Вторая малышка с самого начала была паинькой: хорошо ела, хорошо спала и вообще радовалась жизни. Девочку назвали Элизабет – как королеву. С ее рождением жизнь Китти вновь пошла по кругу простых и неотложных забот: все прочие пришлось задвинуть в темный угол подсознания. А в центре этого круга царила розовощекая, пахнущая теплым молоком, радостно булькающая крошка Элизабет.

Памела радовалась куда меньше:

– Она похожа на мартышку!

– Зато какая милая мартышечка, правда?

– Правда, – буркнула Памела.

Прозвище приклеилось, и вскоре все называли новорожденную не иначе как Мартышкой, что со временем сократилось до Марты. Ее то и дело сравнивали со старшей сестренкой, причем отнюдь не к выгоде последней. Тут Памела и узнала, что сама она много плакала, отказывалась есть что дают и выбрасывала игрушки из коляски. «А Марту-то и не слышно, – повторяли все с восторгом. – Золотой ребенок! – с обожанием глядя на спящую малышку.

– Может, она умерла, – фыркнула Памела.

Она приноровилась тайком щипать сестренку, чтобы та плакала.

Луиза наведывалась к Эйвнеллам почти каждый день. Теперь уже все видели, очевидно, что и она беременна. Тошнота первых месяцев прошла, но у врачей по-прежнему оставались причины для тревоги.

– Это нечестно, – жаловалась она Китти. – Я должна плясать от радости, а вместо этого чувствую себя, как похмельная корова.

Джордж хлопотал вокруг нее и постоянно велел присесть. К удивлению Китти, Луизу это не раздражало. Она опиралась на его руку и похлопывала, как лошадку.

– Джордж говорит, если родится мальчик, нужно назвать Уильямом в честь его отца.

– Точно будет мальчик, – уверял Джордж.

– Зачем вам мальчик? – усмехнулся Эд. – Мальчишки вечно орут и дерутся.

В последнее время Эд стал гораздо ласковее. Китти отлично понимала, что в глубине души он несчастен, но, по крайней мере, он действительно старался держаться любезно. Она даже втайне надеялась, что рано или поздно Эд бросит пить. Но однажды миссис Уиллис, прибираясь в малой гостиной, обнаружила в буфете батарею пустых бутылок.

– Зачем их прятать, Эд? – вздохнула Китти.

– Я не прятал. Я их там хранил. Ты в курсе, что пустые бутылки можно сдать? По два пенса за штуку. Со временем наберутся неплохие деньги.

Эд непроизвольно повысил голос. Китти поняла, что ему стыдно и он защищается, а потому не стала продолжать разговор. Но теперь всякий раз, когда Эд становился сонным и молчаливым, она подозревала, что он выпил. Об этом следовало бы поговорить. Но все ее силы и время уходили на Элизабет. Да и затрагивать эту тему было боязно.

В мае, когда живые изгороди оделись белым цветом боярышника, а деревья заблестели молодыми листочками, Ларри и Джеральдина решили наведаться в родные края. Приехать они грозились давно, и вот настал момент, когда Эд дома, а Ларри смог оторваться от дел компании. Корнфорды мчались из Лондона в новеньком «райли», вишневом с кремовыми боками. Это лишь первое свидетельство того, что Ларри стал богатым человеком. Он вышел в пошитом на заказ твидовом костюме. Впрочем, галстук был подозрительно похож на его прежний школьный.

Китти расхохоталась:

– Ларри, что с тобой! Ты превратился в мелкого помещика!

– Это все Джеральдина! Она за меня взялась.

На Джеральдине – приталенное длинное красное шерстяное пальто: Китти таких отродясь не видела. На ее стройной фигуре оно сидит просто великолепно.

– Господи, я чувствую себя замарашкой! – воскликнула Китти. – Надеюсь, наш образ жизни вас не слишком смутит.

