Август
Настоящий момент имеет одно единственное преимущество перед остальными: он принадлежит только нам.
Чарльз Калеб Колтон
64
– Кто эта Помпонетта, о которой ты говоришь? – спросонья пробормотала Марин с гламурно всклокоченными волосами на голове. Думаю, я ее разбудила.
Освежив лицо водой, она села на кровать.
– Объясни все по порядку.
И я принялась ей объяснять. Я рассказала о письме Рафаэля, непохожем на первые его послания, о своем ощущении, что в нем кроется двойной смысл, о Помпонетте.
– Но кто эта Помпонетта, черт подери?
– Ты когда-нибудь видела «Жену булочника»?
– Из «Золотой бриоши»? Так ее зовут Помпонетта?
Я расхохоталась. Обожаю эту девушку.
– Я совсем не то имела в виду. «Жена булочника» – это культовый фильм Паньоля. Пересказываю вкратце. Это история о булочнике и его жене, которая ушла к другому. Он несчастен, страдает, и все такое. Но самое замечательное в фильме – это финальная сцена. Его жена возвращается, он ее прощает, но когда их кошка, которую зовут Помпонетта, входит в дом и начинает лакать молоко из блюдечка, он изливает на нее все зло: «Тварь, мерзость, скотина! А ты о нем подумала, о бедном Помпоне, когда путалась с дворовым котом?» Я знаю, что мой марсельский акцент не добавляет красок к этому рассказу, но думаю, главное ты поняла. Слова, сказанные кошке, он на самом деле адресовал жене.
Марин посмотрела на меня так, как будто я на ее глазах теряла рассудок.
– Ничего не поняла. Ты что, выпила?
В ответ я ей протянула отпечатанный имейл. Она его прочла.
– Да, и что дальше?
– Я спрашиваю себя: действительно ли он говорит о своей бабушке?
– А может, ты под кайфом?
– Да нет же, посмотри! – сказала я, тыкая пальцем в текст. – Видишь, вот здесь, где он спрашивает, не очень ли она тоскует по нему. Может, он хочет знать, не тоскую ли я?
На несколько секунд Марин погрузилась в молчание и сидела как парализованная. Я даже спросила себя, жива ли она. Потом на ее лице появилась улыбка.
– Знаешь, а ты, наверное, права… «Она была очень грустная в момент моего отъезда», «принимая во внимание ее загруженность», «я много думаю о ней»…
Окончательно проснувшись, она вскочила на ноги.
– Да, так и есть! Это как с Пупунеттой!
Я вернулась к себе в студию с наказом от Марин: сию минуту позвонить Рафаэлю и сказать, что я от него без ума. Видимо, недосып все же повлиял на ее мыслительные способности.
Не знаю, права ли я, пытаясь отыскать между строк другой смысл. Может, мне просто очень этого бы хотелось. В то же время засовы, на которые я запираюсь от остальных, посеяли путаницу в моих чувствах. Я не знаю, чего я хочу, и не знаю, чего я не хочу, и я не знаю, когда я разберусь со всем этим. Так что в целях безопасности я решила избрать нейтральный тон.
Здравствуй, Рафаэль,
У меня все хорошо, спасибо. А как твои дела?
Я не заметила, чтобы твоя бабушка была более, чем обычно, опечалена твоим отъездом. Но если у тебя сложилось такое впечатление, завтра постараюсь все выяснить. Это правда, что она тоскует по тебе, но, как ты сам говоришь, мы делаем все возможное, чтобы она не скучала и чтобы дни, проведенные у нас, не были ей в тягость. Обещаю, что сразу же предупрежу тебя, как только увижу, что ей взгрустнулось.
Прошлый вечер был незабываем. Грег и Марин тоже в восторге. Предлагаю повторить.
Хорошего вечера и до скорого!
Памела.
P. S. Ты тоже будь осторожнее, ведь у тебя вертолет в трусах.
65
Элизабет и Пьер сидят на диване, так сильно прижавшись друг к другу, что напоминают сиамских близнецов.
– Я так счастлива, что наконец вернулась, – не устает повторять старая дама. – Не могу передать, как я там скучала, мне даже не хватало здешней еды.
Пьер тихонько сжал ее руку.
– А что я пережил! Когда долго живешь вдвоем, то невозможно себе даже представить, как это – вдруг оказаться в одиночестве. Шестьдесят лет совместной жизни: все мои привычки обусловлены присутствием супруги. Просыпаться, чистить зубы, смотреть телевизор, есть, восхищаться пейзажем… Один я не в состоянии проделывать все это.
Я почувствовала себя лишней в их вновь обретенном счастье. Я к этому не привыкла. Мои родители были слишком целомудренны. Я не могу вспомнить, чтобы они целовались у нас на глазах, исключая свадебные фотографии и дежурные поцелуи, когда они желали друг другу спокойной ночи или хорошего дня. Это не означает, что их любовь была менее сильной, просто она проявлялась по-другому. Поэтому в тот вечер на пляже меня смущали объятия и поцелуи Марин и Грега. Мне даже показалось, что они как будто хотят задеть меня своей любовью. Следует покопаться в себе, чтобы с этим разобраться.
Но сейчас я решила встать и уйти, чтобы не мешать Пьеру и Элизабет наслаждаться вновь обретенным присутствием друг друга.
– Вы только что вернулись, вам хочется побыть наедине, а мы можем поговорить в любой момент. Если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти.
Я сделала знак Элизабет, чтобы она не вставала, поскольку шейка бедра еще не окончательно зажила, но Пьер вскочил и поспешил к шкафу возле входной двери.
– Подождите, Джулия, чуть не забыл со всей этой суматохой! – промолвил он, протягивая мне старый цифровой фотоаппарат. – Думаю, тут вы найдете все, что вам нужно.
Как только за ним закрылась дверь, я бросилась изучать снимки на потертом экране. Изображение было нечетким, и я решила посмотреть их на компьютере, но то, что я успела мельком увидеть, повергло меня в изумление.
– Быть не может!
Я улыбнулась.
А теперь посмотрим, кто кого, Леон!
66
Прошел год.
Прошел целый год с тех пор, как остановилась прежняя жизнь и началась новая. Жизнь после смерти папы среди тех, кого это непосредственно коснулось.
Я плачу с тех пор, как открыла глаза утром. Хорошо еще, что сегодня воскресенье. Моя мать три раза безуспешно пыталась дозвониться до меня, но у меня не было сил ей ответить. Я бы просто не смогла разжать зубы. Позвоню ей сегодня вечером. Марин постучалась ко мне не так бесцеремонно, как обычно, вложив в этот жест немного нежности, и я это почувствовала, но не открыла. Через несколько минут она просунула под дверь лист бумаги с нарисованным сердечком и надписью: «Я здесь». От этого я разрыдалась еще сильнее.
