принцы из сказки, прискакавшие на зов прекрасной принцессы. Красивые мечи, золотистая бахрома на галифе, а поверх этого красуются бандитские, небритые рожи. Вот огромный, лохматый Мясник, герой сказки – красавица и чудовище. Судя по его виду, красавица его недолюбила… «Эм… Ты точно уверен, что проклятие спало?», – странным голосом интересуется красавица, ожидая явно не этот результат. «Да! Ты меня расколдовала!», – радостно заявляет лохматое нечто, почесывая шевелюру.
– Теперь тебя зовут Алан! Только побрейся и помойся, принц! – заметила я, в надежде, что кусок нашего мыла расколдует похлеще поцелуя подсвечника. Кровоподтек на скуле, оставшийся после совещания, намекал о героизме. Еще бы, красавице, которая на него позарилась, нужно давать медаль за отвагу.
Рядом с ним стоял лысый «принц» с париком и гематомой на голове от прямого попадания подсвечника. Судя по покрасневшим глазам, он недавно нырял в поисках русалочки на дно бутылки. Любая, уважающая себя Русалочка отгребала бы как могла, стараясь не попасть в горячую голову и под горячую руку.
– Тебя зовут Эрик! – командовала я, раздавая имена.
Одноглазый «принц» стоял и смотрел на меня единственным глазом. Ну тут все просто. Такой и в страшном сне не приснится даже самой Спящей Красавице. Я прямо представила, как он мужественно продирался сквозь дебри заколдованного леса, воевал с колючками, прорубал себе путь к замку, чтобы в потемках случайно выколоть себе глазик. И все ради того, чтобы взглянуть хоть одним глазочком на красоту неописуемую!
– Будешь Филиппом! – нарекла я, переходя к следующему. Бородатый, с разбитым носом бугай размером с шифоньер почесал основной поисковик приключений. С таким лицом можно соблазнить только труп недельной давности, поэтому с моей легкой руки он был наречен Фердинандом.
Пока я готовила выступление, прорабатывая каждый выход, демонстрацию продукции, «принцы» категорически отказывались приводить себя в порядок, бухтя и проклиная тот день, когда связались со мной.
Неподалеку художник рисовал плакат. Точнее, перерисовывал буквы, написанные мной. Я посмотрела на деревянный щит, пробежала глазами строчки и сглотнула, осматриваясь по сторонам. «Цветочек и ее команда работают без перерыва и выходных, для того, что бы удовлетворить ваши потребности…».
– Куда делся первый слог «ко» в слове «команда»? – поинтересовалась я, чувствуя, как лютые ежики уносят меня под шкаф.
Нельзя кричать на них. Ни в коем случае. Завтра у нас важное мероприятие, поэтому…
– Как написали, так я и перерисовал! Сами виноваты! Разборчивей надо было! – хмуро отозвался художник, размахивая листочком и сверяясь с результатом. – Мне еще ваш потрет рисовать, так что не мешайте!
– Вы – действительно молодец, – вздохнула я, выдавливая из себя улыбку. – Мне очень нравится, только «ко» добавьте… А так все замечательно!
Первые штрихи были многообещающими…
На столе лежала стопка черных каталогов. Я взяла верхний, задумчиво пролистала, а потом застыла на месте. Пришлось взять второй и проверить свою догадку. Не знаю, как вам, но если мне в руки дадут «Какалог», то я задумаюсь о некрологе.
Глазик нервничал, руки тряслись. Я потом выпишу им именные награды премии Дарвина, но сейчас нужно быть очень терпеливой и доброжелательной.
– Исправьте, пожалуйста, – кротко заметила я, пытаясь не спугнуть боевой дух моей … команды. – Очень-очень красиво получилось… Вы – просто талант! Я так рада, что вы работаете с нами!
Принцы ныли, как маленькие девочки, разглядывая свои костюмы, художник орал, что у него не помещается! Я краем дергающегося глаза увидела в самом низу щита радостную новость: «Члены президентского клуба стоят…». То что стоят они выше обычных партнеров, художника не волновало…
– Вы как – нибудь попробуйте дописать, – ободряюще улыбнулась я, чувствуя как ежики уже пришли по мою душу от таких радостно-эротических новостей. Завтра у нас должна быть презентация, которую мы должны провести со всей торжественностью прямо в столице.
С доски смотрела на мир косыми глазами вобла с парезом лицевого нерва. Правый глаз у меня сполз на щеку, зато левый подозрительно прищурился, как бы изучая платежеспособность клиентов.
Несколько магов – новичков делали презентацию, рисуя радужные перспективы сотрудничества с нами. На фоне искрящейся радуги как тараканы бесцельно бегали какие-то человечки…
– Какая прелесть! – елейно улыбнулась я, прижав руки к груди. Если у наших конкурентов было полноценное кино – блокбастер – 3D, то мы пока претендовали на двухмерную презентацию из рисунков на заборе. Вдоль радуги скакал веселый огурец на ножках – спичках…
– Какой милый огурчик! Да вы просто молодцы! – оскалилась в улыбке я, слушая возмущение художника, который пытался исправить каталоги. Овощ в помощь!
– Это – вы! – гордо ответили аниматоры, а я внимательно следила за приключениями деятельного и неуемного овоща, который никак не хотел эволюционировать до прямоходящего, не смотря на несколько серьезных попыток.
– Вы понимаете, что это как бы символизирует ваше трудолюбие! – расцвел от похвалы один мультипликатор. – Мы просто подошли к этому вопросу нестандартно… Радуга символизирует будущее… А вы изображены, как…
Я кивала и соглашалась.
