Глава шестнадцатая
Удар на поражение
Кто первым желал отведать моей крови? Как ни странно – де Бреньи. Барон решительно отодвинул литвина, де Келюс ухватил Радзивилла за руку, потянувшую саблю из ножен, шляхтич в порыве ненависти готов был драться даже с союзниками-миньонами, чтоб прорубить дорогу ко мне.
– Наш неурегулированный вопрос возник раньше, пан Петр, – вмешался Шико. – Извольте немного подождать.
Чего подождать? Что я упокою француза и несколько утомлюсь, став легкой жертвой? Но с де Бреньи у меня наименьшее количество возможных взаимных счетов, с ним фехтовали плечом к плечу у Лодзи… Шико делал мне странные знаки. Похоже, намекнул – получи мелкий укол и падай. А если укол «слегка» пронзит шею? Нет уж, без репетиции такое представление не годится.
На мне только камзол, шоссы и сапоги. Пистолеты – в седле, попытка перестрелять миньонов, как тетеревов, обернется Бастилией. При себе шпага, два кинжала, засапожный нож и метательные звезды.
Смеркалось. Небо мглистое, вечер ранний. Кому не суждено увидеть настоящие звезды более никогда?
Несмотря на кураж после амурной победы, признаюсь – наградившей меня нежелательным утомлением, я и в самом деле никого не хотел убивать. Де Келюс подбросил мне саблю в тяжкой схватке с Сокульским, рискуя навлечь на себя гнев поляков, а их было впятеро больше. Без уроков Шико я давно бы сложил голову, нанизанный на чью-то шпагу в одной из неизбежных дуэлей. Против де Бреньи ничего не имел. Даже подлеца Радзивилла готов был помиловать: пусть катится в свою Речь Посполитую, только Эльжбету оставит в Париже, не про него женщина.
Пока мой первый соперник готовился, я обратил голову к низким небесам.
Господи, если ты есть и если меня слышишь, вот зачем все это? Перенос в странный мир, не знающий открытия Америки до конца шестнадцатого века, мытарства, кровь, убийства, каждодневный риск гибели?
Небеса смолчали, но ответ очевиден, он, как обычно, находится в себе самом.
У меня есть любовь, самое сильное чувство на свете, и сегодня я узнал, что она не осталась без ответа.
У меня есть цель все-таки как-то помочь Руси в ее исторических мытарствах, и оправдать свое временное бездействие могу только одним – был слишком сильно занят выживанием.
Этого достаточно, абсолютное большинство людей в обоих мирах прозябает, ничуть не задумываясь, есть ли какой-то смысл их пребывания на Земле, или мама просто вовремя не предохранялась.
Долой ухарство, у меня за спиной собрались лишь зрители, некоторые заинтересованные, но не более того, не сторонники, противников собралось – два десятка! И шансы на выживание, чтоб действительно оправдать свое появление в шестнадцатом веке, призрачно малы, особенно против таких фехтовальщиков, как Шико и де Келюс. Тем более меня не подстегивала жажда крови.
Но, похоже, у других дворян миролюбия меньше.
Де Бреньи – самый юный из нас, к началу польской авантюры ему только исполнилось девятнадцать. Тонкие усики барона лишь недавно приобрели пристойный вид, он все время красил их чем-то черным, придавая, как ему казалось, более солидную внешность. Он и самый смазливый из миньонов, с ним связывались слухи о содомитских пристрастиях Генриха III.
По обычаю полагалось обменяться несколькими репликами о возможности или невозможности примирения, де Бреньи разделся до рубашки и потому торопился покончить с формальностями скорее: ему было просто холодно.
– Вы оскорбили короля и Францию, де Бюсси!
– Позвольте спросить: когда и чем? Францию люблю пуще жизни, королю верен до последней капли крови…
– …Нет вам прощения, де Бюсси, – выкрикнул он заученный текст, ни на йоту не задумываясь о его глупости. Странное представление!
Коль прощения нет, выход один. Ангард!
