35
Ларри вышел из Эйвонмаута на новейшем грузопассажирском судне «Гольфито». Во время двухнедельного пути через океан он расспрашивал капитана обо всех тонкостях перевозок, в особенности о том, сколько товара можно перевезти за один раз. И решил, что мощности можно использовать продуктивнее.
– Все так думают, – ответил капитан, – но как только начнешь мотаться туда-сюда, то там прихватишь, то тут, так в итоге заплатишь больше, чем заработаешь. Мы перевозим большие партии бананов. Наши суда были построены именно для этого.
На «Гольфито» могли разместиться девяносто четыре пассажира в каютах, расположенных посреди судна между огромными холодильными камерами. В обратный путь они отправятся с 1750 тоннами бананов на борту.
Один из пассажиров, колониальный чиновник Дженкинс, решил развеять иллюзии Ларри относительно жителей Ямайки.
– Это чудесные люди, – сообщил он, – добрые, веселые, изумительные спутники и так далее. Только не просите их поторопиться. Спешить они не станут. Не в том смысле, что тугодумы. Соображают они быстро. Но они из тех людей, которые относятся к жизни легко.
– Но мы-то нет. Мы серьезно относимся к жизни.
– Можно и так сказать. Мы трудимся всерьез. Делаем что задумали. Строим железные дороги, прокладываем морские пути. Поэтому мы в конце концов становимся главными. Но я так вам скажу, Корнфорд. Если бы я вырос на Ямайке, то целиком и полностью был бы за то, чтобы жить легко. Там большую часть года прекрасная погода. Я придерживаюсь климатической теории. Холод заставляет шевелиться, вот почему бодрые северяне в итоге правят сонными южанами.
– К Индии это теперь не относится.
– Ваша правда. Но гляньте, что случилось, едва мы ушли. Они тут же бросились друг другу глотки резать.
– А вам не кажется, что и мы к этому руку приложили?
– При чем тут мы? – изумился Дженкинс. – Они счастливо жили бок о бок друг с другом под нашим правлением более двухсот лет.
Ларри решил не рассказывать Дженкинсу, что был в Индии во время раздела, потому как сам еще не определился, что обо всем этом думает.
– Убийство Ганди, – сказал он, – шокировало меня.
– Он вечно витал в облаках, – ответил Дженкинс. – Вы знали, что он пил собственную мочу? Поверьте, здесь тоже рванет. Одному Богу известно, что здесь случится без нас.
К концу путешествия Ларри успел переговорить со множеством пассажиров. И все твердили одно и то же:
– Жаль, вы не видели Ямайку до войны. Это был рай. Теперь все кончено.
Оказалось, дело было не только в потерях, понесенных экономикой острова за военные годы.
– Люди уже не те. А все профсоюзы и забастовки, Бустаманте с Мэнли, внушившие народу, будто его обижают. Прежняя Ямайка погибла в сахарном бунте тридцать восьмого года.
Когда корабль обогнул Порт-Рояль и вошел в Кингстон-скую бухту, все собрались на палубе. Над бухтой висел тяжелый, душный зной. Сесил Оуэн, местный управляющий «Файфс», уже ждал на причале – крепкий краснолицый крепкий мужчина за пятьдесят, он, похоже, знал всех прибывших в лицо. Ларри он принял с особенной теплотой:
– Я сразу понял, что это вы, едва увидел. Вылитый отец, только с шевелюрой. Как прошло путешествие?
– Отлично. Очень спокойно.
– Красавец, а? – Он с удовлетворением окинул взглядом «Гольфито». – Жить вы будете у меня.
– Не хотелось бы вас стеснять.
– Ничего страшного, я холостяк. Буду рад компании. Осторожно, сейчас ливанет!
В следующий миг на причал обрушилась стена тропического дождя. Теплые капли заплясали по брусчатке, наполняя воздух густой сладостью. Чернокожие докеры невозмутимо продолжали выгружать багаж пассажиров. В брызгах из мгновенно возникших луж мчались машины; дворники на лобовых стеклах едва справлялись с потоками воды. Сесил и Ларри пережидали ливень под навесом.