– У меня опять не помещается! – заорал художник, тыкая мне в лицо «презентацией наших бонусов». «Руководство обещало нам пох…» – красовались красивые буквы в самом низу щита. Надо было писать «в круиз». Мы тоже очень хотим в круиз! Чуткое руководство идею поддержало, послав меня, правда, нежно. На что Эврард изящно подчеркнул, что из того места, которое он выбрал нам для похода, сувениры ему не приносить!
Я вышла из зала, вслушиваясь в то, что на этот раз не влезает в предложении «Идите находчивые и трудолюбивые прямиком в мою структуру!».
– А можно я не буду дописывать «… одчивые и трудолюбивые…» – слышалось за спиной. – Люди и так все поймут!
Я быстрым шагом шла в сторону какого-нибудь темного уголка, вежливо улыбаясь и делая вид, что у меня все хорошо. Зайдя в свою комнату, я осмотрелась по сторонам, а потом заорала так, словно на меня бросилось стадо ежей. Схватив с кровати подушку, я остервенело швырнула ее на пол и принялась топтать! Задыхаясь от злости, я пинала подушку по комнате. Да они что? Сговорились? У меня по щекам текли слезы гнева. Ну почему нельзя просто взять и сделать все нормально? Перед мутным от слез взглядом промелькнула бабочка.
И тут я почувствовала, как меня обнимают. Я сглотнула, вдыхая запах и утыкаясь носом в чужую одежду и засопела, как ежик. Меня гладили по голове, а я тихо всхлипывала, стараясь делать это беззвучно.
– Ти-и-ише, де-е-етка, ти-и-ише… – я вдыхала запах, цепляясь пальцами в чужую одежду.
– Это – иллюзия? – прошептала я, впиваясь пальцами в Эврарда. Я едва доставала ему до груди.
– Де-е-етка, дру-у-ужба – это иллюзия. Сколько мо-о-ожно повторя-я-ять, – я слушала тихий голос и терлась щекой. – Ла-а-адно, мне пора рабо-о-отать…
– То есть мы – друзья? – удивленно спросила я.
– В како-о-ой – то мере да-а-а. Положа руку на сердце-е-е, – сладко заметил Эврард, положив мне руку отнюдь не на сердце, а потом слегка проверив прихваченную добычу. – Иногда-а-а очень прия-я-ятно иметь друзе-е-ей…
– Совести у тебя нет! – возмутилась я, хмуро глядя на него.
– Цвето-о-очек мне еще не зарабо-о-отала на со-о-о-овесть. Учти, мне нужна больша-а-ая совесть, – усмехнулся Эврард, глядя на меня сверху вниз. – И криста-а-ально чи-и-истая…
Он наклонился ко мне и громко на ухо заявил:
– Внима-а-ание! Я плету интри-и-игу! Если цвето-о-очек за-а-автра хорошо себя будет вести, то она получит пода-а-арок! Я заинтригова-а-ал? Кто молодец? Я-я-я – молодец!
– А если все пройдет… – я слегка замялась, вспоминая находчивого художника, небритых принцев и скачки веселого огурчика. – Не очень хорошо… Не совсем плохо, но и не… Как бы так сказать? Скромненько и без пафоса… Средненько…
– Тогда-а-а буде-е-ет путеше-е-ествие… По карье-е-ерной леснице с двумя ве-е-едрами… Туда и обра-а-атно, – сладенько заметил Эврард. – Зна-а-аешь, де-е-етка, ты привыкла к пораже-е-ениям, поэтому бои-и-ишься успе-е-еха…
– Я не боюсь успеха! – возмутилась я. – Я наоборот, стремлюсь к нему!
– Не-е-е обма-а-анывай. Ты его бои-и-ишься… Я расскажу тебе, что такое успе-е-ех. Запомни, успе-е-ех, это – иллюзия… – усмехнулся Эврард, глядя мне в глаза. – Шесть секу-у-унд дли-и-ится уди-и-ивление, шесть мину-у-ут – эйфори-и-и и ше-е-есть часов осозна-а-ания, что ты – молодец, ше-е-есть дней воспомина-а-аний и шесть ме-е-есяцев рабо-о-оты. И все-е-е. Вот и ве-е-есь успех. Ничего интере-е-есного… А теперь иди, работай! И другим не мешай!
* * *
В столице яблоку негде было упасть. Никогда не думала, что у нас столько поклонников. В большинстве своем отмытые, чистенькие, ухоженные – наших сторонников легко узнать среди общей грязной и вшивой массы.
Мы стояли на подмостках, на сколоченном столике лежали каталоги, на длинной скамье – новая продукция. Я смотрю, что новые духи «Маразм Вроттердамский», которые разлетаются, как горячие пирожки в школьной столовой, употребили не только наружу, но и внутрь. Причем, внутрь понравилось больше, чем наружу.
– Дамы и господа! Я рада, что вы собрались на нашей Ассамблее! – торжественно начала я, глядя на нашу внезапно отбелившуюся репутацию. Побритые, напомаженные принцы вызывали ажиотаж у женского населения даже в те неловкие моменты, когда они легким почесыванием подчеркивали, что они – принцы, а не принцессы.
– Штаны узкие, – шептал принц Эрик, поправляя съезжающий с лысины парик.
– Не то слово, – бухтел одноглазый Филипп, пока принц Алан, наматывал сопли на рукав, трогая то самое место, где раньше были непролазные дебри бороды.
– Мы очень рады вам представить новые каталоги! – улыбнулась я. – Давайте вместе сделаем мир чище! У нас есть несколько лидеров по продажам, которых мы бы хотели вам представить! Рядом со сценой стояла горстка людей, которая неуклюже стала взбираться на подмостки.
– Вы добились внушительных результатов! – сообщила я, глядя огромного мужика с хмурым взглядом исподлобья. – Поделитесь со всеми секретами ваших успехов!