Он демонстрировал новейший стиль, обходясь одной лишь шпагой, когда дуэльные правила допускают вооружение и кинжалом. Фехтует весьма недурно. Молодой человек был замечательно сложен, крепок и длиннорук, клинок мелькал с магической быстротой.
Де Бреньи начал меня теснить. Делать нечего, его виртуозные комбинации пришлось рушить грубо. Батман, потом шпаги скрестились близко к эфесу, я с силой надавил, чем на краткий миг сковал маневр противника. Он не успел отпрыгнуть назад, чтобы высвободить оружие. Мой кинжал пробил его предплечье навылет, вонзившись между лучевой и локтевой костями.
Шпага барона упала на булыжник, он потянулся к ней левой рукой, нелепо взмахивая правой, из которой фонтанировала кровь. Но мне продолжение не нужно. Наступил сапогом на клинок у дужки эфеса, сталь сломалась с сухим треском, моя же шпага уперлась в кадык на молодой шее.
– Вы доказали свою преданность, защищая честь короля и Франции, барон. Теперь убирайтесь с глаз. Ну же!
Сзади, со стороны анжуйцев, гугенотов и гизаров, раздался одобрительный шум, в рядах миньонов я увидел оживление. Они, конечно, вряд ли ожидали, что парень уложит опытного бретера. Но что-то в сценарии пошло не так. Шико, надеясь, что его никто не видит, схватился за голову. Три тысячи чертей, если он от меня хотел определенных действий, почему не предупредил, не передал записку?!
Второй раунд. Радзивилл сбросил контуш на руки другому пану. В руках литвина мелькнула сабля, более тяжелая и сокрушающая, чем шпага, потому что прием сабли на слабую часть шпажного клинка почти всегда приводит к тому, что оказываешься безоружным. Как и во время польских поединков, в запасе у меня только один выпад на опережение, он часто помогал, став смертельным и решающим, но трое французов погибли на дуэлях с шляхтой, провалившись и не достав противника, который тут же бил сверху.
По старой памяти ждал от представителя польской школы сверкающий круг из стали и жестокие рубящие удары, в принципе не берущиеся на шпагу, можно лишь уклоняться и контратаковать дальними выпадами. Но нет, с первых шагов с саблей наголо он был осторожен и аккуратен. В его крепкой кисти умещалось столько силы, что добавочный вес по сравнению со шпагой практически не ощущался, острие буквально порхало, удары оказывались стремительны и точны. О приближении на атаку кинжалом не могло быть и речи.
Увидев, что мне приходится труднее, чем в скоротечной стычке с французом, Радзивилл не мог сдержать злобно-радостной усмешки.
– А так?
Резкий, практически невероятный с точки зрения человеческой анатомии финт не дал мне шансов отразить рубящий удар, нанесенный сразу после укола. Не в силах укрыться одной шпагой, я подставил кинжал, лишенный защитных дуг, как у рукояти шпаги. Пальцы пронзила боль, кинжал упал на мостовую, и я, отпрыгнув назад, по-собачьи принялся лизать длинную борозду на тыльной стороне кисти, откуда струйкой била кровь.
– Усталость от первого боя и кровотечение из раны отняли ваши силы, пан де Бюсси. Готовьтесь к смерти!
А теперь та самая круговерть, когда вращающаяся сабля превращается в сверкающий стальной диск, от которого трудно искать спасенье… Отступил, принимая иногда скользящие удары шпагой. Но чувствовал, что ослабею намного быстрее, чем устанет Радзивилл.
Удар! Еще удар! Его раскрасневшееся лицо, столь же яркое, как во время скандала в Лувре, приблизилось вплотную, он брызгал слюной, стремясь покончить со мной одним сильным и мощным взмахом…
– Остановитесь, пан поляк. Ваш противник вынес уже один бой, теперь ранен. Позвольте ему перевязать рану и назначайте другое время встречи, если остались претензии.
Радзивилл едва не завопил, когда пара гвардейцев де Гиза оттеснила его от меня. На гизаров набросился де Келюс, с ним – два королевских гвардейца. Странно, почему именно де Келюс столь жаждет моей крови?