На днях я разговаривала с Марион по телефону. Она сказала, что я сильная, потому что смогла преодолеть все это: папа, Мамину, Марк. Но никакая я не сильная. Если бы у меня был выбор, я бы выпорхнула из собственного тела, и пусть бы оно жило без меня. И будь у меня выбор, я бы закрыла глаза и проспала до тех пор, пока боль не прекратит разъедать мою душу. Но у меня не было выбора. Каждое утро встает солнце, морские волны без устали накатывают на песок, а мое тело продолжает функционировать. И я обязана следовать за этими ритмами. Нельзя нажать на кнопку «пауза».
Я достала старые фотографии. Обычно я заставляю себя думать о чем угодно, но только не об этом, чтобы не дать горю взять верх надо мной. Но сегодня я хочу провести день с ним. Сегодня я не хочу бояться боли. Думаю, я начинаю взрослеть.
Я живу с людьми в три раза старше меня. Они тоже страдали. Как и я, они думали, что не смогут все вынести и подняться, что у них на это не хватит сил. Может быть, у них внутри тоже все разрывалось от боли, и в их душах – такие же незаживающие раны, хотя они улыбаются, смеются, живут. И даже более того – они счастливы. В своих тяжелых испытаниях они черпают силы, которые помогают им видеть главное.
А я черпаю в моих стариках силу духа и стремление к сопротивлению.
Я стала ценить незначительные на первый взгляд мелочи, когда поняла, что однажды все заканчивается. Только сейчас я начинаю осознавать, что счастье соткано из таких мелочей, подобранных на жизненном пути.
Мне все еще не удается извлечь позитив из моих испытаний. Я даже не уверена, что хочу этого. Но я ценю выпавший мне шанс познать истинный смысл жизни.
И всем этим я обязана «Тамариску».
Я открыла тяжелую кожаную обложку альбома. Страницы, покрытые защитной пластиковой пленкой, прилипают друг к другу, когда их переворачиваешь. Это мой альбом. Родители начали вставлять в него фотографии сразу же, как я появилась на свет, и подарили мне его на восемнадцатилетие. У моей сестры есть такой же.
Слезы сами текут из глаз, когда я вижу еще совсем молодого отца, гордо держащего на руках свою крохотную дочь. Я смеюсь, глядя на его усатое лицо, и плачу, когда вижу, как он счастлив с матерью. Я смеюсь над собственной физиономией времен учебы в колледже: брекеты на зубах, очки на носу и черные кустистые брови. Я плачу, держа перед собой фотографию Мамину, где она учит меня вязать, и смеюсь, вспомнив, как однажды наложила макияж на лицо отца. Я ласково провожу рукой по фотографиям, мечтая, чтобы это было его лицо. Его щеки всегда немного кололись, и я всякий раз отталкивала его, когда он целовал меня. Все это я хочу сохранить в памяти.
Я вытащила из коробки сотый бумажный носовой платок, когда Марин опять постучалась в дверь. Я не ответила, потому что пока не готова. Вечером, поговорив с матерью, я зайду поблагодарить ее за сострадание. Если она захочет, мы вместе посмотрим «Друзей» в сопровождении сыра, шоколада и вина. Но только не сейчас. Сейчас я с папой. Она стучит все настойчивее, и я вздыхаю. Она очень мила, но если бы она к тому же умела понимать… Стук еще сильнее, потом раздается голос: «Открой, Джулия, это я, Кароль!»
Это не Марин. Я открываю дверь и вижу свою сестру, которая улыбается сквозь слезы. К груди она прижимает предмет, который я узнаю с первого взгляда. Это ее фотоальбом.
Совместное переживание горя сближает людей. Она пришла очень кстати – вдвоем нам будет не так тяжело.
Мы просматривали страницу за страницей. Много плакали и столько же смеялись. Воспоминания не казались тяжелыми: мы знали, что они принадлежат прошлому, которое навсегда останется с нами. Мы говорили о папе, о Мамину, ругали последними словами Марка, опустошили три коробки с носовыми платками и съели такое же количество шоколада. По очереди, чтобы она ни о чем не догадалась, мы позвонили маме.
Была уже полночь, когда сестра ушла. На прощание она обняла меня и сказала, что больше не сердится. Потом спустилась по лестнице и вышла во двор. А я видела ее семилетней, с конским хвостом, болтающимся на ветру, и беззубым ртом. Моя маленькая сестричка.
Отец умер 8 августа. Восьмого числа восьмого месяца. Двойная бесконечность. Думаю, что там, где он сейчас находится, он гордится двумя своими бесконечностями.
67
На физиономии Леона написано, что у него плохое настроение. То есть все как обычно. Губы сжаты в одну линию, брови нахмурены, взгляд упирается в пол. Анн-Мари спрашивает, соответствуют ли действительности обвинения его сына.
– Ну, папа, – умоляет последний, – тебе нечего бояться, повтори то, что ты мне говорил.
Леон качает головой и смотрит на меня зверем. Еще чуть-чуть, и он начнет изрыгать пламя.
– Я все выдумал, – признается он в конце концов.
– Что? – воскликнул его сын. – Но ведь на тебя оказывали давление, разве не так?
Леон посмотрел на него с наивным видом.
– Видно, ты действительно туго соображаешь. Ты, что же, решил, что здесь мафия?
Его сын пришел в неистовство и от возбуждения все время дергал головой, как маленькая собачка, которую устанавливают на задней полке машины. Я даже боялась, как бы у него не разошлись швы на лице.
– Но почему вы так поступаете? – спросила Анн-Мари.
– Почему, почему? Неужели всему нужно находить объяснение? Мне просто скучно, вот и все. Теперь я могу вернуться к себе?
– Можете, – тоном, не допускающим возражения, ответила директриса. – Надеюсь, вы найдете себе более достойное занятие, в будущем мы не потерпим подобных обвинений.
Леон вышел из кабинета с каменным лицом. Я внутренне смеялась, вспомнив о том, какое у него было выражение, когда я ему объявила, что все знаю. Это произошло три дня назад.
Когда я постучала в дверь, он встретил меня с преувеличенной любезностью:
– Что еще вам от меня нужно? Я думал, вы поняли, что я не нуждаюсь в ваших слезливых сеансах.
Я бросила в его сторону насмешливый взгляд.
– Согласна, вы нет. Но, может быть, Маттео желает исповедаться?
Признание мгновенно отразилось у него на лице. Он покраснел как рак, и мне показалось, что сейчас пар повалит у него из ушей. Это длилось недолго, он быстро оправился и опять натянул на себя презрительную маску.