Мужик высморкался, порадовав мир талантом бить соплю оземь и что-то как-то засмущалась, поправляя на себе лохмотья. Я предупреждала, что одеваться нужно презентабельно…
– Смелее. Расскажите, как вы работаете? – подбодрила я, хлопая в ладоши и улыбаясь публике. Новый лидер открыл рот, я замерла в предвкушении…
– Я… Эм… Э-э-э… – растерялся детина, глядя на собравшихся людей. – Короче, я такой подхожу к человеку и говорю ему…
Рев разъяренного медведя, который прикусил лапу, крик льва, которому туристы отдавили достоинство во время фотосессии в дикой природе, раскат грома и
Даже моя видавшая виды структура вздрогнула от такого крика, толпа съежилась, а я почувствовала, что у меня теплеет. Но не в душе, как полагается при виде талантливого продажника, а где-то пониже… После такого крика отдают не только последние деньги, но и честь, девственность, и даже концы, которые едва сводят. Где-то в сценарии должна прозвучать фраза: «Видите, главное – умение находить индивидуальный подход к каждому!», но что-то, видно, не судьба…
- С… спасибо, – растерянно заметила я, снова пытаясь вернуть себе слух. – А теперь, молодой человек, ваша очередь…
Заросшее чудовище в лохмотьях переминалось с ноги на ногу, пытаясь что-то сообразить.
– Смелее, – дружелюбно улыбнулась я. – Все жаждут услышать ваш секрет успеха! Как вы сумели стать таким успешным? Расскажите всем!
– Мой секрет успеха, – писклявыми голосом и как-то задумчиво заметило чудовище. – Я раньше просил подаяние…
– О! – захлопала я, понимая, что сейчас услышу грустную, но очень мотивирующую историю о том, как был никем, а стал одним из самых успешных продажников нашей компании.
– Я и сейчас его прошу… Только раньше я стонал, что на лечение язвы… – чудовище закатило рукав, причину, по которой я не буду жать ему руку даже под угрозой терминации. – А сейчас прошу на ЛТО! И вы знаете, подают! Правда, кидают издалека, но я сноровистый. Раньше меня гоняли везде, а сейчас у меня есть крыша…
Одноглазый принц покраснел, чувствуя, что успехом слегка обязаны ему.
– Он так и сказал: «Если кто тебя тронет, я ему быстро морду снесу!», – радостно закончил свою историю успеха один из будущих лидеров компании. – А эти штуки я покупаю и пью!
– Благодарю вас за доверие к нашей продукции, – сглотнула я, вспоминая, что видела на столе у некроманта. – Мы очень рады, что вы так привязаны к нашему бренду!
– Привязан! Еще как! С утра не выпил – день пропал! – заявил лохматый, расширяя наш ассортимент до ликеро-водочной продукции.
Следующей была женщина в черном, которая подняла заплаканные глаза.
– Как вам удалось достичь такого успеха? – осторожно поинтересовалась я, понимая, что у нее явно не все в порядке.
– Да как вам сказать… Муж был… Бил часто… Гнобил, гнида, постоянно… А ведь меня еще девочкой за него замуж выдали… – вздохнула она. – А потом мне сказали купить яд… Вот я и купила… И подругам посоветовала… Им тоже помогло…
И она маленькими такими шажочками, всхлипывая и утирая платком глаза двинулась обратно.
– Какой брала? – раздался скрипучий женский голос из толпы. – Тот, что красный? Я зеленый вливала! Не помогло! Скукожить – скукожило, но не до конца…
Вдова растворилась в толпе, а к ней потекли ручейком дамы всех возрастов, раздвигая локтями толпу.
- Как видите, – задумчиво заметила я, поглядывая краем глаза на формирующуюся на глазах структуру. – У нас очень многофункциональная продукция.
На подмостки вышел тощий, как жердь мужик и без напоминания начал:
– Я родился в канаве. Моя мать, на тот момент еще живая, была шлюхой, отца своего не знал… – начал герой. – У меня было шестеро братьев и сестер. А потом мать родила еще седьмую. Их звали…
Через пять минут я уже знала об это человеке все, кроме главного.
– Когда младшая сестра умерла от горячки… – продолжал он, а я нервничала, прикидывая, скольким еще не терпится рассказать свою историю успеха, поэтому решила задать наводящий вопрос.
– А как вы пришли к нам? – вежливо поинтересовалась я, как бы намекая, что первые шаги под стол нас мало интересуют.
– Мать меня лупила целыми днями… – заливался мужик. – Помню, как возьмет прут и как начнет лупить…
– Но все-таки, – вежливо пыталась перебить филологическую диарею я, – Как вы попали к нам?
– И лупит, и лупит… Потом была хворостина! Болючая! – делился воспоминаниями герой. Нет, я все прекрасно понимаю, трудное детство, деревянные игрушки, прибитые к полу, недостаток витаминов, низкая розетка, скользкий подоконник, горячий чайник… Но ближе к делу!
– Лежу я, помню, на звезды смотрю… А спина болит… – повествовал наш лидер, горестно вздыхая. – А меня снова хворостиной… Потом кнутом… Потом снова хворостиной…
Я, конечно, никогда не была сторонником извращений, а теперь я точно знаю, что не буду.
– Простите, у нас очень мало времени, – вежливо улыбнулась я, пытаясь ускорить диарею по максимуму. – Не могли бы вы немножечко побыстрее!
– … пешком шел до соседнего села, – задумчиво кивал головой любитель устраивать вечер воспоминаний.
Нет, я бы такому тост говорить не доверила!
– Как вы пришли к нам? – наседала я, глядя, как расчувствовавшийся товарищ выдавил из себя слезу.
– Не мешайте! – отмахнулись от меня. Но тут же рядом появились принцы, которые посмотрели на героя не очень дружелюбно. Принц Алан, например, разминал кулаки, сплевывая на землю.