– Водитель где-то здесь, – заверил Сесил, – он видел, что судно прибыло. Он нас найдет.
Вечером того же дня Ларри сидел с Сесилом на широкой веранде его дома и пил ром со свежевыжатым лаймовым соком, глядя на темно-синие воды бухты Хантс-Бей и раскинувшийся внизу городок. Мокрые после дождя крыши поблескивали в закатном солнце.
– Я слышал, раньше Ямайка была раем, – проговорил Ларри, – но теперь будто бы все кончено.
– Все кончено? – переспросил Сесил. – Кто вам сказал?
– Парень по фамилии Дженкинс. Он считает, местные стали много о себе понимать.
– Джонни Дженкинс? Он болван. Я прожил здесь тридцать лет и люблю эти места. Просто нужно взглянуть на ситуацию с точки зрения местных. Мы вывезли их из Африки как рабов, потом освободили и сказали, что Британская империя им мать, а они – дети и должны быть нам благодарны. Дальше мы зарабатываем кучу денег на бананах, которые они выращивают. Потом ввязываемся в войну и говорим, что их бананы нам не нужны. Разве после всего этого не захочется строить свою жизнь самостоятельно? Но проблема в том, что если на протяжении трехсот лет говорить людям, что они дети, то они привыкнут, чтобы их водили за ручку, и станут бояться ходить самостоятельно. Таким образом, – хмыкнул Сесил, – мы получили полный остров рассерженных детей.
Ларри вспомнил Индию, встретившую его сложной смесью восхищения и неприязни.
– И что, все тут так думают, Сесил?
– Господи, да нет, конечно! Под «всеми» вы ведь подразумеваете белых?
– Пожалуй.
– Нет, нет. Среднестатистический владелец плантации считает ямайцев ленивыми и неблагодарными, неспособными пописать, пока им не расстегнут штаны. Дети природы и прочая ерунда.
– Опять дети.
– Такая уж у нас империя. Сперва заставим негритосов работать задарма, а потом скажем им, что все мы тут – большая семья.
– Есть и другие империи. Что вы думаете о наших американских хозяевах?
– Бандиты!
– Значит, мы тоже бандиты?
– Мы все-таки помельче калибром. Слышали, как Зимюррэй пропихнул Бонилью в президенты Гондураса? Яхта, ящик винтовок, три тысячи патронов и один громила по прозвищу Пулемет Мэлони. Вот это было время.
Ларри нежился в объятиях теплого вечера, устав с дороги и убаюканный ромом. Коричневая ящерка перебежала веранду и скрылась в цветущей бугенвиллее на склоне. Мимо пролетела колибри, ненадолго зависнув в воздухе прямо перед Ларри.
– Вот, – сказал Сесил, – настоящее приветствие по-ямайски.
У птицы было крохотное ярко-зеленое тельце и длинный красный клюв. Ларри смотрел, как она мельтешит в воздухе, а потом упархивает в пурпурные заросли.
– Это рай, Сесил.
Такой легкости Ларри не ощущал многие месяцы. Почему? Он предпочел не задаваться этим вопросом, а просто радоваться мгновению.
* * *
Сесил устроил Ларри экскурсию по плантациям. Многие из них пострадали от панамской болезни – грибка, поражающего корни бананов. Зараженные растения сорта «гро-мишель» приходилось выкапывать, чтобы заменить на «кавендиш», устойчивый к панамской заразе. Ларри смотрел, как рабочие срезают тяжелые зеленые грозди и тащат к пунктам сбора, и время от времени задавал им вопросы, но отвечали ему скупо.
– Они боятся, что, если начнут жаловаться, вы их уволите, – объяснил Сесил.
– Я вас не уволю, – заверял Ларри.