– Не знаю никакого Маттео. Оставьте меня в покое, – накинулся он на меня, пытаясь захлопнуть дверь перед моим носом.
Но не тут-то было. Просунув ногу в дверной проем, я ворвалась в его студию. Меня удивило, что он не оказал сопротивления и позволил мне сесть. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Я всегда так себя чувствую, когда выступаю в роли обвинителя. Мне не доставляет удовольствия причинять страдания людям, какими бы неприятными они ни были, и меня не воодушевляла перспектива разоблачить Леона. Но выбора не было: если я хочу заставить его прекратить шантаж, он должен принять мои правила игры.
Пьер оказался фантастическим детективом. Когда я попросила его, по мере возможности, отыскать какие-нибудь факты и материалы, проливающие свет на жизнь Леона, он вспомнил, в какое смущение и растерянность пришел тот, когда Пьер случайно застал его за планшетом. Пьер ничего не понимает в современных технологиях, но он догадался, что если и существуют какие-то досье, они должны находиться в компьютере. И тогда он воспользовался визитом Леона к педикюрше – это единственное место, куда он отправляется без планшета – чтобы войти в его студию (по причинам безопасности двери никогда не запираются на ключ). Пьер включил планшет, кликнул мышкой на первые попавшиеся иконки и сфотографировал то, что увидел. Результат превзошел все ожидания.
– Леон, я вам не враг и не хочу им быть. Но вы не оставляете мне выбора. Мне не хотелось бы причинять вам страдания, но мы должны вместе найти решение. Вы понимаете, что я все знаю о Маттео. Обещаю, я никому об этом не скажу, и впредь мы больше не упомянем о нем. Вы согласны?
На его бесстрастном лице не отразилось ни одной эмоции. Потом он сел в свое массажное кресло и задумался, разрабатывая план нашей беседы.
– Советую не обольщаться тем, что вы одержали верх, маленькая интриганка. Если я решил не распространяться о плохом обращении, которому я регулярно здесь подвергаюсь, то лишь потому, что не желаю тратить на это время. Ваш шантаж не окажет на меня никакого давления, мне не в чем себя упрекнуть.
Леон остается верен себе.
– Действительно, вы не делаете ничего противозаконного, – согласилась я. – Но я уверена, вы не хотели бы, чтобы все были в курсе ваших дел. Ведь это называется узурпацией, вам известно?
Он скривил губы в презрительной ухмылке.
– Вам не понять. Всю жизнь я прожил в тени знаменитостей… Я ежедневно сталкивался с актерами и режиссерами, но никто меня не видел и не знал обо мне. А сегодня у меня пятьдесят шесть тысяч фанатов в «Фейсбуке», восемьдесят тысяч подписчиков в «Инстаграме» и столько же в «Твиттере». Каждое утро я начинаю с того, что просматриваю количество лайков. Это барометр моего настроения. Я выкладываю фотографии. Отправляюсь вместе со своим фанатами на Багамы, демонстрирую им свои последние покупки и кубики на животе, показываю им своего замечательного кота, знакомлю их со своим младшим братом, демонстрирую им свои селфи. Я заставляю их мечтать. Они говорят мне, что я красив, что они обожают моего кота, что я веду сказочную жизнь и они хотели бы быть на моем месте. Некоторые завидуют мне и ненавидят меня. Но я даже не удостаиваю их ответом, мои фанаты отомстят за меня. Иногда я рассматриваю их фотографии, чтобы понять, что они собой представляют. Мне жаль их. Они невзрачные, толстые, старые или бедные. Некоторые объединяют в себе все эти четыре качества. И я понимаю, почему им хочется следить за моей жизнью, вместо того чтобы заняться своей.
– Но ведь это не ваша жизнь! Вы ее у кого-то украли!
Он посмотрел на меня, как на человека, неспособного понять элементарные вещи.
– Я ни у кого ничего не украл. Я просто копирую фотографии, которые некто добровольно публикует в «Инстаграме». Что касается всего остального, я сам выдумал своего персонажа, определив его возраст и место жительства, дав ему имя Маттео, присвоив кличку коту…
– А вы не боитесь, что однажды кто-нибудь разоблачит вас?
– Неужели вы думаете, что я позволил себе быть легкомысленным при выборе персонажа? Этот парень живет в Болгарии, где он абсолютно никому не известен. И вряд ли его восемьдесят три подписчика однажды узнают его…
Я испытывала смешанное чувство отвращения и сострадания. Этот старый человек так не любил собственную жизнь, что создал себе другую, более волнующую и интересную. Он обманывал тысячи людей и не испытывал при этом никаких комплексов. Его последняя фраза помогла мне определиться с отношением к нему.
– Может быть, теперь вы будете меня уважать. Ведь у меня все же пятьдесят шесть тысяч фанатов в «Фейсбуке».
68
От: Рафаэль Марен-Гонкальвес
Тема: Тада Тада Тадатадатадатада*
Привет, Джулия.
Уже за полночь, а я только что пришел с работы. Работать приходится все больше, атмосфера в офисе напряженная: конкуренты только что увели у нас из-под носа большой контракт. Думаю, мне нужно проветриться. Я уже зарезервировал билеты и в следующие выходные буду у вас.
Как поживает моя бабушка? Часто думаю о ней, представляя ее в одиночестве в маленькой студии. Сердце разрывается от таких картин. Надеюсь, что в будущем смогу чаще навещать ее. Ей, как и мне, это доставит громадное удовольствие.
А что нового у тебя? Собираешься ли этим летом в отпуск?
До скорого!
Раф.
*Надеюсь, ты узнала мелодию из «Челюстей».
Помпонетта или не Помпонетта?
Сегодня я не так категорична, как в прошлый раз. Если его имейл и содержит двойной смысл, то ему удалось полностью скрыть его. Но если я все выдумала и в его письмах нет и намека на Помпонетту, то непонятно, зачем он постоянно твердит о своих чувствах к бабушке? Или, может быть, он решил, что я его личный психолог? Есть только один способ выяснить это.
Хелло, Рафаэль,
Сожалею, что тебе приходится работать до изнеможения и что ваша фирма потеряла выгодного клиента. Надеюсь, вы справитесь с возникшими трудностями. Но если у вас дела будут совсем плохи, не расстраивайся, я думаю, ты уже готов к профессии музыкального имитатора.
Очень хорошо, что ты приедешь, твоя бабушка будет счастлива тебя видеть. Она часто говорит о тебе, тебя ей не хватает, но с другой стороны, она гордится тем, что ее внук живет и работает в Лондоне! Она тоже беспокоится о тебе. В прошлый раз ей показалось, что ты похудел, и ее мучает вопрос, хорошо ли ты питаешься…
Но не волнуйся, она не выглядит несчастной. Одиночество почти не сказывается на ней. Хотя должна тебе признаться, что иногда застаю ее в задумчивости. Уверена, она думает о тебе, и вообще у вас замечательные отношения. Но я не заметила у нее никаких признаков депрессии, так что можешь спать спокойно.