– А сюда я пришел по нужде! – закончил свою биографию страдалец. – По большой нужде! Теперь, у меня есть нужда, но маленькая… Так что если у вас есть нужда, приходите сюда!
На это оптимистично ноте, когда все дружно обрыдались, я, пожалуй, закончила бы, но у меня оставалась еще одна престарелая передовица продаж, которая тут же заняла место предыдущего оратора.
– Вот этот флакон, – начала бабка, доставая из холщовой сумки початый пузырек. – Помогает, когда зубы сводит… Всегда его пью. Вот этот – от живота лечит! Вот этот я в спину втираю! Вот этот я натощак пью по три капли! Для чего не помню, но помогает! У нас все в деревне так лечатся! Недавно ходила к умирающему, флакон ему дала. Выпить сказала! Как вскочил, как заорал, что сразу помирать передумал. Еще долго по деревне бегал! Потом, конечно, помер, но помогло…
– Спа-си-бо, ба-бу-шка, – сардонически улыбнулась я, глядя на флакон в ее руке. Умереть от «Розового оргазма» – это надо еще постараться. – А теперь перед вами…
Я достаточно торжественно говорю? Маги переглянулись и поставили свою презентацию с веселым огурцом.
– Выступит, – очень торжественно заявила я, поглядывая, как наша презентация мутнеет и превращается в серое облако. – Наш генеральный директор! Он расскажет вам свой секрет успеха, поделится своим опытом, даст напутствие и расскажет о мотивации! Внимание сюда!
Облако помутнело, зашевелилось. Я замерла в предвкушение бе-е-елого костю-ю-юма, закусила губу и …
– Рабо-о-отайте! – раздался из облака знакомый голос, а потом воцарилась подозрительная тишина. Маги переглянулись, принцы тоже.
– Это фисе-е-е, – снова раздался знакомый голос, а белого костюма я так и не увидела!
Что это было? Где речь на полчаса? Где «мы – самая лучшая компания на свете, запомните взрослые, передайте детям»? Где «сетевой – это тяжкий труд, и с него, бывало, мрут»? Где душещипательный рассказ: «Я был когда-то странным, мальчишкой безымянным, к которому на улице никто подойдет! Теперь я с каталогом, продажник я от бога! А тот, кто не поверил, по ходу, идиот!»? А как миллионы и лопата? Где все это? Где?!!
– Он закрыл связь, – пожал плечами один из магов, а я почувствовала, как медленно обтекаю. Оно что? Мне больше всех надо? Я же просила, чтобы Эврард сказал что-нибудь полезное! Мы тут вообще-то телеэфир хотели сделать, а не радио!
– Как вы уже поняли, весь секрет, – попыталась сгладить я неловкую ситуацию, – кроется в работе. Он настолько увлечен своим делом, настолько занят работой, что советует и вам не расслабляться… Весь секрет его успеха кроется в работе! Всем спасибо, все свободны!
Народ стал расходится, что-то интенсивно обсуждая, а я вместе с магами уже стояла в коридоре замка и решительными шагами направлялась к кабинету. Возле кабинета охраны не было. Я на всякий случай постучала сначала по двери, понимая, что сейчас постучу кому-то по голове! Я что? Одна должна разгребать? Я же по человечески просила выступить перед людьми! Мы же договаривались! Я чувствовала себя идиоткой, открывая дверь и входя в кабинет.
Эврард в белом костюме невозмутимо сидел в кресле за столом.
– Цвето-о-очек, а не шла-а-а бы ты отсю-ю-юда, – сладко мурлыкнул наш стеснительный гениальный директор. – Я за-а-анят! У меня много рабо-о-оты!
– Так, я что-то не поняла! – возмутилась я, глядя в бесстыжие зеленые глаза. – Мы как договаривались? Ты должен был выступить перед людьми! Рассказать о компании! А вместо этого что? «Рабо-о-отайте!». Я тебе речь написала! Неужели тебе было трудно ее прочитать? Там всего лишь пять страниц! Пять страниц!
– Цвето-о-очек, я переда-а-ал общий смы-ы-ысл одним сло-о-овом! Зато каки-и-им! – усмехнулся Эврард, взглядом выпроваживая меня за дверь. – Иди-и-и! Или я в тебя чем-то ки-и-ину! Дава-а-ай, цвето-о-очек! Не нерви-и-ируй меня!
– Ах, ты! – задохнулась я, сопя так, что все ежики в лесу задохнулись от зависти.
В меня полетела книга, просвистев мимо моего лица. – Мерзавец!
– Не отрица-а-аю! Зато че-е-естный! Кни-и-игу верни-и-и! – ответили мне, показывая рукой на дверь. Я подняла книгу с пола, отнесла и положила ее на угол стола. Она была липкой. Я посмотрела на свои пальцы и увидела, что они алые от крови.
– Я кому ска-а-азал? – мне снова указали на дверь.
– У тебя что? – не поняла я, снова разглядывая пальцы и пытаясь разглядеть руку Эврарда, которую он прячет под столом. – Кровь? Стой!
Я перегнулась через стол и увидела, как на белоснежном костюме расплылось уродливое багровое пятно, которое он зажимал рукой. Охраны не было даже в кабинете. Не может быть!
– Эв… рард, – я сглотнула, с ужасом глядя на его окровавленную руку. – Это что…
Сердце бешено стучало, в висках пульсировало, в ногах появилась слабость, от которой хотелось тут же схватиться за что-то, чтобы не упасть.
– Как же так? – выдохнула я, глядя, на тонкие пальцы с зеленым перстнем, испачканные кровь. Кровь была на полу, на бумагах, и на штанах.
– Бри-и-и-ился, – усмехнулся Эврард, не сводя с меня глаз. – Случа-а-айно поре-е-езался…
– И что же это ты там брил? – икнула я, понимая, что в конкурсе идиотских вопросов я занимаю почетное первое место и уже трясу грамотой. Грамоты в руках не было, но руки тряслись так, что сейчас я буду просить у бармена двести грамм валерьянки.
