Глава 30
Неподалеку от Обельяновска в лесу находилась лаборатория, в которой царствовал доктор наук Григорий Константинович Огарков. У него было огромное желание избавить людей от болезней. От каких? От всех! Сразу! Одним махом! Прямо скажем, глобальная задача. Господин Огарков принадлежал к славному племени, имя которому – спасители человечества.
Купить одному малышу из бедной семьи игрушку, доставить ему радость в день рождения – это для спасителя человечества слишком мелко. Он мыслит в масштабах планеты, восклицает:
– Ради прекращения всех войн на Земле я готов сгореть на костре, пусть меня сожгут ради общего блага.
Но все вооруженные конфликты в нашем мире остановить невозможно, никто не собирается бросать радеющего за мир гражданина в костер. Не надо делать счастливым весь мир, позаботься о тех, кто рядом: о родителях, детях, друзьях, соседях. Если каждый из нас будет милосердным к своему ближайшему окружению, то в мире не останется брошенных детей, стариков, голодных и нищих людей. Но пойти к одинокой пенсионерке с пакетом продуктов, посидеть с ней, попить чаю значит зря потратить деньги и время. Намного легче кричать о своей сердечной боли за судьбу далеких африканских племен. Болтовня – это всего лишь болтовня, ни копейки из своего кармана не потратишь, ни минуты от собственного времени не откусишь, а гордости через край: я спасаю человечество, а остальные равнодушны, у них душа плесенью покрылась. И потом, ну кто узнает, что ты нищей бабуле батон и сто граммов сыра принес? Неинтересно совершать благие дела тихо. Спасители человечества давно перебрались в Интернет, они мигом откликаются на чью-то просьбу собрать деньги на лечение больного человека, пишут гневные обвинительные строки в адрес врачей, клеймят позором государство, но сами никогда не отправят ни гроша.
Особняком среди людей этой породы стоят ученые, такие как Огарков.
Григорий Константинович окончил два вуза, имел диплом химика и биолога, работал в НИИ, который занимался разработкой новых лекарств, защитил сначала кандидатскую, потом докторскую диссертации, преподавал в институте, пользовался уважением коллег, любовью студентов. Правда, Григорий мог завести речь об универсальной вакцине, восклицал:
– Представьте, один укол, и население земного шара более не страдает от гриппа, инфаркта, инсульта…
Странно было слышать такую речь из уст образованного человека, биолога и химика. Но Огарков не выглядел сумасшедшим, вел себя адекватно. Поэтому, услышав заявление про единую прививку от гриппа и сердечно-сосудистых болезней, окружающие говорили:
– Да уж! Мечтать не вредно, жаль, что такой вакцины никогда не будет. Она существует лишь в фантастических романах.
А потом случилось невероятное. Огарков принес Роберту Ивановичу Полозкову, директору НИИ, заявление об уходе.
Академик изумился:
– Григорий Константинович, что случилось? Вас кто-то обидел?
– Нет, – сухо ответил профессор.
– Что не так? – недоумевал Полозков. – Вы пользуетесь уважением коллег, зарплата достойная, но я могу подумать и о прибавке.
– Не надо, – остановил шефа Огарков, – семьи у меня нет, денег хватает.
– В чем тогда дело? – растерялся Полозков.
– Надо мной здесь потешаются, – сердито ответил Огарков.
– Кто? Немедленно назовите имя, – потребовал Роберт Иванович, – я накажу хама.
– Да все, – отмахнулся Григорий Константинович, – включая вас.
– Меня? – обомлел Полозков. – Если вам показалось, что я сказал…
– Когда я говорю об универсальной вакцине, сотрудники НИИ хихикают, считают мои слова шуткой, – перебил Огарков.
– Вы всерьез о ней говорите? – опешил академик.
– Да! – отрезал Григорий. – Но скоро юмористам придется замолчать. Я приступаю к ее разработке.
– А-а-а, – протянул Полозков. – Григорий Константинович, идея, конечно, заманчивая, благородная… Но, голубчик, подумайте. У нас в научном плане ее нет. Финансирование в бюджет не заложено и…
– Поэтому я и ухожу, – отрезал Огарков, – открываю собственную лабораторию.
– Господи! – выпал из роли интеллигентного академика Полозков. – Григорий! Вы с ума сошли! С таким же успехом можно разрабатывать вечный двигатель.
Огарков встал и направился к двери.
– Пока я не подпишу ваше заявление, – крикнул ему в спину шеф, – подумайте как следует.
– Завтра я не выйду на службу, – буркнул Григорий Константинович.
Академик решил припугнуть сошедшего с ума профессора:
– У вас из зарплаты вычтут.
– И фиг с ней, – перешел на сленг улицы Огарков, – оставьте ее себе.
