17

Вурдалак швырнул меня в камеру. Упав, я приложилась предплечьем о кости. Скрипнул ключ.

– Никакой тебе кроличьей крови, девка, пока не научишься руки при себе держать! – взвизгнул он. – И никакой еды!

Он ушел, а я осталась с ощущением тошноты и отчаяния. Внутренности горели, как если бы что-то изнутри обжигало их.

– Давай, придумай что-то. Это ведь старая темница, – пробормотала я, безуспешно расшатывая прутья.

После нескольких попыток слабость овладела телом. Руки опустились, а в голове было пусто. Ни одной идеи.

«И как только ты вообще столько лет прожила? – спросила Наташка. – Такие слабачки, как ты, обычно сразу помирают. После рождения!»

Конечно, в реальной жизни она остра на язык, но она бы никогда не сказала ничего столь обидного. Я приложила руку ко лбу и стерла пот. Рано сдаваться. Никто в сказках просто так не перестает пытаться и искать выход. Царевичем может овладеть грусть-тоска, но всегда найдется тот, кто направит его на верный путь.

В моих волосах что-то шевельнулось. Я вздрогнула и притронулась ладонями к голове. Если это насекомое, то я просто сброшу его на пол. А если…

– Ай! – нечто куснуло меня за палец и вцепилось в него.

Я поднесла руку к глазам и увидела маленькую змейку с рогами и крыльями. Она больше напоминала ящерицу, чем настоящую змею. С трудом отлепив ее от пальца, я сжала ее за шейку под головой. Тварь зашипела, но зубов у нее было мало, прорезалось всего два.

– Что ты такое? – спросила я.

Существо показало мне длинный раздвоенный язык и дернуло тельцем. Только сейчас я заметила на его голове маленький красный хохолок, а на хвосте – несколько темно-зеленых перьев. Знакомый силуэт наложился на знания о сказках.

– Василиск?..

Тварь задергала лапками и принялась истошно шипеть. Я отпустила ее на землю, и Василиск сбежал под старое сено. Его желтые глаза светились в темноте, как подобает глазам хищника.

Я села в угол и смотрела в одну точку. Так продолжалось долгое время, пока Василиск, наконец, не выбрался из-под сена и не подбежал к одной из фаланг чьего-то пальца. Он схватил кость и заглотил целиком. Я видела, как его маленькие глотку и тельце растягивает из-за размера пищи.

Так он бегал с места на место, пока не съел несколько костей и не замер, как это обычно делают игуаны.

– Эй, малыш, – я взяла маленькую косточку, покрытую странной слизью, и поманила его к себе. – У меня есть угощение…не хочешь?

Василиск повернул голову, моргнул и чуть сдвинулся с места.

– Ну же, еще немного…иди сюда, – я постучала косточкой по земле.

С трудом волоча пузо по полу, Василиск подбежал к косточке, раззявил пасть и проглотил угощение.

Пока он переваривал пищу, я подняла его и посадила на ладонь. Если раньше он почти ничего не весил, то сейчас заметно потяжелел.

– Как ты оказался у меня на голове, малыш? – спросила я, поглаживая его указательным пальцем по голове между рожек. Они росли почти над его огромными круглыми глазами и забавно подергивались.

Василиск высунул язык и лизнул раскрытую ладонь. Я улыбнулась. В месте, где остался слюнявый след, начало жечь. Сначала я поморщилась, а потом вытерла руку об одежду, но кожу все равно прожигало. Я оторвала от рукава платья ткань и наскоро перевязала руку, не зная, что делать. Воды не было, а инфекция мне сейчас была не нужна.

– Малыш, что не так с твоей слюной? – спросила я.

Фокус с головы Василиска сместился, и я увидела решетки камеры. Руку все еще жгло, но любопытство и желание сбежать отсюда перекрыли боль.

– Давай ты мне немного поможешь, – сказала я, выдохнула и взяла его за шею, – высунь язык и лизни эти прутья.

Василиск лениво сделал то, о чем я просила. Металл зашипел и его разъело. Не дожидаясь полного эффекта, я заставила существо лизнуть еще несколько прутьев, а когда они достаточно прохудились, я дотянулась Василиском до верхних краев решетки. Спустя несколько минут я подтолкнула прутья, и они со звоном упали на пол темницы.

Усадив Василиска на голову, я подобрала полы платья и оборвала их, затем разобралась с кринолином. Не хватало еще запутаться в одежде и застрять где-нибудь посреди ночи. Не теряя времени, я вылезла наружу.

«Кощей ждет, нельзя больше задерживаться!» – думала я, на ощупь пробираясь ко второй решетке, ведущей в сад замка.

«Неужели ты начала действовать и перестала ныть?» – среагировала Наташка.

– Если бы ты еще и огнём умел дышать, было бы здорово, – пробормотала я, чувствуя, как цепкие лапки держатся за мои волосы, царапая кожу на голове.

Наконец появился свет в конце туннеля – луна просвечивала сквозь решетку. Подергав ее, я поняла, что она заперта.

– Еще один заход, малыш, а потом я тебя отпущу, – пообещала я, потянувшись к голове.