– Иди-и-и, цвето-о-очек, – внезапно подозрительно мягко заметил Эврард, вставая из-за стола и откладывая бумаги, на которые попали капли крови.
– Давай я помогу дойти до дивана? – я нервно сглатывала, оборачивалась по сторонам, глядя на полу прикрытую дверь. – А где охрана?
– Взя-я-яла отпуск гре-е-ехов за сво-о-о-ой счет, – выдохнул Эврард, заклинаньем закрывая дверь. – Никому не слоо-о-ова!
Я присела рядом на колени, схватила кусок покрывала и стала рвать его на части.
– Не смо-о-отри, – усмехнулся Эврард, расстегивая верхнюю пуговицу. – Я стесня-я-яюсь… Смо-о-отрит на меня незна-а-акомый цвето-о-очек…
Я бы с такой раной уже вспоминала всех родственников, прикидывая кому и что оставлю в наследство. Поскольку родственников у меня было много, а имущества не очень, кому-то достанутся в наследство звиздюли. Не могу же я оставить любимых родственников с пустыми руками?
– Цвето-о-очек, я о-о-очень стеснительный, – сладко заметил Эврард, осторожно отлепляя окровавленную одежду от раны. Я сбегала в соседнюю комнату за водой и стала осторожно все вытирать, чувствуя, как руки трясутся все сильнее. На животе был уродливый надрез, откуда снова потекла кровь.
– В столе-е-е лежит зе-е-елье, – заметил Эврард, а я бросилась к столу, выдвигая ящики по очереди. Какие-то бумаги, книги… В одном ящике стояли флакончики, рассортированные в неведомом мне порядке.
– Какой? – спросила я, пытаясь понять символы на бирках.
– А како-о-ой тебе бо-о-ольше нра-а-авится? – заметил Эврард с дивана, прижимая к ране тряпку. – У-у-учти, больше-е-е трех экспериме-е-ентов я не переживу-у-у…
– Ты издеваешься? – простонала я, осторожно рассматривая пузырьки. – Говори какой!
– Четве-е-ертый! – улыбнулся чеширской улыбкой Эврарда. – На четвёртый экспериме-е-ент у меня здоро-о-овья не хва-а-атит! Не смо-о-отри на меня та-а-ак, словно выбира-а-аешь мне бе-е-елые та-а-апочки! Четвертый ряд.
– Их тут всего три! – занервничала я, на всякий случай пересчитывая еще раз.
– Ка-а-ак три-и-и? – спросил Эврард, подняв брови. – Их должно быть четы-ы-ыре!
А вот это уже плохо! Руки дрожали, а я пересматривала каждый. – Ла-а-адно, я пошутил! Кра-а-асный. Сле-е-ева!
– От меня или от тебя? – проскулила я, понимая, что проще добить, чем спасти. – Вот этот? Точно этот? Точно-точно этот?
– Мне кра-а-асивые белые та-а-апочки! С меховой опу-у-ушкой! Чтобы но-о-ожки не мерзли! – развлекался Эврард, пока я мчалась к нему с флаконом. – У меня сорок семь саниме-е-етров, если что-о-о!
В этот момент я даже как-то замедлилась, прикидывая, что у него может достигать без трех сантиметров полметра! Где-то погрустнел Чингачгук Большой Змей, горестно поглаживая своего ужика.
– Что у тебя сорок семь сантиметров? – занервничала я, откупоривая флакон.
– Размер ноги-и-и. Так во-о-от, я хочу бе-е-еленькие, с опу-у-ушечкой и с ба-а-антиком. А то сни-и-ится буду цвето-о-очку и жа-а-аловаться, что та-а-апочки жму-у-ут, – заметил Эврард, пока я тыкала ему под нос флакон. – Да-а-ай перо, и я напишу завеща-а-ание! Как твое имя пра-а-авильно пишется? Напо-о-омни!
– Елизавета! – я снова попыталась ткнуть ему в лицо флакон.
– А Ли-и-изочке – ничего не оста-а-авлю, потому что зелье нужно лить на ра-а-ану! – веселился раненый.
– Это точно оно? – простонала я, заглядывая ему в глаза.
– Сорок седьмо-о-ой… Можно навыро-о-ост, – заметил Эврард, а я набралась смелости стала поливать рану.
– Как-то не очень, – я присела, внимательно рассматривая результат и залитые кровью штаны.
– Он перене-е-ервничал, – усмехнулся Эврард. – А так девятна-а-адцать… Ни одни полуша-а-ария еще не жа-а-аловалось!
– Ты что? Совсем с ума сошел? Нахрена мне этот анонс? – возмутилась я, глядя как зелье пениться, а кровь начинает сворачиваться. – У тебя что? Где-то в штанах зашевелилась совесть?
– Ты предста-а-авь, как я вхожу между верхними полуша-а-ариями и начинаю объяснять цвето-о-очку, как нужно пра-а-авильно рабо-о-отать! Я буду не-е-ежен, – заметил Эврард, а я видела, как рана слегка затягивается.
– Тебе стоит прилечь, – заметила я, облегченно выдыхая.
– Ты на что-то намека-а-аешь? – сладенько заметил Эврард, нежно проводя рукой по моим волосам.
– Я не намекаю, – глубоко вдохнула я, глядя на окровавленные тряпки на полу. – У меня просто глаз дергается!
– А чего это у тебя гла-а-аз дергае-е-ется? – участливо спросили меня, осторожно притягивая к себе и укладывая рядом. Он дышал в мои волосы, по-хозяйски положив руку мне на талию. Сердце в груди бешено стучало, вспоминая пережитый ужас.