– Да о чем ты? – Джеральдина улыбалась с видом человека, настроенного получить удовольствие. – Такое счастье – вырваться из Лондона. Ты только взгляни! – Она показала рукой на небо, деревья и холмы. – По сравнению с этим Кенсингтонские сады – убожество!

Джеральдина была безупречна. С восторгом наклонялась над Элизабет, теперь почти пятимесячной. Привезла подарок Памеле. Куклу. Не пупса, а настоящую даму, которую к тому же можно переодеть в дополнительный наряд. Памела от восторга лишилась дара речи.

– Скажи спасибо, Пэмми.

Малышка уставилась на прекрасную гостью, не в силах вымолвить ни слова. Ее глаза сияли благодарностью.

– Это ты отлично угадала, – сказала Китти. – Больше всего на свете она хотела такую куклу.

Прибыли подарки и для Китти, или, как выразилась Джеральдина, «вашему столу»: коробка конфет «Фортнем энд Мэйсон» и бутылка «Дом Периньон».

– Господи, где ты это достала? – удивлялся Эд, изучая этикетку.

– У Ларри в погребе, – улыбнулась Джеральдина. Они с Ларри построили дом в Кэмден-Гроув, по соседству с отцом Ларри. – Это вино тридцать седьмого года, который, как мне сказали, был весьма удачным. Надеюсь, вы не думаете, будто я со своими дровами в лес приехала.

За обедом Ларри рассказывал о семейном деле.

– Все это стало для меня откровением. Помните, как я категорически не хотел влезать в этот бизнес? Да и в любой другой, честно говоря. Уверен, вы наверняка думаете, что теперь я занимаюсь этим исключительно ради большой машины и так далее. Но, по правде говоря, теперь я просто влюбился в эту работу.

– В бананы, Ларри? – улыбнулся Эд.

– И в бананы тоже, – отмахнулся Ларри. – Но главное, в саму компанию. Я так горжусь тем, что создали мой дед и отец. А ты знаешь, что мы чуть ли не единственная компания, которая платит пенсии сотрудникам? Аж с двадцать второго года. У нас есть фонд обеспечения персонала. Ежегодно компания отчисляет дополнительные десять процентов от зарплаты в особый накопительный вклад для каждого сотрудника. По достижении пенсии они получают кругленькую сумму. А если этого недостаточно, мы добавляем.

Джеральдина мягко коснулась его локтя.

– Ладно, – спохватился Ларри. – Хватит о бизнесе.

– Да нет, продолжай, – попросила Китти. – Мне так нравится, что ты любишь дело, которым занимаешься.

– Суть в том, – Ларри воспламенился снова, – что наши сотрудники любят компанию. Еще никто не уволился. У нас есть собственные спортплощадки. В Нью-Мэлдоне для лондонской команды, а также в Эйвонмауте и Ливерпуле. Мы ежегодно проводим соревнования по крикету между «Файфс» и Мэрилебонским крикетным клубом. Некоторые из наших играют за сборную страны.

– Беру свои слова обратно, – кивнул Эд. – Это больше чем бананы.

– Разумеется, компания живет с торговли бананами, – сказал Ларри, – но эти средства справедливо распределяются между всеми сотрудниками, как в семье. – Правда, – Ларри покраснел, поняв, что, наверное, перестарался, – большую часть получаем мы с отцом.

– Меня впечатляет любое богатство, – ответил Эд. – Я, черт возьми, знаю, сколько нужно пахать, чтобы его заработать.

– У Эда все просто отлично, – вставила Китти. – На них теперь работает целая куча южан.

– Трое это еще не куча, – поправил Эд. – Но как только снимут все запреты, полагаю, мы развернемся в полную силу.

– Не будем о запретах! – рассмеялась Джеральдина. – Я так от них устала!