У меня не будет отпуска, так как мой контракт скоро заканчивается. Но в этом нет ничего страшного. Когда живешь в Биаррице, возникает ощущение, что отпуск длится целый год.
До скорого!
Джулия.
У меня едва хватило времени, чтобы пробежаться по «Гуглу» и убедиться, что прыщ, некстати появившийся на моем подбородке, не похож на симптомы рака, как он ответил.
Re:
Я не знал, что твой контракт скоро заканчивается, очень жаль… Бабушка привыкла к тебе, и после твоего ухода в ее душе поселится пустота.
Успокой ее и скажи, что я хорошо питаюсь – это доказывают фотографии, которые я высылаю в приложении.
Целую,
Раф.
Я открыла приложение, несколько взбудораженная «поцелуем», которым он закончил послание. На первом фото он поедает огромный гамбургер, на втором изображен с голым торсом в позе, которую обычно принимают бодибилдеры во время соревнований.
Я рассмеялась, поскольку все это выглядело довольно забавно. Зато теперь у меня нет сомнений: Рафаэль решил приударить за мной.
69
Роза зашла ко мне в кабинет, когда я уже собралась уходить.
– У меня к вам большая просьба, Джулия, но пообещайте, что все сохраните в тайне. Это очень, очень большой секрет.
Что за тайну она мне собирается открыть? Неужели она прячет под кроватью любовников? Обхохочешься.
– Слушаю вас, Роза. Что я могу для вас сделать?
Она обвела взглядом комнату, как бы желая убедиться, что здесь нет шпионов, и прошептала:
– Зайдите ко мне в студию. Предварительно постучите семь раз, я буду знать, что это вы. Жду вас с нетерпением.
Она удалилась, слегка прихрамывая, и звук ее трости эхом отдавался в коридоре.
Минутой позже я семь раз постучала в голубую дверь.
Через две минуты я опять семь раз стукнула в голубую дверь.
Четырьмя минутами позже я уже пятнадцать раз постучала в голубую дверь и вздохнула.
Через пять минут я увидела Розу, ковыляющую в конце коридора.
– Как это вам удалось прийти раньше меня? Вы что, бежали?
– Нет, я шла.
Она осмотрелась, открыла дверь и впихнула меня в комнату.
– Вы уверены, что за вами не было слежки?
– Не думаю, инспектор.
В углу студии появился круглый столик. На нем под салфеткой возвышался некий довольно объемистый предмет. Роза приготовилась снять салфетку, чтобы, наконец, покончить с мистификацией. Изучающе посмотрев на меня, она произнесла:
– Спрашиваю вас в последний раз: вы уверены, что сохраните все в тайне?
Тут мне стало страшно. Невозможно определить, что скрывается под салфеткой, но я приготовилась к худшему: кило кокаина, бомба, труп нутрии в соломе, человеческая голова… Пора прояснить ситуацию.
– Уверена. Показывайте, что у вас там, а то вам придется меня реанимировать.
Старая дама медленно сняла салфетку, и я засмеялась от облегчения.
– Но почему столько тайн из-за компьютера?
А я уж было решила, что она прячет там труп.
– Тсс, говорите тише, пожалуйста. Вы ведь знаете, и у стен есть уши.
– Объясните мне, наконец, в чем дело! – произнесла я почти шепотом.
Роза нервно теребила салфетку.
– Мой внук Рафаэль подарил мне эту штуковину. Он мне сказал, что с ее помощью я смогу посещать разные страны, посылать письма, слушать диски.
– А вы умеете пользоваться компьютером?
– Он мне объяснил, и я все за ним записала, – ответила она, поднося к глазам листок, испещренный черными буквами. – Вот, сначала нужно включить его, нажав на зеленую кнопку, потом кликнуть на планету, напечатать в гоголе, и можно отправляться в серфинг по сети.
Мне хотелось расхохотаться или выпрыгнуть из окна. Ну и работка мне досталась!
– А чего вы хотите лично от меня?
– Так вот… Однажды я смотрела передачу с Софи Даван, ну, вы знаете, она идет во второй половине дня на «Антенн 2». Мне очень нравится эта женщина, она действительно выслушивает своих гостей и не похожа на остальных ведущих, которые только и делают, что прерывают их. Но меня это не удивляет: ведь она родом из Бордо, а все уроженцы этого города славятся своими манерами и умением жить. И она не одна такая…
– Роза, а можно ближе к делу?
– Да, да, извините! Так на чем я остановилась? Ах да! В передаче рассказывали, как подать объявление, чтобы найти любовь. Они сказали, что можно поместить его в компьютер, и люди со всего света увидят его. Принимая во внимание, сколько мужчин на планете, мои шансы найти одного среди многих велики, не правда ли?
– Вы хотите, чтобы я вас зарегистрировала на сайте знакомств?
На ее лице появилась неловкая улыбка.
– Да, именно об этом я и хотела вас попросить. Вы так добры ко мне. И потом, у вас такая профессия, что она обязывает хранить медицинские секреты. Я знаю, что это останется между нами. Так вы поможете мне?
У нее был взгляд маленькой девочки, которая просит конфету перед обедом. Ну как ей отказать!
Сев рядом с ней перед экраном, я начала приобщать Розу к работе сайта знакомств. В юности я когда-то посещала их, но потом увлечение прошло, а воспоминания, которые у меня остались, я сложила в отдельную папку и запрятала в дальний угол памяти. Хотя допускаю, что старики гораздо терпеливее молодых, и, возможно, они сначала обменяются парой слов с собеседницей, прежде чем попросить фотографию ее груди.
– Нужно выбрать псевдоним, – сказала я, откусывая кусок бисквита, который она мне предложила.
– «Псевдо» – что?
– Псевдоним, то есть прозвище, которое вы выберете, – ответила я, выплюнув бисквит в руку. – Странный вкус у вашего печенья, оно, случайно, не просрочено?
– Я сама его испекла в прошлом месяце на нашей кухне.
– Хорошо, тогда исключим кулинарию из списка ваших талантов. У вас есть идеи по поводу псевдонима?
– Не знаю, может быть, Роро подойдет?
– Не самый лучший выбор. Посмотрите, какие псевдонимы у других женщин на сайте: Нежная Романтичность 78, Рыжая Красавица 77, Влюбленная в Книги 54. Нужно придумать что-то оригинальное, что характеризовало бы вас и вызвало желание познакомиться. К имени вы можете добавить число, которое вам нравится.