– Где охрана? – прошептала я, вдыхая волшебный запах сандала. – Почему тебя не защитили?
– Я же сказа-а-ал, что охра-а-ана – это иллюзия защи-и-иты. Одно движе-е-ение руки и фисе… Нет иллю-ю-юзии… – я чувствовала, как мне с усмешкой делают «рыбку».
– Вот лежит рядом бессо-о-овестный цвето-о-очек, соблазня-я-яет своими пре-е-елестями, а я тут как раз умира-а-ать собрался! Разве тут спокойно умре-е-ешь, – мои волосы перебирали, освобождая декольте платья для пра-а-а-авильного угла обзора.
– Да не соблазняю я тебя! С чего ты взял! – возмутилась я, пытаясь встать.
– А я ту-у-ут умира-а-ать собра-а-ался, – усмехнулся Эврард, проводя пальцами по моей руке, пока я тонула в болоте чужих глаз. Зеленая трясина затягивала меня куда-то вглубь, топила, не давая возможности выбраться. Я хваталась за разные мысли. Моя рука нащупала корягу «Я вообще-то была как бы замужем!», но коряга оборвалась в моей руке, оставив меня снова тонуть в глубине чужих глаз. «Ты же хотела вернуться?» – мои пальцы снова пытались ухватиться за корни проблемы, но они обрывались, заставляя меня тонуть еще сильней. «Но ведь обо мне подумают…» – цеплялась я за пучок травы на кочке, который рвался и заставлял меня тонуть еще глубже… Чем больше дергаюсь, тем сильнее затягивает…
Я подняла руку и молча положила ему на щеку, подведя пальцами понятную одной мне черту.
– У тебя хоро-о-оший вку-у-ус. Потому что я тебе нра-а-авлюсь! – заметил Эврард, а я отдернула руку, засопев, как стадо ежиков.
– Ты невыносимый человек! – обиделась я, сжавшись и нахмурившись.
– Ра-а-азве что вперед нога-а-ами, – усмехнулись мне, снова ловя мой взгляд. – Все-е-е, я то-о-очно надумал умира-а-ать! Те-е-еперь оконча-а-ательно! Я – ста-а-ар уже для таких заба-а-ав, которые мне предлагает цвето-о-очек! Предлага-а-аю ввести новое пра-а-авило. Заместителей генера-а-ального хороня-я-ят вместе с генера-а-альным. Чтобы ему на том свете не пришло-о-ось самому чита-а-ать докуме-е-енты.
Я обиделась, хмуро глядя в зеленые глаза. Мысли о том, что вместе с генеральным хоронят всю фирму меня мало радовали.
– Мне кажется, – хмуро заметила я, снова бросая взгляд на него исподлобья, – что сотру-у-удники умрут ра-а-аньше.
– Это еще почему-у-у? – улыбнулся Эврард, поднимая брови.
– Потому что девятна-а-адцать саниметров, – передразнила я, все еще очень сильно обижаясь.
– Тебя это заво-о-одит? – осведомился умирающий.
– В тупи-и-ик! – огрызнулась я, понимая, что сколько бы я на него не злилась, злость улетучивается моментально, стоит лишь посмотреть ему в глаза.
– Все-е-е, я надума-а-ал! Я уми-и-ираю оконча-а-ательно и бесповоротно! – тяжело вздохнул Эврард, закрывая глаза. – Ка-а-ак хорошо, что есть кому приня-я-ять мой после-е-едний вздо-о-ох…
В этот момент он прижал меня к дивану и поцеловал. Я не верю. Нет, я не верю… Это мне снится… Я осознаю, что это происходит, но проще списать ощущения на горячечный бред. Кто угодно, но не он. Но я чувствую чужие губы, которые нежно прикасаются к моим, чтобы подразнить меня. И в тот момент, когда я чуть-чуть подаюсь вперед, меня целуют, заставляя мучительно задыхаться и умирать. Я не помню, когда я в последний раз так целовалась. Я не помню, чтобы я вообще когда-нибудь так целовалась. Не могу понять, что моя рука делает на его щеке, почему сердце разрывается на целую вселенную, наполняя теплотой взрыва мою душу.
Сколько нежности мне хочется вложить в поцелуй, но я чувствую себя неумелой девочкой, пытаясь забыть обо всем и помнить о главном.
– Не надо, – шепчу я, пытаясь положить свои пальцы на чужие губы. – Я прошу тебя… Не надо…
Как будто яд разливается по всему телу, как будто я глотнула смертельную дозу и дни мои сочтены. Он действительно ядовит… Ядовит… Особенно рука, которая без экскурсовода разгуливает по моим личным достопримечательностям! Я отвела его руку, как бы намекая, что раненым рекомендован покой. И если кто-то не успокоиться, то быстро упокоится!
В ответ на моей щеке запечатлели самый целомудренный из всех целомудренных поцелуев.
– Ну все-е-е, все-е-е, – заметил Эврард так, словно ничего не произошло. – Не надо-о-о так не-е-ервничать… А то разневрнича-а-алась тут… Я даже умира-а-ать переду-у-умал…
Я смотрела на него и не могла понять, что мне хочется больше просто задушить его, или сделать это не-е-ежно.
– Я ре-е-ешил тебя наказа-а-ать, – гаденько улыбнулся Эврард. – За то, что не дала-а-а…
Я подняла брови, склоняясь к первому варианту с обычным удушением.
– … мне умере-е-еть споко-о-ойно, – закончил после тревожной паузы Эврард. – За это ты бу-у-удешь спа-а-ать со мно-о-ой… Про-о-осто спа-а-ать, просто ря-я-ядышком… Охраня-я-ять меня…
– Слушай, а ты не подумал, как это будет выглядеть со стороны? Что подумают люди? – мои глаза округлились.