Китти искренне хотела полюбить Джеральдину, но не смогла, как себя ни заставляла. И теперь стыдилась этого, догадываясь, что всему причиной простая ревность. Ларри всегда был ее особенным другом – Китти предпочитала именно эту формулировку, чтобы не слишком углубляться в тонкости. Так что ей по идее бы радоваться, что он наконец-то устроился в жизни. Но Китти не слишком нравились произошедшие с ним перемены, ни этот твидовый костюм, ни шикарная машина. Она предпочла бы прежнего Ларри – с недоуменным лицом и перепачканными краской пальцами. Чтобы он снова принадлежал ей, чтобы они обсуждали персонажей книг и то, как сложно сделать хороших людей интересными.

Джеральдина спросила об их соседях, и после неловкой заминки выяснилось, что речь о Джордже и Луизе.

– Как-нибудь, если это удобно, я бы снова хотела увидеть Иденфилд-Плейс, – сказала она, – он весьма впечатляет.

– Скорее весьма ужасает, – заметил Эд. – Подобные чудовища возводятся, когда некуда деньги девать. В свое время отец Джорджа был, говорят, богатейшим человеком в Англии.

– Если хочешь, можем после обеда прогуляться, – предложила Китти.

– Я с удовольствием, – ответила Джеральдина. – У Ларри столько теплых воспоминаний о времени, когда он квартировал в усадебном доме.

– Нет, милая, – поправляет Ларри, – я жил здесь, на ферме. А в Иденфилд-Плейс жила Китти.

– Так как же ты сдружился с лордом Иденфилдом?

– Из-за Китти. Джордж был к Китти весьма расположен. А Китти полюбила Эда. А Эд мой лучший друг.

– О, – выдохнула Джеральдина, – я не так поняла. Впрочем, не важно.

Они шли через парк в сторону усадебного дома: Китти с Мартой в коляске, Памела и Джеральдина. Ее расспросы о материнстве и о детях показались Китти неискренними, будто самой Джеральдине эта тема неинтересна, но она выбрала ее из вежливости. Тем не менее над беседой витал едва уловимый, но явственный аромат хорошего тона.

– И ты со всем справляешься сама! – восхищенно восклицала Джеральдина.

– С уборкой мне вообще-то помогают, – призналась Китти, – два-три раза в неделю.

– Хоть раз с того дня, как родилась малышка, у тебя было время отдохнуть от нее?

– Нет. Пока нет.

– Она ничего не делает, – вставила Памела. – Ни говорить не может, ни играть – ничего.

– Ну что ж, – ответила Джеральдина с улыбкой, – пожалуй, стоит отправить ее обратно.

– Да, я тоже об этом думаю, – согласилась Памела.

– Нет, ты так не думаешь, милая, – строго заметила Китти. – Это твоя младшая сестренка. Ты ее любишь.

Ларри с Эдом шагали впереди.

– Похоже, Ларри, ты доволен своим браком.

– Пожалуй.

– Я всегда считал, что из тебя получится отличный отец семейства. В отличие от меня.

– А что с тобой не так?

– Спроси у Китти. Она очень терпелива, но я иногда бываю хорош. Вернее сказать, плох.

– Эд, Китти тебя обожает!

– Ну да. – Эд уставился на крутой холм Иденфилд-хилл впереди. – Забавно, что ты так внезапно женился. Хотя, наверное, все логично.

– Это ты к чему?

– Так, – отмахнулся Эд. – Не обращай внимания.

В дом они вошли через террасу.

– Луиза! Джордж! – крикнула Китти. – Это просто мы!

Дома оказался только Джордж. Луиза в очередной раз отправилась в город к врачу. Джордж гостеприимно улыбался, хотя по всему было видно: они прервали его послеобеденный сон. Он то и дело снимал очки и протирал их гигантским носовым платком, словно пытаясь прояснить спутанные мысли.

– Мне очень жаль, что Луизы сейчас нет. Без нее тут очень тихо. Значит, это твоя жена, Ларри! Должен тебя поздравить.

– Ты был на свадьбе, Джордж, – напомнила Китти.

– Да, конечно. Ты абсолютно права, Китти.

Джордж вызвал дворецкого:

– Лотт, у нас гости. Что мы можем им предложить?