– Уволить это ладно, – сказал Сесил. – В Гватемале ребята из «Юнайтед» жалобщиков отстреливают.
Рабочие засмеялись.
– Я и стрелять по вас не буду, обещаю. Но я действительно хочу узнать, насколько, по-вашему, справедливо с вами обходится компания.
Они только пожимали плечами, уперев глаза в твердую землю.
– Это работа, – ответил один.
Остальные закивали.
– А вы можете найти работу получше?
– Сейчас – нет.
– Но, может, потом когда-нибудь?
Все снова осторожно кивнули, боясь его обидеть.
– В один прекрасный день Ямайка станет независимой, – сказал Ларри. – Будет вам тогда лучше?
Рабочие молчали, пожимая плечами.
– Давай, Джозеф, – ободрил Сесил одного из них, – ты ведь любитель поговорить.
– Ну, сэр, – начал Джозеф. Он поглаживал гроздь бананов. – Не представляю, чтобы такие, как я, могли разбогатеть.
– Значит, с приходом независимости, – спросил Ларри, – вы попросите нас уйти?
В ответ рабочие замотали головами:
– Чтоб «Файфс» ушли с Ямайки? Никогда!
Трясясь на джипе компании по разъезженным дорогам и чувствуя теплый ветер в волосах, Ларри осторожно излагал Сесилу идею, которая уже несколько недель крутилась в голове, – о компании, где каждый сотрудник чувствует себя значимым.
– Это ничего не изменит ни на йоту, – ответил Сесил. – Они продолжат жить как жили.
– Но почему? Если мы предложим повысить им зарплату и пособия?
– Они с радостью примут, что бы вы им ни предложили, но если им каждый день твердят, дескать, мы богатеем за их счет? Недовольными быть удобно.
– Но почему они так отличаются от нас?
– Кто сказал, что они отличаются от нас? Черт возьми, я тоже недоволен. Давайте, поднимите мне зарплату и пособия!
Сесил нравился Ларри. Он производил впечатление человека в ладу с собой. За ужином Ларри вернулся к разговору о компании своей мечты.
– Ну, можно же как-то сплотить людей ради общего дела. Как в армии или в футболе. Когда общий успех – это успех для каждого. Отчего вообще эти мысли, будто один человек наживается на другом?
– Оттого, что один человек богаче другого.
– Я не согласен. Думаю, всем очевидно, откуда берется разница в зарплатах. Никто не ожидает, что всем будут платить одинаково. Всем известно, что больше получает тот, кто умнее, у кого дел невпроворот, на ком лежит ответственность. Не все хотят быть начальниками. Но каждый хочет чувствовать, что его дело ценят и уважают. Люди хотели бы гордиться своей компанией и знать, что компания гордится ими. Чтобы каждый из них воспринимался как личность, а не покупался и продавался, будто скот. Люди хотят, чтобы их труд наполнял жизнь смыслом.
Сесил посмотрел на Ларри с изумлением и симпатией:
– Так вы серьезно?
– А почему нет?
– Ну, это ведь против человеческой природы. В глубине души каждый из нас дерьмо.
– И вы дерьмо? Потому что, уверяю вас, я – нет.
– Вы хороший человек, Ларри Корнфорд. Как и ваш отец. Храни вас Господь. Я буду молиться, чтобы вы не набили себе лишних шишек.
* * *
Распростившись с Сесилом Оуэном, Ларри отбыл из Кингстона в Новый Орлеан на одном из судов Великого белого флота. Там теперь располагалась штаб-квартира «Юнайтед фрут компани». Зная, что Ларри недостаточно опытен, чтобы взять на себя руководство «Файфс», Корнфорд-старший решил, что сыну будет полезно встретиться с президентом материнской компании, легендарным Сэмом Зимюррэем. Однако когда Ларри появился в нарядной штаб-квартире «Юнайтед» на Сент-Чарльз-авеню, то выяснилось, что встреча у него назначена с вице-президентом компании по имени Джеймс Д. Бранштеттер.