Свет закрыло что-то огромное. Прежде, чем я успела что-либо понять, когтистые лапы вцепились в решетку и сорвали ее с петель. На меня смотрела медвежья морда. С ее клыков капала слюна.

Я стояла с поднятыми руками, трясущимися коленями и не в силах вдохнуть. Грудь жгло от недостатка кислорода. Медведь протянул лапы, схватил меня и перебросил через плечо. Я замахала руками и ногами, заколотила его кулаками по мускулистой спине, которая оказалась человеческой.

В детстве я очень боялась Иванушку из «Морозко», когда он превратился в медведя. Сейчас же произошло то, что скорее всего станет моим новым кошмаром – я встретила этого «Иванушку» наяву.

– Пусти меня!

Вместо ответа он зарычал и зафыркал, а после дернулся так, что я сползла ему на спину. Медведь встал на четыре лапы и побежал. Я вцепилась в него, обвив руками за талию, а ногами за грудь.

«Всадники обычно сидят за головой коня, а не за его задницей!» – засмеялась Наташа.

«Я тебя когда-нибудь убью!» – подумала я.

Скорость становилась все больше, сердце стучало, словно сумасшедший барабанщик, решивший повеселиться и выбить самый быстрый ритм из всех возможных. В ушах звенело.

Болотная местность сменилась снежными сугробами. Голове стало холодно, нос и щеки тут же замёрзли. Стопы и вовсе перестали ощущаться.

Шипение Василиска мне удалось различить не сразу. Из-за звона в ушах и резкого холода я не могла сосредоточиться. Когда я попыталась поднять одну руку, медведь подскочил, перепрыгивая упавшее дерево, и я чуть не улетела в сугроб.

– Помоги мне, – шепотом попросила я, стягивая с головы Василиска. Его лапки запутались в моих волосах и мне пришлось выкручиваться, чтобы не упасть и не сломать себе и ему что-нибудь.

Наконец, Василиск оказался у меня на ладони. Я посмотрела в его большие глаза.

– Прошу тебя, лизни ему кожу, – шепнула я, поднесла существо поближе и поцеловала в нос. Затем отпустила его.

Василиск пополз по торсу медведя вверх, остановился на его шее, где человеческая плоть сливалась с медвежьей, и смачно лизнул.

Медведь взревел, встав на задние лапы. Я слетела в сугроб, отпечатавшись на нем в форме ангела. Холод подстегнул мое желание выжить и вскоре я уже бежала, куда глаза глядят, по колено проваливаясь в снег.

Знакомый шелест крыльев заставил меня вскрикнуть и пригнуться. Но ничего не произошло. Когда я обернулась, то увидела медведя, борющегося с полчищем летучих мышей-вампиров.

«Это мой шанс!» – отвернувшись, я побежала в сторону деревьев.

Каждый шаг давался мне с таким трудом, какого я никогда в жизни не прикладывала. Все тело трясло от холода, ноги отнимались, а легкие изнутри словно покрывались морозными узорами, как оконное стекло.

Дышать становилось больно и тяжело. Когда из меня стали доноситься болезненные хрипы, я остановилась. Сознание уходило в черный удлиняющийся коридор. Я упала на колени, поползла на четвереньках по снегу. Когда ладони коснулись травы, я упала без сил.

Сквозь дурман Кощей слышит голос Таи. Настороженный, недоверчивый, но ставший родным. Он качает головой, пытаясь пробудиться, но чувствует прикосновение губ к своим. Чужих губ.

Если поцелуи Таи были горячими, настойчивыми и в то же время робкими, то этот поцелуй был пропитан ядом. Ядом, который забирал его настоящую суть, и ядом, которым Кощей ни за что на свете не хотел бы травиться.

Он ощущает обжигающую пульсацию кольца и все проясняется: Кощей видит перед собой Ягиню, жадно сминающую его губы. Он отталкивает ее, и кольцо, совершив выброс магии, усиливает эффект.

– Больше не желаю тебя видеть. Никогда! – говорит Кощей, пока Яга приходит в себя.

Он выбегает из избушки, свистом подзывает к себе Буяна и запрыгивает на него, берясь за поводья.

– Если ты уедешь искать ее, я больше не буду сдерживаться! – кричит Яга, появившись на пороге. Ее растрепанные волосы, развеваемые ветром, похожи на змей Медузы Горгоны.

– Ты никогда не держала себя в руках, Яга, – отвечает Кощей, – и, если Тая пострадает из-за тебя, я нарушу все проклятья и запреты, чтобы тебя умертвить.

Он пришпоривает коня. Буян ржет, поднимаясь на дыбы, и мчится в лес.

Ягиня в ярости. Она хватает вазу, недавно тщательно склеенную, и швыряет ее в стену избушки. Та недовольно скрипит ставнями, переминаясь с лапки на лапку.

– Заткнись! – кричит Яга и прыгает по полу, с силой ударяя голыми стопами по дереву. – Заткнись! Это я должна быть царицей! Я! За все, что я ему сделала! А он этого не ценит!