На несколько минут она погрузилась в молчание, и именно в тот момент, когда я подносила чашку с чаем ко рту, ее лицо оживилось.
– Нашла! Чревоугодница 69 – это будет здорово!
Я чуть не поперхнулась, обрызгав горячей жидкостью экран.
– Вы это серьезно? Вы что, хотите привлечь внимание всех извращенцев?
– Не понимаю, что вас не устраивает, – удивилась она, переходя на шепот. – Вы сказали, что я должна найти свой самый характерный признак. Так вот: я люблю вкусно поесть и родилась 6 сентября. По-моему, отличное прозвище!
В конце концов мы остановились на Эпикурейке 64, возраст – 81 год; увлечение – чтение, прогулки, классическая музыка, кроссворды, игры Мотюс; цвет глаз – черный; цвет волос – черный, «Бразилия» Л'Ореаль; профессия – пенсионерка. Осталось только написать текст, который вызовет желание познакомиться с Розой.
С улыбкой человека, который хорошо поработал, она вынула из шкатулки сложенный листок бумаги, развернула его и положила передо мной.
Я люблю закаты. Я люблю читать и всегда начинаю с последних страниц из опасения, что могу не успеть дочитать до конца. Люблю хорошую кухню. Меня восхищает красота мира. Люблю играть в скраббл, люблю кошек. Мне нравится проводить время с близкими, люблю розы, когда они только начинают распускаться, люблю запах океана, когда его штормит. Мне нравится заботиться о себе, люблю иногда поскучать. И мне нравится думать, что однажды вы мне напишете несколько слов, которые вызовут у нас обоих желание просклонять глагол «любить» во множественном числе.
Я перевела дух. Ее текст великолепен, он не нуждается ни в каком редактировании. Теперь мне ясно, откуда берется графомания Рафаэля.
– Я долго прокручивала все это в голове, – призналась Роза, не отрывая глаз от экрана. – Надеюсь, найдется много кавалеров, которые начнут за мной ухаживать! О, смотрите, Джулия, интернет говорит, что «Я люблю жизнь 45» желает войти со мной в контакт!
Я быстро объяснила ей, как функционирует сайт, и вышла из студии, а она уже просила у первого претендента выслать ей самую последнюю фотографию.
70
Анн-Мари жестом предложила мне сесть, вытащила карандаш из кудряшек и почесала им затылок. Казалось, она подбирает слова, чтобы начать разговор.
– Мне позвонила Леа, психолог, которую вы замещаете на время ее отпуска по беременности. Как вы знаете, она родила прекрасного мальчика несколько недель назад. Все прошло хорошо, но у нее послеродовая депрессия, и она считает, что сидеть дома с ребенком – это не для нее. Она спросила, может ли она вернуться пораньше.
У меня возникло ощущение, будто я иду по тротуару с высоко поднятой головой, наслаждаясь пейзажем, и вдруг на полном ходу врезаюсь головой в столб.
Я знала, что мой контракт скоро закончится, и должна была бы этому радоваться, потому что я устроилась сюда временно. То, что я столько продержалась, – уже чудо. Я приехала сюда очертя голову, практически уверенная в том, что совершаю ошибку, о которой вскоре буду сожалеть. Но потом в моей жизни появились Марин, Грег, а также Луиза, Густав, Мисс Бабушка, Элизабет с Пьером, Люсьенна, Изабелль… Я готовилась к расставанию, но мысль о том, что меня могут попросить отсюда до окончания срока, вызвала слезы у меня на глазах.
Видимо, Анн-Мари это почувствовала, поскольку продолжила:
– Я согласилась, чтобы она раньше вернулась на работу, но предупредила ее, что не могу сократить срок вашего контракта.
Вот садистка, с этого бы и начинала!
– Я не имею на это ни права, ни желания. Вы знаете, я долго колебалась, прежде чем нанять вас. У вас не было никакого опыта работы с пожилыми людьми, если не принимать во внимание вашу стажировку. И могу вам откровенно признаться, что, имей я другую кандидатуру, я бы вас не выбрала. Но дело было срочным, и вы оказались единственным вариантом. Первое впечатление также было не в вашу пользу, поскольку вы опоздали и походили на персонаж фильмов про зомби.
Надеюсь, она приберегла под конец что-нибудь приятное после всего, что наговорила. В противном случае я попрошу разрешения выйти, чтобы повеситься на гардине.
– Но вы работаете так, что мне не в чем вас упрекнуть. Вы выкладываетесь по полной, принимаете активное участие во всех наших мероприятиях, не считаясь с личным временем. Более того – вы щедры и благородны. Вы делаете все, что в ваших силах, чтобы другим было хорошо. Вы многое дали «Тамариску». Не хочу вмешиваться в вашу личную жизнь, но мне кажется, что и «Тамариск» дал вам много.
Я утвердительно качнула головой.
– Вы даже себе не представляете, как много.
– Это заметно. Я не хочу от вас ничего скрывать и скажу вам правду: когда Леа позвонила, я надеялась, что она откажется от места. Я бы очень хотела, чтобы вы остались с нами. К несчастью, наш бюджет не позволяет иметь двух психологов, а Леа пришла раньше вас. Она отклонила мое предложение, сказав, что предпочитает работать одна и сама будет вести своих пациентов. Итак, она появится сразу же по окончании отпуска, а у нас с вами осталось почти два месяца. Вы уже начали подыскивать себе место?
– Нет еще. Все собираюсь этим заняться.
– Если я услышу, что где-то требуется психолог, обязательно вам сообщу. Не стесняйтесь обратиться ко мне, если вам понадобится рекомендательное письмо – я с радостью его напишу.
– Большое спасибо, мне очень приятно.
Она вновь вставила карандаш в волосы и улыбнулась мне.
– Это я вас должна благодарить, Джулия. Думаю, многим будет не хватать вас здесь.
Я вышла из кабинета в полном ошеломлении: через два месяца обитатели «Тамариска» станут всего лишь воспоминанием.
71
– Как ты думаешь, сожрет их акула или нет?
– Хватит, не могу больше смеяться, у меня и так колики в животе.
Рафаэль затянулся сигаретой. Мы сидели на спинке скамьи в глубине парка. Внизу у подножья скалы дюжина серфингистов лежали на своих досках в ожидании высокой волны.
Я возвращалась с пляжа, когда встретила Рафаэля. Он предложил мне выкурить с ним сигарету, а я только что загасила свою. Я была вся в песке, кожу стянуло после соленой воды, и я походила на старую куклу, которую случайно обнаружили среди хлама на чердаке, но тем не менее я сказала «да».