– Зови меня Джимми. Рад встрече, Ларри. Мы твоего отца очень ценим, но ты-то об этом знаешь наверняка. Он, конечно, не делает нам быстрой выручки, но медленная прибыль тоже деньги. – Бранштеттер, невысокий человек лет шестидесяти, курил как паровоз и тараторил как сорока. – Значит, ты был на Ямайке. Джека Крэнстона видел, нашего главного там? Он бы тебе понравился, Джек всем нравится. Так сколько тебе лет, Ларри?
– Тридцать два, сэр.
– Ну что ж, когда твой дед заключил сделку с Энди Пре-стоном, меня тут еще не было, но, как я понимаю, договор был следующим: прикрой нас, оставь нас в покое, а мы тебе денег заработаем. Ты это так же понимаешь?
– Именно так я это и понимаю.
– Значит, мы отлично поладим. В бизнесе есть лишь один закон. Зарабатывай деньги, и тогда никто к тебе не привяжется. Так чем я могу тебе помочь? Хочешь взглянуть, как все здесь устроено? Или хочешь порт посмотреть?
– Я бы с большим удовольствием.
– Я с тобой прогуляюсь. Причал на Талия-стрит буквально в двух шагах. Шляпу не забудь, юноша.
Ходил Джимми Бранштеттер так же быстро, как и говорил. Когда они добрались до причала, Ларри взмок от жары и духоты.
Причал «Юнайтед» оказался в три раза больше файфсовского в Эйвонмауте. Вереницы рабочих, нагруженных бананами, тянулись к складу. У причала стояло два судна, оба разгружались с помощью портовых кранов.
– Знаешь, сколько гроздей мы привозим ежегодно? – говорил Бранштеттер. – Двадцать три миллиона. Слыхал про мисс Чикиту Банану? Конечно, слыхал. Наклейка с Чикитой – на каждой грозди наших бананов.
– Мой дед то же самое делал в двадцать девятом году с голубыми наклейками «Файфс».
– Ладно! Значит, вы успели до нас. Вот и молодцы.
Наконец они зашли в складскую прохладу. Всюду, куда ни глянь, со стеллажей свисали грозди зеленых бананов.
– Вот оно, – Бранштеттер обвел рукой пространство склада, – вот где делаются деньги. Хочешь узнать секрет нашего успеха? Контроль. Спроси Сэма, он в любой момент скажет тебе то же самое. Контроль. Контроль над каждой стадией процесса. Посадка, уход, сбор, перевозка, продажа. Как этого достигнуть? Получить в собственность. Плантации, железные дороги, суда, порты.
– Страны, – продолжил Ларри.
Бранштеттер гулко расхохотался.
– Ловишь на лету! Получить в собственность страны. Именно, черт возьми! Только мы делаем это не так, как вы с вашей империей. Мы не пишем на дверях свое имя. Иначе вас все возненавидят. Нет, мы позволяем править бал местным парням. Но только чтобы плясали там под нашу дудку.
– Да, я слышал, – ответил Ларри.
* * *
Прежде чем отправиться домой, Ларри написал два письма – Эду с Китти и Джеральдине, – хотя знал, что они опередят его лишь на пару дней.