– Нам ничего не нужно, – заверила Китти, – мы зашли, чтобы Джеральдина могла посмотреть дом.

– Наш прошлый визит был так короток, – пояснила Джеральдина, – я почти ничего не видела.

– Может, за Элизабет присмотрит миссис Лотт? – спросила Китти.

Дворецкий отправился на поиски жены. Девочка спокойно спала. Просьба показать дом немного оживила Джорджа. Ему приходилось так часто водить экскурсии, что теперь это стало его стихией. Эд и Ларри отказались, а Памела, уже успевшая изучить дом, убежала в бильярдную поиграть с электрическим табло. С Джорджем остались только Китти и Джеральдина.

– Только, Джордж, короткую программу, хорошо? – попросила Китти. – Не стоит утомлять Джеральдину.

– О, это меня не утомит! – заверила та. – Обожаю старые дома.

– Начнем с холла, – начал Джордж. – Обратите внимание на потолок. Коньковый брус находится в сорока футах над нами. Настоящий английский дуб. Архитектор – Джон Нортон, друг Пьюджина. Он же построил Элведен-Холл в Саффолке. Взгляните на портрет – это мой отец, работа Лоримера. В этой форме он служил в Южной Африке. Сам я никогда формы не надевал. О чем весьма жалею.

Тем временем Эд и Ларри расположились в библиотеке.

– Ты так и не рассказал мне об Индии, – начал Эд. – Тебе там понравилось?

– Судя по всему, ты понятия не имеешь, что там происходит. Ты газет не читаешь?

– Никогда. Какой смысл? Мне не нужно ежедневно читать всякие ужасы, чтобы понять, в каком мире мы живем.

– Что ж, в Индии теперь тоже ужас, – вздохнул Ларри. – Одному Богу ведомо, сколько народу погибло там со дня провозглашения независимости. Сотни тысяч.

– Значит, очередной славный триумф Маунтбеттена.

– На самом деле я бы не винил Дики. Катастрофа назрела еще до него. Боже, такая дикость, такая ненависть! Рядом с тамошними зверствами наши войны выглядят джентльменскими.

– А твой Господь смотрит на все это, как толстая нянька в парке, слишком ленивая, чтобы встать со скамейки.

– У них свои боги. Наши им не нужны.

– Ну вот опять! Ты по-прежнему убежден в доброте, присущей роду человеческому. Снимаю шляпу, Ларри. Триумф надежды над опытом.

– Так доктор Сэмюэл Джонсон о браке говорил.

– Великий доктор. – Эд улыбнулся, но глаза его были печальны.

– Опытом я тоже обзавелся. По правде говоря, это стало одной из причин, по которой я женился. Мы ехали в машине с другом-мусульманином, когда на нас напала банда индусов. Они хотели убить его только за то, что он мусульманин. Ранили его, но, когда попытались добить, я не дал.

– Ты спас ему жизнь.

– Видимо, да. Меня даже не ранило. А после… не знаю, как сказать, мне казалось, будто я лечу. Я вернулся назад, пошел искать Джеральдину, и… что ж, итог известен.

– Опьянение от самопожертвования. Слишком сильное средство.

– Не смейся надо мной, Эд. После того дня на пляже в Дьепе я думал, что не так уж много стою. За те несколько минут в машине, когда я закрывал собой Саида… – Ларри осекся: Эд смотрел на него с восторгом и нежностью.

– Ты прекрасный человек, Ларри. Я всегда тобой восхищался, знаешь? Я хотел бы быть тобой.

– Но Крест Виктории у тебя.

– Черт бы его взял! Неужели ты не видишь, что стоишь сотни таких, как я?

– О чем ты? Сам только что говорил, бизнес у тебя растет. Вторая дочка-красавица родилась. Китти любит тебя.

– Китти рассказывала о моем тайном пороке?

– Нет.

– Расскажет. Не надо так пугаться. Старый добрый алкоголизм. Понимаю, не очень оригинально. Естественно, я борюсь с этим. Естественно, безуспешно.