– Этот перерыв в работе – благо для тебя? – спросила я.
– Конечно! Я обожаю Лондон, обожаю свою работу, но сейчас действительно тяжелый момент. Я считаю дни.
– Неужели все так плохо?
– Да, даже не хочу думать об этом. Тебя не затруднит больше не возвращаться к этой теме?
– Никаких проблем. Ты когда уезжаешь?
– Завтра вечером. А когда твой контракт заканчивается?
– Ну, чуть меньше чем через два месяца.
Он покачал головой.
– Два месяца… Ты уже подумала, чем будешь заниматься после?
– Представления не имею. Время пролетело так быстро, что я и не заметила. В ближайшее время займусь этим. Кроме того, мне нужно найти квартиру.
– А ты давно уже одна?
Он спросил об этом вдруг, без всякой связи с предыдущим разговором, между двумя затяжками сигаретой, пробив брешь в моей защитной броне.
– Несколько месяцев, – ответила я, вставая. – Послушай, я должна принять душ, увидимся позже?
– Я пойду с тобой. Бабушка хочет, чтобы я научил ее ставить смайлы в интернете, – сказал он. – Чувствую, сейчас повеселюсь…
Проходя по парку, мы не произнесли ни слова. Из-за его вопроса холодок пробежал между нами. Я пыталась было разрядить атмосферу и сказать что-нибудь, но ничего забавного не приходило в голову. Он нарушил мое внутреннее равновесие. Такие вопросы не задают, если тебе больше семи лет. Когда растешь, то добавляешь сантиметры, растительность на теле, появляется грудь, часто прыщи – но прежде всего приобретаешь хорошие манеры. Ты уже не ковыряешь прилюдно в носу, не говоришь людям, что они тебе неприятны, особенно если это правда, не демонстрируешь нижнее белье, когда стоишь в очереди, и не спрашиваешь у дальних знакомых, состоят ли они в браке. Разве что у тебя есть на этот счет свои соображения.
Я чувствовала себя польщенной. Чем лучше я узнаю Рафаэля, тем больше галочек ставлю в квадратиках анкеты моего идеального мужчины. Проблема именно в этом. Я с нетерпением жду его писем, жду, когда он приедет, надеюсь, что он обрадуется, увидев меня. Но сейчас он выбрал неподходящий момент. Он как почтальон, который звонит в дверь, когда ты только что легла в ванну, как внезапное желание сбегать в туалет, когда ты начала покрывать ногти лаком, как частичка петрушки, застрявшей между зубами, когда приходишь на собеседование о приеме на работу. Короче говоря, это неудачный момент: я все еще чувствую свою уязвимость, и если кто-то причинит мне боль, я не выдержу и сломаюсь. Я боюсь его. Если бы только его чары не действовали на меня так сильно…
– Хочешь помидор?
Ничего другого мне не пришло в голову, чтобы разрядить обстановку. Он покорно пошел со мной в огород, где мы сорвали два помидора, вцепившись в них, как утопающий в соломинку. Я уже собралась вернуться к себе, когда он спросил:
– А кто у вас занимается огородом?
– Густав. Он попросил, чтобы ему выделили кусок земли, который он мог бы возделывать. Фрукты и овощи поставляют на кухню, и я нигде больше не ела такой вкусной клубники!
Рафаэль посмотрел на меня, многозначительно улыбаясь.
– Густав – это тот дедуля с ходунками, который постоянно шутит?
– Да, это он. А почему ты спросил?
– Потому что я, кажется, знаю, кому принадлежат ночные голоса.
72
Было около полуночи, когда со стороны парка раздался шум. Рафаэль сделал мне знак: началось.
Прежде чем пойти к своей бабушке, он спросил меня, раздаются ли голоса в парке от случая к случаю или в определенные дни. После минутного размышления я ответила, что слышу их периодически, но чаще всего по вечерам в субботу. И тогда он предложил мне застать врасплох ночных гуляк сегодня вечером. Я согласилась. Потом он предложил встретиться ближе к полуночи и воплотить в жизнь наш план. Я опять согласилась. Далее он добавил, что зайдет за мной в студию. Я в третий раз согласно кивнула головой, причем почувствовала странное и давно забытое шевеление в животе.
В полной темноте мы спускались по лестнице, освещая путь экраном телефона Рафаэля. Нельзя, чтобы нас заметили. Не могу сказать, что он чувствовал в эту минуту, но меня охватило то же возбуждение, как когда я впервые в жизни ночью вылезла из окна, чтобы присоединиться к своим друзьям на пляже. Но это был первый и последний раз, потому что в саду меня ждал отец. Тот факт, что я легла спать в платье, видимо, насторожил его, и он решил проследить за мной.
Сердце готово было вырваться из груди, тело было наэлектризовано, я едва сдерживалась, чтобы не закричать. Рафаэль неслышно закрыл за нами дверь флигеля.
– Побежали, – прошептал он, взяв меня за руку. Я вздрогнула от его прикосновения. За секунду мы пробежали расстояние, отделявшее флигель от основного здания. На полпути я осознала, что несусь на цыпочках. Мой мозг и тело включили паузу.
– Мы пойдем вдоль ограды, – прошептал Рафаэль еще тише и еще ближе придвинувшись ко мне.
И все ради того, чтобы нас никто не услышал.
Крадучись, мы пробирались по парку. Мы были почти у цели, когда вдруг услышали смех. Мы застыли, прижавшись к ограде. Биение сердца отдавалось в горле, в ушах. А вдруг Рафаэль ошибся? А что если голоса принадлежат группе убийц, сбежавших из тюрьмы?
– Мне страшно, – вне себя от ужаса пробормотала я.
Он поймал мою ладонь и принялся ее поглаживать большим пальцем. Если он решил, что этим жестом приведет меня в чувство, то он ошибся.
– Пойдем, мы уже почти у цели, – прошептал он. – Ты не передумала?
Его лицо находилось в нескольких сантиметрах от моего, в моих глазах отражались его глаза. Кромешная тьма, его шепчущий голос, ласкающие поглаживания руки, его дыхание на моей щеке… на несколько мгновений время остановилось. Его дыхание ускорилось, и мне потребовалось сделать усилие, чтобы успокоить свое. Его пальцы переплелись с моими. В голове прокручивались эпизоды эротического фильма. Телу хотелось забыться, но разум стоял на страже.
– Нет, не передумала, – прохрипела я. – Идем?
– Они здесь, как я и предполагал.
Голоса слышались все отчетливее по мере приближения к огороду. Я узнала один из них, потом второй. Рафаэль был прав. За оградкой вдруг вспыхнул огонек. Мы тихонько обошли ее, и, как из-под земли, выросли перед теми, кто наполнял ужасом мои ночи. Сидя на садовом стуле, Густав спокойно скручивал косячок.