Избушка затворяет ставни и с грохотом присаживается, отчего Яга чуть не падает.

– Ну и хрен с тобой! – кричит она. – Можешь и дальше обижаться! Ненавижу вас всех. Добренькие, чтоб вас Лихо сожрало!

Ягиня выходит на порог и поднимает руки к небу.

– Немедленно явитесь ко мне, жалкие приспешники! – кричит она, и ее голос раздваивается, будто ей владеет нечистая сила.

Из неба к земле устремляются две молнии. Они ударяются оземь подле Яги и распадаются на части, собираясь в силуэты из искр.

Первым обрисовывается Вурдалак: запыхавшийся и посеревший еще больше с их последней встречи. Вторым проявляется Берендей: израненный и искусанный летучими мышами. Оба стоят на одном колене, склонив голову, и никто не решается первым посмотреть в глаза хозяйке.

– Вы, ничтожные дураки! – кричит Яга, ударяет по лысине, затем по медвежьей голове тяжелой рукой. – Вы оба поклялись служить мне! Оба обещали избавиться от этой девки и что вы сделали?! Предали меня ради того, чтобы самим попытаться стать царями?! Да вы хоть представляете, что я могу с вами сделать?!

Она взмахивает руками, и Вурдалак с Берендеем взмывают в воздух. Они хватаются руками за шею, пытаясь снять невидимые путы, но Ягиня, стиснув зубы, продолжает их душить. Когда глаза у обоих начинают закатываться, она опускает руки, и они падают на землю, громко втягивая воздух носами и глотками.

– Посмотрите на себя! Два жалких мужика, неспособных справиться с собственными замками! И почему я пятьсот лет тащу вас на своем горбу?! Жалкие отпрыски некогда великого царя.

Вурдалак поднимает голову первым и подползает к ней на коленях. Он берет иссушенными пальцами руку Ягини и целует ее.

– Мы не оправдали твоих надежд, Яга, но мы это исправим! – клянется он, смотрит на нее и в его глазах она видит странный блеск – символ того, что Вурдалак что-то задумал.

Берендей рычит и замахивается лапой, но Вурдалак уворачивается и когти раздирают воздух.

– Что? У меня все было под контролем! А ты, кусок болотной тины, все порушил! – кричит на него Вурдалак, скалясь и показывая острые зубы.

Ягиня закатывает глаза и отходит, чтобы понаблюдать за их представлением.

– Ты хоть представляешь, чего мне стоило стащить ее? Сам-то ты где был? Между прочим, тут ты у нас – сила есть, ума не надо!

В ответ Вурдалак получает удар по лицу. Берендей ревом изрыгает на него слюни из огромной пасти. Яга усмехается, щелчком пальцев подзывает к себе метлу и садится на нее. Она ждет несколько минут, пока израненный медведь впивается в тощую ногу Вурдалака, и хлопает в ладони.

– Перестаньте! – ее голос эхом улетает ввысь. – Если продолжите рвать друг друга на мелкие кусочки, мы никогда не найдем эту сбежавшую «царевну». Ты, – она указывает на Берендея, – подойди.

Медведь нехотя отпускает ногу брата и идет к Яге. Она прикладывает руки к его морде, закрывает глаза и шепчет слова на непонятном ему языке.

– Говори, – приказывает она, – отныне и навеки ты больше не будешь зверем с человеческим телом, но лишенным речи.

– Она потерялась в Зимней роще, – отвечает Берендей и удивляется звучанию собственного голоса: мягкому, тихому и с нажимом. – Я смогу отыскать ее, если ты поделишься со мной силой.

– Силой? Какой именно? – спрашивает Ягиня.

– Усиль мой нюх, и тогда снег и влага не будут для меня помехой.

Яга качает головой, в раздумьях закрывает глаза.

– Вы уже нарушили данные мне обещания. Не в первый раз вы бросаетесь на лакомый кусочек, предпочитая его мне, – говорит она, – так с какой стати мне помогать вам теперь? Что ты дашь мне, если я соглашусь одарить тебя?

Берендей переглядывается с Вурдалаком. Тот, потирая ногу, кивает ему, поддерживая план. Сколько бы они ни дрались, еще будучи живыми, а теперь мертвыми, они понимали друг друга без слов тогда, когда это было нужно.

– Я принесу тебе то, чего ты так сильно желаешь, – клянется Берендей.

– И что же? – спрашивает Яга.

– Голову Кощея. Тогда он не сможет от тебя сбежать.

Утреннюю тишину нарушает разрастающийся смех. Ягиня смеется, захлебываясь, и вскидывает руки к небу.

– А когда вы припрете мне его голову, я хочу, чтобы вы убили эту девчонку! – требует Яга, подзывая к себе Вурдалака. Он встает на одно колено и смотрит на нее. – Тогда никто не помешает мне стать царицей Тихой рощи.

Яга склоняется между братьями так, чтобы оказаться на уровне их ушей. Они не смеют лишний раз шелохнуться.

– А если вы опять решите предать меня, – шепчет она, улыбаясь, – я лишу вас всего, что приносит вам радость, – и взлетает на метле.