– Почему, Эд? – Ларри печально посмотрел на друга. – От ужаса. Как пишут в газетах, которых я не читаю.

Джордж, Китти и Джеральдина добрались до спального этажа.

– Значит, вот где ты жила во время войны? – спросила Джеральдина. – Тебе выделили одну из больших комнат, как нам с Ларри на брачную ночь?

– О нет, – засмеялась Китти. – Мы с Луизой жили на чердаке. – Она заметила узкую лестницу для прислуги. – Вон там.

– Получается, ты жила в детской, Китти? – удивился Джордж.

– Да, – ответила она, вспоминая, как однажды вечером вернулась и обнаружила Эда на своей постели. – Мы жили в детской.

– Я туда долгие годы не заходил. Понятия не имею, как там теперь. Не хочешь освежить воспоминания?

– Почему бы и нет?

Узкая лестница привела их в коридор с отстающими обоями. Китти их прекрасно помнила.

Джордж отпер детскую:

– Когда я был маленьким, я и сам здесь спал. – Он оглянулся и умолк.

Комната сияла чистотой. На свежезастланных постелях сидели на одной – улыбающаяся кукла, на другой – плюшевый медведь. На спинке кровати висели четыре крошечные ночные рубашки с вышивкой. Под ними выстроились в ряд четыре пары вязаных пинеток. Детская люлька, обшитая изнутри тканью в розочках, стояла на кресле-качалке. Рядом на полу лежала вверх обложкой раскрытая книга – «Ребенок и уход за ним».

– Вот удивительно, – покачал головой Джордж. – Я и не предполагал. – Будто во сне он обошел комнату. – Странное место для детской. Тут, среди спален для слуг. Но мне здесь нравилось. Видите, тут в углу окно в эркере. Я частенько забирался туда и задергивал шторы. И я верил, что меня никто не найдет.

– Какая красивая комната, – заметила Джеральдина.

– Да, удивительно, – повторил Джордж.

– Не так уж и удивительно, Джордж, – сказала Китти. – В конце концов, у вас будет ребенок.

– Вот что странно, – признался Джордж, – поначалу этого и не понимаешь. Полагаю, он будет жить здесь, как и я в свое время.

– Но разве это не комната для прислуги? – удивилась Джеральдина.

– Нет, – настаивал Джордж, – это детская. Я рад, что Луиза это понимает.

Спускаясь по главной лестнице, они услышали звуки граммофона. «Инк Спотс». Красные стены большого зала ярко озаряло весеннее солнце. Там, на красном ковре между диванами, Эд кружился с Памелой.

Он заметил их в дверях и обернулся:

– Пэмми нашла пластинку. И потребовала от меня танец. Китти залюбовалась ими. Памела танцевала сосредоточенно, лишь изредка поглядывая на красавца отца. Эд выглядел беззаботным и счастливым, что в последние дни случалось редко.

– Как мило! – ахнула Джеральдина. – Куда вы спрятали моего мужа?

– Я здесь. – Ларри подошел к ним сзади.

– Мы должны присоединиться, – сказала она. Джеральдина хорошо танцевала и знала это.

– Нет, – ответил Ларри. – Это танец Пэмми.

Китти бросила на него благодарный взгляд.

– Когда мы ставили эту пластинку прошлый раз, – сказала Китти Джеральдине, – снега снаружи было по пояс, так что из дома не выйдешь.

– Ужасная зима! – согласилась Джеральдина. – Должна признать, Эд очень неплохой танцор.

– Она хочет сказать – в отличие от меня, – пояснил Ларри.

– Ничего подобного! Ты прекрасно танцуешь, милый. Но Эд так раскован и вместе с тем точен. Настоящий английский герой, правда? – Это уже для Китти. – Идет в бой, как на прогулку в парк.

Китти промолчала. Глядя на Эда, она ощущала, как сильно его любит и как это мучительно.