73
Увидев нас, он вскочил, и все его нехитрые приспособления упали на землю.
Сидящие за столом Пьер, Элизабет и Луиза застыли в изумлении.
– Ну и ну! – набросилась я на них, – вот мы вас и застукали, банда наркоманов.
Можно было подумать, что я не только пользуюсь их неограниченным доверием, но и поощряю выращивание растений семейства коноплевых. Потому что Густав ничуточки не испугался и тут же разразился гомерическим хохотом. Его примеру последовали остальные, включая Рафаэля.
– Не понимаю, чему вы радуетесь? – спросила я, старясь сохранить серьезный тон.
– Но вы же не хотите, чтобы мы все разрыдались, – пропищала сквозь смех Элизабет, промокая носовым платком глаза, и снова залилась хохотом.
– Она сейчас нам будет рассказывать, что это вредно для здоровья, – произнес Пьер.
Их веселость заставила меня сложить оружие, и я рассмеялась вместе с ними. Луиза смотрела на меня, глаза ее сияли:
– Хотите, мы вам тоже забьем косячок?
…Прошло полчаса. За это время я успела сказать им десять раз «спасибо, нет», пытаясь убедить их в том, что мне это не нравится и что это будет непрофессионально. Я им, конечно, не рассказала, что только раз в жизни попробовала покурить травку, и это было крайне неприятно, потому что я оказалась во власти панической атаки, которую запомнила на всю жизнь. Что касается Рафаэля, то он не испытывал никаких комплексов и с наслаждением затягивался, пока четверо анашистов исповедовались передо мной. Наркотик, как известно, развязывает языки.
Густав начал выращивать коноплю с тех пор, как поселился здесь.
– Я выкурил свою первую сигарету в 1968, тогда мне было тридцать лет. Мы с женой купили травку в Англете. Наши новые соседи приобщили нас к этому, они жили коммуной, были очень открытыми, и мы быстро сошлись с ними. И хотя наш образ жизни был более традиционным, но эту привычку мы сохранили навсегда. А когда жена заболела, она курила прямо в больничной палате. Это немного успокаивало ее боль. Переехав сюда, я спросил, могу ли я возделывать огород.
И с тех пор среди томатов и клубники Густав выращивает коноплю, а ее побеги сушит у себя в студии в диванном ящике.
– Так вот чем объясняется такой странный запах в вашей студии?
Все прояснилось, даже дикие вопли, которые я когда-то слышала.
– Однажды, когда мы делились впечатлениями от курения, нас застал врасплох Леон. Мы испугались, что он может нас разоблачить, и предложили ему присоединиться к нам. Это произошло вечером в полнолуние, и целый час он был с нами, сохраняя при этом свой неприступный вид. С тех пор он даже ни разу не заикнулся с нами об этом.
– Еще бы! – усмехнулась Элизабет. – Густав заставил его поверить в то, что он снял все на видео, когда Леон уж было решил, что мы в его власти. Он испугался, как бы это не вышло наружу…
Рафаэль рассмеялся.
В самом начале Густав курил в одиночестве. Однажды вечером, проходя мимо студии Мисс Бабушки, он услышал ее рыдания. Она только что получила письмо о смерти старого друга, и хотя она не поддерживала с ним отношений, это известие убило ее. Вне всякого сомнения, речь шла о Гельмуте… Густав предложил ей присоединиться к нему. Потом в их компанию влились Пьер с Элизабет, а потом очередь дошла и до Луизы, третьего члена племени бабушек. Они собирались не реже одного раза в неделю.
– Предпочтительно по субботам, – уточнила Луиза, – потому что в этот день дежурит Сара, а она, как нам известно, спит как сурок.
Рафаэль опять рассмеялся. Чувствовалось, что он уже под кайфом.
– Но как такое возможно, чтобы никто ничего не видел и не слышал? – спросила я.
– Никому нет дела до огорода, – ответил Густав. – И мы старались не очень шуметь, хотя это не всегда удавалось. В любом случае в студиях, окна которых выходят в парк, живем мы или пансионеры, у которых проблемы со слухом. Именно поэтому мы так поздно собираемся. Но как вы узнали?
– Это все я, – сказал Рафаэль, затягиваясь косячком. – Я уже давно не курю травку, но листья в вашем огороде я сразу же узнал. Браво, братишка, отличная работа!
Хохот опять охватил всех.
– Я слышала вас несколько раз, – ответила я. – Я даже пыталась определить, откуда шли голоса.
– О, нам это известно! – сказал Густав. – Однажды мы видели, как вы бродили по парку. Ну и напугали же вы нас! Но ведь вы никому не скажете, не правда ли?
В ожидании моего ответа они сверлили меня глазами. Я недолго думала.
– Обещаю, я ничего не скажу. Надеюсь, хоть кто-то из вас доверяет мне?
К флигелю я подошла, окончательно успокоившись. Отныне, когда я услышу среди ночи голоса из парка, я буду знать, что компания бабушек и дедушек собирается доставить себе несколько мгновений радости. Рафаэль шел рядом со мной.
– Вполне может быть, что причиной той ссоры в столовой между двумя старушками была подпольная торговля кокаином…
– Ну да! А Арлетта глухая, потому что закладывает себе в уши порошки с ЛСД!
Он едва сдержался, чтобы не расхохотаться во все горло. Я открыла дверь, и мы вошли в коридор, погрузившись в полную темноту. Никому из нас не пришло в голову включить свет. Я поставила ногу на первую ступеньку лестницы.
– Спокойной ночи, – прошептала я, сама не зная почему, ведь во флигеле, кроме нас, никого не было, Марин ночевала у Грега.
Далее все произошло во мгновение ока. Он приблизился ко мне и на секунду впился в мои губы, затем вытащил ключ из кармана и исчез, оставив меня наедине с трепетом в душе.
74
Я присоединилась к Луизе, Густаву и Элизабет за игрой в скраббл. Применяемые в «Тамариске» правила игры адаптированы к возрасту наших пансионеров. Долой песочные часы, каждый игрок тратит столько времени, сколько хочет, чтобы подобрать слово. Мы только что начали партию, а мне уже невмоготу.
– Луиза, ваш ход, вы думаете уже шестнадцать минут.
Она перебирает буквы, формирует слово, потом другое, глубоко вздыхает, ей ничего не подходит, а если попробовать вот так…
– Я могу поменять буквы? – спрашивает она наконец.
– Да, можете, но в таком случае вы пропускаете ход, – отвечает Элизабет.
– Даже если я поменяю всего две буквы?
Лучше бы я сопровождала занятия по макраме.
