Хотя торговая политика Гамильтона к 1820-м годам уже была в самом расцвете, тарифы оставались постоянным источником проблем американской внутренней политики и в последующие три десятилетия. Южные сельскохозяйственные штаты постоянно пытались снизить пошлины на промышленную продукцию, в то время как северные (индустриальные) — стремились удержать их на высоком уровне или даже повысить. В 1832 году сторонники свободной торговли из Южной Каролины даже отказались признавать новый федеральный тарифный закон, что вызвало политический кризис. Выход из так называемого нуллификационного кризиса нашел президент Эндрю Джексон, который предложил несколько снизить тариф (хотя и ненамного, что не вполне соответствует его образу героя американского капитализма свободного рынка), при этом угрожая Южной Каролине применением военной силы. Это помогло на время снять вопрос с повестки дня, но тлеющий конфликт в итоге потребовал насильственного разрешения в Гражданской войне, которая произошла при президенте Аврааме Линкольне.

Многие американцы называют Линкольна, шестнадцатого президента США (1861–1865), Великим освободителем, имея в виду американских рабов. Но в равной мере его можно именовать и Великим протектором американской промышленности. Линкольн был убежденным сторонником защиты молодых отраслей промышленности. Своим политическим идеям он был обязан Генри Клэю из партии вигов, который выступал за создание «Американской системы», состоявшей из защиты зарождающихся отраслей («защиты отечественного производства») и инвестиций в инфраструктуру, например в каналы («внутренние усовершенствования»).

Линкольн, как и Клэй, родился в штате Кентукки и попал в политику в 25 лет, пройдя в конгресс штата Иллинойс от партии вигов; политическую карьеру он начал как доверенное лицо Клэя.

Благодаря своей харизме Клэй ярко выделился с самого начала политической деятельности. Почти сразу после прихода в Конгресс в 1810 году он стал спикером Палаты представителей (1811–1820, 1823–1825) и представлял Запад страны, стремившись убедить эти штаты объединиться с северными, в развитии промышленности которых Клэй видел будущее. Традиционно Запад, почти не имея промышленности, выступал за свободную торговлю, а следовательно, блокировался с поддерживающим его Югом. Клэй пытался убедить западные штаты перейти к поддержке протекционистской программы промышленного развития в обмен на федеральные инвестиции в инфраструктуру региона.

Генри Клэй баллотировался в президенты трижды — в 1824, 1832 и 1844 годах, но безуспешно, хотя и был очень близок к победе на выборах 1844 года. Кандидаты от партии вигов, которые становились президентами (Уильям Гаррисон и Закари Тейлор), были генералами и не имели четких политических или экономических взглядов.

В итоге получить президентский пост для своего лидера Линкольна протекционистам помогло создание Республиканской партии. Сейчас она называет себя «Великой старой партией» (GOP — Grand Old Party), но на самом деле она моложе Демократической, которая в той или иной форме существует со времен Томаса Джефферсона (когда она, к ужасу современных политологов, называлась Демократической республиканской). Республиканская партия стала изобретением середины XIX века, которое базировалось на новой концепции, подходившей стране, быстро развивавшейся как вовне (на запад), так и вперед (благодаря индустриализации), не возвращаясь к аграрной экономике рабовладельческого типа, которая становилась все менее жизнеспособной.

Выигрышным решением Республиканской партии оказалось сочетание «Американской системы» партии вигов с бесплатной раздачей государственных земель (которые, впрочем, нередко уже были нелегально захвачены), в которых так нуждались на Западе. Такой призыв к бесплатному распределению государственных земель, естественно, был проклятьем для южных землевладельцев, которые видели в нем первый шаг по скользкой дорожке в сторону всеобщей земельной реформы. Законопроекты, предусматривающие такое распределение, постоянно отклонялись конгрессменами с Юга. Республиканская партия пыталась провести Гомстед-акт, где содержалось обещание выделить 160 акров земли любому, кто будет заниматься на ней сельским хозяйством в течение пяти лет. Этот закон провели уже во время Гражданской войны в 1862 году, когда Юг перестал участвовать в работе Конгресса.

Рабство было не таким уж принципиальным вопросом американской политики перед Гражданской войной, хотя сегодня так считает большинство. Аболиционисты обладали сильным влиянием в некоторых северных штатах, особенно в Массачусетсе, но господствовавшие взгляды на Севере не были аболиционистскими в целом. Многие из противников рабства все равно считали черных расово неполноценными, а потому возражали и против предоставления им полных гражданских прав, в том числе права голоса. Они считали предложение радикалов о немедленной отмене рабства крайне нереалистичным. Сам будущий Великий освободитель разделял эти взгляды. В ответ на газетный материал, в котором содержался призыв к немедленному освобождению рабов, Линкольн писал: «Если бы я мог спасти Союз, не освобождая рабов, я бы пошел на это; и если бы я мог спасти Союз, освободив всех рабов, я бы пошел на это; и если бы я мог спасти Союз, освободив некоторых рабов, а других — нет, я бы пошел и на это тоже». Специалисты по данной эпохе сходятся во мнении, что отмена рабства в 1862 году была скорее стратегическим ходом с целью выиграть войну, чем актом внутреннего убеждения. Противоречия, касающиеся торговой политики, сыграли не меньшую, а возможно, и большую, чем рабство, роль в качестве предпосылок к войне.