Откуда Нина, которая рассказывала приемному сыну эту историю, знала мельчайшие подробности их беседы? Кузнецова работала секретарем директора НИИ. Чтобы услышать, с кем и о чем беседует босс, ей всего-то нужно было нажать кнопку интеркома и сидеть тихо. Переговорная аппаратура тех лет современному человеку покажется сродни каменному топору. Но она служила многие годы без поломок, простой безотказный аппарат.
Нина никогда не шпионила за Робертом Ивановичем, но случай с Григорием Константиновичем был особенный. Почти десять лет Огарков и Нина жили вместе, что являлось полной тайной для всех окружающих. Зная нежелание любовника делиться хоть какой-либо информацией, связанной со своей научной деятельностью, Ниночка решила узнать, о чем Огарков будет беседовать с Полозковым. Весть об уходе Григория из НИИ ошеломила секретаршу. Вечером она налетела на него и потребовала ответа. Григорий нехотя заговорил. Да, он решил открыть в лесу у городка Обельяновск, неподалеку от Фурска, лабораторию. Почему именно там? У Григория был брат Константин, известный художник. Фамилия Огарков показалась ему не особенно красивой, поэтому живописец творил под псевдонимом Майский, рисовал портреты вождей советского народа, как самых больших, так и мелких. Власть любила и баловала его, жены и дочери партийного руководства зазывали в гости. Чем мастер им угодил? Дамам хотелось красоты, роскоши, но в советские годы высокопоставленные мужья запрещали членам своих семей демонстрировать достаток. Спутницы жизни прилюдно появлялись под руку с властными супругами считаные разы в год: на концерте в честь очередной годовщины установления советской власти, в день выборов в Верховный Совет, на премьере балета в Большом театре. И всякий раз приходилось надевать простое платье и украшаться скромным жемчугом. Бриллианты спали в сейфе, шубы в холодильниках. А теперь скажите, какой смысл владеть камнями-мехами, если не имеешь возможности показать их? А Майский предлагал:
– Давайте сделаем ваш парадный портрет: бальное платье, колье, кольца, браслеты…
Работал живописец очень быстро, беззастенчиво льстил заказчицам: убирал вторые подбородки, сглаживал морщины, шлифовал фигуры. В результате вместо шестидесятилетней колоннообразной дамы получалась едва отметившая сороковой год рождения стройная женщина с осиной талией, вся в соболях и алмазах. Картина торжественно вешалась в спальне, и вскоре заказывалась новая для гостиной, третья в спальню. Вслед за большими вождями портреты заказывали и мелкие. Майский никогда не сидел без работы. Он жил в достатке: огромная квартира в центре Москвы, роскошная дача на Пахре, охотничий дом с огромным участком в лесу около Обельяновска, коллекция произведений искусства, состоящая из картин, на которые облизывались Третьяковка и Эрмитаж, еще были милые мелочи: запонки, зажимы для галстука с бриллиантами, дорогие перстни, уникальные часы, старинная мебель, кузнецовские сервизы. Жилье художника походило на музей.
У мастера не было ни жены, ни детей. По Москве упорно курсировали слухи о нетрадиционной ориентации Кости. Но такие всегда распускают о мужчинах, которые не желают открыто демонстрировать любовниц. Константин просто не хотел ни о ком заботиться, единственный, кого он нежно любил, был младший брат Григорий. Поэтому, услышав из уст врача страшный диагноз, Майский все завещал ученому и до последнего дня не рассказывал ему, что смертельно болен.
После вступления в права наследства Григорий решил осуществить свою мечту, создать универсальную вакцину. В помощники себе Григорий Константинович пригласил своего лаборанта Савелия Михайловича Разгонова и любовницу Нину.
Кузнецова обожала профессора, верила, что тот изобретет чудо-вакцину. Нину не смутило, в какой форме Огарков предложил ей сотрудничать. А произнес ученый такие слова:
– Если хочешь, перебирайся в Обельяновск, купи дом, начинай разводить лабораторных мышей, они мне понадобятся, буду их у тебя покупать. Ежели решишь остаться у Полозкова секретаршей, то пожалуйста. Но в этом случае мы не сможем часто видеться. Я намерен жить в доме, где находится лаборатория, кататься в Москву ради тебя не собираюсь.
Нина любила Григория, понимала, что его не переделаешь, он таков, каков есть. Но, несмотря на отсутствие иллюзий, Кузнецова все же надеялась, что рано или поздно Огарков предложит ей руку и сердце. Поэтому она быстро продала московскую квартиру и перебралась в Обельяновск, купила там избу. Григорий не предложил любовнице материальную помощь, он тратил деньги только на свой безумный проект.