Через десять дней все закончилось тем, что она составила слово «алло» с «о» из «ночь» Густава и получила четыре очка за минуту обдумывания. Дешево ей обошлась эта минута.
Теперь моя очередь. С «а» Луизы я составила слово «арбуз». Скраббл.
– Везет новичкам, – пробормотала Луиза, самый плохой игрок.
– Или ей в любви не везет! – ухмыляется Густав. – Хотя, кажется, у нее дело идет на лад с внуком Розы…
Обе женщины, как по команде, кивают головами.
– Да, я тоже заметила! – продолжила Элизабет. – В тот вечер у них у обоих глаза так и сияли…
– Болтаете невесть что! – воскликнула я. – Пора завязывать с косячками, а то у вас скоро галлюцинации начнутся… Элизабет, ваша очередь. Если мы будет продолжать в том же темпе, мы до ночи не закончим.
Старик посмотрел на меня с заговорщицким видом, как будто зная, что я знаю, что мы с ним заодно. Элизабет выставила свое слово.
– К, О, Л, Ь, Ц, О: «кольцо», мой счет удваивается.
Густав надолго погрузился в глубокие раздумья – этого времени ему бы с лихвой хватило на то, чтобы поджарить цыпленка. Потом он начал подбирать буквы.
– «Обручение» с «о» Элизабет и «р», десять очков.
Луиза стала соображать быстрее и удачно вставила «огурец», что позволило ей также заработать очки. Потом я вставила свое «предложение», а Элизабет слово «невеста».
А в это время Густав шарил рукой под столом. Наступил самый ответственный момент. Элизабет посмотрела на меня, взволнованно улыбаясь, пока Луиза перебирала жетоны в поисках подходящего слова. Старик выложил первую букву. Потом вторую… Потом десятую…
– Но у тебя слишком много букв! – удивилась ничего не понимающая Луиза.
На доске на фоне белых квадратов черными буквами Густав выложил свое предложение руки и сердца:
ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ ЗАМУЖ
Луиза встала и прижала руки к лицу. От удивления ее глаза вылезли из орбит. Конечно, она поняла смысл слов, написанных на доске, хотя и была к этому совсем не готова. Густав оперся на свои ходунки, чтобы встать на одно колено. Именно этого момента ждал Пьер, чтобы включить «Свадебный марш» и войти в комнату, разбрасывая лепестки роз, в сопровождении почти всех обитателей и работников «Тамариска». Луиза не могла вымолвить ни слова и стояла как парализованная. У Густава навернулись слезы на глаза, у меня тоже. Вокруг новой четы образовался круг.
– Дорогая Луиза, – чеканя слова, проговорил Густав. – Я не собираюсь говорить длинную речь, у нас просто нет для этого времени. Я хочу все дни, которые мне еще остались, прожить рядом с тобой, я не могу не слышать твой смех. Я хочу, чтобы ты была счастлива и до последнего вздоха буду все делать для этого. Дорогая, ты будешь моей женой?
Луиза одновременно и плакала, и смеялась. Она наклонилась, так как ему было трудно подняться. Тишина повисла в комнате. Она положила свою морщинистую руку на щеку старого человека:
– Ничто не могло бы сделать меня счастливее.
Раздались аплодисменты, а я вытерла слезы. Мне так их всех будет не хватать.
75
От: Рафаэль Марен-Гонкальвес
Тема: без темы
Хелло, Джулия,
Как дела?
К сожалению, не мог попрощаться с тобой в воскресенье. Я хотел зайти перед отъездом, но тебя не было дома. Хочу сказать тебе, что провел восхитительный уик-энд.
Бабушка рассказала, что у вас было обручение, хотелось бы мне увидеть это своими глазами!
Что касается моей бабушки, то хотел бы спросить твое мнение: как она, на твой взгляд? Мне кажется, она немного изменилась и повеселела в последнее время. Она даже не стала меня провожать и, как только мы простились, сразу же заперлась в своей комнате. Может быть, что-то произошло? Надеюсь, я ей не слишком надоедаю…
До скорого,
Целую,
Раф.
На самом деле в воскресенье я была у себя, когда он постучал в дверь. Я сидела молча, пока не услышала шум его шагов на лестнице.
Субботний вечер произвел переворот в моей душе, а поцелуй взволновал. Мои чувства пришли в движение. Я должна себя защитить.
Привет, Рафаэль!
У меня все хорошо, надеюсь, у тебя тоже.
Ничего страшного в том, что мы с тобой не попрощались. Меня не было дома, потому что я пошла прогуляться.
Да, Густав сделал предложение Луизе, это был восхитительный момент. Грег снимал на видео, и если захочешь, сможешь все увидеть своими глазами.
Я не разделяю твоих опасений насчет бабушки. Наоборот, мне кажется, она все лучше и увереннее себя чувствует. Может быть, ты принимаешь все слишком близко к сердцу?
Желаю хорошего вечера,
До скорого,
Джулия.
Даже мои налоговые декларации выглядят приветливее. Мне стоило больших усилий держать себя в руках и не распускаться, и я с сожалением нажала на «отправить». Мне так не хотелось обижать Рафаэля. Просто я сама боялась, что меня обидят.
Телефон зазвонил, когда я выключила компьютер. Это Марион.
– Привет, моя козочка! Ты что, забыла свою лучшую подругу? – набросилась она на меня.
– То есть ту, которая за полгода не выбралась навестить меня? Как твои дела?
– Все отлично. У меня столько всего есть, чтобы рассказать тебе. Но это подождет до 7 сентября.
– А почему до 7 сентября? – спросила я, рухнув без сил на диван.
– Потому что ты приедешь в Пар-и-и-иж! Предупреждаю: не смей отказываться, ты же знаешь, как я балдею от тебя. Представь себе, недавно я была на дне рождения Питера, ты его знаешь, это парень Шарлотты Картель. Он суперсноб и все такое, но у него я познакомилась с Жаком Мартеном, не с тем, который умер, разумеется, а с директором Клиники по восстановлению волос в 15 округе. Ты знаешь эту Клинику?
– Не уверена, хотя, кажется, что-то слышала.
– Ну, так вот. Знаешь, оказывается, когда люди начинают терять волосы, они страшно переживают. Держу пари, ты ни за что не догадаешься, зачем я тебе все это говорю: они ищут психолога. Я ему сказала, что лучше тебя им не найти. 7-го у тебя собеседование в одиннадцать часов. Ну, так кто лучшая подруга в мире?
Лучшая подруга в мире – это я. Потому что я не стала портить радостное настроение Марион. Я сделала вид, что пришла в восторг, и принялась горячо благодарить ее, хотя у меня было только одно желание: повесить трубку и зарыться головой в подушку.