– Я за-а-автра скажу, что я пина-а-аюсь, а ты храпи-и-ишь, – на меня посмотрели кротко-кротко. – Чтобы им было над чем поду-у-умать. А пока они реша-а-ают, кого жале-е-еть, а кого не-е-ет, ты бу-у-удешь ночева-а-ать зде-е-есь.
* * *
Утро встретило меня солнечными лучами добра и одеялом, которое заботливо прикрывало мое сонное, развалившееся на диване тело. Есть маленькая разница между чувствами и порывом. Вопрос «Где я?», рожденный сонными полушариями, свидетельствует о порыве. Вопрос «Где он?» – о чувствах. Самый бессовестный на свете цветочек был одет и завернут в одеяло, пытаясь понять, где его Гла-а-авная Пробле-е-ема. «С проблемой нужно переспать!», – снова намекала на неиспользованную возможность строгая бабушка. Мне кажется, что бабушка мне что-то не договаривала.
Я поднялась, зевнула и увидела то, что скрасит мне воспоминаниями самый тусклый и мрачный день. За столом сидел Эврард, а на голове у него … ша-а-апочка. Цвет и вид шапочки вызывал у меня много вопросов к изготовителю. Я бы сказала больше, я бы безошибочно узнала автора этого шедевра в толпе. Отсутствие глаз и руки из попы – в любом случае привлекают к себе некоторое внимание. Это порождение дизайнерской фантазии было ядовито – зеленой, прямо в тон глаз. С одной стороны она была похожа на тюбетейку, а с другой стороны придавала обладателю некий издевательский шарм.
– А у тебя-я-я такой не-е-е-ет, – заметил Эврард, снимая свою шапочку и снова надевая на голову. – А где-е-е ее взять – не скажу-у-у… Это – моя люби-и-имая ша-а-апочка. Цветочек отказа-а-алась мне связать ша-а-апочку, поэтому ее свя-я-я-язала друга-а-ая…
– Нет, ревновать к фабрике «Красная Шапочка», которая выпускает зеленые тюбетейки, я как-то не буду. Пусть даже там работают самые красивые чесальщицы-мотальщицы! – усмехнулась я, скидывая одеяло.
– Та-а-ак, мотальщица моих не-е-ервов, – зевнул Эврард. – И чесальщица-а-а оче-е-ень ва-а-ажного у му-у-ужчины места, ты есть бу-у-удешь?
– Чего? – напряглась я, ужасаясь ночным поползновениями моей руки. – Это что я там чесала у тебя?
– А ты-ы-ы что? Не по-о-омнишь? – Эврард поднял брови. – Бессты-ы-ыжий цвето-о-очек… Ты у меня чесала со-о-овесть… Всю но-о-очь чесала… Ле-е-ежу я, а ря-я-ядом сопи-и-ит у меня на груди цвето-о-очек, обнима-а-ает меня, как родного… Дове-е-ерчиво обнима-а-ает… И цвето-о-очек не ду-у-умает о том, что пла-а-атье съехало-о-о и обна-а-ажило что-то о-о-очень интере-е-есное. Но цве-е-еточку показалось ма-а-ало, поэтому он пополз вы-ы-ыше… Цве-е-еточек ре-е-ешил штурмовать карье-е-ерную ле-е-естницу во сне. Пла-а-атье было про-о-отив и решило оста-а-аться там, где было… Так что … Как бы это ска-а-азать…
Я смотрела на него в упор.
– Таким взглядом отстреливают все живо-о-ое в радиусе пораже-е-ения. Я не люблю слово пораже-е-ение. Так что в ра-а-адиусе побе-е-еды. Я це-е-елую-ю-ю… – продолжал Эврард, сладенько улыбаясь широкой чеширской улыбкой. – Я це-е-елую-ю-ю…
– Ночь? – подсказала я, понимая, что надо мной бана-а-ально издева-а-аются.
– При чем здесь но-о-очь? Я говорю, что целу-у-ую, целу-у-ую то, что мне подставили, а цве-е-еточку хоть бы хны… – горестно закончил Эврард, поправляя любимую шапочку. – И тогда я поду-у-умать, что, мо-о-ожет стоит натяну-у-уть?
– Отличные мысли, – шумно выдохнула я, закатывая глаза.
– Пла-а-атье! Натянуть на нее пла-а-атье, чтобы она с утра не пережива-а-ала! – скромно закончил Эврард, сложив руки на груди и кротко глядя на меня, мол, фу, какая ты пошлая! Ай-я-яй! – А еще-е-е у меня есть две но-о-овости. Но ты сна-а-ачала пое-е-ешь, ибо так рассказывать совсем не интере-е-есно. Тарелка на сто-о-олике…
– Нет, лучше сразу, а то вдруг отобьют аппетит? – я и сама уже заприметила тарелку. Я уже облизывала ложку, после первой пробы.
– Нас заме-е-етили, – сладко улыбнулся Эврард. Нет, конечно, новость отличная! Еще бы нас не заметить! Мы – молодцы! Мы тут продажи подняли! У нас каждый день приходят новички! И столько людей было на презентации! – Насто-о-олько, что планируют запретить на высо-о-оком государственном у-у-уровне. Я перехвати-и-ил сообще-е-ение.
– И что? – фыркнула я. – Будем работать подпольно! Мне не привыкать!
Где-то в воображении рисовалась картинка. Темный переулок, случайный прохожий и мрачный тип в длинном плаще, который опасливо озирается по сторонам, а потом крадется за бедолагой, не успевшим домой до заката.
– Кто вы? – выдыхает побледневший прохожий, глядя на мрачный силуэт.
– Яд! Порошок нужен? – полы плаща распахиваются, а там пришиты наши образцы.
Картинка помутнела, рождая следующую.
Под окнами обычных людей сначала что-то зарывают странные типы, а потом приходят другие странные типы и что-то откапывают. А где-то сидит подполье, фасуя запрещенную продукцию.