Вокруг вспыхнула жестокая, бессмысленная схватка, лагеря вроде бы понятные, но возникло ощущение, что рубятся все против всех. Я отскочил к стене аббатства. Зажав шпагу подмышкой, оторвал рукав сорочки и попытался замотать рану на руке, чтоб как-то остановить потерю крови, но закрепить импровизированный бинт не успел, тот же де Келюс, разгоряченный и с кровью на кончике шпаги, вытянулся передо мной во весь свой небогатырский рост с откровенным намерением кинуться в атаку.
– Жак, тебе-то с чего стараться? Остынь!
– С того же, что послужило причиной смерти маркиза де Клермона, когда ты его порешил – земля нужна. Генрих обещал мне твои владения в Анжу.
Прав был шляхтич – за злодеяния наступает расплата. И хоть моя вина в убийствах Варфоломеевской ночи не очевидна, никто не будет разбираться, все равно отвечать придется де Бюсси.
Де Келюс атаковал, и единственное, что выручало – он фехтовал в хорошо известной школе. По технике мы примерно равны, а проигрыш в росте миньон компенсировал напором, все время сокращая дистанцию. Кинжал пока не доставал, второй клинок обеспечит ему преимущество, когда сблизиться удастся еще ближе.
С де Келюсом нужно бить в другие места, поражаемые и без стали.
– Получишь земли, маркизат, а что потом? Выше ростом все равно не станешь!
Моего оппонента просто подбросило вверх от возмущения.
– Ты негодяй, де Бюсси! Теперь точно живым не уйдешь!
Но, в отличие от Радзивилла, мой третий соперник при виде крови не пытался окончить поединок сокрушительным напором и сохранил расчетливость действий. Помнил, как Шико выводил противников из себя глупой, но обидной шуткой, а потом стремился подловить на контратаке, отточив эти приемы до ювелирного совершенства.
Прижал к стене, зараза! Отступая от его нападок, я удалился от ворот аббатства и основного места кровопролития. Постепенно коротышка взял верх, я фактически был в его власти, и он понимал это. Даже несколько ослабил темп, смакуя ситуацию.
– Говорят, ты имел успех у жены литовского пана? Что же, после твоей смерти она выберет более ловкого, а не более высокого.
Граф начал чередовать колющие выпады с рубящими ударами, и в какой-то момент я отпрыгнул, впечатавшись спиной в высокий забор обители, перекинул шпагу в раненую левую и отчаянно встряхнул ушибленной правой в воздухе…
– Приплыли, барон? Считай до десяти. Буду рубить тебя по кусочкам. Считай-считай. Первые удары, быть может, и отразишь. Десятый – нет. Отсеку руки, пальцы, уши, голову. Будет некрасиво, но довольно смешно. Раз-з-з!
Шпага плохо слушалась в левой руке, рукоять моментально взмокла от крови, да и рубашечный бинт мешал. Не знаю, как остальные, я и первый-то удар отразил едва-едва…
– Слабовато! Пробуем еще. Два!
Я вытащил кинжал правой… и уронил его.
– Косточку ушиб? Ничего. Было бы время – зажило бы. Но у тебя нет времени. Четыре!
Принимая удар, я присел.
– Ноги тоже не держат, как и руки? Отвечай!
– Ты сам дьявол, Жак! И гореть тебе в аду!
– Истину глаголешь! И дорога в ад мне уготована, но не сейчас. Буду вежлив – пропущу кого повыше ростом. Пять!
Ой, как сильно… Левую кисть едва чувствую, отдало в плечо.
– Что же Генрих тебе посулил, кроме имений в Анжу? Сделать любовничком вместо де Бреньи?
– Ты идиот, Луи. Убил бы мальчишку, он королю смертельно надоел и стал на язык не воздержан, был бы разговор другой. Какого черта пожалел? Тебя же просили по-хорошему, предупреждали… Шесть!
Еу-у-у… Как больно…
– Решили убить, так что же на меня не натравили Шико?
– Шут был против. Не ровен час, бросился бы на твою защиту. Дерется он сильно, но в душе – слабак! Семь!