Эта поездка помогла мне многое узнать о странном бизнесе, в котором я верчусь. И не все из этого знания оказалось душеполезным. Общая идея сводится к следующему: все, что помогает делать деньги, – хорошо. Здесь есть логика: для жизни всем нам нужны деньги. Значит, зарабатывать их – правильно, причем не важно как. Но чем больше я об этом думаю, тем больше уверяюсь в том, что люди мира бизнеса не видят общей картины. Не хлебом единым жив человек. Я прямо слышу, как рычит Эд. Но здесь даже и Бога приплетать незачем. Все очевидно. Хлеб нам нужен, чтобы выживать, но живем мы не ради хлеба. С деньгами то же самое. Они – не цель, а средство. Цель, к которой мы все стремимся, – жить достойно. Так что, как видишь, Китти, все наши беседы о праведности были не зря. Даже в непростом мире бизнеса праведность имеет значение. Она – залог достойной жизни. Честно говоря, я еще сам не понял, что хочу этим сказать: я продолжаю осмыслять это, пока пишу вам. Какое отношение праведность имеет к достойной жизни? Видимо, я считаю достойной такую жизнь, когда чувствуешь себя счастливым и значимым. Все мы хотим, чтобы наше существование имело какой-то смысл. И я не понимаю, как это возможно, если все наши блага – результат чужого страдания. Недаром нам, чтобы жить достойно, так важно верить, что изначально мы хорошие, что мы, как говорится, на стороне добра. И – да, деньги нам тоже нужны. Значит, целью любого бизнеса должны стать именно достойные деньги. Стоит фирме разделить мораль и прибыль, как исчезнет самый смысл бизнеса. Можно сказать, как святой Августин, мол, двадцать лет погрешу, а после, как заработаю достаточно, стану праведником. Но за эти двадцать лет ты отравишь мир и лишишься души. Да, Эд, я помню, что у тебя души нет. Но у тебя есть сердце. Ты живешь среди людей, которых любишь. Китти, скажи ему. Любовь – это праведность. Любовь – добро, которое люди несут друг другу.
Может, я что-то упускаю. Здесь жарко, как в аду, и я потею, как свинья. Потеют ли свиньи? Лучше сказать, что я потею, как лошадь. Так что, возможно, у меня плавятся мозги. Но вот мое признание. Я в нетерпении. Я знаю способ, как с помощью такой обыденной вещи, как продажа бананов, дать достойную жизнь нескольким тысячам человек. Я уверен, что в ближайшие годы компания будет расти. А что, если ей было предначертано нести добро? Мы уже привыкли думать, что делать деньги – сатанинское занятие. Я хочу вернуть его Господу. Полагаю, сейчас вы уже снисходительно улыбаетесь. Бедняга Ларри, он даже дорогу перейти не может, не оглядываясь в поисках высшей цели. Это правда, признаю. Я хочу, чтобы в моей жизни была цель. Но и вы хотите того же для себя. Все хотят того же. И именно этого мы ждем от нашей работы. Больше, чем денег и статуса. Мы жаждем смысла.
Ну вот, я заболтался. Через две недели и четыре дня я вернусь домой. Я очень скучаю по вас обоим и с нетерпением жду встречи. Поцелуйте от меня Пэмми и Марту. Жаль, мы все никак не выкроим времени пообщаться как следует. Может, этим летом вы с девочками присоединитесь к нам в Нормандии? Серьезно, подумайте об этом. Мы планируем пробыть там весь август.
Джеральдине он написал следующее:
Милая моя, любимая. Еще две недели, и я снова буду с тобой, а когда ты получишь это письмо, останется лишь пара дней. Новый Орлеан – прекрасный, роскошный, грязный, душный и, по-моему, чокнутый. Город похож на перезревший фрукт, который вот-вот лопнет. Я ходил на встречу в нашу материнскую компанию, но, кажется, родители из них так себе. Они мне сказали одно: зарабатывай деньги. Как ни странно, Новый Орлеан напоминает мне Индию. Та же яркость, буйство энергии и шум, но подо всем этим – дикость. Полагаю, мое второе письмо из Кингзтона ты получила. С того времени мне от тебя ничего не приходило, так что, надо думать, несколько твоих писем нагонят меня уже дома. У меня появилась мысль пригласить в августе Эда с Китти и девочками в Ла-Гранд-Эз. С детьми ведь повеселее, правда? Не могу дождаться, когда окажусь дома и вновь обниму тебя. У меня такое чувство, будто я пробыл в отъезде полжизни, а когда вернусь, все будут старенькие и сморщенные. Все, кроме тебя, милая, ведь годы над тобой не властны и красота твоя никогда не исчезнет.