– Ничего страшно, – отмахнулась я от первой новости, глядя на Эврарда глазами человека, который уже мысленно приготовился орать: «Не закрывайте дверь!», подкладывая кирпич под дверь с домофоном. Я даже мысленно заготовила кроссовки, чтобы сдавать кросс с сумками, завидев потенциальную жертву.
– И щито поде-е-елать? – пожал плечами Эврард. – Все-е-е очень серье-е-езно…
Я задумалась и погрустнела. Слово «серьезно», как я понимаю, просто лежит и пылиться в словарном запасе Эврарда. Сомневаюсь, что он случайно его обнаружил и решил «выгулять». А с ним вместе увязалось слово «очень».
Диван показался очень аппетитным для седалищного нерва, поэтому он внимательно к нему присматривался.
– Послу-у-ушай, когда ты начина-а-аешь сражаться, ми-и-ир настроен скепти-и-ически. Он ста-а-авит препя-я-ятствия, чтобы поня-я-ять серье-е-езность твоих намерений. Если уда-а-астся преодолеть, не потерять прису-у-утствие духа, то он пойме-е-ет, что ты настро-о-оена реши-е-етельно и протя-я-янет тебе ру-у-уку, – глубокомысленно заметил обладатель зеленой шапочки, которая придавала ему вид, если не великого мыслителя, то доморощенного философа. «Доморощенность» выражалась в том, что в такой шапочке не каждый рискнет показываться в людном месте. Хотя… Шапочка действительно заставляет меня улыбнуться.
– Е-е-есть и втора-а-ая плоха-а-ая новость. Наш бывший прое-е-ектор, – на меня посмотрели выразительно. – Примкну-у-ул к на-а-ашим лю-ю-ютым друзья-я-ям. Он очень общи-и-ителен, поэтому о маги-и-и и прокля-я-ятьях тебе лучше не заика-а-аться. Он рассказал все, что зна-а-ает о нас, так что тепе-е-ерь приде-е-ется быть осторожными.
То есть как? Он же обещал раствориться, исчезнуть, спрятаться… Почему он пошел к конкурентам? Я сглотнула, не понимая, что пытаюсь проглотить – ком в горле или еду?
– Результа-а-ат ты ви-и-идела, – закончил свою мысль Эврард.
– А что с охраной? Ты так и не ответил… – занервничала я, стараясь не показывать свои нервы. – Неужели их всех убили?
– Зна-а-аешь, цвето-о-очек… Меньше зна-а-аешь, дольше проживе-е-ешь, – усмехнулся Эврард, а потом посмотрел на меня ледяным взглядом, который никак не вязался со смешной шапочкой. – Я ошибок не прощаю.
Вот теперь попа точно покусилась на диван. Схватила и не отпускала свою добычу. Я не знаю, как буду выходить, ибо в дверь я с диваном не помещусь…
– Иди ко мне, цвето-о-очек, – позвал меня Эврард. – Ты злишься потому что не ку-у-ушала? Цвето-о-очек голодный, поэтому и зли-и-ится. Я все по-о-онял…
Он страшный человек… У меня дрожали коленки и тряслись руки. Сердце нервничало, вздрагивая и настораживаясь. Я опасливо подошла к Эврарду, который протянул руку, осторожно взял меня за талию, притянул и посадил на колени лицом к себе.
– Так ты ж ранен? Как же твои тяжкие телесные повреждения? – спросила я, вспоминая игру в больничку. Если меня вдруг спросят, как меня угораздило, я честно скажу, что все началось с детской игры в доктора.
– Где-е-е мои преле-е-естные поврежде-е-ения головно-о-ого мозга-а-а? – усмехнулся Эврард, прижимая меня к себе и вдыхая запах моих волос. От его дыхания у меня по спине пробирался холодок. Мысли крутились вокруг того, что я видела. Я помню, как стоял на коленях Проектор, умоляя его не убивать за такую мелочь. И я так понимаю, что если бы я не вошла и не вмешалась, то его бы убили. Охрана, которая пережила нападение на хозяина, но не пережила гнева хозяина за такую оплошность… Я так понимаю, что списочек длинный.
Но на меня смотрели милые, коварные и совсем не злые глаза, игриво приподнятые брови, мол, «а кто у нас тут бессо-о-овестный цвето-о-очек», на голове была забавная шапочка и … я бы никогда не подумала, что это – один и тот же человек.
Внезапно Эврард снял с себя мой длинный волос, подозрительно разглядывая его на свет.
– Это кто-о-о у нас линя-я-яет? – коварно заметил он, с подозрением глядя на меня, а потом широко улыбаясь. – Это бессо-о-овестный цвето-о-очек линя-я-яет… Ита-а-ак, цве-е-еточек собирает деньги на ще-е-етку… Чтобы мы ли-и-иньку пережи-и-или… Буде-е-ет меня-я-я цвето-о-очек ще-е-еточкой чи-и-истить… Или мне приде-е-ется раздева-а-аться, чтобы бра-а-ать цве-е-еточек на коле-е-ени. А щито поде-е-елать? И цвето-о-очку приде-е-ется разде-е-еться…
– И что ты там не видел? А? – поинтересовалась я, вспоминая, как отгоняла муху от себя в тот момент, когда пыталась принять ванну. – И вообще, я еще за муху обижена! Ты меня за кого принимаешь?
– Я просто удобря-я-яю зло-о-ой цвето-о-очек, чтобы он ро-о-о-с над собой, – кротко ответили мне.
– Ты ищешь предлог? – осведомилась я, тяжело вздыхая и понимая, что сопротивление не просто не просто бесполезно в силу того, что он мне действительно нравится. Но и опасно.
– Нет, я ищу-у-у местоиме-е-ения, – сладко улыбнулись мне.