Удар, лишь частично смягченный, пробил до плеча и вспорол камзол. Насколько глубока рана, не знаю… Я уже почти ничего не чувствовал… Но сделать ответный ход пока не мог. Терпеть!..
– Мы убьем всех – де Гиза, Франциска и Наварру. Мы станем первыми людьми Франции! Да здравствует король Генрих! Восемь!
– А потом вас убьют следующие фавориты короля, тоже вообразившие себя бессмертными…
– Ты уже хрипишь, де Бюсси, а все пытаешься острить. На том свете будешь смешить чертей. Девять!
Шпага от вышибки улетела куда-то прочь. Де Келюс занес клинок для завершающего удара, но «десять» крикнул я, всадив ему звездочку точно в бесстыжий глаз. Именно для этого мне понадобилась пантомима с «ушибленной» рукой, будто она вышла из строя и не держит даже кинжал, наш злой гном уверовал и совершенно выпустил из виду манипуляции правой.
– Выше ты так и не стал.
Я согрешил против истины. Мышцы расслабляются после смерти, длина тела покойника чуть больше, чем рост при жизни. Ну, кому еще сегодня предстоит стать длиннее?
Подхватив шпагу коротышки, свою искать некогда, я помчался обратно, щедро брызгая кровью вокруг. Понял, что самое главное не увидел – практически все миньоны лежат, кто-то неподвижно, кто-то основательно ранен. Численное преимущество гугенотов, сражавшихся, во что трудно поверить, на одной стороне с католиками де Гиза, принесло свои плоды. На ногах из приспешников короля остался лишь его шут, отбивавшийся сразу от троих, сжимая по шпаге в каждой руке.
Против него на место анжуйца стал гизар, другой гизар сменил гугенота. Они не торопились: Шико выдохся и стремился к глухой защите. Возможно – ранен, но на улице основательно стемнело, и не разглядеть, струится ли по его плащу кровь.
Я отбросил шпагу Келюса и нырком проскочил в тыл бывшему учителю и бывшему другу. Он так и замер, выставив вперед обе шпаги, я удержал его горло удушающим приемом, прижав острие кинжала под бровь, к самому веку.
– Брось шпаги. Сам же меня учил – острие через глаз пробьет голову и выйдет через ухо. Проверим?
– Убирайся, де Бюсси! Я дерусь не с тобой!
– Ты уже не дерешься, а пугаешь монашек из соседнего монастыря своей немощью. Бросай, а то взрежу тебе шею, сделав вторую улыбку. Генрих обхохочется!
– Сеньор! Позвольте нам убить его, – влез гизар. – Он ранил двух наших.
– Но не убил? Старый, добрый и уже безобидный Шико… Бросай прутики, неудачник!
– Ладно… Но я тебе припомню, де Бюсси! – Неблагодарная скотина вручила мне обе шпаги в знак подтверждения, что – да, он лично мой пленник, и это было жутко несправедливо по отношению к измотавшим его анжуйцам и гизарам. – Ты сам сильно ранен? Сейчас позову Чеховского. А где де Келюс?
– Ему уже не поможет никакой врач. Лучше мне помоги взобраться на лошадь.
Меня проводили до квартиры, до неумелых рук Симона, польский коновал промыл и заштопал все порезы.
Перед тем как провалиться в беспамятство от изнеможения и потери крови, я вновь, словно глядя на картину, вызвал из памяти последнее, что запомнилось у ворот аббатства: три польских трупа. Петра Радзивилла и его двух товарищей били на поражение – в шею, в голову, в сердце. Похоже, кололи несколько раз, чтоб наверняка.
Отправили в пекло их, а поразили меня. Эльжбета никогда мне не простит еще три жизни, прерванные из-за истории, с ней связанной. Жалкие оправдания, что не я лично проткнул ее непутевого супруга, ничем не помогут…
Я проиграл сегодняшний бой на самом важном фронте и до конца не понимаю, по чьей вине – из-за банального неумения совладать с ситуацией или не справился с некой силой, не желающей моей связи с любимой женщиной.