Во время избирательной кампании 1860 года республиканцы некоторых протекционистских штатов клеймили демократов «Южной британской антитарифной разъединяющей партией» [курсив автора. — Ха Джун], разыгрывая карту «Американской системы» Клэя, в которой подчеркивалось, что свободная торговля служит интересам Британии, а не Америки. Тем не менее Линкольн во время избирательной кампании старался замалчивать вопрос о тарифах, и не только чтобы избежать нападок демократов, но и чтобы сохранить хрупкое единство в своей новообразованной партии, в состав которой входили и некоторые сторонники свободного рынка (в основном из числа бывших демократов, выступивших против рабства).

Однако сразу после победы на выборах Линкольн поднял тарифы на промышленную продукцию до рекордной отметки за всю американскую историю. Расходы на Гражданскую войну стали предлогом для этого: здесь можно вспомнить, что первое существенное повышение американских тарифов случилось во время англо-американской войны (1812–1816). Однако после войны тарифы остались на том же уровне или даже повысились. Ставка тарифа на промышленную продукцию оставалась в 40–50% до начала Первой мировой войны и была наивысшей в мире.

В 1913 году после победы демократов на выборах был принят тарифный закон Андервуда, снизивший среднюю ставку тарифа на промышленную продукцию с 44 до 25%. Однако вскоре ее снова повысили из-за участия США в Первой мировой войне. После возвращения к власти республиканцев в 1921 году тарифы опять пошли вверх, хотя так и не вернулись к ставкам 1861–1913 годов. К 1925 году средний тариф на промышленную продукцию поднялся до отметки 37%. После Великой депрессии был введен тариф Смута — Хоули (Smooth — Hawley tariff) 1930 года, который поднял ставку еще выше.

Как и повсеместно разрекламированная проницательность движения против «кукурузных законов», ошибочность тарифа Смута — Хоули стала важнейшей небылицей в мифологии свободной торговли. Джагдиш Бхагавати назвал ее «наиболее очевидным и существенным актом антиторгового недомыслия». Однако такая оценка вводит в заблуждение. Допустим, тариф Смута — Хоули спровоцировал международную тарифную войну, причиной чему был неудачно выбранный момент и новый статус США как страны, ставшей крупнейшим в мире кредитором Первой мировой войны. Но он никоим образом не является радикальным отклонением от традиционной американской позиции в торговой политике, как утверждают теоретики свободной торговли. После принятия закона средний тариф на промышленную продукцию вырос до 48%. Повышение с 37 (1925) до 48% (1930), конечно, довольно существенное, но и тектоническим сдвигом его не назовешь. Более того, цифра 48%, установленная этим законом, вполне укладывается в диапазон ставок, которые преобладали в США со времен Гражданской войны (находится в верхней части этого спектра).

Хотя США были самой протекционистской страной в мире в течение всего XIX века и вплоть до 1920-х годов, вместе с тем они являлись самой быстрорастущей экономикой. Выдающийся швейцарский историк экономики Пол Байрох указывает, что нет никаких доказательств, что единственный в истории США период значительного снижения протекционистских мер (1846–1861) оказал сколь-нибудь заметное положительное влияние на темпы экономического роста. Некоторые теоретики свободной торговли утверждают, что экономика США в этот период росла, несмотря на протекционизм, потому что в стране имелось много других благоприятных условий, в частности обильные природные ресурсы, большой внутренний рынок и высокий процент грамотности населения. Силу этого контраргумента, однако, подрывает тот факт, что, как мы увидим впоследствии, многие другие страны, где всех этих условий не было, тоже быстро росли за защитными барьерами. В качестве примера можно привести Германию, Швецию, Францию, Финляндию, Австрию, Японию, Тайвань и Корею.

Только после Второй мировой войны США, уже обладая явным промышленным превосходством, либерализовали свою торговлю и стали защитниками дела свободной торговли. При этом надо отметить, что Штаты никогда не занимались свободной торговлей в тех же масштабах, что и Британия в 1860–1932 годы. У них никогда не было режима нулевого тарифа, они при первой необходимости гораздо агрессивнее применяли нетарифные протекционистские меры. Кроме того, даже когда страна перешла на более свободную (но не абсолютно) торговлю, американское правительство помогало ключевым отраслям промышленности иными средствами, например государственным финансированием научных разработок.

С начала 1950-х до середины 1990-х годов расходы федерального правительства составляли 50–70% всех расходов на научные разработки в стране, что намного больше 20%-го показателя в таких известных «государственным регулированием» странах, как Япония и Корея. Без финансирования федеральным правительством научных разработок США не смогли бы удержать глобальное технологическое лидерство в таких ключевых сферах, как компьютеры, полупроводники, естественные науки, интернет и аэрокосмическое приборостроение.